Почему Путин делает ставку на консерватизм и как это связано с Русской национальной идеей?
В своей «валдайской речи» в нынешнем году президент России Владимира Путина, как всегда, отметил главное – привычный нам мир меняется. Причем перемены носят не просто глобальный, а в подавляющем большинстве системный характер.
Это не временные флуктуации, бороться с которыми можно опираясь на ранее накопленный опыт. Происходит переход количества в новое качество. Это та самая эпоха перемен, жить в которую китайская мудрость не рекомендует. Но тут уж ничего не поделать. Как метко сформулировал Александр Кушнер: времена не выбирают, в них живут и умирают.
Нельзя сказать, что перемены стали внезапными. Они шли всегда. Рабовладельчество рассыпалось под ногами феодализма. Он, в свою очередь, уступил мир капитализму. Научно технический прогресс ускорял темпы преобразований. Согласно официальной хронологии, рабовладельческий строй существовал с VIII до нашей эры по V–VI век нашей.
Если не считать Китай, то наступивший потом феодализм просуществовал примерно с падения Римской империи в V веке до так называемой «Весны народов» 1848 года. Если на рабовладельческую эпоху пришлось около 1300 лет, на феодальную – почти столько же, то капитализм к своему сегодняшнему системному кризису пришел всего менее чем за 200 лет.
Впрочем, это не удивительно. Технологии сжимают время. В 1552 году, чтобы собрать 150-тысячное войско и привести его к Казани, царю Ивану IV Грозному потребовалось около четырех месяцев. Через четыре века, при подготовке Берлинской наступательной операции в 1945 году, командование РККА за 11 дней перебросило четыре общевойсковые армии, численностью свыше 3 млн человек на 350 километров из района городов Данцинг и Гдыня на рубеж реки Одер. А в нынешнем году в рамках стратегических учений «Запад 2021» свыше 250 тыс. человек и 350 единиц наземной боевой техники было переброшено за 230 километров уже менее чем за 30 часов.
Еще каких-то три сотни лет назад трансконтинентальная торговля охватывала лишь предметы роскоши, вроде шелка, чая, специй. Сегодня 90% всего потребления состоит из продуктов, произведенных далеко от того магазина, в котором они покупаются. А не менее 70% - далеко от той страны, в которой этот магазин находится.
Но главный опыт заключается в другом. Перестают работать практически все торгово-экономические, финансовые и военно-политические механизмы, созданные после Второй мировой войны.
Коронавирус буквально в считанные недели разрушил десятилетиями складывавшийся механизм торговых и производственных связей. Из-за технической неполадки обрушились магистральные маршрутизаторы, отвечавшие за координацию сетевого трафика между дата-центрами Facebook. Что обернулось прекращением работы не только конкретно этой социальной сети, но и множества связанных с ней сервисов.
Досталось и несвязанным. Последствия проблемы до сих пор регистрируются по всему Интернету. Казалось бы, подумаешь, какая-то сеть для публикации фотографий, но тут выяснилось, что на нее, и другие аналогичные сервисы, только в России прямо завязано, по крайней мере, 15% малого и среднего бизнеса.
А хуже всего, что под угрозой оказался элементарный здравый смысл, лежащий в основе базового мировосприятия, опираясь на которое люди вырабатывают и воспринимают идеи, далее становящиеся отправными точками и последующими целями уже для управленческих решений.
Евросоюз почти десять лет активно воплощал у себя концепцию «зеленого энергоперехода» в сочетании с идеей абсолютизации свободного рынка. Предполагалось, что это даст европейскому потребителю сочетание неограниченного доступа к дешевой энергии с повышением экологической чистоты окружающей среды.
Все попытки рационально объяснить европейцам системные логические ошибки «зеленой концепции» успеха не имели. В результате ЕС сегодня получил глубочайший энергетический кризис, грозящий не просто повышением безработицы из-за чрезвычайной дороговизны электричества и природного газа. Есть все основания ожидать, что по причине критичного дефицита элементарного отопления многие европейцы эту зиму рискуют не пережить физически.
Происходящее ставит перед Россией базовый вопрос – как жить дальше? Распад СССР в 1991 году означал не просто прекращение существования государственной структуры Советского Союза. Он ознаменовал собой признание обществом несостоятельности идейной концепции построения коммунизма. «Правильным» был признан капитализм.
