|
Часть 1 (14 марта 2020)
Итак, давно обещанный текст о творящемся на нефтяном рынке. Caveat emptor, букв не просто много, а очень много, не взыщите. Давайте вернемся в 2014-й год, где и были корни нынешних событий на нефтяном рынке.
Тогда достаточно внезапно для многих наблюдателей министр нефти Саудовской Аравии аль-Наими фактически отказался от идеи поддерживать цену нефти. К тому моменту дисбаланс на рынке копился уже на протяжении двух или трех лет, добыча сланцевой нефти, движимая трехзначными ценами, активно развивалась и наконец летом цены стали сползать вниз. Аль-Наими верил, что рынку нужно оздоровление, в ОПЕК были довольно сильные разногласия между СА и Ираном, который считал, что надо сокращать добычу (впрочем, Ирану-то сокращаться не надо было бы, его добыча и так упала из-за американских санкций). Год всем было очень больно, 80-летний аль-Наими поплатился должностью, а на его место пришел 55-летний аль-Фалих, тоже профессионал нефтяной отрасли с западным образованием, прошедший полную карьеру в Сауди Арамко.
Какие-то контакты между Россией и ОПЕК были всегда, но аль-Фалих озаботился выстраиванием этих контактов на новом уровне. Это было довольно радикальным изменением курса. Традиционно саудовцы Россию недолюбливали и не доверяли ей. В 1998-м была попытка пригласить Россию к участию в спасении рынка и сокращению добычи, но тогда, во-первых, правительство было достаточно слабым, а отрасль куда более децентрализованной и приватизированной, так что, если бы политики о чем-то и договорились, то имплементировать это было бы очень сложно, а во-вторых, Россия тогда только-только начинала восстанавливать свою добычу, уполовинившуюся с середины 1980-х в результате экономических и политических бурь того десятилетия, так что, идея об ограничении была бы не очень популярна. В общем, в 1998-м ничего не вышло, но бурный рост китайского спроса и так загнал цену в небеса.
Примерно через год после резкого падения цены в конце 2014-го начались контакты между ОПЕК и Россией, и через год они увенчались образованием ОПЕК+.
Основные идеи тогда были следующие:
- 1) за время бурного роста сланцевой нефти, превышающего темпы роста потребления, в мире накопился большой запас нефти, который давит на рынок, соответственно, нужно принять меры, чтобы этот запас сократить до уровня многолетнего среднего;
2) ОПЕК теперь составляет гораздо меньшую долю мирового производства, поэтому, с одной стороны, если ОПЕК в одиночку будет пытаться значимо влиять на объем предложения, ему придется сокращать свою добычу в слишком большой доле от собственной добычи, а с другой стороны, выгоды от этого будут доставаться в куда большей мере, чем раньше, другим сторонам.
Поэтому нужно договариваться как раз с этими крупными игроками, которые могут поучаствовать в сокрашении добычи и в получении выгод. Со сланцевыми игроками договариваться, разумеется, невозможно, каждый из них слишком мелок и ни о какой скоординированной деятельности с их стороны речь идти не может, а вот с Россией можно.
Формально в России нефтяной рынок либерализован, но на практике даже формально государство контролирует большую долю нефтедобычи через доли владения в Роснефти, Газпром нефти и Татнефти, обладает рычагами давления на нефтяные компании в виде контроля экспортных графиков и доступа к трубопроводам и нефтеэкспортным терминалам, да и менее формальных, но весьма действенных рычагов убеждения у государства для бизнеса в 2010-х было уже достаточно.
С самого начала отношение к сделке по ограничению добычи было в России достаточно смешанным. С одной стороны, действительно низкие цены были болезненны для нефтяных компаний, с другой стороны, на протяжении 20 лет стратегия всех компаний базировалась на непрерывном росте, увеличении масштаба и самостоятельности принятия решений в отношении своей добычной базы. Именно такая история продавалась инвесторам, на это были ориентированы внутренние структуры компаний, в росте состояли амбиции менеджеров.
Декларируемой целью сделки был не управление абсолютным уровнем цен, а "сдувание" пузыря, накопившихся во время бума излишних объемов запасов нефти. С самого начала говорилось, что логическим концом соглашения будет ситуация, когда объем запасов придет к уровню пятилетнего среднего по абсолютному объему или по числу дней потребления (так как глобальный спрос на нефть непрерывно растет, то и "разумному" количеству нефти в хранилищах по миру тоже правильно расти. А какое-то количество нефти на складах необходимо для обеспечения бесперебойности поставок и потребления, возможности маневра по выпускаемой корзине топлив для НПЗ и т.д.).
