Верхний Уфалей — моногород, в котором три года назад окончательно встал никелевый комбинат. Здесь, как и в других малых городах, воспринимают пенсионную реформу крайне болезненно. Металлургам старше 50 почти невозможно найти работу. Дожить до пенсии и так было сложно.

—У нас редко кто доживает до 65. После пенсии год-два — и умирают, — говорит депутат от КПРФ Халил Мингалиев. — Я думал, наоборот, пенсионный возраст надо уменьшать, потому что рабочим людям в маленьких городах до пенсии очень трудно дожить сейчас.

Халил Мингалиев собирает подписи под общероссийским письмом КПРФ против пенсионной реформы и за отставку правительства. Народ поддерживает. Кроме никелевого комбината в городе было с десяток производств, но все они или закрылись, или чуть живы. Вот завод «Уралэлемент» — рабочие ждут контрактов; если будет работа — то выйдут, а нет — будут сидеть по домам.

— У нас люди рассчитывают только на пенсию и живут только на пенсию. Молодежь из города бежит. Люди сами подходят ко мне и спрашивают: когда митинг? Подходят вообще посторонние люди и говорят: «Мы готовы подписать письмо и на референдум готовы прийти». Они подбивают, подталкивают меня! В городе напряженно, пружина сжимается, сжимается, и глава города боится, что митинг рванет. Спрашивает: «А вы сможете контролировать?»

Уфалейские коммунисты рассчитывали присоединиться к общероссийской акции протеста, которую КПРФ проводила 27 июля. Но городская администрация разрешения на митинг не дала. В маленьком городе это происходит несколько иначе, чем в большом. Всем приходит бюрократическая отписка о несоответствии того и этого, но в маленьком городке можно еще и накоротке поговорить с главой города.

— У нас был пикет 5 июля, и на него приехал Александр Откупщиков, первый секретарь Озерского отделения КПРФ, — говорит Халил Мингалиев. — Он там маленько повыступал, и глава города мне показывает видео: «Вот у вас призыв, вы призвали свергнуть власть». Я посмотрел видео: да нет там никаких призывов. «Вот за этим человеком все ФСБ гоняется», — это она про Сашу Откупщикова мне. Да что за ним гоняться! «У вас там проплаченные провокаторы, вот женщина». А там женщина выступила, штукатур-маляр, и сказала: «До гробовой доски, что ли, работать?»

В общем, глава города мне в открытую сказала: «Я вам не разрешу проводить митинг. Как бы то ни было. Даже не пытайтесь. У нас и так в городе напряженная обстановка, мы побаиваемся с вами связываться. Народ недоволен». У нас и правда народ недоволен, болтается по городу. Работы нет.

Никто не поддерживает эту реформу, утверждает Халил Мингалиев. Он уверен, что глава города — и та не поддерживает, просто сказать не может.

— Это где-то, может, люди сидят, за компьютером работают, а тут сами представьте — физический труд. Штукатур-маляр в 65 лет — вы себе представляете? Даже губернатор области — у него резерв до 50 лет. Старше не будут брать в губернаторы. На заводах в 50 лет людей сокращают. Директора говорят: не нужны нам такие люди. Зачем переучивать 40-летнего человека, учить его пять лет, чтобы он потом на пенсию ушел? А молодые не хотят идти на завод. Вся Россия торговлей занимается. Если у населения нет денег, о чем можно вообще рассказывать?

— Что вам рабочие говорят?

— Рабочие говорят: «Нет ни одной реформы, которой можно гордиться. Здравоохранение загубили, образование загубили, сейчас берутся за пенсионную реформу — значит, и пенсиям конец».

В Верхнем Уфалее закрыли роддом и больницу — уфалейцы ездят лечиться в соседний город Кыштым, за 70 километров. Сократили пожарных, осталась одна часть на весь город. Скорой помощи — на город осталось три машины. Одна из этих трех «скорых» недавно насмерть сбила ребенка на пешеходном переходе. Уволили директора школы № 1 Наталью Матвееву, известную своей прямотой.