О степени его «правильности» можно спорить, однако нельзя отрицать, что крушение советской системы нагляднее всего продемонстрировало, что в основе любых глобальных процессов, включая экономику, лежат идеи. Точнее сказать, экономика остается одинаковой, но именно идеи осуществляют итоговую настройку всего многообразия сложного механизма экономических отношений. Во всех смыслах – от отношений между отдельными людьми до взаимодействия между социальными группами, и даже между общество и государством.
И вот сейчас Россия стоит перед необходимостью сформулировать для себя новую идею. Называйте ее как хотите: советская мечта 2.0, идея Русского мира, новый социализм, национальная идея, с приставкой – русская, или без нее. Главное, что именно сейчас настало время определиться с ценностями, которые должны служить отправной точкой в будущей долгосрочной общественно-социальной и общественно-экономической системе фундаментальных представлений «о добре и зле, о том, что правильно, а что – нет».
Основная проблема здесь заключается в либеральной демократии, за полвека своего доминирования, особенно за последние два десятка лет, убедившей людей в том, что любое развитие – это перемены, которые всегда идут во благо обществу.
Одним из ключевых параметров оценки необходимости перемен является субъективное восприятие «народу надоело». Например, народу надоело государство. Любое, как системное явление. Оно постоянно вводит бюрократические ограничения, меняет законы, ограничивая свободу граждан делать все, что им заблагорассудится, устанавливает какие-то границы с таможнями, грабит через налоги.
Словом, слишком много всего отбирает и недопустимо мало дает. И вообще самое правильное быть гражданином мира, максимально полно собирая плюшки там, где их дают, и предельно масштабно избавляясь от любых обязанностей, исполнение которых человеку (или фирме) не нравится.
Однако сейчас оказалось, что вызванные этими «нехотелками» перемены привели совсем не к тому, что декларативно ожидалось. Перемены пошли совсем не на благо. Борьба против белого расизма обернулась таким же расизмом, только черным. Стремление к защите прав женщин привело к ущемлению прав не только мужчин, но, что парадоксально, и самих женщин и даже детей.
Огульно бездумная борьба «за защиту прав детей» начала вообще отрывать детей от родителей в семьи извращенцев. А требования пересмотра роли и места людей в семье уже прямо подрывает фундаментальную основу общества в целом, превращая его в толпу, перманентно воюющую в режиме «все против всех».
Ничем хорошим все это закончиться не может. Наглядным подтверждением тому служит происходящее сегодня в западном мире. Что и заставляет задуматься «а надо ли оно такое нам»? И, если нет, то каким путем дальше должна идти Россия?
Нельзя сказать, что об этом никто не задумывался раньше. Разговоры о необходимости формирования собственной Русской национальной идеи ведутся давно. Но, к сожалению, они все больше напоминали «блуждание в трех соснах». С откровенной путанице в смысловом понимании терминов «русская» и «национальная» в области разницы между нацией, как результатом буржуазного механизма самосознания общества, и национальностью как этнической категорией.
Грубо говоря, копья ломались вокруг неопределенности: русские это кто – все граждане России, вне зависимости от содержания «пятой графы», или только этнические русские, а все остальные представители из почти 190 проживающих в России народов и народностей – нет?
А еще – в какой стране мы все вообще хотим жить дальше? В социалистической, как в СССР, «только без недостатков советской социально-политической системы»? В капиталистической, «только без недостатков концепции капитализма»? Или может быть в идеализированной монархии, «только без хруста французской булки»? А то вовсе в откровенно выдуманной сказке про некую посконную «Древнюю Русь» с картузами, кокошниками, косоворотками и тотальным деревянным зодчеством?
И вот тут получается, что, кроме здорового консерватизма, никакого иного пути для России в будущее попросту не существует (РУССТРАТ об этом писал на днях тут и тут).
Впрочем, не стоит путать консерватизм с черносотенностью. Консерватизмом он является только по отношению к нынешней западной либеральной постмодернистской культурной вакханалии.
Той, где «родитель один и родитель два», где родители выставляются тиранами по отношению к несчастным детям, где семейные ценности открыто называются устаревшим атавизмом, где «электричество берется из розетки, а тепло – из радиатора», где граждане имеют неоспоримые права просто по факту своего рождения и без малейшей зависимости от размера своего вклада в общий социум, и где любое, даже на всю голову больное, меньшинство наделяется большими правами, чем прочее уверенно стоящее на ногах большинство.