Честно скажем, объем сокращения, пришедшийся на Россию, был хоть и значительным, но не очень большим. Это было 300 тыс. баррелей нефти в день против уровня октября 2016 года. Саудовская Аравия, страна с сопоставим уровнем добычи, сократилась в конце 2016-го на 486 kbd, а потом несколько раз брала и исполняла добровольные дополнительные повышенные обязательства по снижению. Кроме того, на период сделки пришлись проблемы в Венесуэле, санкции на Иран, гражданская война в Ливии, которые в сумме убрали с рынка еще несколько миллионов баррелей предложения, и в итоге, например, Нигерии и Ираку было позволено не просто не ограничивать добычу, но даже наращивать ее (остальные члены картеля вошли в положение этих стран, сталкивавшихся с проблемами и заявлявших, что их добыча в момент сделки была ниже естественного справедливого уровня).
целом соглашение соблюдалось всеми членами, причем, гораздо лучше, чем в предыдущие итерации. Соблюдала его и Россия, бывали месяцы, когда Россия могла выполнить соглашение на 80% (т.е. произвести не 10950 тыс. баррелей в день в среднем по месяцу, как обещала, снизившись с 11250, а 11010), но в целом уровень исполнения был весьма высокий. В случае России это было связано еще и с тем, что квота для России исчислялась по сумме добычи нефти и газового конденсата, единственной для всех стран-участниц, объем добычи конденсата связан с объемами добычи газа, а они связаны с флуктуациями потребления внутри страны и на внешних рынках и точно их предсказать трудно. С другой стороны, и Саудовская Аравия тоже, бывало, свою добычу увеличивала, например, летом, когда там растет потребление электричества и нефть идет на электростанции. Проверить, сколько добывали разные страны-члены ОПЕК+, крайне просто – за этим пристально следили новостные агентства, в терминалах Reuters и Platts есть специальные страницы, на которых эта информация обновляется ежемесячно.
За два года, к концу 2018-го года цель снизить коммерческие запасы по миру была достигнута. Тогда же цены начали выправляться и тогда же стал заметен ренессанс американской сланцевой нефти, пережившей тяжелое время в 2015-2016 годах и начавшей заметно приращивать добычу. Настал момент задуматься, а что дальше, и в этот момент начали ощущаться трения между двумя ключевыми игроками "большого картеля". Саудовская Аравия каждый раз находила причину предложить, как минимум, продлевать соглашение по сокращению добычи, а вообще-то лучше бы и дополнительно сократить. На фоне достаточно бурного роста спроса в мире (за два года спрос вырос более чем 3 млн. барр. в день) это начинало раздражать российских нефтяников.
С другой стороны, на протяжении 2019-го года Саудовская Аравия добровольно снижала свою добычу, но тоже было понятно, что нести это бремя в одиночку ей не очень хочется.
Становилось понятно, что целью СА является именно поддержание цены на определенном уровне и уровень этот – $70-80/bbl. Эти 70-80 были нужны, в частности, для того, чтобы успешно провести IPO Saudi Aramco по той цене, которая была изначально объявлена, а потом поддерживать цену акций на уровне выше IPO, да и вообще деньги нужны для проведения обширной программы преобразований, задуманных кронпринцем Мухаммадом бин Салманом.
Это шло вразрез с амбициями российских нефтяников к росту и противоречило фундаментальному взгляду России на нефтяной рынок, который состоит в том, что цена 70-80 неустойчива и незащищаема. При такой цене начинает слишком бурно развиваться сланцевая добыча, начинают запускаться другие проекты с относительно дорогой добычей, например, проекты на глубоководном шельфе Бразилии и Гайаны и в итоге ОПЕК встанет перед дилеммой, либо не то, что поддерживать уровень сокращения, уступая не просто весь прирост глобального спроса новым игрокам, но даже больше, либо столкнуться со значительным падением цены.
Первый подход Саудовская Аравия попробовала в первой половине 1980-х, сократив свою добычу с 10 до 2.5 мбд за 4 года, пытаясь компенсировать бурный рост добычи на Аляске, в Мексиканском заливе и Северном море, и в итоге расписавшись в нестостоятельности этого подхода. Правда, потом накопившихся избыточных мощностей добычи хватило на 15 лет, в течение которых цены стояли весьма низкие.
Второй подход означает, что если не сокращать добычу ради цены, уступая каждый раз нападающим на долю рынка, то придется жить в ценовых качелях от $70-80 до $30-40 и обратно с со взлетами и падениями раз в 3-4 года. Тоже, надо сказать, не самая приятная перспектива. Уж лучше жить при стабильных 50-60, потихоньку при этом увеличивая добычу.