Управление образования Верхнего Уфалея выдало всем директорам школ списки должников за услуги ЖКХ: «Передайте через учеников родителям и попытайтесь воздействовать, чтобы погасили долги». Директор Матвеева сказала: «Я вам не коллекторская контора и заниматься этим не буду». И ее за один день уволили. Между прочим, это лучшая школа Уфалея, и в вузах хорошо ее знают, и президентский грант у нее есть.

 

 

— Мое поколение — оно пенсию очень ждет, — говорит Халил Мингалиев. — Заработков нет; если тебе 50, не устроишься на работу. Даже если 40. Вот я 1962 года рождения, мне три года до пенсии, а теперь — все семь лет. Профессии, которые осваивали люди моего возраста, сейчас не востребованы. Кругом искусственный интеллект, роботы — а людей-то куда деть?

И если правительство по телевизору передает, что на одного работающего два пенсионера сейчас, — так скоро вообще никого не будет! Приезжайте, я вас отвезу на кладбище — люди там лежат: 37, 38, 39 лет… Это 1990-е годы: водка, наркотики, стрессы, самоубийства.

Неизбежность и внезапность

— Есть «сектанты», которые говорят, что не надо вообще никогда повышать пенсионный возраст. Это не так — повышение необходимо, — считает известный либеральный экономист, профессор ВШЭ Евгений Гонтмахер. Притом он сам — жесткий критик реформы в ее нынешнем виде. — У нас сложилась демографически неприятная ситуация: на одного пенсионера через 10–15 лет фактически будет приходиться один полноценный плательщик страховых взносов. Людей, которые нуждаются в пенсии, становится больше, а работников, из оплаты труда которых делаются взносы, все меньше. В 2017 году на 1000 человек трудоспособного возраста приходилось 764 нетрудоспособных, к 2030 году их число доберется до 846. Так что повышать, конечно, надо, но не так, как сейчас предлагается.

Тезис подтверждает заведующий кафедрой демографии Высшей школы экономики Михаил Денисенко:

— Дело в том, что соотношение между людьми трудоспособного возраста и пенсионерами кардинально изменилось. В России еще в 1950-х годах на одного пенсионера приходилось пять работников, а сейчас — чуть больше двух. Это соотношение у России — одно из худших среди развитых стран. Почти как у Италии, которую критикуют за «бесконечную» пенсионную реформу.

Уже четверть века западные экономисты обсуждают кризис традиционных пенсионных систем, написаны сотни книг. Россия решилась на повышение пенсионного возраста одной из последних. При этом не только в США, но и в близком Казахстане повышение пенсионного возраста объявляется заранее, а техника реформы и уровень обсуждения лучше. В ряде стран реформа была продиктована острым кризисом бюджета и пенсионного фонда, чего сейчас у нас не наблюдается. Похоже, правительство, которое было частично «перезагружено» выборами, решило сделать «что-то». И, как это часто у нас бывает, идеи достали из старых залежей, без всякой связи с задачей оживления экономического роста, стоящей перед правительством.

Как в известной пародии «Уральских пельменей», где «команда знатоков» на все вопросы отвечает одним словом «гладиолус», так и правительство в ответ на стресс достает очередную «оптимизацию» из кипы реформаторских идей.

— Это не первая попытка реформировать пенсионную систему, — говорит социолог, профессор Школы культурологии НИУ ВШЭ Руслан Хестанов. — Мы непрерывно копируем модели других стран как техники определенного рода. Но там они формировались с учетом интересов общества. А мы совершенно не оглядываемся на то, как у нас устроено общество, и, проводя эти реформы, не исходим из потребностей нашего общества. Везде на Западе сейчас откат от социального государства, и мы вписываемся в этот откат от потребностей социального государства.

Можно дискутировать, неизбежен и желателен ли отказ от идеи социального государства, но уж точно внезапность такой реформы не вызывает полемики среди экспертов. Внезапность необъяснима.

— Главная ошибка законопроекта — его внезапное появление в радикальной форме, — продолжает Михаил Денисенко. — Конечно, население к такому повороту событий не готово. И особенно те, кому предстоит выйти на пенсию в ближайшие годы, ведь они строили определенные планы: сочетание работы и дополнительного дохода в виде пенсий, или ухаживать за внуками или больными родственниками, или просто позаниматься собой. Как правило, такие реформы должны долго обсуждаться, а если их и принимают, то у населения есть время, чтобы осознать изменения и приспособиться к ним.

