Импортозамещение позволило экономике РФ выстоять в критический период, но теперь это пройденный этап. И власти, кажется, уже определились с тем, каким будет следующий – рост несырьевого экспорта. Успехи есть уже сейчас. Но сможет ли страна повторить тот блестящий путь, который прошли «азиатские тигры» – Япония, Корея и Китай? Что именно мы будем экспортировать, а главное – куда?

С учетом президентского поручения добиться темпов роста российской экономики выше среднемировых тема наращивания несырьевого экспорта становится все более актуальной. На ней делают акцент и чиновники, и независимые эксперты, приводя вполне аргументированные расчеты. Однако пока остается без ответа слишком много вопросов, прежде всего – на какие товары надо делать ставку и на каких внешних рынках их ждут. Кроме того, нужно понимать, что в перспективе эта стратегия может потребовать радикальных изменений в российской экономической политике, реалистичность которых пока что не очевидна.

Золотые горы

«КНР сейчас переживает очень непростую ситуацию в экономике, и Россия не предлагает ей ничего, что может улучшить ее экономические показатели»

Основными предпосылками для активизации несырьевого экспорта из РФ стала девальвация рубля при одновременном падении цен на углеводороды. Это сделало многие российские товары высоких переделов конкурентоспособными за рубежом, и ряд ведущих компаний страны заявили о планах резко нарастить внешние поставки.

Характерный пример – АвтоВАЗ, новый президент которого, француз Николя Мор заявил об экспорте как о стратегическом приоритете сразу после своего назначения в 2016-м, а совсем недавно уточнил, что по итогам текущего года его компания намерена экспортировать 25 тысяч машин (чуть менее чем 10% от планируемого объема продаж в России), включая несколько сотен пилотных экземпляров, на китайский рынок, о котором мечтают чуть ли не все российские предприятия.

Впрочем, это частности. То, что несырьевой экспорт из России незаметно превратился из предмета абстрактной дискуссии в полноценную стратегию, понятно по ряду недавних высказываний, широко растиражированных информагентствами. Пожалуй, самым неожиданным из них стало выступление главы департамента денежно-кредитной политики Банка России Игоря Дмитриева, который назвал два главных фактора умеренного падения российской экономики в ходе последнего кризиса – плавающий курс национальной валюты и поддержку несырьевого экспорта.

Спустя несколько дней глава Российского экспортного центра (РЭЦ) Петр Фрадков заявил, что в первом квартале текущего года несырьевой экспорт из России в денежном выражении вырос на 19%, а по физическому объему – на 4,7% (в сравнении с I кварталом 2016-го). При этом реализуемый РЭЦ проект по поддержке несырьевого экспорта под брендом Made in Russia ставит задачу выйти на ежегодный рост этого показателя на уровне 7%.

Наконец, в преддверии Петербургского экономического форума стало известно, что Центр стратегических разработок (ЦСР) во главе с экс-министром финансов Алексеем Кудриным назвал несырьевой экспорт важнейшим драйвером, который позволит вывести российский ВВП на уровень роста в 3,5–4% в среднесрочной перспективе. Согласно расчетам «кудринцев», это возможно при удвоении показателей к 2024 году (с нынешних 109 млрд до 200 млрд долларов). Это означает, что динамика роста должна быть даже выше, чем та, которую назвал Фрадков – порядка 9% в год.

Гладко было на бумаге

Из комментариев независимых экспертов, опрошенных газетой ВЗГЛЯД, следует, что на уровне абстрактного моделирования приведенные цифры выглядят вполне обоснованно. Так, по расчетам управляющего партнера компании «ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)» Моисея Фурщика, из 4% гипотетического роста ВВП России в 2024 году (при «сценарии Кудрина») несырьевой неэнергетический экспорт обеспечит 1,5%, а остальные 2,5% будут достигнуты за счет других факторов. «Естественный» рост российской экономики в нынешних масштабах лежит в пределах 2,2–3%», – подтверждает профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев. Можно вспомнить, как в рамках того же ПМЭФ глава Минэкономразвития Максим Орешкин заявил, что разрабатываемые правительством меры по ускорению экономического роста предполагают выход на рост ВВП свыше 3% начиная с 2020 года. Иными словами, несырьевой экспорт можно рассматривать как попытку подстегнуть экономику расти выше той планки (примерно 2%), за которой словосочетание «рост ВВП» становится более или менее ощутимым для большинства компаний, а в перспективе и для населения.

«В целом такая пропорция между элементами роста представляется разумной. В принципе, сценарий, при котором несырьевой неэнергетический экспорт России составит в 2024 году порядка 15% ВВП, или около 200 млрд долларов, не является заоблачным. Например, экспорт близкой по размеру экономики Южной Кореи составляет 39% ВВП и почти целиком является несырьевым. Вопрос в том, за счет каких товаров можно достичь значительного прироста», – подчеркивает Фурщик.

