Лобби, которое играет Америкой. Статья первая
Михаэль Дорфман
Глядя на ежедневные заголовки пресс-релизов Белого Дома, может показаться, что в стране происходят бурные преобразования: инициативы следуют одна за другой и назревшие проблемы атакуют с неожиданных углов. Преимущество Америки в том, что здесь обо всем говорят открыто. На фоне такого кипения и не заметишь, что в реальной жизни происходит довольно мало позитивных перемен, а больные вопросы не решаются десятилетиями. Одна из самых болезненных проблем – разрегулированная и дисфункциональная финансовая и банковская индустрия, доведшая до кризиса мировую экономику, и не желающая меняться.
Казалось бы, все просто. Деньги тоже товар, необходимый для развития экономики. Банк – это магазин, который торгует деньгами. В действительности, банковская и финансовая индустрия подчинила себе все другие отрасли жизни. С 1980-х годов делание денег стало главным. Производство товаров и сервисов рассматривается в современной американской экономической модели, как побочный продукт делания денег. Такое впечатление, что США – это не государство, имеющее финансовую индустрию, а финансовая индустрия, которая имеет свое государство. Как это работает? Благодаря финансовому лобби в Конгрессе.
«Невозможно поверить, чтобы через год после мирового финансового кризиса, не только его главные виновники не понесли наказания, но и вся система осталась нетронутой» - говорил политический писатель Рон Саскинд, автор книги «Слишком большие, чтобы упасть». На церемонии в магазине Барнес&Нобль он подписывал свою книгу, содержащую много критики, но все же, апологетическую по отношению к нынешней администрации, и особенно, министру финансов Тимоти Гейтнеру.
Нельзя сказать, что администрация Обамы ничего не делала. Гейтнер опубликовал новые правила и руководства для банковской индустрии: использование собственного и заемного капитала для получения прибыли, регулирование теневого финансового рынка, всяческих экзотических финансовых бумаг и обязательств. Главный экономист администрации Обамы Ларри Саммерс даже заявил «Мы не можем позволить себе экономику, которая столь часто и так сильно прогорает». Однако ничего не изменилось. И в этом заслуга финансового лобби. После того, как американская финансовая индустрия чуть не довела до экономической катастрофы весь мир, она имеет, по словам председателя сенатской финансовой комиссии сенатора Криса Додда: «самое мощное лобби в Вашингтоне, и они откровенно владеют этим титулом»…
Рост мощи финансового лобби начался с президентства Рональда Рейгана. Именно тогда наступила эра ослабления контроля над финансовой индустрией. Парадоксально, но с каждым финансовым кризисом, влияние финансового лобби все больше возрастало. Коллапс Continental Illinois National Bank & Trust 1984 г. (тогда понадобилось сто миллиардов долларов государственной дотации для спасения американской финансовой индустрии); Мексиканский кризис 1994 г.; Азиатский кризис 1997 г.; развал Long-Term Capital Management в 1998 г., поставивший всю мировую финансовую систему на грань кризиса... Последний в списке – крах крупнейшего в мире хедж-фонда был как бы репетицией мирового кризиса 2008 года.
Хедж-фонд обращает мало внимания на биржевые спекуляции. Там отлично понимают, что рынок кредитов и долговых обязательств куда крупней и доходней, чем рынок простых акций, основанных на реальной стоимости товаров и услуг. Рынок долговых обязательств открывает огромные возможности для создания хитроумных математических моделей и получения фантастических прибылей. Скажем, сложные проценты по долгам можно подсчитывать раз в год, раз в месяц, а то и ежеминутно. Чем чаще подсчитывать, тем больше получится в итоге. Однако, только умной математики недостаточно. Нужeн леверадж, или, по-простому, плечо. Нужно оперировать деньгами, значительно превышающими имеющиеся средства. Это значит, одалживать чужие деньги. Причем, очень много денег. Если дела идут хорошо, то можно получать огромные барыши. Если же дела пойдут плохо, то убытки от такой торговли куда выше, чем в случае, когда оперируют реальными деньгами.