Григорий Кертман, социолог ФОМа, так объясняет снижение рейтинга власти:

— В США между решением изменить пенсионный возраст и принятием этого решения прошло около 17 лет. И речь даже не о том, что людей не предупредили заранее, — раздражает избыточный оптимизм в объяснениях происходящего, бравурные рассказы о том, как хорошо работать до глубокой старости.

Известнейший социолог, главный научный сотрудник Института географии РАН Татьяна Нефедова хорошо понимает сложность российского общества и неприемлемость решений, игнорирующих эту сложность:

— Пенсионная реформа назрела. Ее надо было начинать давно, не для латания дыр в бюджете за счет бедного населения, как сейчас, а в «тучные» 2000-е годы — например, постепенно, каждый год, повышая выход на пенсию на полгода. Конечно, продолжительность жизни увеличилась и характер труда изменился. Но не везде. Здесь нужен дифференцированный подход. И в деревне особые условия, особенно в Нечерноземье.

Сколько денег и сколько нервов

— Горько, что реформаторы игнорируют мнение населения, необходимость понимания реформы со стороны населения и даже правящего класса, — сетует Руслан Хестанов. — Эту реформу осуществляет безумное меньшинство, имеющее чрезвычайные властные возможности. Самое безумное, что расчетов-то нам не предоставили. Одно из замечаний Счетной палаты в том и состояло, что нет расчетов, которые показали бы, каким образом выиграет сам Пенсионный фонд.

Действительно, Счетная палата заявила: «…материалы к законопроекту не содержат расчетов, определяющих взаимосвязь между повышением пенсионного возраста и созданием условий для ежегодной индексации пенсий выше уровня инфляции».

Министр труда и социальной защиты Максим Топилин, защищая в Думе реформу, заявил, что цель реформы — повышение пенсий:

— К 2024 году средние пенсии неработающих пенсионеров составят 20 тысяч рублей.

Правительство утверждает, что сейчас индексация пенсий составляет 500–600 рублей в год, а будет — тысяча, что позволит превысить уровень инфляции. Но этой информации слишком мало для понимания смысла реформы. Коллеги из журнала «Эксперт» попросили в правительстве уточнить, в течение какого срока там планируют повысить пенсии на 1000 рублей, на что получили ответ, что Минтруда как раз делает расчеты. Делает расчеты после принятия закона в первом чтении!

По данным «Эксперта», совокупный эффект реформы может составить 5,5 — 6,5 триллионов рублей за все время реформы, то есть примерно около 1 триллиона в год. Это не покроет дефицит пенсионного фонда, в который бюджет ежегодно перечисляет 3,7 триллиона. То есть речь не идет о решающей балансировке пенсионного фонда.

— Первоначальная версия цели этого законопроекта звучала так: «мы сейчас повышаем пенсионный возраст, чтобы будущим пенсионерам сделать лучше», — говорит Евгений Гонтмахер. — Но как только это было озвучено, стало понятно, что авторы закона сказали что-то не так — в первые же минуты пошел серьезный негатив. И тогда произошло срочное вмешательство, видимо, со стороны президента: неожиданно предложили нынешним пенсионерам улучшить пенсии. Плановая индексация сейчас дает ежемесячную прибавку 400–500 рублей, а пообещали больше — 1000: плюс еще 500–600 рублей. Якобы работники смирятся с тем, что у них отодвигается выход на пенсию, когда увидят, что их пожилым родителям обещано чуть-чуть побольше денег. Получается такая игра на милосердии к собственным родителям. Но возникает вопрос касательно цели реформы: если эти заявленные дополнительные 500–600 рублей мы помножим на количество пенсионеров — за несколько ближайших лет получится ровно тот триллион рублей, который нам изначально обещали сэкономить в Пенсионном фонде. И что дальше?

То есть в результате реформы «экономия», вероятно, пойдет на индексацию пенсий, однако вопрос баланса пенсионной системы и серьезного повышения пенсий решается не «экономией», а ростом экономики и доходов работников. Но как этого добиться, правительство не обсуждает.