Одна из российских компаний, nomina sunt odiosa, особенно жестко выступала против участия в сделке с ОПЕК и каких-либо потолков добычи. Это было связано с ее бизнес-моделью, давно устроенной следующим образом - написать письмо в правительство c идеей "дайте нам адресные льготы, мы на эти льготы увеличим добычу, бюджет в итоге выиграет, взимая меньше налогов с большего пирога". Ну, про "в итоге" это еще придется ждать и смотреть, как оно обернется, но льготы эта компания получала исправно. Но с момента ограничения добычи этот предлог стал не слишком убедительным, в самом деле, какой выигрыш для бюджета от увеличения пирога, если добыча расти не может? Зачем тогда субсидировать более дорогую добычу (если бы она не была более дорогой, ей не нужны были бы льготы). Почему бы не потребовать у этой компании дивиденды побольше, раз ей не так уж и нужен капитал на развитие, ведь добыча расти не может?
Соответственно, представители этой компании, вообще склонной к жестким и силовым методам ведения переговоров регулярно говорили, что в сделке для России вообще нет смысла, а ОПЕК все равно будет сокращать свою добычу, так как им нужнее, фактически, говоря, что Россия может фрирайдерствовать за счет ОПЕК.
Тем временем, в Саудовской Аравии произошли политические изменения. Архитектор сделки ОПЕК+, аль-Фалих, self-made человек с западным образованием, прошедший менеджерскую карьеру в Сауди Арамко, был отправлен в отставку в сентябре 2019-го года. Его сменил один из старших сыновей короля, старший брат Мохаммеда бин Салмана, Абдулазиз бин Салман. Абдулазиз всю свою жизнь работал в министерстве нефти Саудовской Аравии и, разумеется, довольно хорошо разбирается в предмете, но его взгляды и подходы могли изрядно отличаться от аль-Фалиха. Во время декабрьской встречи ОПЕК, на которой было решено оставить уровень сокращения без изменений особой смены курса еще не чувствовалось, все-таки прошло совсем мало времени с назначения, но ужесточение позиции было заметно.
Подготовка к министерской встрече ОПЕК занимает достаточно долгое время. Технический комитет, на котором и озвучиваются впервые позиции сторон, состоялся в начале февраля. В тот момент ситуация с коронавирусом совсем не выглядела угрожающей. Выглядело так, что зона заболевания ограничивается Китаем и даже в Китае оно идет на спад.
Реальной информации о том, насколько же сократился спрос в Китае, на тот момент не было, были только оценки. При этом, сланцевая добыча США, уже демонстрировала замедление и некоторые трудности. Весной спрос традиционно начинает расти, поэтому даже сохранение добычи на прежнем уровне – это демонстрация сдержанности. В общем, все располагало к тому, чтобы оставить все как есть и подождать прояснения ситуации. Если ситуация ухудшится, модно обсуждать чрезвычайные меры до нормализации обстановки. Именно это и предлагала российская сторона. О расторжении сделки речь уж точно не шла.
Но позиция Саудовской Аравии становилась все жестче. Сначала речь шла о дополнительном сокращении на 600 kbd, из которых треть должна была прийтись на Россию. В принципе, это было бы справедливо (при условии, что надо вообще продолжать сокращаться, с чем Россия была не согласна), Россия – это почти четверть совокупной добычи ОПЕК+, но это бы означало почти удвоение того объема сокращения относительно уровня 2016 года, который пришелся бы на Россию.
Насколько я понимаю, в дискуссии о том, сколько следует добывать, даже перед техкомом уже звучали угрозы от Саудовской Аравии, что либо все сокращаются в соответствии с предложениями СА, либо, как это говорится на языке дипломатов, она не будет считать себя связанной прежними договоренностями и предпримет все необходимые действия для защиты своих интересов, т.е. резко увеличит добычу.
Соответственно, когда на министерской встрече была еще раз озвучена позиция ОПЕК (а фактически, Саудовской Аравии) - глубокое сокращение общей добычи на 1.5 mbd до конца года (т.е. заведомо дольше, чем ожидавшийся период сокращения спроса и на весьма большой объем) это было воспринято как попытка заставить всех участников войти в новый режим работы, режим, который считало правильным новое руководство СА, режим борьбы за цену в ущерб объемам.
При этом, выбор был действительно трудным, действительно, какое-то значительное количество нефти уже не было потреблено в Китае за время февральского карантина, так что, запасы должны были вырасти на этот объем, китайский карантин означал замедление глобальной экономической активности, так что, какие-то действия, пожалуй, были бы оправданны. Возможно, на это и был расчет саудовских переговорщиков. Помните, как героиня Раневской предоставляла богатый выбор: "Девочка, ты хочешь, чтобы тебе оторвали голову, или поехать на дачу?". Если убрать со стола опцию умеренных действий и оставить выбор между желаемым для одной из сторон и катастрофичным для всех, сговорчивость остальных может сильно повыситься. Другое дело, что сделки, совершенные под дулом пистолета (ну, или под угрозой гранаты с вырванным кольцом в руках одной из сторон) обычно не очень устойчивы и сильно разрушают доверие между игроками.
