Распространившаяся после краха либеральной реформы в России антилиберальная мифология описывала причины крушения социализма в СССР с ненаучных и субъективистских позиций. Такой подход в СССР считался антинаучным, а сейчас он носит название конспирологии. Конспирология – это такой метод анализа, когда субъективные факторы, несомненно, имеющиеся в подоплёке каждого исторического события, выпячиваются свыше их реального значения, и при этом полностью или почти полностью игнорируются факторы объективные.

Конспирология – любимый метод журналистики и негодный для аналитики. Публика охотно читает конспирологию, так как там всё понятно – вот событие, а вот враг как причина этого события. Сразу ясно, кто виноват и что делать. Научные статьи построены по другому правилу – правилу проблемности. Они ставят вопросы, на которые порой пока нет ответов. Учёных учат находить и обозначать объективную проблему, зачастую запрятанную под глубоким слоем внешних наслоений и субъективных факторов. Публике читать такие статьи скучно и трудно – обычный читатель не привык так долго удерживать концентрацию внимания на какой-то теме, пока идёт последовательное раскрытие всех её аспектов и взвешивание каждого из этих аспектов.

Однако забава ради развлечения никогда не поможет найти решение, если его надо найти реально. В таком случае научным методам анализа нет альтернативы. Конспирология тут вредна, так же, как любой шарлатанский метод вреден при лечении болезни. Засилье конспирологии в анализе причин краха СССР приводит к тому, что остаются незамеченными те же факторы риска и те же причины кризиса управления экономикой, что были и в социалистическом, и в капиталистическом укладе нашей страны.

Сейчас далёкое от понимания проблем экономики СССР население, уставшее от многолетних экспериментов над собой и ненавидящее либеральных реформаторов всеми фибрами души, укоренилось во мнении, что крушение социализма объясняется происками группы вредителей, которые намеренно по причине собственной злонамеренности сломали хорошие и дающие устойчивый экономический рост хозяйственные механизмы. Ходит версия о саботаже, когда под Москвой видели остановленные по приказу мэра Москвы Гавриила Попова караваны машин с продовольствием (не путать с аналогичной ситуацией в революционном Петрограде, где подобное имело место быть), а в Москве провоцировался голод и перебои со снабжением – ради обострения недовольства масс. Я не берусь судить о реальности этого факта, но очевидно одно – он не в состоянии объяснить исчерпывающим образом, почему в СССР имелись серьезные проблемы в экономике.

Усугубляется трудность понимания тем, что сейчас характеристику этим проблемам дают в основном не экономисты, а историки. А они своё мнение сформировали под влиянием экономистов, высказавшихся по поводу советских реформ весьма поверхностно. Василий Леонтьев сбил с толку многих историков, сказав, что в СССР имеются структурные проблемы, но не имеются системные. То есть вся проблема в том, чтобы совершить манёвр ресурсами и привести всё в пропорциональное состояние. Понятно, что такая версия намного приятнее для публики и, главное, сразу виден злодей-злоумышленник: для настройки системы вовсе не обязательно её ломать. И потому имеется идеализация советского экономического механизма без оценки его системных дефектов, которые объявляются несуществующими. А это не только величайшее заблуждение – это препятствие для осознания нынешних причин нашего кризиса. 

Причиной нынешнего экономического кризиса объявляется либеральный подход в макроэкономике. Он понимается как монетаризм, создающий постоянный дефицит денежной массы. В итоге национальной идеей русских патриотов становится  борьба за возможность печатать деньги по потребностям, а сам этот принцип назван красивым словом "суверенная эмиссия". Считается, что это решит все имеющиеся проблемы, а мешают нам печатать деньги по потребностям наши враги. Долой врагов – и всё решится. Суверенная эмиссия – это такая современная версия русского коммунизма, где по потребностям будет не всё, а только печатание денег.

Настоящая наука начинается там, где начинаются отходы от идеологизированных ярлыков. Нет плохих и хороших инструментов, есть применение инструментов не по делу, в неподходящих условиях. То, что работало в одних условиях, не будет работать в других. Причины – это тема для отдельного разговора. Главное – сам факт. Где-то монетаризм помогает решить проблему контроля над инфляцией, где-то он становится причиной кризиса. Пользоваться всегда одной и той же концепцией в разных исторических и социально-экономических условиях, зачастую диаметрально противоположных - это как пытаться лечить зелёнкой все болезни.