Последствия: общество

Допустим, правительство не врет — цель и вправду состоит в том, чтобы повышать пенсии быстрее, чем сейчас, взамен на согласие общества с повышением пенсионного возраста. Приведет ли это к улучшению социального самочувствия россиян, к «прорыву», о котором заявил министр финансов Антон Силуанов? Изучались ли социальные последствия такого решения? Правительство этого не обсуждает, зато социологи пессимистичны.

— Эта проблема очень болезненна, — говорит Татьяна Нефедова. — Из нечерноземных деревень уехала большая часть населения, причем наиболее сильный отток был еще в советские годы. Уезжали активные и наиболее трудоспособные. В нечерноземной глубинке преобладают пожилые женщины. Молодежь продолжает после школы уезжать из таких районов в большие города, не готовая жить без газа, водопровода, дорог, интернета. Человеческий капитал в периферийных районах ослаблен. Реальная продолжительность жизни мужчин значительно ниже официальных показателей ожидаемой продолжительности жизни. Люди среднего и предпенсионного возраста с нетерпением ждут выхода на пенсию, чтобы иметь хоть какой-то гарантированный доход. Тем более что официально люди чаще всего нигде не заняты. Традиционное сельское хозяйство в Нечерноземье сохранилось лишь в отдельных очагах, число его работников уменьшилось на порядок. Мощные советские леспромхозы сменились частными фирмами, которые также требуют меньше работников. В связи с кампанией по объединению сельских поселений бюджетная сфера сжимается. К мелкому бизнесу население не готово. Реальная безработица во многих деревнях и селах достигает трети трудоспособного населения, хотя большинство не регистрируется в службах занятости, перебиваясь случайными заработками у дачников и на временных работах на отходе в городах. Но работы эти физически тяжелые и людям старше 60 лет не по силам. До пенсионного возраста многие мужчины и женщины живут на пенсии своих матерей, дожидаясь собственной. Повышение пенсионного возраста для них — это крах надежд на спокойное дожитие в тяжелых условиях хотя бы при самом минимальном доходе. Все они говорят об этом, рассматривая это как геноцид сельских жителей.

Руслан Хестанов говорит о том, что должно быть очевидно даже жителям столиц, работающим в правительстве и аффилированных институтах, — пенсии стариков давно не являются волнующим вопросом для одних только пенсионеров, они встроены в систему выживания больших семей в депрессивных регионах и стагнирующих секторах экономики:

— Пенсия сама по себе для людей больше, чем пенсия. Это не просто заслуженный отдых. Если ты приезжаешь в регионы, то понимаешь, что многие семьи живут за счет пенсий. Именно семьи. Очень часто это источник финансирования детей, которые лишены работы. И когда у нас поддерживают семейные ценности и лишают людей пенсии, то тем самым выбивают почву из-под ног этой самой семьи, одно из главнейших оснований.

При этом в больших городах, конечно, люди в 60 лет часто работают лучше и эффективнее, чем в 40.

— Пенсия равносильна смерти в нашей стране, — говорит известный московский адвокат Сергей Мирзоев. — Я в свои шестьдесят работаю раза в три больше и лучше, чем в молодости, и уж точно больше, чем при СССР. Более того, в наше время мои активные ровесники практикуют разные практики здоровья и долголетия: диеты, спорт, питание.

Но при этом он, во-первых, принимает, что новыми трендами охвачено далеко не большинство населения, а только те, кто в основном занят интересной и творческой деятельностью. И, во-вторых, он как юрист констатирует демонтаж конституционного принципа:

— Это очередное наступление правящих классов на закрепленный в Основном законе принцип социального государства: правительство все время пытается перевести население на самообеспечение.

То есть население делится на тех, кто хочет работать после выхода на пенсию (порядка 25% по разным опросам), и тех, кто мечтает вырваться из круга нелюбимой и нетворческой работы. Но недовольны и те и другие. Одни — наступлением на права, другие — отсутствием выбора и какого-то обмена: дополнительными наступлением на права, да еще и одновременным повышением налогов без увеличения прав и представительства.

