Экономический подтекст войны в Сирии
Изучение сирийского конфликта, безусловно, носит комплексный характер. Акцентирование внимания на отдельных аспектах проблемы, будь то военная или политическая составляющие, не дает целостной картины происходящего.
Экономический фактор, безусловно, также является одним из ключевых факторов войны в Сирии. Нельзя не учитывать, что конфликт протекает в регионе с богатыми запасами природных ресурсов и сложной энергетической инфраструктурой. Из этого следует, что все стороны, принимающие в нем участие, так или иначе, имеют собственные, в том числе и экономические интересы.
В первую очередь стоит упомянуть о террористической организации «Исламское государство» (ИГ), контролирующей нефтяные месторождения и каналы транзита энергоресурсов на территории Ирака и Сирии. Общеизвестный факт: контрабанда углеводородов является основной «статьей доходов» в «бюджет» ИГ. По оценкам экспертов, за счет реализации краденой нефти боевики получают до 50 миллионов долларов в месяц.
Несмотря на это, нефтедоллары являются далеко не единственным источником заработка для ИГ. На втором месте по прибыльности у джихадистов – сельское хозяйство! Это на первый взгляд спорное заявление объясняется довольно просто: контролируя до трети территории Сирии и Ирака, террористам удалось наладить в захваченных районах своего рода «хозяйственные связи». Скупка за бесценок, а чаще просто захват у населения сельскохозяйственной техники и запасов продовольствия, которые впоследствии также перепродается на местных рынках. А также сборы бесчисленных поборов, в том числе с местных чиновников, которым сирийские и иракские власти продолжают исправно выплачивать заработную плату.
Кроме того, по информации из многочисленных источников, на захваченных ИГ территориях активно процветает торговля рабами и наркотиками, что является еще одним лишним доказательством того, что джихадистская идеология полностью подменила под собой ценности традиционного ислама. Осмотр освобожденных от террористов укрепрайонов свидетельствует, что в рядах боевиков широко распространена банальная наркомания. Следует также упомянуть, что стычки между ИГ и афганским движением Талибан периодически вспыхивают отнюдь не по идеологическим причинам, а из-за передела сфер влияния и контроля над высокодоходным рынком наркотиков.
Все экономические сделки на подконтрольных ИГ территориях также подлежат обязательному «налогообложению» в виде «комиссионных». Трудно поверить, но в ИГ даже действует некое подобие банковской системы со своим Центробанком, расположенным в иракском Масуле. В «банке» ИГ даже можно, например, взять потребительский кредит или средства на ипотеку. Но поскольку законы шариата в теории запрещают процентные ставки, в данных «учреждениях» действует уплата все по той же «комиссии». На самом деле, в «сложности» экономики ИГ нет ничего удивительного. Бюджет этой террористической организации позволяет нанимать специалистов самого высокого уровня, не особо заботящихся о своей профессиональной репутации. Как и в случае с военной и управленческой «элитой» джихадистов, «кадрами» для местной экономики являются, как правило, выходцы из того же Ирака, перешедшие на сторону боевиков, скорее, из соображений личного обогащения, чем по идеологическим причинам.
Среди джихадистов часто можно встретить граждан Европы и США, обладающих высшим образованием в области финансов и юриспруденции. Особо ценятся в ИГ медицинские работники и военные специалисты. Уровень доходов террористов, к сожалению, позволяет им на фронте и в тылу безбедно содержать «на балансе» целую армию иностранных наемников, посылая на передовую «пушечное мясо» из одних и доверяя миллионные нефтяные сделки другим. Весь вопрос в цене. Этот факт вызывает особенную тревогу с учетом возможного доступа террористов к технологиям, позволяющим создать оружие массового уничтожения. В частности, боевое химическое и бактериологическое оружие. Это качественно отличает ИГ от той же Аль-Каиды, действующей, как считается, исключительно на частные пожертвования.
Вышеперечисленные нелегальные доходы террористического квазигосударства, коим можно считать ИГ, вкупе с так называемыми «пожертвованиями» джихадистам, по-прежнему поступающими из Саудовской Аравии, Катара, частично Афганистана и Пакистана, делает ИГ не просто рядовой террористической организацией, а сложной структурой с признаками отраслевой экономики с внушительным, даже по ближневосточным меркам, бюджетом. Из чего можно сделать вывод о том, что международный терроризм продолжает мутировать, обрастая новыми признаками государственной корпорации. Талибан и Аль-Каида не были на это способны, а ИГ оказалось способно. И если не остановить их в Сирии и Ираке, ужасы мирового халифата начнут постепенно претворяться в жизнь.