Именно это в итоге и произошло с Long-Term Capital Management (LTCM). Но в этом случае власти пошли на невозможный в системе классического капитализма шаг. Нью-йоркский Федеральный Резерв устроил в последнюю минуту выкуп сомнительных финансистов. Федеральный Резерв убедил крупнейшие фирмы Уолл-Стрит принять участие в спасении, поскольку «LTCM слишком велик, чтобы пасть». Сделку подписали тогдашний всемогущий руководитель Федерального Резерва Алан Гринспэн и финансовый министр в кабинете Билла Клинтона Роберт Рубин. Сделку поддержали законодатели из двух партий.
LTCM стоило всего несколько миллиардов долларов. Однако никто не захотел обратить внимания на то, что крах сравнительно небольшой фирмы мог поставить на грань краха мировую финансовую систему. Никто не спросил - что случится, если прогорит финансовое учреждение крупнее в 10, а то и 100 раз? Не спросили потому, что делами заправляют не законодатели и организации, призванные контролировать деятельность финансовой индустрии, а финансовое лобби этой индустрии.
Финансовое лобби представляет не только крупные банки. В американском обиходе, любящем сокращения, их принято называть FIRE - финансы, страхование (insurance) и недвижимость (real estate). Сюда входят и кредитные и банковские подразделения сетей супермаркетов и автомобильной индустрии, кредитные союзы, небольшие локальные банки, инвестиционные банки Уолл-Стрит, страховые компании, брокеры ипотечных ссуд, эмитенты кредитных карточек, инвестиционные фонды частного капитала (private equity funds), хедж-фонды, и многое другое.
«Лобби – это такой цветок, который расцветает лишь во тьме» - эта фраза принадлежит Стиву Розену, бывшему руководителю AIPAC, другого мощного лобби – произраильского. Она верна по отношению к любой лоббистской деятельности в США. Работа лобби никогда не делается руками лоббистов. Иногда это закон, принятый Конгрессом, иногда – исключения в налоговом законодательстве, включенные дружественными сенаторами в бюджет. Иногда - это правила Федерального Резерва. Иногда – бездействие государственных ведомств, обязанных надзирать за финансовой индустрией.
Лобби меньше всего хочет, чтобы деятельность индустрии ограничивали какими-то правилами. В различных комиссиях они распинались по поводу саморегулирования, высокой ответственности и морали. Все десятилетие, с1999 по 2009 гг. - финансовое лобби успешно блокировало любые попытки реформировать финансовую систему. Более того, лобби удалось разрушить остатки ограничений, созданных после финансового краха конца 1920-х годов, ввергнувшего Америку в Великую депрессию.
Через короткое время после краха LTCM Конгресс принял два закона – Акт о модернизации финансовых услуг (Financial Services Modernization Act, 1999) и Акт о модернизации срочных товарных сделок (Commodity Futures Modernization Act 2000). Первый закон, по сути, отменял Акт Гласс-Стигал 1933 года, строго разделявший сберегательные и инвестиционные банки. Сберегательные банки получали гарантии государства, однако не имели права рискованно играть с деньгами вкладчиков. Инвестиционные банки могли делать что угодно, но лишь со своими деньгами, и в случае провала, рассчитывали лишь на самих себя.
Где-то с 1970-х годов эта ситуация перестала устраивать Уолл-Стрит. Там хотели играть огромными деньгами, накопившимися в сберегательных хозяйствах и давать кредиты под дома и бизнесы. Финансовая индустрия лоббировала Конгресс, Федеральный Резерв и Государственную казну. Только в 1988 году они потратили на лоббирование 209 миллионов долларов. В конце концов, индустрия добились своего: получила возможность играть деньгам вкладчиков сберегательных банков. По сути, сберегательные банки сами стали гигантскими хейдж-фондами. Если LTCM было слишком большим, чтобы упасть - что говорить о Сити-банк, Чейс или Джи. Пи. Морган.