Для ответа на этот вопрос можно обратиться к самому крупному на сегодняшний день потенциальному рынку для российских товаров – китайскому, тем более что момент для выхода на него сейчас благоприятный: экономический рост в КНР замедлился и меняет свое качество – с роста за счет экспорта или инвестиций страна переходит к росту за счет потребления. 

Другое дело, констатирует председатель совета директоров группы CREON Energy Фарес Кильзие, что пока Китай не может найти в России ничего, кроме сырья. «КНР сейчас переживает очень непростую ситуацию в экономике, и Россия не предлагает ей ничего, что может улучшить ее экономические показатели и – одновременно – создать необходимые точки для роста для экономики РФ. Те несырьевые товары, которые мы можем предложить Китаю, там и так в избытке. Например, в машиностроении Китай пока немного отстает от нас, но лет через 5–10 ситуация изменится. Да, у нас есть совместные «несырьевые» инициативы, например в авиастроении, по линии Роснано, «Яндекса» и прочее, но по большому счету все проекты за рамками нефти и газа остаются на уровне бесконечного диалога, а не реальных начинаний. Конкретика есть только в нефтегазовой сфере, где в проекты уже вложено 70 млрд долларов».

Этот же момент, хотя и без привязки к китайскому рынку, акцентирует и Моисей Фурщик. По его мнению, в России созданы эффективные практики стимулирования несырьевого экспорта (прежде всего по линии РЭЦ), но в среднесрочной перспективе проблемой станет само наличие достаточного количества экспортных продуктов. Из лидирующих статей российского несырьевого неэнергетического экспорта, отмечает эксперт, самыми понятными представляются перспективы химии, металлопродукции и вооружений, но если в химии (в частности, в сегменте минеральных удобрений) возможности дальнейшего роста экспорта вполне очевидны, то по двум другим позициям существенное увеличение маловероятно – прежде всего из-за ограничений по спросу.

Что же касается экспорта российской сельхозпродукции, активно расширяемого в последнее время, рост возможен скорее не за счет собственно сельского хозяйства, а благодаря пищевой промышленности (например, кондитерские изделия). Однако такие возможности связаны с ростом инвестиций, то есть зависят от общего состояния российской экономики. В то же время в машиностроении и смежных отраслях крайне важны современные технологии и оборудование, а также человеческие ресурсы.

«Большую роль могли бы сыграть совместные производства с компаниями-лидерами мирового уровня, причем даже простая локализация западных производств имеет экспортный потенциал, так как такие предприятия обычно ориентируются не только на внутрироссийский рынок, но и на продажи в соседних странах. Кроме того, большие экспортные перспективы имеет встраивание российских производств в международные цепочки добавленной стоимости, но в последние годы это почти прекратилось. Реализация таких возможностей сильно зависит от политических факторов», – отмечает Фурщик.

Отсохшая рука рынка

Как выглядят планы по замещению импортных товаров российскими

Реализация задачи по росту несырьевого экспорта требует анализа опыта тех стран, которые уже прошли по этому пути и достигли на нем серьезных успехов. Здесь следует зафиксировать как непреложный факт то, что Россия является страной догоняющего развития, а эта траектория, напоминает независимый экономист Александр Полыгалов, исторически базировалась на двух компонентах – на импортозамещении продукции с высокой добавленной стоимостью (включая производство комплектующих для такой продукции) и/или на экспансии экспорта продукции с высокой добавленной стоимостью.

Однако сегодняшняя Россия, рассуждает Полыгалов, это не Япония 50-х, Южная Корея 70-х или Китай 90-х годов, которые тоже использовали экспортоориентированную стратегию догоняющего развития, но по разным причинам. Например, у них отсутствовал внутренний платежеспособный спрос на производимую ими высокотехнологичную продукцию, и они занимали те ниши, которые в рамках оптимизации производственных издержек отдавали им производители из развитых стран. Имелось преимущество и в виде низкой стоимости трудовых ресурсов. Кроме того, в те времена господствовало убеждение, что перенос производства в страны с дешевой рабочей силой – это выгодно в первую очередь самим развитым странам.