Главной причиной экономических проблем в социалистическом СССР была невозможность решить задачу ускорения темпов экономического развития. Та же самая проблема сейчас стоит и перед капиталистической Россией. Казалось бы – два мира, две системы. Всё разное. Почему же тогда проблема та же самая? Где тут объединяющий принцип? Он ведь не может не существовать, если системы меняются, а проблема остаётся?

Советский период начинался с беспрецедентно высоких темпов роста. Среднегодовые темпы роста с 1918 по 1957 годы были 10% - то, что сейчас показывает Китай и то, что недостижимо для всех прочих стран, в первую очередь, нынешней России. В годы сталинской индустриализации  1939-1949 годов темпы были 16,5%, за 11 послевоенных лет  1947- 1957 годы - 15,9%. Больше нигде в мире, даже в современном Китае, такие показатели не достигались. Но в СССР в 60-е годы началось падение, и к 80-м годам темпы упали в два, а по сравнению с первыми пятилетками – в три раза. Все экономисты объясняют это низким уровнем старта - за базу брался 1913 год. Замедление темпов роста по мере роста экономики – нормальное явление всех экономик мира.

В СССР высокие темпы был заданы в условиях затратных методов производства. Основа социализма (плановое производство) основывалось на том, что планирование осуществлялось методом "от достигнутого" и велось по объёму продукции в рублях - так называемый план по валу, учёт валовой продукции народного хозяйства. Это было понятно - каждый процент роста валового общественного продукта давался за счёт пяти процентов роста расхода ресурсов. Этот путь пришёл к естественному исчерпанию в конце 60-х, а осознание этого появилось во второй половине 70-х. Экстенсивный путь экономического развития, когда рост достигался увеличением поля производства на прежней затратной технологической базе – был исчерпан. Страна встала перед необходимостью перейти на интенсивные пути развития – это когда рост достигается за счёт не увеличения, а уменьшения расходования ресурсов.

Рост производительности труда на основе научно-технического прогресса (НТП) привёл в СССР к парадоксальным результатам. Оказалось, что вся социалистическая плановая система отторгает интенсификацию и НТП по принципиальным соображениям. Фонд зарплаты был в плановой экономике привязан к плану производства, а этот план измерялся в рублях. То есть вал. Чем более затратное производство, тем выше результат и тем больше фонд зарплаты. И теперь представьте себе ситуацию директора предприятия, где были введения технологические новшества. Приведу только один пример.

Компрессорный завод вместо чугунных поршневых колец стал выпускать пластмассовые. Качество такое же, цена на порядок ниже. Чугунное кольцо стоит 2 руб. 40 коп, пластмассовое - 20 коп. При плане 30 миллионов колец завод потерял для плана 66 миллионов рублей. Фонд зарплаты уменьшился на 12 миллионов рублей. Это потеря 4-х месячного фонда зарплаты. Попытка директора выбить в министерстве потерянную зарплату потребовала в два раза больше времени, чем освоение новинки. При таком планировании заводу невыгоден технический прогресс, а выгодно удорожать продукцию - это о мифе об отсутствии инфляции при социализме.

При социализме инфляция выражается другим способом – вымывание дешёвого ассортимента влечёт дефицит по многим позициям ассортимента. Нужную продукцию, по которой зафиксирована низкая цена, стараются не производить – не выгодно. Для раздувания затратной части плана применялись повторный счёт стоимости сырья и готовой продукции, завышалась материалоёмкость изделий и удорожалась их стоимость. Это гарантировало премии и повышение по службе для всех – от рабочего до секретаря ЦК, курировавшего министерства.

Потому что в этом и был принцип социализма  - планировать все показатели и уйти от свободного рынка с его конкуренцией. Никаким другим план при социализме быть не может. Удешевляющие технологические новинки при социализме наносили ущерб производителям и отторгались ими по понятным и рациональным соображениям. Так при  социализме в базисе обозначился неразрешимый диалектический конфликт части и целого – народного хозяйства и конкретного предприятия с его двойственной природой – части от целого и одновременно обособленной единицы.