Казино «Уолл-Стрит»
Мир финансовых спекуляций, производных ценных бумаг -- деривативов, свопов, опционов и фьючерсов (срочных сделок) все больше усложнялся, и финансовая индустрия хотела застраховать себя от всяческих попыток государства ввести здесь четкие правила. Эту возможность им предоставил второй закон – «модернизация» срочных сделок. Закон снял ограничения на внебиржевые сделки, на создание спекулятивных брокерских контор, играющих с фондовыми ценностями, которыми они фактически не обладали. Уолл-Стрит стала превращаться в казино. Сейчас, когда большинство американцев потеряло в этих играх 20-40% своих пенсионных накоплений, «Уолл-стрит казино» стало именем нарицательным. Тогда же говорили о модернизации и либерализации, о вовлечении вкладчиков в национальное богатство, о свободном рынке, об обществе собственников.
«Свободнорыночные» законы были проведены при поддержке обеих партий. Инициаторами стали республиканские конгрессмены Грамм, Лич и Блили (Gramm, Leach, Bliley). Однако законы также горячо поддерживал всемогущий глава Федерального Резерва Алан Гринспэн и демократ-министр финансов Роберт Рубин, в прошлом старший менеджер в инвестиционном банке Гольдман-Сакс.
Позже Рубин со своего министерского кресла пересел в кресло высокопоставленного менеджера в Ситибанк. Благодаря закону, который он пробивал с большим энтузиазмом, Рубин заработал за прошедшие восемь лет 126 миллионов долларов.
Хедж-фонды не участвовали в лоббировании дерегуляции 1999-2000 гг., у них были другие задачи. Банкиры зарабатывают хорошие деньги. Однако, если миллиона долларов в год покажется мало, то они идут в хедж-фонды. Обычно, менеджер там получает 2% годовых от стоимости всего имущества, находящегося под их контролем - плюс 20% доходов от инвестиций. Удачливый менеджер может положить в карман десятки, а то и сотни миллионов долларов в год. Не считая изменчивой натуры рынка, только налоговая служба может угрожать их доходам. И хедж-фонды добились для себя элегантной и бессовестной минимизации налогов. Их доходы была объявлены не доходами, а приростом капитальной стоимости. То есть, они платят в казну лишь 15%, в то время, как подоходного налога они должны были бы платить 35%.
Трудно понять, как это им удалось, однако сенатор-демократ Чак (Карл) Шумер от Нью-Йорка смог добиться для нового сверхбогатого класса менеджеров такой поблажки. Шумер тогда заявил, что поддержит отмену льгот лишь в том случае, если увеличат налоги для рисковых фондов (venture capital) и инвестиционных кампаний по недвижимости. Тем самым он обеспечил сопротивление стольких групп интересов, что отмена экстраординарных льгот для хедж-фондов осталась нетронутой. За миллион долларов пожертвований Шумер добился многомиллиардных потерь для казны.
Во время подготовки этой статьи я связался с канцелярией Шумера. Там заявили, что сенатор независим от финансовой индустрии, и руководствуется исключительно интересами избирателя. В пример мне привели как раз его «борьбу» за справедливое налогообложение рисковых фондов и инвестиций по недвижимости.
Не удивительно, что Чак Шумер считается наиболее удачливым сборщиком пожертвований. Его крупнейшие доноры – финансовая индустрия, которая дает ему около 14 миллионов в год. Шумер собрал столько, что с 2005 по 2008 год полностью отказался от сбора денег для себя. Зато он собрал 284 миллиона доллара для Избирательного Комитета Демократической партии. Только в июне 2007 г., когда лоббирование льгот для хедж-фондов достигло своего пика, хежд-фонды передали в избирком демократов 800.000 долларов. На выборах 2008 г. республиканцы даже не стали выставлять против Шумера своего кандидата.
Однажды мне пришлось побеседовать с сенатором Шумером. Он весело шутил, рассказывая о своей еврейской маме, которая во время его первой предвыборной кампании ходила по знакомым и отговаривала их голосовать за Чака, чтобы тот одумался и стал приличным манхэттенским адвокатом, зарабатывающим семье на жизнь. Политика считалась в его семье непрестижным занятием, и Шумер отказывался о ней говорить.