— У людей отняли свободу выбора, — говорит социолог и автор исследования Левада-Центра Наталья Зоркая. — По нашим данным, работать по достижении пенсионного возраста собирается лишь четверть населения; многие, работоспособные «на бумаге», в реальности не способны продолжить карьеру из-за проблем со здоровьем.

Михаил Денисенко приводит данные о том, что в реальности работает после достижения нынешнего пенсионного возраста примерно половина:

— Большая часть пенсионеров в течение первых лет после выхода на пенсию работает. Во-первых, низкие пенсии заставляют работать, а во-вторых, многие просто хотят работать дальше, особенно высок уровень занятости среди людей с высшим образованием. В современном понимании возраст 55 и 60 лет — не старость.

Оптимистическая гипотеза говорит о том, что продление трудового возраста может привести к некоторому продлению жизни у мужчин, которые в России очень часто умирают в первые годы пенсии не только из-за проблем со здоровьем, но и от пьянства и наступающей бессмыслицы существования.

— По опыту других стран, уверенно можно говорить только о том, чего повышение пенсионного возраста не изменит: смертность не увеличится, а рождаемость не снизится, — продолжает Денисенко. — Но, конечно, поведение людей изменится. Придется внимательнее относиться к обеспечению своей старости. Например, могут произойти положительные изменения в плане самосохранения, поскольку надо настроиться еще дополнительные пять-восемь лет работать и вести активную жизнь: население станет внимательнее относиться к здоровью и вредным привычкам.

 

 

В любом случае, как говорит Евгений Гонтмахер, нет в России категории граждан, которая была бы удовлетворена реформой:

— Даже сами пенсионеры очень недовольны законом, потому что они переживают за своих детей. Ведь пенсионер часто рассчитывает, что дочь или сын выйдут на пенсию и будут ему помогать — пожилому человеку зачастую сложно что-либо самостоятельно делать. Или женщина около 55 лет рассчитывала, что она будет получать свои 12–13 тысяч, родится внук, с которым она три года или чуть побольше посидит-поиграется, позволив своей дочери выйти на работу и поправить семейный бюджет… А тут такой стресс, крушение жизненных планов! Кроме того, если закон будет реализован, произойдет депрессия рынка труда. Потому что у нас довольно часто мужчин в возрасте 60 лет и женщин в возрасте 55 лет увольняют, а на освободившееся рабочее место приходят молодые. А если люди в околопенсионном возрасте задерживаются у работодателей, то куда брать молодых? Может возникнуть ситуация, когда работодатель скажет такому человеку: «Я тебе буду платить минимальную зарплату, но ты все-таки мне рабочее место освободи». Появится много таких дополнительных рабочих мест для «ожидающих пенсию» с мизерной, но давящей на работодателя дополнительной зарплатой. Вот на Западе заработок растет до самого конца трудовой жизни, а у нас он достигает максимума годам к 40–45 и потом идет на убыль, наступает дисквалификация — ведь системы непрерывного образования у нас в стране нет. В результате масса людей вытесняется на обочину рынка труда, переходит на все менее оплачиваемые места, и к моменту выхода на пенсию люди становятся охранниками, гардеробщиками, консьержами, уборщицами и так далее. Они как манны небесной ждут этих 55–60 лет, потому что на сумму из небольшой зарплаты и скромной пенсии можно как-то выживать, не сваливаться в бедность! А тут они даже маленькой пенсии не получат. И что теперь? На рынке труда изменения происходят очень небыстро. Проблемы не решить на уровне «дважды два четыре». Чтобы максимальная зарплата у нас была к концу трудовой деятельности, необходимо хорошее, доступное образование, постоянная переквалификация, чтобы в 40–50 лет открывалось второе дыхание. Придется поработать и со здравоохранением, чтобы человек мог полноценно работать и в 50, и в 60. Но это же десятилетия упорной работы!

 

 

Пенсионный возраст, как и продолжительность жизни, неизбежно должны расти, но вместе с ростом «хороших» — в смысле продуктивных и творческих — рабочих мест.

Где у нас политика

Заместитель председателя заксобрания Верхнего Уфалея Иван Евсеев вышел из «Единой России» после того, как Дума приняла пенсионную реформу в первом чтении. Коллегам-депутатам, чтобы не поняли неверно, он объяснил: причина в том, что он уходит работать в такие структуры, находясь в которых нельзя состоять в партиях.

