«Начались торговые войны»… «Мировая система торговли разрушается»… «Последствия от протекционистских мер США и ответных мер Китая и ЕС будут ужасными»… «Именно так была спровоцирована Великая депрессия 1930-х»…
Подобными фразами пестрят публикации в западной, китайской и отечественной прессе. Нам предрекают всеобщий экономический апокалипсис. Даже про «катастрофическое таяние ледников» в Арктике и Антарктике на время позабыли.
Главным виновником грядущего «всеобщего обвала» назван 45-й президент США. Именно он, делая «безответственные популистские шаги», разрушает те международные институты, которые «способствовали процветанию и стабильности мировой экономики».
Но действительно ли всё так плохо? Грозит ли миру финансово-экономический коллапс? Можно ли назвать происходящее торговыми войнами? Насколько благотворной оказалась глобализация и правда ли, что протекционизм настолько опасен?
Ну и главное для нас: что делать России в условиях, когда правила ведения бизнеса на планете снова изменились?
Прежде всего, следует заметить, что введение импортных тарифов для защиты внутреннего рынка неверно называть «торговой войной». Торговая война – это действия, которые препятствуют экспорту и/или импорту в/из той или иной страны для достижения политических (в последнее время всё чаще – геополитических) целей.
Ограничительные меры против России, санкции против Ирана, финансово-экономическая блокада Кубы (на острове Свободы она так и называлась в последние десятилетия – el bloqueo), дипломатическое давление на Пекин с целью усилить изоляцию Пхеньяна – вот что такое торговая война.
Во время гражданской войны в США, Первой и Второй мировых войн также делались попытки ограничить торговлю тех или иных государств с целью достичь военно-политического успеха.
В 1980-х против СССР Вашингтон ввел зерновое эмбарго. Чуть раньше была принята поправка Джексона – Вэника. Обе эти меры мало способствовали поддержке американских предприятий и фермерских хозяйств – во главу угла была поставлена задача геополитического плана.
Переход от фритрейдерства к протекционизму («ограниченному» или «жесткому») по экономическим соображениям иногда называли таможенными войнами… или вовсе не сравнивали с боевыми действиями.
В период быстрого развития индустрий – с середины 1800-х до конца 1930-х – страны Запада часто переходили от одной модели развития к другой. Экономисты и историки до сих пор спорят о том, насколько защита внутреннего рынка или, наоборот, его открытость способствовали успешности государств в мировом экономическом соревновании.
Ключевое слово здесь – соревнование. Вплоть до окончания (некоторые эксперты делают поправку – до начала) Второй мировой страны и блоки вели ожесточенную борьбу за индустриально-технологическое лидерство. И в этой борьбе каждый был сам за себя.
Государства использовали самые разные методы для достижения наилучшего, по их мнению, результата. Поэтому рассматривать таможенные пошлины на те или иные товары изолированно бессмысленно.
Сегодня, когда хорошо изучены экономические показатели развитых стран в XIX и XX веках, достаточно сложно спорить с двумя, казалось бы, взаимоисключающими утверждениями: и протекционизм, и свободная международная торговля в равной степени способствовали экономическому росту и технологическому прогрессу.
Знаменитый экономист и историк Поль Байрок доказал, что во второй половине XIX века в Европе прослеживалась положительная корреляция между протекционистскими тарифами и экономическим развитием. Во время так называемого «либерального периода» (1850–1870) рост ВНП стран Старого света составлял не более 1,8%. Когда же были введены меры защиты национальных производителей (так называемая эра европейского протекционизма 1870–1890 гг.), темпы роста возросли до 2,6%, а показатели промышленного производства ежегодно улучшались на 3,8%.
Эти данные никто не оспаривает, однако корреляция вовсе не означает причинно-следственной связи. Так, экономист Дуглас Ирвин утверждает, что ускорение роста было связано вовсе не с введением тарифов, а с другими факторами.
Любопытно, что Байрок в 1960-х был одним из ключевых консультантов ГАТТ (предшественницы ВТО), а Ирвин до сих пор состоит в Президентском совете по экономическим вопросам.
Раз уж мы упомянули ГАТТ и ВТО, следует отметить, что попытки «объединенного Запада» создать общие правила экономической игры в послевоенный период были не слишком удачными.