Продолжение следует…
East+West Review
<!-- END ADS -->
Америка, которой играет лобби. Статья вторая, часть 1
Михаэль Дорфман
Окончание. Начало см. Америка, которой играет лобби. Часть 1
Кредит, как известно, основа хозяйства либеральной экономики. В одном из крупнейших банков у меня была кредитная линия на 20.000 долларов. Я не люблю жить в кредит, и, в связи с этим, использовал из этой суммы всего две-три тысячи. Как ответственный и надежный клиент я получил на свой кредит учетную ставку – около 12% годовых, что по американским меркам очень хорошо. В один прекрасный день пришло известие, что мою кредитную линию произвольно снизили до 5.000, результатом чего оказалось, что я использовал 60% своего кредита. Моя надежность в глазах банка снизилась, и мне назначили 36% годовых. Жена моего друга отвечает в этом банке за кредиты. Она просто объяснила мне, что времена тяжелые, барыши падают, а банк должен зарабатывать деньги. Я не хотел платить такие проценты, выплатил свой кредит. Однако закрыть эту карточку было невозможно, поскольку тогда пострадала бы моя кредитная история, составляемая якобы независимыми экспертами.
Кредитная история сопровождает любого американца и определяет его надежность в глазах банков и других кредитных учреждений. В последнее время работодатели стали требовать данные о кредитной истории у своих сотрудников. Этим роль оценщиков кредитоспособности не исчерпывается. По закону они обязаны проводить оценку рейтинга всех ценных бумаг. Финансовые учреждения, считающиеся солидными, обязаны руководствоваться этими рейтингами в своей инвестиционной деятельности. Пенсионные и доверительные фонды смогли играть рисковыми деривативами потому, что они имели высший рейтинг ААА.
«Мафия не берет таких процентов»…
За последние 16 лет в США возникла многомиллиардная индустрия, зарабатывающая деньги на овердрафте. Речь идет не о коммерческих банковских процентах, а о различных пенях и штрафах, которые банки могут возлагать по своему усмотрению. Рентабельность обычных банковских операций падала, и банки стали прибегать к различным манипуляциям, чтобы вовлечь клиента в овердрафт, а затем взимали с него штрафы по хитроумным алгоритмам. В ход шло все, от задержки счетов из банка до предоставления заманчивых сервисов, по предоставлению овердрафта. Скажем, деньги на карточке заканчивались, а клиент не зная об этом, шел выпить чашку кофе. Карточка срабатывала, и за 10-15 долларов потраченных в кафе, клиент платил 35 долларов за услугу овердрафта, да еще проценты на овердрафт, которые покрывались за пять дней. В итоге банк зарабатывал два-три доллара на каждом долларе, т.е. в годовом исчислении 10.000%.
Мафия не берет таких процентов - заметил кто-то из обозревателей. В общем, по стране на подобных формах ростовщических манипуляций на овердрафтах делается свыше 40 миллиардов долларов в год. Да еще различными манипуляциями банки сами вовлекали клиентов в перерасход.
Как получилось, что банки могли обойти определенные в законе максимальные проценты на ссуды? А очень просто. В 2004 году под давлением финансового лобби Федеральный резерв принял правила о том, что штрафы на овердрафт не являются ссудами.
1968 году, в либеральную пору Великого общества Линдона Джонсона Конгресс принял Акт «Истина в займах» (Truth in Lending Act). Финансовая индустрия не любила этот закон. Там были некоторые ограничения, предусматривалась защита потребителя в случае кражи кредитной карты. Однако там впервые был введен принцип - банки должны сами себя регулировать. В моде была «теория пирога». Теория эта утверждала, что нечего заботиться о борьбе за справедливый раздел пирога, потому, что это мешает увеличению самого пирога. Если же снять ограничения, то бизнес позаботится увеличить этот пирог, и всем достанутся большие куски. На деле пропасть в американском обществе возрастала. Все меньше и меньше было независимых хозяев, а все больше менеджеров и франчайзеров. Вымывался средний класс. Свободнорыночная экономика успешно перекачивала деньги из карманов 90% американцев в руки сверхбогатых 10%. Реальный рост благосостояния подменялся ростом индивидуальной задолженности американцев и невиданным ростом национального долга. Нынешнее поколение в общем зарабатывает меньше своих родителей. Это первое такое поколение в истории Америки.