«Сегодня все эти факторы для России не работают, – подчеркивает Полыгалов. – Во-первых, пусть Россия и не самая богатая страна, но ресурсы собственного платежеспособного спроса у нее нынче побольше, чем у Японии, Южной Кореи и Китая времен их экспортной экспансии. Во-вторых, никто нам пока что никакие технологические ниши, а уж тем более рынки готовой продукции отдавать не будет. В-третьих, никакого преимущества по стоимости трудовых ресурсов у нас уже нет – во многом это является следствием того, что мы, опять же, не самая богатая, но уж точно не самая бедная страна. В-четвертых, нынче дует немного другой ветер – ветер реиндустриализации, а не ветер глобализации, который в свое время надувал паруса несырьевому экспорту из Юго-Восточной Азии». Поэтому, полагает эксперт, гораздо более близким аналогом сегодняшней России являются Германия или Япония конца XIX века – державы эпохи борьбы за глобальную гегемонию, утраченную прежней «мастерской мира» – Великобританией. Однако их рост (причем впечатляющими темпами) происходил не за счет экспорта, а за счет импортозамещения. К тому же страны, опиравшиеся на несырьевой экспорт во второй половине прошлого века, делали это с помощью политики мощного государственного дирижизма или, в случае Китая, с помощью государственной экономики.

«С учетом того, что предложения по наращиванию Россией несырьевого экспорта выдвигаются людьми, для которых выражения вроде «государственное регулирование внешнеэкономических связей» являются чуть ли не еретическими, было бы интересно посмотреть, как они планируют добиться роста несырьевого экспорта более чем на 10% в год, – вопрошает Полыгалов. – Видимо, должна неведомым образом помочь невидимая рука рынка, а если она вдруг не поможет, то ведь за семь лет много чего может произойти. «Удвоение несырьевого экспорта до 2024 года» – это типичный прием наших бюрократов от экономики. Они называют сроки не слишком далекие, чтобы сохранить привлекательность своих заявлений, но и не слишком близкие, чтобы все успели забыть, чего они там назаявляли. Спрашивается: что, а главное, куда мы будем поставлять, чтобы достичь таких результатов?»

Похожей точки зрения придерживается и Дмитрий Евстафьев: «Когда говорят о несырьевом экспорте, забывают уточнить, что мы будем экспортировать и куда. При этом тот же Кудрин предлагает мягкий вариант капитуляции во внешней политике, который окончательно ликвидирует наши возможности несырьевого экспорта, в упор не видя корреляции между несырьевым экспортом и операцией в Сирии. Хотя у нас пока есть значительные неиспользованные возможности несырьевого импортозамещения внутри страны, без которого развитие экспорта невозможно, ведь нельзя экспортировать то, что не апробировано в России».

Есть и еще одно важное отличие от того же Китая, который со многими оговорками, но продолжает удерживать статус нынешней «мастерской мира». «В России есть ряд крупных компаний, которые способны наращивать несырьевой экспорт – те же АвтоВАЗ или Ростсельмаш. Мы можем поставлять на внешние рынки те же автомобили и недорогие качественные продукты питания, – говорит экономист Маир Пашаев. – Но таких компаний в России единицы, а их должны быть тысячи – транснациональных компаний, конкурентоспособных глобально, и по производственным мощностям, и по технологиям, и по маркетингу. Во многом это упирается в фактор коррупции, из-за которого небольшие российские предприятия часто просто не могут выйти из тени».

Два подхода к снаряду

«Сегодня мы должны быстро воспользоваться тем, что Китай уже хорошо осознал неокупаемость его инвестиций в такие страны, как Пакистан, Мьянма, Венесуэла, Эквадор и прочие»

Оценивая несырьевой экспорт как потенциально возможную траекторию развития российской экономики, опрошенные газетой ВЗГЛЯД эксперты обозначают два основных варианта действий, между которыми есть очевидное противоречие.

Так, по мнению Фареса Кильзие, на вопрос о том, что Россия будет экспортировать, отвечать должны вообще не мы – нужно просто создавать условия, чтобы те же китайцы организовали у нас производство той продукции, которая им требуется. «Зачем нам надо что-то предлагать или навязывать китайцам? Пусть они сами решают, что мы должны им поставлять или совместно переработать, – говорит он. – По такой схеме мы уже работаем с европейцами: хотите производить «Фольксвагены» в Калужской области – приходите, локализуйте производство и выпускайте, причем не только для российского рынка, но и, при желании, на экспорт».

Такая логика вполне обоснованна, учитывая, что девальвация рубля серьезно способствовала наращиванию локализации производств в России со стороны многих европейских компаний (другое дело, что чаще всего это не слишком громкие проекты, которые не вызывают резонанса за пределами своих отраслей). Частный, но характерный пример: еще в 2015 году, то есть в разгар «санкционной войны» с Евросоюзом, подмосковный завод словенского фармхолдинга КРКА вскоре после запуска новой очереди впервые в своей истории поставил продукцию на рынок ЕС (в Португалию). Не приходится сомневаться, что такие же ожидания питают и многие другие иностранные инвесторы, в том числе китайцы – последняя волна инвестиций в РФ связана как раз с наращиванием экспорта.