Конечно, время сработало сильно против всех участников этой игры. Неделю спустя, в пятницу 13-го, когда стали приходить новости о резком росте заболеваний в Европе, о введении карантинов, когда стало ясно, что грядет сильное замедление мировой экономики, решение о значительном сокращении добычи (хотя, возможно, и не до конца года) выглядело бы значительно более приемлемым и оправданным.
С другой стороны, в российской парадигме рынка нефти снижение предложения на рынке среди разворачивающегося общеэкономического кризиса - это паллиативные меры. Они способны несколько поддержать цену, замедлить ее падение, может быть, остановить несколько выше, чем без мер поддержки, но это разница между 35 и 40 долларов за баррель, даже удержать цены около 55 вряд ли получилось бы, куда уж там поднять выше.
Саудовцы не стали ждать с объявлением войны и сделали это весьма демонстративно, объявив не просто об увеличении объемов добычи, а о дополнительных скидках на свою нефть. Причем, основные скидки были объявлены для продаж нефти с назначением в Средиземное море и Северо-Западную Европу, основные рынки для российской нефти Urals.
Механизм ценообразования на саудовскую нефть довольно непрост, позвольте обьяснить его. Первого марта объявляются скидки или премии на нефть, предназначенную для разных рынков (Европа, США, Дальний Восток). Скидки и премии предлагаются к сортам, определяющим цену для этих рынков. За март собирается книга заказов на объемы отгрузок в апреле, в течение апреля эти объемы отгружаются. Если говорить о европейском рынке, то в мае вычисляется среднее значение цены бумажного фьючерса на июньские поставки Брента на бирже ICE (майский фьючерс в апреле уже не торгуется, ближайший именно июньский), и в мае покупателю выставляется счет, основывающийся на объявленных в марте скидках, и апрельских ценах на июньский фьючерс.
Т.е. в марте скидка объявляется относительно еще неизвестной апрельской цены. Обычно эта скидка уравновешивающая, принимающая во внимание стоимость фрахта от Персидского залива до Европы и отличие в ценности саудовской нефти от Брента для переработчика в данный момент времени (из разной нефти получается разная корзина нефтепродуктов, а относительная ценность бензина, дизтоплива керосина и мазута в отличается во времени). Но в этот раз саудиты выставили демпингующие скидки, обещающие покупателям их нефти пяти-шестидолларовую выгоду на чистом месте по сравнению с покупкой Брент. Причем, как бы низко не упал Брент, выгода все равно будет сохраняться.
Несложно видеть, что в этом вычислении присутствует кольцевая ссылка. Покупателям Брент и любых нефтей, привязанных по цене к Бренту есть смысл отказываться от покупки и переключаться на саудовскую нефть, тем самым, загоняя цену Брента ниже, но делая результирующую цену саудовской нефти еще ниже. И ограничен этот аттракцион невиданной щедрости только объемом предложения саудовской нефти. В принципе, таким образом саудиты достигают трех целей - обеспечивают первоочередное размещение на рынке своих дополнительных объемов, усложняют продажи дополнительных объемов российской нефти и прицельно бьют по выручке России. Впрочем, как мы понимаем, эти результаты достигаются очень дорогой ценой и упускаемой выручкой.
Эти скидки саудитов и послужили причиной такого обвала цены нефти, без этих агрессивных действий цена, возможно, была бы долларов на 5 выше. Попутно, кстати, очень сильно взлетели ставки на фрахт. Во-первых, лишние 2 млн. баррелей в день - это лишний супер-танкер ежедневно. Во-вторых, игроков рынка, похоже, есть ощущение, что распродажей стоит пользоваться и танкеры могут фрахтоваться в качестве плавучих хранилищ.
Кроме того, то, что сейчас происходит - это проверка блефа, причем, и российского, и саудовского. При обсуждении квот и того, насколько они болезненны для разных стран, Россия говорила, что у нее есть значительные остановленные добычные мощности (до 500 kbd) и резервы роста. Соответственно, и цена сокращения для нее выше, чем для других игроков, и так добывающих в районе максимума своих мощностей.
Кроме того, если эти мощности действительно есть, Россия оказывается одним из немногих игроков в мире с возможностью действительно влиять на предложение нефти и способностью материально влиять на цену. Но то же можно сказать и о Саудовской Аравии. 2 mbd готовых к запуску простаивающих мощностей - это мощное оружие сдерживания и мощное успокоительное от тревог насчет дефицита для рынка нефти, если они есть.
Но вспомним, что всего несколько месяцев назад ключевые объекты саудовского нефтяного комплекса были атакованы и все еще есть сомнения, насколько удалось их починить, а насколько СА "добывает" из резервуарных парков. Совершенно точно в несколько недель после атаки СА отгружала нефть из хранилищ. Для резкого увеличения отгрузок в апреле СА, видимо, тоже придется задействовать запасы из хранилищ, вряд ли удастся запустить скважины в таком объеме так быстро.