В период с 1945-го по 1948 год США пытались создать Мировую торговую организацию (МТО – не путать с ВТО). Несмотря на подписание так называемой Гаванской хартии, в написании которой принимал активное участие знаменитый Джон Мейнард Кейнс, договор о создании МТО так и не был ратифицирован Конгрессом США.
Американские законодатели сочли, что европейские союзники (позже та же претензия выдвигалась Сеулу и Токио) предоставили Соединенным Штатам недостаточно преференций взамен на помощь во время Второй мировой войны, а также в ответ на план Маршалла. Более того, европейцы, по мнению конгрессменов, уклонялись от справедливого участия в расходах по защите Запада от угрозы с Востока.
Не правда ли, это напоминает нынешние претензии американского президента к Старому свету, а также к союзникам на Ближнем Востоке и в АТР?
Экономические взаимоотношения внутри «мировой системы капитализма» долгое время регулировались в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), которое, впрочем, также не было ратифицировано США и рядом других стран. Лишь в середине 1990-х была создана Всемирная торговая организация, которая и закрепила (как мы видим, ненадолго) примат «свободной торговли».
В определенных кругах принято считать, что Соединенные Штаты нажились на двух мировых войнах, да и позже занимались грабежом всего мира за счет эмиссии «ничем не обеспеченного» доллара и раздачи долговых обязательств, по которым Вашингтон «никогда не расплатится».
Но в действительности всё обстояло несколько сложнее. С конца 1940-х и до падения железного занавеса США использовали двухсторонние и многосторонние торговые соглашения не для того, чтобы наступило некое фритрейдерское счастье, а для того, чтобы самые разные страны – и европейские друзья, и «азиатские тигры», и нефтедобывающие монархии, и диктатуры, не попавшие под влияние СССР, – оставались верными союзниками в борьбе с мировым коммунизмом.
Формально протекционизм был объявлен в «свободном мире» вне закона. Но на деле многие европейские страны, Япония, Южная Корея и даже Китай (после объявления политики открытости в конце 1970-х) вовсю использовали различные меры по защите собственных рынков и производителей.
На это закрывали глаза, поскольку все делали «большое общее дело» – боролись с чуждой идеологией.
США стали самым большим рынком сбыта для «правильных» стран. Их торговый дефицит рос год от года. Рос и внешний долг Соединенных Штатов. Участники «свободной торговли» с удовольствием сбывали свои товары на американском рынке, а после инвестировали свои резервы в госдолг США, чем подстегивали расширение потребительского рынка в заокеанской сверхдержаве.
При этом союзники требовали от Дяди Сэма защиты от военных угроз (реальных или выдуманных) – на те самые деньги, которые давались Вашингтону в долг… для поддержания сбыта своих товаров.
Казалось бы, из этой схемы есть очевидное исключение – Китай. Пекин вроде как находился в «лагере комми». Его американские авианосцы и ракеты не защищали, скорее наоборот. Однако участие Китая в американской долговой пирамиде блокировало советско-американскую разрядку.
Как честно признался в свое время Генри Киссинджер, Советский Союз не мог стать полноценным союзником США, потому что в таком случае ему пришлось бы давать определенные гарантии безопасности на случай военного конфликта с КНР.
В 1990-е наступила эра глобализации. «Свободная торговля» и «защита конкуренции» стали непререкаемыми догмами новой эпохи. Вот только ни свободы торговли, ни честной конкуренции в мире, где стали править транснациональные корпорации, быть не могло.
Компании, получившие возможность производить товар в одном месте, продавать его в другом, хранить деньги в третьем, а платить налоги – в четвертом, заведомо оказались в лучшем положении, чем любые национальные производители.
Страны ЕС и развитые государства АТР почувствовали на себе последствия глобализации чуть позже, чем США. Однако везде происходило одно и то же: вывоз производств, сокращение рабочих мест, наплыв мигрантов и падение реальных доходов населения.
Фритрейдерство в его новейшем изводе натолкнулось на политическое сопротивление избирателей. Правда, теперь «свободную торговлю» лоббируют не столько выигрывающие от нее (на данный момент) нации, сколько наднациональные элиты.
Критиковать современный протекционизм бессмысленно – как лишена была смысла критика глобального рынка в 1990-е и 2000-е.
Маятник качнулся в обратную сторону.
Задача каждой страны – сохранить свою экономику в новых условиях и постараться не отстать в индустриально-технологическом соревновании, которое исторически сопровождало каждую протекционистскую эру.