К концу ХХ века защита потребителя уже не являлась актуальной темой для американских законодателей. В 2000 и 2003 годах провалились две попытки внести в закон «Акт истина в займах» ограничения хищнических займов и практик.
22 февраля в США вступил в действие закон, пышно названный «Билл о правах для кредитных карт» (Credit Cards Bill of Rights), в память исторического «Билла о правах», где были сформулированы свободы граждан новосозданных тогда Соединенных Штатов. Официально закон называется Акт об отчетности, ответственности и раскрытии информации по кредитным картам (Credit Card Accountability, Responsibility and Disclosure Act). Белый дом и Финансовый комитет Конгресса во главе с Берни Франком представил это, как желанное изменение, начало долгожданных реформ в финансовом секторе, реальную защиту клиентов банков и кредитных эмитентов. Однако и здесь, несмотря на кризис, лоббистам удалось добиться, чтобы закон распространялся лишь на будущие сделки, не распространяясь на кредитные карты бизнесов, не накладывая ограничений на размер процента. Более того, банкам дали полгода на подготовку, что в итоге вылилось в резкий скачок процентов по кредитам и другие финансовые манипуляции, которые затронули и меня.
«Брокеры учили клиентов мошенничать»…
За прошедшие полвека финансовая индустрия разрослась. Принстонский экономист профессор Юнг Сон Шин опубликовал в июне 2009 г. исследование экономического роста по отраслям народного хозяйства. За период 1954-1980 гг. все отрасли выросли примерно одинаково, в 10 раз. После грандиозных рейгановских «либерализаций» финансовой сферы в 1980-е годы, все отрасли (включая сберегательные банки) выросли с 1980-2008 в десять раз. Зато рынок ценных бумаг вырос в 100 раз.
Как раз 1980-2009 – это период создания американской свободнорыночной экономической модели. В это время наметился явный перекос в сторону финансовой индустрии. Уолл-Стрит превратился из поставщика финансовых услуг для народного хозяйства в производителя собственных финансовых продуктов - бросовых облигаций (junk bonds), своп-операций с кредитными дефолтами (credit default swaps), секьюритиризированных субстандартных займов (subprime loans securitization), обеспечение кредита другими кредитными обязательствами (collateralized debt obligation) и другие экзотические финансовые деривативы.
Уже после того, как разразился кризис, стало ясно, что на Уолл-Стрит сами не понимали, что их финансовые продукты не имели реального покрытия. Однако на торговле финансовыми продуктами делались очень большие деньги. Во время пика 2000-2007 годов доходы финансовой индустрии в США составили 40% от всех корпоративных доходов в США. В 1980 г. доля доходов финансового сектора в общих доходах корпоративной Америки составляла всего 10%. За этот период зарплаты на Уолл-Стрит увеличились вдвое, а доходы старших менеджеров в шесть раз.
Огромное количество денег помогло финансовой индустрии лоббировать отмену регуляций. Денежные контрибуции на политику не являются секретом в США. Все выложено на OpenSecrets.org. Только на выборный период 2008 года финансовая индустрия потратила $ 457 миллионов долларов. (Для сравнения – медицинские лоббисты потратили 167 миллионов, сельскохозяйственные корпорации – 67 миллионов, военно-промышленный комплекс – «всего» 24 миллиона.)
Понятно, почему финансовое лобби не позволило Конгрессу отменить «универсальный дефолт» - набранное мелким шрифтом на каждой аппликации на кредитную карту согласии, что банк может ретроактивно поднять учетные ставки на кредиты в любое время и по любой причине. По той же причине Конгресс игнорировал многочисленные предупреждения ФБР об «эпидемии» мошенничества в деле выдачи ипотечных ссуд. Законодатели ничего и не сделали для ограничения премиальных процентов от ссуды для брокеров по недвижимости, что толкало брокеров на неоправданный риск. Получалось, что брокеры не только не были заинтересованы проверить кредитоспособность клиентов, но сами учили клиентов мошенничать и толкали заведомо некредитоспособных клиентов брать деньги в долг.