— Почему вы все же ушли из партии?

— Тут две причины. Первая, явная — несогласие с политикой, но об этом желательно меньше писать. И второй момент — будущая моя работа не может быть связана с политическими партиями.

— Но когда вы вышли из партии, это вам принесло удовлетворение?

— Нет.

— Что вы думаете о пенсионной реформе?

— В настоящий момент люди у нас в Верхнем Уфалее живут за чертой бедности, и молодежь останется без работы. Эти места будут заняты теми, кто дорабатывает до пенсии, их уволить нельзя будет. А те, кто не сможет устроиться, будут выкинуты за черту бедности и превратятся в люмпенов. У нас депрессивный город. Самая большая зарплата — 15–17 тысяч рублей. С учетом повышения коммунальных услуг с 1 июля примерно 40 процентов уходит на содержание жилья. Я считаю, что законопроект в той редакции, в которой он есть, принимать нельзя. У нас сократится население. Потому что люди будут бояться рожать и воспитывать детей: ведь некому будет их поддерживать. Ну и другой вариант — люди просто не доживут. Я для интереса прошел по кладбищу и сфотографировал памятники. Там на каждого пенсионера 70 лет приходится тот, кому нет 50.

 

 

— С чем ваша будущая работа будет связана?

— Уйду в церковь, в монастырь. Побуду наедине с собой. Древнерусскую литературу буду изучать.

— А ваши коллеги говорят, что в ФСБ.

Иван Валентинович посмеивается.

— Что, правда хотите удалиться от общества?

— Чтобы повлиять на существующую действительность, надо, чтобы были определенные силы. Они должны быть поддержаны либо партией, либо государством. А пока нет настоящих политических партий.

Руководитель ВЦИОМ Валерий Федоров объясняет массовое недовольство реформой тем, что нарушен «элемент социального договора, который касается всех, как бесплатное образование и здравоохранение».

— Как работает правительственный пиар и работа по объяснению реформы людям? Что удачно, что нет?

— Здесь вопрос в другом: кто решил после триумфальной победы Путина сделать ему такой подарок? Сразу же после подписания указа его рейтинг начал стремительно снижаться. В крупных городах существенно вырос рейтинг протестного потенциала.

Руслан Хестанов вообще считает, что пиар-кампания реформы была проведена «предельно цинично».

— Президент наш говорит, что нужна дискуссия. Но какая дискуссия возможна, если чиновникам запретили высказывать критику реформы? И региональным политикам, и депутатам «Единой России». Только в больной голове может сочетаться требование дискуссии и запрет на нее.

А ведь чиновничество очень по-разному относится к реформе. В регионах чиновники понимают, что пенсии — часто единственный источник дохода населения, лишенного работы.

По данным фонда «Общественное мнение», число недовольных пенсионной реформой составляет 80%, исследования Левада-Центра и «Ромир» говорят о 89% и 92% соответственно.

— Тут есть большие вопросы по поводу качества информационного сопровождения, — считает политолог, директор Международного института политической экспертизы Евгений Минченко. — Данные социологов говорят о том, что суть реформы недостаточно хорошо была объяснена. Как следовало это делать? Нет единого правильного и выигрышного метода, есть разные варианты стратегий. Конечно же, я думаю, что следовало это делать как-то покреативнее.

Профессор, научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге Дмитрий Травин также считает низким уровень «подготовки» граждан к непопулярным мерам, но, в отличие от Минченко, не видит креативных методов:

— А что тут можно сделать? Трудно творить чудеса, если в стране плохая экономика. Выбор невелик: либо проводить повышение пенсионного возраста, что не понравится одной части населения, либо сокращать пенсии, что не понравится другой его части. 26 лет назад, в разгар гайдаровских реформ, когда проводились очень важные и непопулярные меры, значительная часть россиян их не приняла. А как принять, если жить становится хуже? Не все могут смириться с этим и терпеть даже вынужденные меры. А эта реформа плоха во всех отношениях.