Получить прибыль и увеличить зарплату при введении таких удешевляющих новинок можно было при рынке, когда завод за счёт снижения себестоимости или увеличит продажи при прежней цене, или при прежних продажах повысит цену - если рынок её примет. Но это уже не социализм, ибо это разрушение планового принципа. Из планирования выпускаются важнейшие показатели - цена, себестоимость, ассортимент, объём производства, фонды потребления, а главное – летят параметры у прикреплённых к каждому производителю потребителей. Социализм исчезает, наступает рынок, то есть капитализм со всеми его атрибутами.

Понимая это, в СССР были прекращены три попытки реформировать экономику в сторону роста темпов – при Хрущёве, при Косыгина и при Горбачёве. Все они дали кратковременный эффект, и потом всё не только вернулось назад, но и упало ниже прежнего. Эксперименты со сменой плановых показателей, имитировавших рынок и стимулировавших интенсификацию, провалились – хаос в управлении только усилился. Этому способствовала путаница разнонаправленных показателей плана, таких, как план по объему и структуре ассортимента, и план по прибыли, толкавший ассортимент изменить в сторону дорогих видов товаров.

Директор вынужден был выбирать, какой из показателей нарушить. Выполнить оба было нереально: или прибыль, или ассортимент и объем. Начались корректировки задним числом. Пошла эрозия идеологии, началась коррупция. Мотивация к труду окончательно рухнула. Заметьте - всё это возникло на базе государственной, то есть социалистической формы собственности с тотально пронизанной коммунистическими установками идеологической сферой. Никаким частником и в воздухе не пахло. Все эксцессы развалились из самих себя – из социалистической формы хозяйствования.

Ничто не смогло заменить рынок адекватно. Только переменчивый рынок мог давать какую-то систему координат для введения инноваций. Но рынок – это не социализм. Поэтому все попытки реформ были свёрнуты. Застой нарастал. В ВПК и нефтянке что-то шевелилось, во всех прочих отраслях нарастал спад. Как выйти из него, никто не представлял.

Самой короткой была попытка ускорения при Горбачёве. Но и её неудача быстро привела к пониманию необходимости перестройки системы. Идти это, разумеется, могло только в одну сторону – в сторону отказа от классической версии социализма. СССР не справился с контролем над этим процессом, Китай справился, но общая закономерность выразилась в том, что плановая классическая система оказалась несовместима с технологическим прогрессом по несовпадению системных характеристик. Демонтаж такой системы был лишь вопросом времени и искусства управленцев. То, что под планированием понимается в капиталистических экономиках, не имеет ничего общего с планированием при социализме. План плану рознь и не всякий план есть социализм.

Социализм – это директивное, то есть прямое и адресное планирование в экономике, которая понимается как одно большое предприятие со множеством цехов. Понятно, что цеха между собой не конкурируют – это безумие, никаким рынком между собой не пользуются – это шизофрения, а пользуются простой единой заводской сметой, которой и является план при социализме. С этой точки зрения капиталистический план планом не является, а является набором рекомендаций и списком намерений.

План – это жёсткая система мер, отход от которой невозможен. Стратегический менеджмент капитализма ни в коем случае таким планом не является, прежде всего, потому, что он лишь ставит цели, а по пути к ним можно менять все планы и все стратегии. В социализме это – ересь, так как категорически не является социализмом. Цели в социализме устанавливают не предприятия, а партия и правительство. Пятилетний план с разбивкой по годам – это документ в форме закона. Предприятия лишь выполняют намеченное. Или не выполняют.

Однако оказалось, что при капитализме в России тоже не наступил период гонки за инновациями. Уже нет плана, уже везде рынок, но по-прежнему предприятия не заинтересованы в нововведениях, в интенсификации производства, когда снижается материалоемкость и себестоимость продукции. Чем только ни объясняли этот  феномен. И устаревшими стереотипами мышления управленцев, и конкуренцией более сильных производителей, сейчас вот наши причину в несуверенной эмиссии – дескать, нет денег на реконструкцию и научные исследования. И выход предлагается найти в инвестициях – чужих или своих свеженапечатанных.

