В 1944 году на Бреттон-Вудской конференции США создали американоцентричный каркас международной валютной системы, который на три четверти столетия предопределил статус доллара как ключевой резервной валюты. Именно факт принятия другими странами доллара как основной валюты международных расчетов, кредитов и инвестиций позволил американским ТНК достаточно быстро занять и освоить глобальные рынки в послевоенный период. Однако, если исходить из закономерностей развития международной валютно-финансовой системы, то на смену доллару должна прийти валюта нового мирового экономического и финансового гегемона — Китая. Удастся ли Поднебесной выстроить собственную систему глобальных институтов, способных интернационализировать юань и составить достойную конкуренцию американской валюте в обслуживании мировых товарных и финансовых потоков? Для ответа на этот вопрос рассмотрим особенности построения современной мировой финансовой архитектуры, а также выявим сильные и слабые стороны американской и китайской финансовых систем.
Архитектура мировых финансов
Мировая финансовая архитектура (МФА) представляет собой совокупность институтов по регулированию мировых финансов. Она состоит из модели организации международных финансовых отношений, институциональных механизмов по управлению этими отношениями и принципов участия стран в принятии решений. Модель МФА основана на конкурентном характере и открытости глобальных финансовых рынков. Институциональные механизмы включают фиатные (необеспеченные) деньги, свободное трансграничное движение капиталов и систему плавающих валютных курсов. Влияние отдельных стран на развитие МФА зависит от размера их квот и голосов в Бреттон-Вудских институтах — МВФ и Всемирном банке.
Одной из особенностей современной трансформации МФА является концентрация в отдельных странах финансовых активов, которые в десятки, сотни и даже тысячи раз превосходят размеры их экономик. Например, финансовые активы Люксембурга превышают ВВП страны в 248 раз, а финансовые активы Каймановых островов — в 1861 раз. Подобные диспропорции связаны с тем, что современная МФА формируется не столько по линии формальных (Бреттон-Вудских) институтов, сколько неформально — через офшорную финансовую систему.
Именно в офшорной сфере, т.е. вне национальных границ стран-эмитентов международных валют, создается основной объем глобальной денежной ликвидности. Например, в 2007–2008 гг. Федеральный резервный банк Нью-Йорка открыл временные своп-линии по доллару для 14 иностранных Центральных банков на сумму свыше 10 трлн долл. с целью рефинансирования долларовых финансовых обязательств кредитных учреждений, находящихся в соответствующих иностранных юрисдикциях. Эти договоренности были прекращены в феврале 2010 года, но были продолжены три месяца спустя в измененной форме между ФРС и пятью главными центральными банками, тесно связанными с США — ЕЦБ, Швейцарским национальным банком, Банком Англии, Банком Японии и Банком Канады. В октябре 2013 г. эти своп-линии (C6 Swap Lines) были объявлены постоянными и неограниченными. При помощи операций валютного свопа ФРС США может офшорно создавать евро, фунты стерлингов, иены. В свою очередь другие страны могут участвовать в создании офшорных американских долларов. Масштабные своп-соглашения, заключаемые с участием наиболее значимых центробанков, умаляют значимость Бреттон-Вудских институтов как поставщиков глобальной ликвидности и снижают возможности учета и контроля глобальных потоков капитала на межправительственном уровне.
Финансовая система США
Наиболее сильной стороной экономики США является эмиссия ключевой мировой валюты, а также создание крупнейшего фондового рынка, участниками которого выступают свыше половины американских домохозяйств. Благодаря функционированию в США самого ликвидного рынка облигаций доллар служит международным эталоном стоимости и главным резервным активом для других стран (его доля в портфелях международных резервов центробанков составляет свыше 60%). В долларах также номинировано более 50% международных депозитов, кредитов и долговых обязательств. В Вашингтоне располагаются штаб-квартиры Бреттон-Вудских институтов, в задачи которых входит осуществление макроэкономического надзора и содействие сглаживанию структурных диспропорций в 189 странах-членах. На три американских рейтинговых агентства приходится 96% всех присваиваемых в мире кредитных рейтингов, а в управлении американских инвестиционных холдингов находится свыше 50% глобальных корпоративных активов. Эти и другие факторы определяют доминирующую роль США в формировании и развитии современной МФА.
Основная слабость финансовой системы США заключается в долговом характере американской экономики, чрезвычайно зависящей от условий банковского кредитования и динамики операций на фондовом рынке. Резкое повышение процентных ставок или снижение спроса в результате перегрева экономики приводит к падению стоимости акций и последующей депрессии, как это имело место, например, в 1929 г. и 2008 г. Еще одно уязвимое место финансовой системы США — зависимость от внешнего финансирования, которая определятся статусом доллара как ключевой резервной валюты. В случае ослабления международного спроса на доллары возможности финансирования США из внешних источников могут снижаться.