«Сегодня мы должны быстро воспользоваться тем, что Китай уже хорошо осознал неокупаемость его инвестиций в такие страны, как Пакистан, Мьянма, Венесуэла, Эквадор – и объем инвестиций в проекты «Нового Шелкового пути» резко снижается, – говорит Фарес Кильзие. – Это обстоятельство надо обязательно использовать: те проекты, которые можно предложить китайцам в России, на порядок лучше, чем инвестиции в странах третьего мира. Но нужно еще создать условия для закрепления в первой десятке стран, куда инвестирует Китай. Си Цзиньпин приезжает в Москву уже в июле, и очень важно уже к этому времени предложить китайцам реальные условия и ответственных людей для совместных проектов».

Но нужно понимать: если немцы верят в систему, то китайцы верят только конкретным людям. Успех проектов в нефтегазовой сфере во многом объясняется тем, что за ними стоит гарантия президента Владимира Путина. «Поэтому нужны долгосрочные гарантии китайских инвестиций не только на государственном уровне, но и на личном уровне, и с нашей стороны требуется не одна личность Путина, а много таких людей, – резюмирует Кильзие. – К сожалению, другого куратора в России они не видят, и пока такие фигуры не появятся, будет идти все тот же бесконечный диалог. Но если мы хотим организовать несырьевой экспорт в КНР, то за это направление должны быть персонально ответственные лица. Ключевую роль в данном случае должен играть сильный и самостоятельный губернаторский корпус, поскольку такие проекты предстоит локализовать в регионах». Но есть и иная картина перспектив несырьевого экспорта, подразумевающая, что ответ на главный вопрос – что экспортировать – дадим мы сами, причем явно выходя за рамки очевидных трендов. По мнению руководителя Координационного совета РСПП по СКФО Владимира Гурьянова, идея наращивания несырьевого экспорта имеет прямое отношение к трем вариантам будущего для российской экономики: либо ее инерционная сырьевая специализация, приводящая в «латиноамериканскую» реальность, либо «окукливание» в квазинезависимый «мир-экономику» по типу СССР, либо переход от балансирования между полупериферией и периферией глобального хозяйство в «клуб» центральных экономик мира. «Именно вокруг выбора вектора дальнейшего движения страны и идет сейчас политическая борьба и соответствующая ей борьба экономических групп влияния», – отмечает Гурьянов.

При этом он напоминает, что по действующей классификации РЭЦ в понятие «несырьевой экспорт» попадает много такого, что при ближайшем рассмотрении никак не приближает нас к третьему – желательному – сценарию: «Сейчас значительный рост несырьевого экспорта обеспечивает продукция сельского хозяйства. Это отрадно, особенно для страны, еще 25 лет назад критично зависящей от экспорта продуктов питания, но явно недостаточно для того, чтобы стать на заметную ступеньку на пьедестале мировой экономики. Гордиться тем, что страна обеспечивает себя продовольствием и может экспортировать излишки – это нормально, но согласиться с позиционированием России как поставщика сельхозпродукции на экспорт – это значит сильно занижать планку стратегических целей развития. Цели должны ставиться по росту высокотехнологичного экспорта. Иначе это не прорыв, а просто диверсификация экспортных доходов от нефти и газа к другим видам продуктов с низкой степенью переработки».

Поэтому, полагает Гурьянов, маркер правильного пути развития экономики обозначает Минпромторг РФ – рост экспорта и сокращение импорта в сегменте высокотехнологичных товаров, где можно сбалансировать отмеченные выше противоречия между задачами несырьевого экспорта и импортозамещения (внутренний рынок часто не может обеспечить для высокотехнологичной продукции нужный объем спроса). Однако, подчеркивает представитель РСПП, важен не только рост инвестиций в производство высокотехнологичных товаров, без чего невозможен их экспорт – еще важнее отношение общества к этому.

«Когда Герман Греф назвал Россию «страной-дауншифтером», он поставил абсолютно точный диагноз настроениям, господствующим в нашем обществе, – признает Гурьянов. – Есть усталость от ХХ века, великих и трагических событий для нашей страны. И массы, и элита в целом не хотят и не проявляют способности к мобилизации – хотя без нее сценарий роста невозможен. Необходимо, чтобы господствующим настроением в общественной жизни стали предпринимательский энтузиазм и инициатива, связанные не с полученным доступом к финансовым ресурсам и их успешным освоением, а с созданием принципиально новых продуктов. Эта часть экономики существует и сейчас. Не она, увы, является доминирующей. Но она должна стать именно такой».