Федеральный резерв годами игнорировал призывы общественных групп ограничить безответственные практики выдачи ссуд. Кредитные компании потратили 100 миллионов долларов за 10 лет, чтобы добиться закона oб уголовном банкротстве (punitive bankruptcy), делающего почти невозможным списывать на банкротство долг по кредитной карте. Банки держат в руках даже государственные субсидии по студенческим займам, что добавляет 8 миллиардов в год на обслуживание этих займов, и делает образование все более недоступным.
Однако главная опасность финансового лобби не в этих действиях. Создается идеология свободнорыночной экономики и общественному мнению, внушается, что именно такой перекос в экономике является естественным и полезным.
Америка, которой играет лобби. Статья вторая, часть 2
Михаэль Дорфман
Идеология “кота, стерегущего сметану”…
Рынок не бывает свободным. Любой рынок подчиняется строгим законам, иначе это не рынок. Вопрос всегда в том, в чью пользу написаны законы. И еще в том, кому поручен надзор за исполнением закона.
«Проблема не в том, что финансисты не подлежали регуляции, проблема в том, что те, кто обязан был регулировать, разделяли с банкирами и финансистами общую идеологию». Это утверждение многократно звучало во время слушаний и суда над финансистом Берни Мадофф, сумевшим в течение 10 лет построить финансовую пирамиду и украсть около 50 миллиардов долларов. Однако это утверждение верно и по отношению ко всей американской финансовой системе. На протяжении последних 30 лет целому поколению внушали, что финансовая система – основа национального богатства и в ее жизненных интересах защищать деньги своих клиентов. Сегодня это уже крепко внедрено в общественное сознание, считается традиционной американской ценностью, стало аксиомой, лежащей в основе идеологии американской модели капитализма, называемой свободно-рыночной экономикой. Разговоры, о том, что это идеология кота, стерегущего сметану (американцы говорят «лиса, стерегущего курей»), стали достоянием маргинальных групп справа и слева, считались в мейнстриме достоянием неудачников, а то и покушением на американский образ жизни.
В 2008 году Стивен Лобатон (Stephen Lobaton) опубликовал в «Нью-Йорк Таймс» транскрипт аудиозаписи заседания Комиссии по Ценным Бумагам и Биржам (Securities and Exchange Commission). Речь шла об определении величины чистой стоимости капитала. Традиционно аудиторы исчисляли эту величину по многим долговременным параметрам стоимости. Однако для нового порядка в финансах было куда выгодней определять стоимость наличного капитала по сиюминутной рыночной стоимости. Дело шло к раздуванию гигантского спекулятивного пузыря на рынке недвижимости, и такая бухгалтерская уловка давала легальную возможность указывать огромные прибыли. Поэтому надо было «смягчить» правила 1975 г. о доле собственного капитала в совершении сделок. Хенк Пульсон, тогдашний глава Гольдман-Сакс, а позже министр финансов в администрации Дж. Буша мл., лоббировал в комиссии желаемые изменения еще с 2000 г.
В руках комиссии былo достаточно данных о том, что банки систематически скрывают - сколько реальных денег используется для совершения сделок. Эти ноу-хау уже тогда экспортировались в рамках глобализации. Они и помогли в банкротстве целых государств – Исландии, Греции, подвели к финансовой катастрофе Литву и Словению.
В США уже никто не сомневался, что цены на недвижимость, составляющую большую часть обеспечения финансового рынка непомерно раздуты, но верили обещаниям экспертов, что такая ситуация естественна и будет всегда. Да и как не верить, если другое правительственное ведомство, якобы стоящее на страже интересов потребителей, Федеральная корпорация страхования банковских вкладов (FDIC Federal Deposit Insurance Corporation) разрешила использовать экзотические банковские хеджи, в качестве гарантий для финансирования сделок. Фирмы по проверке кредитоспособности неизменно давали рисковым ценным бумагам взаимной гарантии долгов самый высокий рейтинг.