Позиции Китая в мировой финансовой архитектуре
Китай занимает первое место в мире по размеру денежной массы (в долларовом эквиваленте), ВВП (рассчитанном по паритету покупательной способности), объему производства и экспорта, численности трудоспособного населения. Однако экономический рост КНР все еще в значительной мере зависит от импорта иностранных инвестиций и технологий.
Ведущие позиции КНР по ряду экономических показателей пока еще слабо отражаются на возможностях страны влиять на организацию международных финансовых отношений. Как и прежде главой МВФ выступает гражданин Европы, в то время как Всемирный банк возглавляет американец. В отличие от других международных организаций системы ООН, которые принимают решения по принципу «одна страна — один голос», МВФ и Всемирный банк созданы в форме акционерных обществ, капиталом которых владеют государства-члены. Принятие решений по наиболее важным вопросам, включаемых в повестку дня Бреттон-Вудских институтов, требует квалифицированного большинства голосов (85%). В результате проведения реформы квот и голосов МВФ (2010–2016 гг.) группе стран БРИКС не удалось набрать минимального числа голосов (15%) для получения права вето и утверждения принципа многополярности в МВФ. Как и до реформы, единственной страной, наделенной таким правом, продолжают оставаться США.
Невозможно отрицать, что своими экономическими успехами в мировой экономике Китай во многом обязан членству в международных финансовых и экономических организациях, в учреждении и работе которых главную роль играли и продолжают играть США. Между тем, для эффективного отстаивания своих экономических интересов и оказания реального влияния на процессы принятия решений, связанные с развитием мировой экономики, Китаю необходимо участвовать в тех международных институтах, где его голос будет иметь решающий вес. В этой связи Китай возлагает большие надежды на свои недавние инициативы по созданию паназиатских институтов в сферах денежно-кредитной политики, финансов и экономики, таких как Пул условных резервов стран БРИКС, Многосторонняя инициатива Чианг Май, Новый банк развития БРИКС, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и другие.
Особую роль играет открытие 26 марта 2018 г. нефтяной биржи в Шанхае, торговля на которой осуществляется в юанях, что является первым шагом на пути КНР к формированию «нефтеюаневой системы» ценообразования на мировом рынке энергетических ресурсов. На Шанхайской бирже Shanghai Futures Exchange начата торговля новыми нефтяными фьючерсами, получившими аббревиатуру INE, призванными создать конкуренцию контрактам, основанным на английской марке Brent и американской WTI. Ценообразование на нефть в юанях является важным элементом интернационализации юаня и дедолларизации мировой экономики.
Народный банк Китая к концу 2017 г. заключил 37 своп-соглашений с различными странами на сумму свыше 3 трлн юаней, направленных на содействие использованию юаня при ведении бизнеса банками и фирмами других стран, чтобы облегчить возможность центральным банкам-получателям юаневой ликвидности выступать в качестве кредиторов последней инстанции после активации линий валютного свопа. Тем не менее эти усилия до сих пор не привели к ожидаемому существенному увеличению международного использования юаня. С момента инициации своп-соглашений в 2008 году доля юаня в номинировании международных долговых обязательств колебалась вокруг отметки 0,3%, в то время как доля доллара США возросла с 47 до 63%.
Кроме того, валютный бизнес в юанях ведется преимущественно через Лондон, а не через Пекин. На Соединенное Королевство приходится 33,79% мировых валютных операций с участием юаня. В свою очередь крупнейшим клиринговым центром международных сделок в юанях остается Гонконг, который обслуживает 76,36% мировых трансакций в юанях (на втором месте Великобритания с долей 6,18%). Следовательно, большинство международных сделок в юанях осуществляется офшорно — вне контроля материкового Китая.
Препятствием для быстрой интернационализации юаня также служит сосредоточенность Китая на внутренних проблемах, связанных со стремительным увеличением долга (особенно в сфере недвижимости), ростом теневого банкинга и диспропорциями в распределении кредитов между крупным и малым бизнесом. В попытках проведения более мягкой денежно-кредитной политики китайские власти сталкиваются с трудным компромиссом между поддержкой краткосрочного роста и противодействием неблагоприятным внешним потрясениям. Денежно-кредитное смягчение может увеличить уязвимость китайской экономики, так как продолжающийся рост кредитования может замедлить или затруднить восстановление балансов банков и усугубить существующие отклонения в распределении кредитов.