Так что, реальные максимальные добычные и отгрузочные мощности Саудовской Аравии в steady stateю как и скорость их вывода на полный режим - это не столь очевидная цифра.
На этом позвольте закончить рассказ на тему "что это было". У меня осталось еще несколько тем - что может быть со спросом, предложением и ценами в следующие несколько лет, что происходит со сланцами, что происходит в глобальной экономике в связи с эпидемией коронавируса, работает ли нефтяной картель и способен ли он влиять на цены, но это, видимо, в следующих сериях, а то, честно говоря, я не уверен, что и до сюда кто-нибудь дочитает.
Часть 2 (9 апреля 2020)
Итак, в предыдущей серии обсуждения нефтяного рынка мы остановились на том, что Саудовская Аравия и Россия не договорились, Саудовская Аравия объявила России нефтяную войну и мир приготовился к валу новой нефти на рынке.
Цены упали, но как позже выяснилось, это было только начало. Сейчас весь мир ждет, до чего ж договорятся основные игроки нефтяного рынка плюс США.
Вообще, то, что сейчас творится на нефтяном рынке – это события, по масштабу сравнимые с 1973-м и 1986-м годом. И о них самих, и о тех переговорах, которые шли в марте и идут сейчас, думаю, будут написаны книги и их будут разбирать в университетах и бизнес-школах.
Наверное, я совершаю большую ошибку, вывешивая этот пост за считанные часы до начала переговоров. Их исход достаточно непредсказуем, и что бы я ни спрогнозировал, я рискую сильно ошибиться и поставить свою репутацию аналитика под удар. Так что, я и не буду делать прогнозов, а лишь постараюсь объяснить весь расклад. В принципе, все, что я напишу, инсайдом не является, в том или ином виде это было в различных статьях и открытых или широко распространявшихся записках консультантов, инвестбанков и исследовательских агентств.
Когда СА и Россия спорили в Вене в начале марта, настроения в мире все еще были довольно спокойными. Все еще казалось, что коронавирус – это в целом локальная китайская история, причем, заканчивающаяся. Ну да, сильно замедлившая китайскую экономику, приведшая к снижению китайского потребления на несколько миллионов баррелей в день, создавшая определенный избыток на складах, но не более.
Но с тех пор волна коронавируса превратилась в глобальную пандемию и весь мир стал внедрять карантинные меры в большей или меньшей мере похожие на китайские. И если в начале марта казалось, что основная угроза стабильности нефтяных цен – это избыток предложения, то сейчас такой угрозой является недостаток спроса. Есть разные оценки, насколько спрос в апреле и мае 2020-го будет ниже, чем в феврале, и это при том, что обычно весной потребление нефти начинает расти в преддверии увеличения поездок весной-летом (напомню, что нефть потребляют НПЗ, нефтеперерабатывающие заводы, а не автомобили и не самолеты, соответственно, в этой системе существует некоторый временной лаг).
Все оценки спроса на весну - это прикидки и моделирование, даже по февралю все еще нет надежных реальных данных. Но все эти оценки сейчас показывают диапазон от -15 до -35 мбд (миллионов баррелей в день) относительно февраля. На фоне этого лишние 4 мбд, которые грозились вбросить в апреле на рынок КСА, ОАЭ и Кувейт выглядят каплей в море. Что же происходит?
Карантины практически остановили мировую авиацию, крайне сильно урезали автомобильное движение. А 60% нефти потребляется именно транспортом. Например, только трансатлантическое авиасообщение между Европой и США – это полтора миллиона баррелей в день из ста ежедневного потребления. Авиация в целом – около 8 мбд.
Сразу заметим, что на этом фоне и те дополнительные 2.5 мбд, которые обещает вбросить на рынок Саудовская Аравия, и те 0.5 мбд, которые вроде бы могут дополнительно добыть российские компании, и дополнительные объемы других участников венского альянса – это капля в море. Да, они усугубляют ситуацию, но это другой порядок малости по сравнению с действительно катастрофическим сокращением спроса. Кроме того, у рынка не остается надежды, что сейчас все производители быстро соберутся, договорятся и приведут рынок в баланс. Прямо скажем, этой надежды и так особо не было бы. 45-миллионному ОПЕК+ пришлось бы сократить свою добычу на десятки процентов, чуть не вдвое, чтобы поддержать рынок в балансе спроса и предложения. В одиночку, без участия других крупных производителей, на такой шаг картель не пошел бы, это был бы слишком большой подарок для "безбилетников"-фрирайдеров, в том числе, для самого крупного.