Обсуждение в Комиссии по Ценным Бумагам и Биржам заняло всего час. Примечательно здесь не то, что банки свое получили - решение, сломавшее последний барьер перед мировым финансовым кризисом прошло в атмосфере единодушия. Участники с чувством глубокого удовлетворения заслушали экспертов, приняли к сведению заверения лоббистов банковской индустрии, что никакого риска нет, и проблем тоже, поскольку банки только и делают, что заботятся о безопасности своих вкладчиков и кровно заинтересованы в строгом самоконтроле. Решения было явно принято по идеологическим, а не деловым соображениям. Лоббирование, по сути, оказалось ненужным. В Комиссии, как и в других государственных ведомствах, сидят «свои люди» с Уолл-Стрит, бывшие (и будущие) инсайдеры, симпатизирующие идеям дерегуляции финансовой индустрии, и всячески поддерживающие меры в этом направлении. Да и в университетской экономической науке преобладают сторонники «свободнорыночной модели», последователи Чикагской экономической школы, утверждающей, что жадность – это здорово для Америки.
Собственно, картина не сильно отличалась бы от других отраслей американской экономики, но там общественное мнение осознает факт лоббирования собственных интересов. Финансовая индустрия сумела убедить американцев (да и многих в мире) что интересы Уолл-Стрит полностью и самоочевидно совпадают с интересами Мейн-Стрит – главной улицы американской жизни.
Малозаметное решение хорошо иллюстрирует, как идеология побеждала практические соображения. Уже в 2008 напуганный наступающим кризисом бывший глава Федерального Резерва, неутомимый пропагандист саморегуляции финансовой индустрии Алан Гринспен заявил Комиссии по Надзору Конгресса, что был «просчет» в свободно-рыночном мировоззрении. «Те из нас, кто видел защиту держателей акций, как самоочевидный интерес финансовых учреждений, особенно я сам, находимся в шоке и не можем поверить...».
О защите клиентов этих учреждений, средних американцев, потерявших 20-40% своих пенсионных сбережений, о защите денег налогоплательщиков, выкупивших всю финансовую индустрию, речь не идет. Затянувшийся «выход из рецессии» для большинства американцев оказался куда тяжелее, чем сам кризис. Пострадали и держатели акций. Лишь менеджеры, проигравшие деньги в «казино Уолл-Стрит», ушли домой богатыми.
Не оправдал себя Федеральный резерв, «шериф» американской финансовой индустрии. Он был создан в 1913 году. Предполагалось, что это будет независимое агентство, ссужающее деньги американскому правительству. Федеральный резерв технически независим от Конгресса, независим от Белого дома. Зато Федеральный резерв весьма зависим от финансового лобби. 12 региональных Банков Федерального резерва, включая всемогущий Нью-йоркский Федеральный Резерв, управляются советами директоров, состоящими в основном из банкиров, назначенных самими банками. Нынешний министр финансов Тимоти Гайтнер пересел в министерское кресло прямо из кресла директора Нью-йоркского Федерального Резерва.
«Собрали всех от Гольдмана до Сакса»…
Нельзя сказать, что Конгресс в администрации Обамы не знает, что надо делать. Однако Конгресс дисфункционален (см. материал Технология власти по-американски), да и финансовая индустрия не прекратила, а наоборот усилила лоббирование. Почти невозможно осуществить реформу вопреки господствующей идеологии, да еще руками управленцев из Уолл-Стрит. Бывший глава Федерального Резерва Пол Волкер предложил запретить сберегательным банкам заниматься эмиссией и торговлей ценных бумаг. Алан Гринспэн предложил разбить сверхбольшие банки, как ранее, в рамках антимонопольного законодательства были разбиты монополистические Стандарт Ойл или Белл Систем. Есть предложения по налогообложению банковских операций и по увеличению налогообложения и порядка выплаты бонусов старшему персоналу банков, чтобы не поощрять рисковые действия.