А самое главное, что в качестве естественной нормы постулируется прямой отказ от здравого смысла. Например, когда объем гражданских прав требуется безгранично расширять, а количество гражданских обязанностей, при этом, как можно сильнее уменьшать, в идеале – вообще до нуля.
В этом смысле абсолютная убежденность в неоспоримости права и закона, необходимости иметь обязанности, запреты и табу и желания сохранить традиционные основы собственного мира и есть консерватизм. Во всех смыслах – от баланса и смыслового содержания понятия прав, включая их тесную взаимосвязь с понятием обязанностей, до неразрывности связи понятий общества и государства.
Коронавирус наглядно показал неприемлемо низкую эффективность корпоративных и всяких там общественных надгосударственных структур в области решения сложных, в особенности крупномасштабных и кризисных задач.
Он же продемонстрировал, что степень эффективности вообще всех социальных институтов (от индивидуальных, до общественных, политических и административно-государственных) теснейшим образом зависит от четкости и прочности связи системы человек – общество – государство. В любых ее аспектах: общественном, социальном, экономическом, нравственном.
Связи не столько юридической, то есть основанной на публично сформулированных нормах закона и эффективности социально-государственного механизма принуждения к их соблюдению. Сколько вытекающей из одинаковости восприятия всей совокупности фундаментальных ценностей на каждом из уровней, от индивидуального до социально-политического.
Многие часто повторяю поговорку про то, что чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят. Но мало кто задумывается об ее реальном смысле. Не мусорят почему? Потому что штрафы за нарушение большие и по надзирателю на каждые десять метров, как, например, в Сингапуре? Или потому что сами люди считают «мусорение» лично для себя таким же принципиально недопустимым поведением, как, скажем, есть немытое или путать кухню с отхожим местом?
С другой стороны, чтобы не свалиться «в черносотенность», консерватизму необходим «здоровый подход», учитывающий происходящие цивилизационные и технологические перемены, а также осознающий здравого анализа накопленного опыта. Любого. Социального. Экономического. Политического.
Например, что руководителя следует менять не потому, что он «уже сколько-то сроков поуправлял», а прежде всего на основе оценки итогов его работы, а также факта наличия лучших кандидатов. Лучших не потому, что из обещания красивее, а по причине наличия положительного опыта их предыдущей работы.
Также опыт требует признания устарелости «социальной концепции классов по Марксу». Любая внутренняя борьба всегда разрушает общество. Опять же, она зачастую противоречит элементарной логике. Например, все недовольные уровнем своего материального положения (не только в России, но и в мире в целом), требуют «больше денег». Зачем? Чтобы лучше жить, лучше в смысле расширения доступа ко все более многочисленным материальным и социальным благам.
Но, по сути, это и есть стремление к богатству. Причем, как показала практика скандинавских экспериментов с «безусловным доходом», обретя его, у большинства граждан усиливается желание перестать работать, превратившись в обыкновенных рантье. То есть стать точно такими же «богатыми», как те, которых «бедные» яростно требуют «раскулачить по справедливости».
И таких моментов, требующих здравой адекватности, очень много. Проблем с ними две. Во-первых, почти никто не желает их обсуждать действительно открыто. Во-вторых, в этом обсуждении большинство участников откровенно не желает приходить к здравым реалистичным итогам, учитывающим интересы всех. А не только тех, кто настаивает исключительно на «отобрать и поделить».
В этом смысле целесообразно присмотреться к китайскому опыту. Там провозглашено и реализуется на практике построение «общества всеобщего благоденствия». Заметьте, не всеобщего равенства, не бесклассовости, и не какой-то абстрактной социальной справедливости. А именно благоденствия как системы, в которой «хорошо» может жить каждый. Не отменяя при этом ни имущественного неравенства, ни социальных лифтов, ни обязанности трудиться, ни обязательств гражданина перед обществом, и всего прочего.
Вот что должно, в конечном счете, и означает здоровый консерватизм. На базе которого сейчас и должна формироваться национальная идея России. По-другому никак. Чтобы жить «не так как … (в Европе, в Китае, в Африке, нужное подчеркнуть, недостающее дописать)» мы, прежде всего, сами для себя должны четко определить, «чем мы принципиально отличаемся от них». И не просто «для галочки», а действительно так, как сами же хотим жить. Не потому, что так заставляют законы, а, грубо говоря, по велению собственной души.
Источник: РусСтрат.
Рейтинг публикации:
|