Что сейчас происходит на рынке? Что вообще может происходить на рынке, когда предложение на 20% превышает спрос? Вообще говоря, это уже и рынком не называется, все-таки, цена образуется в тот момент, когда спрос с предложением балансируют. Проблема в том, что спрос и предложение для нефти – это довольно специфические величины, в короткой перспективе они весьма неэластичны. Цена на нефть должна очень значительно вырасти, чтобы при прочих равных начал сокращаться спрос и очень значительно упасть, чтобы при прочих равных стало сокращаться предложение.
Как я подробно писал в 2016-м году (https://www.facebook.com/sergey.vakulenko.7/posts/945176755517742) кривая предложения нефти в короткой перспективе тоже практически вертикальна, переменная себестоимость добычи из уже существующих скважин крайне низка, практически нулевая, так что, ценовые сигналы тоже недостаточны, чтобы дорогие производители останавливали свою добычу.
Но кроме производителей и потребителей, на рынке есть трейдеры, которые занимаются интертемпоральным арбитражем между сегодняшними ценами и ценами в будущем. Если цены сегодня падают низко, то они предполагают, что начинает иметь смысл купить нефть, арендовать хранилище и продать нефть через некоторое время. Тем более, что можно заранее зафиксировать финансовый результат этой сделки, купив фьючерс на продажу нефти через некоторое время и устранив для себя неизвестность, сколько же нефть может стоить через полгода или год. Это работает до тех пор, пока в мире есть свободные хранилища. Если этих хранилищ начинает не хватать, то начинает расти цена на хранение и снижаться цена на нефть сегодня, при условии, что цена на дальнем конце фьючерсной кривой, т.е. через 30 месяцев, закреплена. Именно это сейчас и происходит. Собственно, трейдеры и делают кривые предложения и спроса нефти в короткой перспективе наклонными.
А вот если место в хранилищах заканчивается, то кривая спроса у нас становится строго вертикальной – какую цену бы мы не предложили, больше бензина, чем используется, у нас просто не купят. Это, кстати, часто встречающаяся последнее время ситуация на рынке электроэнергии. В такой ситуации цена устремляется в ноль – баррель, который не смогли продать, мечется по рынку, предлагает себя всем хоть за какую-то цену и тем самым сбивает цену для всех остальных, уже проданных баррелей.
Предполагается, что к концу марта в мире было около 1.5 млрд. баррелей свободных емкостей хранения – и опять-таки, точных цифр никто не знает, так как существует довольно много емкостей, по которым информация не публикуется. Если заполнять эти емкости темпом 20 мбд в день, их хватит на 75 дней, два с половиной месяца, а на практике меньше, так как, во-первых, никто все-таки не заполняет емкости под завязку, оставляя сколько-то на какие-то аварийные случаи, а во вторых, начнет вступать в действие неравномерность распределения этих емкостей по миру. Впрочем, выясняется также, что похоже, скорость заполнения хранилищ тоже ограничена и вливать в них больше 8-10 мбд не получится физически.
По мере заполнения этих резервуарных парков и танкеров цена места в емкостях начнет расти еще больше, а цена нефти стремиться к нулю. Если он реализуется, во -первых, объемы производства действительно снизятся (а куда им еще деваться) до того, что способен принимать рынок, т.е. может быть и на 20 мбд, а во-вторых, цена на оставшуюся добываемую и продаваемую нефть будет практически нулевой.
Именно этот сценарий всех и страшит, именно его все и пытаются избежать. Соответственно, новые спешные консультации и переговоры о резком снижении добычи нефти должны предотвратить именно этот сценарий. Если снижать добычу все равно придется, то уж лучше снизить ее добровольно, а за то, что все-таки будешь продавать, выручать хоть какие-то деньги. При этом, речь не идет ни о $70 за баррель, ни о $50, дай бог $30 получить. Заметьте, что хотя ситуация в системе "производители – потребители" и выглядит как игра с нулевой суммой, казалось бы, от низкой цены должно быть плохо нефтедобытчикам, зато, хорошо остальной экономике, которой сейчас плохо, на деле затраты на топливо для потребителей сейчас малы в силу низких объемов потребления, так что, они как раз много и чувствительно не выиграют, этот бенефит размазан тонким слоем по всем и не очень для них чувствителен. Зато, ущерб сконцентрирован на одной отрасли и некоторых странах и очень для них ощутим.
Обсуждаемая цифра сокращений – 10 мбд. С одной стороны, она гигантская. Если помните, ОПЕК+ был склонен ломать копья и спорить до хрипоты о лишних 0.5 мбд сокращения. С другой стороны, на первый взгляд, она недостаточна. Если дисбаланс рынка сейчас 20 мбд, а может, и больше, то что даст сокращение на половину этого объема? Но здесь вступает в действие та же логика, что с коронавирусными карантинами. Нет задачи совсем избежать неприятностей, есть задача сгладить пик. Есть задача избежать заполнения хранилищ и физического переполнения рынка. Для этого достаточно оставить профицит в 8-10 мбд, тогда хранилищ хватит на 5 месяцев, скорость их возможного заполнения не будет превышена, а через 5 месяцев, а то и раньше, бог даст, карантины кончится, экономика опять заведется. Причем, решение надо принимать быстро. Сейчас еще остается небольшой шанс на принятие решения, которое будет действовать с мая, но буквально через несколько дней этот шанс исчезнет – нефтяная отрасль медленная, графики отгрузки нефти в танкеры, производственная программа НПЗ составляется заранее. А если начало совместных действий переносится на май, то проблема начинает выглядеть более острой.