Однако это тот  же самый затратный подход, который в своё время погубил социализм в России. Инвестиции – это вложения в новые технику и технологию. Но где прямая связь с инновациями и ростом спроса? Где рынки для инновационной продукции? Отсутствие спроса предлагается решать за счёт дешёвого кредита. Но и тут нет прямой связи между ростом закредитованности и ростом спроса. На Западе нулевые по стоимости кредиты и сверхзакредитованное население – и много лет нет выхода из спада. Кризис перепроизводства не рассасывается.

Какая связь между тем, что работник получит потребительский кредит и что от этого оживут предприятия, если его предприятие не гарантирует ему зарплату, потому что не имеет нормального сбыта своей продукции? И где гарантия, что все оживут, если наберут дешёвых кредитов? Ведь при малейшем оживлении экономики немедленно начнётся рост цен – это естественная стадия всякого оживления. И что потом делать с пирамидой долгов? Идти по американскому пути, изобретая всякие трежерис – бумаги на бумаги? Но это путь надувания пузырей. Мы уже пережили крах пирамиды ГКО – до сих пор все помнят, что бывает от крушения финансовых пирамид и лопания пузырей. Так для чего нам предлагать надувать новые?

Все рецепты оживления российской экономики по-прежнему носят родимые пятна социалистического мышления – дать побольше денег и отойти в сторону. Однако самое неприятное в том, что это не имеет никакого отношения к интенсификации производства. Потому что настоящая интенсификация, то, за счёт чего и бывает рост – дело очень неприятное. Это рост интенсивности труда во всех отраслях. Интенсивность – это эксплуатация. То есть это когда работают очень много – а получать больше за это станут ещё очень не скоро.

Все экономические «чуда» основаны именно на этом в первую очередь, а не на машинах, которые работают за человека. До машин может не дойти, пока сначала человек не начнёт работать с двойной нагрузкой, а получать за это станет вдвое меньше. Лишь тогда возникнет ресурс, который разольётся по всем отраслям в виде эффекта от  интенсификации и вернётся к производителям в виде повышения зарплаты и уровня жизни при низких ценах. Но и низкие цены – это препятствие для роста. Это отсутствие прибылей у предприятий.

Поэтому важно не отсутствие инфляции, а такой её уровень, чтобы он отставал от роста производительности труда. Не бесплатный кредит, а размышление о том, в какие отрасли его направить, а в какие и вовсе прислать ликвидационную комиссию. Не стремление к росту, а стремление к осмыслению роста. Не всякий рост есть дело хорошее - онкологи подтвердят. Иногда самый яркий признак здоровья - отсутствие всякого роста - там, где это не надо. А где не надо? В старых отраслях, которые находятся на спаде жизненного цикла. И пока нет им замены, приходится держать их на плаву вопреки всем критериям эффективности и интенсивности. 

Не на все вопросы науки имеются готовые ответы. Человечество до сих пор ищет выхода из многих цивилизационных ловушек. Одной из таких ловушек является идея ускорения темпов роста – проблема, решение которой ставили перед собой все правители России. И всегда решение этой проблемы во всех странах мира несло с собой риски развала системы управления. Россия сейчас опять встала перед задачей ускорения темпов экономического роста. Понимается это именно как рост потребления. При этом никто не понимает, как решать проблему интенсификации производства. Инвестиции в инновации – это экстенсивные методы решения задачи интенсификации.

Проблема роста несводима к инвестициям. Это не только внедрение инноваций – это в первую очередь повышение нагрузки на тех, кто сейчас работает в прежних технологиях. На Дальнем Востоке России китайцы выращивают тепличные помидоры, которые идут на экспорт и на внутренний рынок. К помидорам есть претензии по качеству, там применяют мочевину, но всё равно их производят и берут. Китайцы высокомерно относятся к местным русским по одной простой причине: "Вы, русские, не способны работать по 16 часов" - говорят китайцы. "Вот мы уедем к себе домой, и у вас тут опять не будет помидоров".

Никаких роботов и новых технологий в успехе китайского чуда нет, также, как и в корейском, и немецком, и японском, и американском чуде. Любая интенсификация, прежде чем дойдёт до уровня высоких технологий, начинается с готовности работать  по 16 часов в сутки тем, что имеется. Готово ли наше общество к такому решению – вот самая главная проблема.

Источник:ИА REGNUM