Минченко оценивает политические риски в результате повышения пенсионного возраста как «достаточно высокие»:

— Надо посмотреть, как это скажется на результатах кандидатов от «Единой России» на выборах осенью. Тогда уже точно станет ясен уровень рисков.

Что можно исправить

 

Отложить и тестировать

— Даже если мы особая страна и у нас особый путь, все равно нужен переходный период, — говорит Евгений Гонтмахер. — Я предлагаю начать повышать пенсионный возраст через шесть лет, с 2025 года. А за эти шесть лет мы решим кучу проблем, которые сопутствуют реформе: придумаем, как лучше организовать досрочные пенсии для тех, кто работает во вредных условиях труда; обсудим эффективность пенсионного обеспечения людей «в погонах»; вернемся к страховому характеру пенсионной системы.

И обычная вещь для техничных реформ: внедряться постепенно, тестируя социальные эффекты и оперативно реагируя на них.

— Реформу можно провести в два этапа, — говорит Михаил Денисенко. — На первом — пенсионный возраст поднять чуть-чуть, например до 62 и 58 лет, и посмотреть за изменениями в жизни людей, за последствиями. А на втором этапе как раз привязать повышение пенсионного возраста к продолжительности жизни. При этом нельзя нарастить три года ко времени жизни, а пенсию сдвинуть на десять лет. Повышение пенсионного возраста не должно обгонять прирост в продолжительности жизни. Уж точно не для мужского населения.

 

Предложить выбор и стимулы

Высшая школа экономики выпустила доклад «Демографический контекст повышения выхода на пенсию», в нем есть ряд интересных тезисов:

— Мы предлагаем, в частности, как можно быстрее существенно повысить пенсии для лиц в возрасте 80 лет и старше, а со временем — для лиц 75 лет и старше, а также резко расширить для них возможности пользоваться уходом, в том числе на дому, в случае возникновения ограничений в автономной жизни. Мы предлагаем также пониженные отчисления в Пенсионный фонд за мужчин старше 60 лет и женщин старше 55 лет, что будет стимулировать сохранение за ними рабочих мест (рады, что аналогичное предложение недавно высказали предпринимательские объединения), — говорят авторы доклада.

Решения могут быть различными, но логика такова: стимулировать поздний выход на пенсию лучше, чем директивно повышать пенсионный возраст для всех. Выбор между небольшой пенсией сейчас и большой — позже, при налоговых стимулах работодателю, — одно из возможных техничных решений.

 

Особые решения и компенсации

— Нужен очень дифференцированный подход с учетом места проживания, профессии и тому подобного, с пониманием, кто действительно может работать после 55 и 60 лет (и многие работают), а кто воспринимает этот шаг как катастрофу для себя, — говорит Татьяна Нефедова.

Если деньги небогатых пенсионеров и семей уйдут с потребительских рынков малых городов и сел, это может их разрушить. Следует найти способы компенсировать это. Один из вариантов — считать уход за внуками работой, компенсируя небогатым семьям потерю пенсионных денег.

Но главное, конечно, — должны появиться хорошие рабочие места там, где они могут появиться, и условия для мобильности населения (в том числе доступное жилье).

 

Стимулировать рост

— Пока у нас нет экономического роста, ни о какой нормальной пенсионной системе мы мечтать не можем, — говорит Гонтмахер. — И тут очень кстати есть майский указ президента, который через шесть лет обещает очень много хорошего: экономика оживет, темпы роста перегонят среднемировые, мы сократим бедность вдвое, построим систему переквалификации и «подлечим» нашу медицину. Так давайте посмотрим два-три годика, как правительство будет это исполнять, и если мы увидим, что все хорошо — тогда действительно можно плавно подойти к повышению возраста. Тогда появится ощущение, что государство позаботилось о своих гражданах и «подложило подушечку».

 

 

Евгений Гонтмахер не верит в исполнимость указов, но понимает правильную логику реформирования: сначала рост, потом пенсионный возраст.

Период слабого экономического роста — плохое время для пенсионных реформ. Эффективные реформы в мире подразумевали переход на накопительную пенсию в условиях, когда накопления можно нарастить, инвестируя их в растущую экономику, при этом еще больше стимулируя рост.