Но теперь встает вопрос, а кто это должен делать, кто должен снижать добычу. По идее, это уже не проблема основных нефтедобывающих стран, это общая проблема и в ее решении должен участвовать максимально широкий круг игроков. Для ОПЕК (26 мбд добычи) или ОПЕК+ (41 мбд) сокращение выглядит весьма глубоким. Включение в круг участников США (13 мбд), Канады (5 мбд) сильно бы уменьшило ту долю, на которую нужно снижать добычу. В принципе, если эти страны участвовать не будут, то оставшимся все равно есть рациональный смысл снизить добычу на несколько месяцев, но он оказывается меньше, плюс, эмоции, сохранение лица и извечное человеческое желание наказать халявщика, пусть организация наказания и обойдется воспитателю достаточно дорого, никто не отменял. (Заметим, что в предельном случае одной Саудовской Аравии, если бы все остальные отказались в этом участвовать, смысла снижать добычу нет – ей бы пришлось закрыть все свои 10 мбд добычи, оставшаяся база добычи, на которую можно было бы получать преимущества этого шага, стала бы нулевой).
США и Канада – рыночные страны с фрагментированной нефтяной отраслью, по идее, федеральные правительства там вообще ничего не могут приказать нефтяным компаниям, нет там законов, позволяющих ограничивать добычу. Выясняется, что законы все-таки есть в штатах и провинциях. Соответствующие законы есть в Техасе (5 мбд), Северной Дакоте (1.5 мбд), Альберте (3.7 мбд). В США эти законы – наследие Великой Депрессии и рузвельтовской эпохи, когда перепроизводство случалось во многих отраслях и квоты на продукцию вводились, например, на производство изюма.
Впрочем, понятно, что ограничение добычи может быть введено только с согласия отрасли, а для крупных компаний недостатки, скорее, перевешивают выгоды. Во-первых, крах множества мелких операторов для них, скорее, выгоден – на несколько месяцев у самих крупных корпораций денежной подушки хватит, зато, можно будет скупить потом по дешевке тех, кто не выжил. Во-вторых, они начинают задумываться о юридических рисках – при смене власти их могут притянуть за картельный сговор. В-третьих, им явно не хочется прецедента, допускающего прямое вмешательство государства в их производственные планы.
Соответственно, если некоторое время назад были некоторые надежды, что США могут присоединиться к сокращениям, то от чтения стенограммы совещания Трампа с нефтяниками в пятницу 3 апреля, пресс-конференции после него, пресс-конференции Трампа в субботу 4 апреля эти надежды сильно снижаются. Чисто теоретически, власти Техаса могут сами принять решение о сокращении, их об этом просят мелкие производители. Но похоже, что в политическом органе, решающем этот вопрос (Железнодорожной комиссии, почему вопросами ограничения добычи нефти занимается именно она, расскажу при случае), тоже нет единодушия по этому вопросу, крупные компании против, и ее заседание назначено только на 14-е апреля, уже после всех международных совещаний. США и Канада, конечно, сократят свою добычу, и может быть, на весьма значительные объемы, просто под действием рыночных факторов, при низкой цене, но это явно не произойдет в ближайшие месяцы. Вообще, положение дел в американской нефтянке заслуживает отдельного обсуждения, если интересно, загляните к Anton Likhodedov и к Павлу Пухову , там оно идет достаточно бурно.
Участие США и Канады все еще под вопросом, так что, речь теперь идет о том, что договариваться придется ОПЕК+, возможно, с примкнувшими к ним Бразилией, Норвегией, Мексикой и некоторыми другими странами. Опять-таки, речь не идет о новом долгосрочном ОПЕК++, здесь и сейчас речь идет о пожарных действиях на несколько месяцев, до восстановления спроса. Соответственно, и сравнение того, насколько сейчас придется сократиться России по сравнению с тем, сколько предлагалось сократить в начале марта на совещании ОПЕК+, нерелевантно. Бессмысленно говорить, что нынешнее падение цен – это результат наказания России Саудовской Аравией, что нынешнее сокращение – это горькая пилюля, которую теперь Россия съест за строптивость месяц назад. Какое бы решение не было бы принято месяц назад в Вене, сокращаться в мая все равно пришлось бы, ситуация практически не отличалась бы от сегодняшней. Точно так же, нельзя говорить, что СА месяц назад проявляла дальновидность и уже предвидело проблемы с коронавирусом, а Россия проявляла близорукость. Не озвучивался тогда тезис о дальнейшем распространении коронавируса и усиливающихся карантинах.