По мнению одного из наиболее авторитетных экспертов по вопросам развития международной валютной системы, профессора Калифорнийского университета в Беркли Б. Айхенгрина, юань не может претендовать на роль мировой валюты по трем причинам: 1) высоких расходов на проведение финансовых трансакций, связанных с получением и распределением информации; 2) чрезвычайной зависимости Китая от Гонконга как регионального офшорного финансового центра; 3) неспособности КНР оказывать политическое влияние на другие мировые экономические центры, главным образом на США и ЕС. Вместе с тем, по мнению американского ученого, четыре фактора свидетельствуют в пользу увеличения значения юаня как региональной валюты: 1) перспективный рост доходов азиатских стран, ведущих к увеличению спроса на китайские товары; 2) реализация многосторонних проектов по линии инициативы «Один пояс — один путь», повышающая использование юаня в странах Центральной и Юго-Восточной Азии; 3) развитие азиатского рынка облигаций, ведущее к стандартизации международных долговых обязательств в юанях; 4) повышение спроса на юани со стороны коммерческих банков и предприятий в рамках функционирования Многосторонней инициативы Чианг Май по проведению своп-операций между центральными банками.
Конфликтные зоны США и КНР
В отличие от эпохи биполярного противостояния двух систем во время холодной войны, сегодня США и КНР являются членами одних и тех же международных финансовых организаций, взаимодействуют на едином глобальном капиталистическом рынке и руководствуются одними и теме же принципами — конкуренции, эффективности и максимизации прибыли. Поэтому основная зона конфликта между США и КНР формируются в сфере взаимного ограничения доступа к собственным рынкам для сбыта готовой продукции и оказания услуг.
По мнению лауреата премии памяти Альфреда Нобеля по экономике Джозефа Стиглица, в американо-китайских торговых войнах США подвергаются большей опасности, чем КНР, поскольку китайские власти имеют гораздо больше возможностей ограничения деятельности американских корпораций, ведущих свою деятельность на китайской земле, чем американские власти в отношении китайской продукции, поступающей в США в результате международной торговли. К тому же повышение цен на китайскую продукции внутри США может вызвать недовольство конечных потребителей.
Еще одной площадкой американо-китайских конфликтов выступают ограниченные возможности КНР оказывать влияние в крупнейших международных организациях. Несмотря на реформу МВФ, КНР не получил ощутимого увеличения своего влияния в этой организации. После реформы китайская квота в Фонде возросла с 4,0% до 6,41 %. Следует отметить, что когда МВФ приступил к своей работе в 1947 году размер квоты КНР был выше сегодняшней и составлял 6,56% (хотя в то время Китай был пятой экономикой мира, а не второй как сейчас). Формальное включение в 2016 году юаня в корзину СДР (безналичного резервного актива МВФ) имеет в большой степени символическое значение, поскольку до сих пор использование СДР никак не влияло на реальную расстановку сил в МФА. Объем выпущенных в обращение СДР составляет 204,1 млрд или в пересчете на доллары — менее 4% международных валютных резервов. Доля же самого юаня в структуре международных валютных резервов и международных расчетов составляет около 2%, что не соответствует мировой роли КНР как крупнейшего производителя и экспортера.
Еще одной потенциальной зоной конфликта может стать развитие технологий искусственного интеллекта (ИИ). Согласно программе «Сделано в Китае 2025» Государственного комитета КНР, целью которой является развитие стратегических технологий, к 2030 году Китай намерен занять доминирующие позиции в мире в сфере ИИ. Финансовый сектор возлагает большие надежды на ИИ в контексте повышения эффективности и увеличения доходности по аналогии с эффектом от внедрения в сферу финансовых услуг информационных технологий. По числу стартапов в сфере ИИ Китай уже опередил своих европейских конкурентов и приближается к США — лидеру ИИ индустрии.
Выводы
Паназиатские финансовые институты рассматриваются экспертами как инструменты утверждения Китая в статусе ведущей евразийской и глобальной державы. При этом официальные лица КНР в своих заявлениях неоднократно обращали внимание на то, что вновь созданные институты представляют собой конкуренцию, а не альтернативу Бреттон-Вудским институтам. Таким образом, на данном этапе развития МФА Китай не претендует на изменение неолиберальных принципов ее функционирования.
Несмотря на значительное увеличение веса Китая в мировой экономике и включение юаня в валютную корзину СДР, доллар продолжает играть ключевую роль на мировом финансовом рынке и в обслуживании международной торговли товарами и услугами. Таким образом, рост влияния КНР в МФА зависит от усиления глобальной роли китаецентричных финансовых институтов, а также увеличения использования юаня в международных расчетно-платежных системах и операциях на мировом финансовом рынке. Вместе с тем интенсивное создание офшорных долларов, неподконтрольных американским регуляторам, повышает риски коллапса доллароцентристской валютной системы.
Очевидно, что в ближайшем будущем действующая конфигурация МФА не подвергнется существенным изменениям (если только не произойдет очередной глобальный финансовый кризис), поскольку в распоряжении США находится значительное число эффективных институциональных рычагов и механизмов влияния на мировую экономику. Однако в долгосрочной перспективе повышение реальной роли КНР в международной валютно-финансовой системе будет зависеть от успеха продвижения концептуальной альтернативы действующей модели МФА с целью преодоления асимметрий между финансовым и реальным секторами глобальной экономики.
https://russiancouncil.ru/anal...
Рейтинг публикации:
|