Все это, как и другие предложения реальных реформ были цинично использованы в предвыборной кампании, но никогда не рассматривались серьезно. Более того, в прошлом году финансовое лобби вновь одержало убедительную победу. Лоббисты провалили предложение правительства облегчить закон о банкротстве с тем, чтобы позволить людям, потерявшим работу и временно неспособным платить ипотечные ссуды, оставаться в своих домах. Заодно, финансовая индустрия получила из казны десятки миллиардов долларов аварийной помощи. Около 200 миллионов из этой помощи сразу же пошли на лоббирование. Банки получили беспроцентный кредит в Федеральном резерве, но взвинтили проценты по ссудам. Это позволило показать еще большие доходы и соответственно заплатить своим менеджерам еще больше денег. Кредитный кризис в американской экономике так и не удалось преодолеть. Бизнесы закрываются и увольняют людей, не имея возможности получить кредит. Да и зачем банкам заниматься мелочным кредитованием, если можно заработать значительно больше на рынке ценных бумаг. Объявленная цель аварийной правительственной помощи банкам заключалась в том, чтобы не допустить роста безработицы и разрешить кредитный кризис. Вместо этого деньги сделали еще больше денег, пошли на рост доходов больших банков.
Во время выборов Обама обещал собрать за стол переговоров всех заинтересованных лиц для решения проблем страны. Он действительно собрал всех представителей интересов финансовых групп. Лоббисты и генеральные директора крупных финансовых учреждений участвовали в разработке реформ. Как шутил сатирик Билл Маэр, «собрали всех, от Голдмана до Сакса»… Тем самым, новые правила оказались половинчатыми и беззубыми. Наиболее рисковые ценные бумаги и другие сомнительные финансовые продукты, хедж-фонды и доверительные фонды, а еще более агентства по оценке кредитоспособности остались нетронутыми. Ничего не делается для уменьшения размера финансовых учреждений «слишком больших, чтобы пасть». Федеральный Резерв, слишком близкий к Уолл-Стрит, чтобы эффективно контролировать происходящее там, получил еще больше полномочий. Предложение с тем, чтобы рисковые деривативы продавались под строгим надзором, подобно алкоголю или лекарствам, очевидно забуксовало.
Жемчужина предложенной реформы финансового сектора – специальное агентство по защите потребителей, по всей видимости, тоже обречено. Хотя идея проста и не раз озвучивалась во время предвыборной кампании Обамы. «Как может быть,- восклицали его рекламые ролики, что нам не продадут тостер, который может представлять опасность, зато беспрепятственно продают опасные ценные бумаги, которые могут пустить нас по миру?» Лишь в первые десять месяцев 2009 года финансовое лобби израсходовали 402 миллиона долларов на пожертвования.
Когда материал готовился, пришло сообщение, что главный спонсор, проталкивающий эту идею, сенатор-демократ Крис Додд «достиг компромисса», и агентство будет создано в рамках Федерального Резерва. Одновременно опубликованы данные, что финансовая индустрия являлась главным жертвователем кампаний Додда, а по размеру пожертвований он занимает второе место после сенатора Шумера. Даже не дойдя до голосования, администрация Обамы согласилась, чтобы из ведения предполагаемого агентства были изъяты все финансовые учреждения с размером капитала меньше 10 миллиардов долларов. А это 98% всех американских банков.
Анализируя ситуацию с американской финансовой системой, профессор Гарвардского университета Нейл Фергюсон пишет: «Некоторые историки рисуют распад империй, как медленный процесс. Развал СССР 20 лет назад является напоминанием простого факта, что империи не живут по каким-то периодическим и предсказуемым циклам. Скорей, империи ведут себя как комплексные адаптивные системы. Они находятся в равновесии какой-то неведомый период. Затем, быстро и внезапно наступает коллапс. Вашингтон, вы предупреждены!».
Возможно, Фергюсон преувеличивает, возможно, утрирует. Однако, тот же Ларри Саммерс, главный экономический стратег Обамы, еще будучи профессором, задал риторический вопрос: «Сколько можно оставаться главным финансовым центром мира, будучи крупнейшим мировым должником?». Возможно, будет лучше для всех, если из мировой сверхдержавы, «впереди планеты всей» США станет нормальной страной, заботящейся в первую очередь о нуждах своих граждан.
East+West Review
Источник: imperiya.by.
Рейтинг публикации:
|