Впрочем, грядущая позиция Саудовской Аравии тоже может быть интересной. Все прикидки консультантов, банков, агентств обычно называют цифру дисбаланса спроса и предложения и необходимого снижения от февральских или январских уровней. В прессу попадали новости о том, что СА предлагает снижение не на 10, а на 15 мбд, но не от февральских, а от апрельских уровней добычи.
Арифметика здесь интересная. В феврале СА добывала 9.7 мбд. После марта 2020-го угроза была добыть в апреле 12.3, плюс еще ОАЭ добудет лишний миллион или 1.2, плюс еще Кувейт, ну и пусть Россия +0.5. В общем, по сумме, как раз и набегает, что апрель по добыче должен быть +5 мбд к февралю. Так что, сокращение -10 от февраля или -15 от апреля – это сокращение до одних и тех же уровней добычи. Но несложно видеть, что пропорции сокращения при этом оказываются совсем другие. Если все сокращение ложится только на страны ОПЕК+, то получается, что это либо -10 от 41, либо -15 от 46. Но для Саудовской Аравии по первому варианту получается 0.75*9.7=7.3 итоговой добычи, а по второму – 0.66*12.3=8.1.
А вот для России это либо 0.75*10.3=7.7, либо 0.66*10.8=7.1 На самом деле, эта арифметика довольно абстрактна – уже сейчас понятно, что ни Саудовской Аравии, ни России, ни кому-то еще скорее всего, просто не получится отгрузить какие-то дополнительные объемы в апреле.
Впрочем, дополнительную добычу показать все равно можно, обозначив, что она ушла в хранилища внутри страны. Тем более, что если вспомните, в ноябре СА подверглась атаке на свои нефтяные промыслы и отгружала нефть из хранилищ, так как не могла добывать в прежнем объеме, так что, в этих хранилищах еще есть какое-то место. С другой стороны, понятно, что подобная позиция, скорее всего, окажется неприемлемой, причем, для многих участников переговоров.
Впрочем, сразу встает вопрос, что дальше. Пока вся логика переговоров настроена на то, что карантины – это не очень надолго и восстановление будет относительно быстрым. Реальность состоит в том, что на деле мы пока не знаем, насколько долгим может быть карантин.
Если задуматься, поводов для успешного завершения карантинов может быть ровно два – либо появляется вакцина и лекарство против коронавируса, позволяющие защитить уязвимые группы и лечить заболевших, причем, они должны быть в больших количествах, либо появляется групповой иммунитет в результате того, что большинство населения переболело.
Понятно, что за два месяца этого не случится, это хорошо, если до конца года. Есть еще третий сценарий в результате карантина погашена вспышка на определенной территории и можно ослаблять или отменять ограничения на ней, но сохраняется необходимость закрытия границы. Впрочем, если верна информация о том, что животные тоже уязвимы для коронавируса и что вирус попал в популяции бродячих животных, то этот метод не поможет. Или же политики могут решить, что болезнь и эпидемия – это, конечно, очень неприятно, но эффекты карантина для экономики и общества еще хуже и начать отменять карантины невзирая на последствия. Впрочем, для политика такое решение очень опасно – с одной стороны, любая вспышка или усиление заболевания будет описана как последствие этого решения, а политика обвинят в дополнительных смертях и страданиях, а с другой стороны, у граждан возникнет вопрос, а зачем тогда, собственно, были предыдущие месяцы и недели карантина если в итоге от него все равно отказались и признали, что он не помогает.
Кроме того, мы не знаем, какой ущерб для экономики нанесла и еще нанесет длительная остановка. Уже сейчас экономические потери начинают превышать эффекты кризиса 2008 года. Еще бы, остановка 50% экономики на 2 месяца означает падение ВНП этого года на 8%. Обычно кризисом считается падение ВНП на 1-2%.
Уже сейчас понятно, что то, что люди стали беднее в результате вынужденного простоя, сократит объемы совокупного спроса. Уже сейчас понятно, что некоторые отрасли – авиацию, туризм, круизные линии ждет еще более долгое восстановление. Все это влияет на спрос на топливо, который в результате может быть ниже, чем в 2019-м году. Если нам удастся предотвратить полное заполнение хранилищ нефти, мы все равно выйдем из кризиса с очень большими запасами нефти – значительно более высокими, чем в 2014-м году и либо эти запасы будут долго влиять на рынок, держа цену низкой, либо понадобится новое соглашение стран-производителей, обеспечивающих долгое и объемное сокращение добычи.
Но это будет уже в следующих актах этой крайне интересной пьесы.
|