Кроме того, во многом «экономическое чудо» ИГ обязано своим существованием соседним странам, прямо или косвенно спонсирующим терроризм. В частности, считается, что львиная доля сделок от нелегального экспорта нефтепродуктов на «черном рынке» заключается на территории Турции, целого члена НАТО, на секундочку. При этом официальная Анкара всячески открещивается от своего участия в сомнительных сделках. Так или иначе, турецкий бизнес прямо заинтересован в скупке дешевого сырья, цена которого колеблется вокруг цифры в 26 долларов за баррель, то есть практически в два раза дешевле среднерыночной стоимости. Контрабанда энергоресурсов частично идет на удовлетворение собственных нужд, материализуясь на турецком внутреннем рынке в виде нефтепродуктов, частично перепродается посредникам в турецких же морских портах, откуда груженные под завязку сирийской и иракской нефтью танкеры отправляются в Европу и США.
Турция всегда была заинтересована в транзите иракской нефти и даже рассчитывала на ответвление в Ирак нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, однако сирийский конфликт и борьба с иракскими и сирийскими курдами окончательно похоронили этот проект. При этом ярым противником нефтегазовой сделки Турции и курдской автономии выступили, как ни странно, США, преследующие в данном случае интересы крупных западных нефтегазовых корпораций.
У упомянутых курдов, кстати, тоже есть свои вполне конкретные экономические интересы в этой войне. По крайней мере, у Иракского Курдистана во главе с кланом Барзани, фактически независимой курдской автономии в составе Ирака. С одной стороны, иракские курды выступают против ИГ, с другой стороны, под эгидой борьбы с терроризмом они уже на 40% расширили свои территории, захватив крупнейшее иракское нефтяное месторождение Киркук. По некоторым данным, администрация Иракского Курдистана также может быть причастна к незаконным поставкам нефти в Турцию по нефтепроводам, подконтрольным джихадистами из ИГ, что предполагает тайную сделку с террористами. Общие кураторы?
Так или иначе, по конституции Ирака, курдская автономия Иракского Курдистана, контролирующая около 60% иракской нефти, имеет право лишь на 17% дохода страны от продажи энергоресурсов. Вместе с тем, в месторождениях на севере Ирака содержится около 7% общемировых разведанных запасов нефти. Из-за вооруженного конфликта на территории Сирии и Ирака США были вынуждены остановить разведку богатых иракских газовых месторождений. Вполне вероятно, что американцам удастся частично компенсировать потери от сорвавшейся сделки за счет организации поставок с месторождений, контролируемых иракскими курдами. Вопрос, какую роль в транзите иракских энергоресурсов играют террористические группировки, так и остается открытым.
В любом случае, иракские курды имеют гораздо более серьезные экономические ресурсы по сравнению с их сирийскими собратьями, которые словно между молотом и наковальней оказались зажаты между джихажистами и Турцией. Примечателен, в частности, тот факт, что вся военная помощь Запада, включая поставки оружия, до недавнего времени доставалась напрямую Эрбилу (столице Иракского Курдистана), к тому же в обход правительства Ирака. В действительности же реальное вооруженное сопротивление ИГ оказывают не находящиеся под влиянием США «пешмерга», а именно сирийские и турецкие курды, к слову поддержавшие российскую военную операцию в Сирии.
Россия, кстати, также активно участвует в энергетических проектах на севере Ирака. В частности, российские компании еще 3 года назад планировали вложить в разработку подконтрольных иракским курдам нефтяных месторождений порядка 1 миллиардов долларов. Так, в октябре 2012 г. российская компания «Газпромнефть» заключила с Эрбилем соглашение о проведении геологоразведочных работ в районе Мандали (город на востоке Ирака, расположенный в мухафазе Дияла). Однако соглашение было заключено в обход официального Багдада и правительства Нури Аль-Малики, что несколько осложнило отношения между Москвой и Багдадом.
В то же время считать, что российская военная операция в Сирии подчинена исключительно экономическим интересам, конечно, нельзя. Хотя в случае победы правительственных войск, преданных президенту Башару Асаду, можно предположить, что Москва могла бы получить от сирийского руководства льготные контракты на добычу сирийских энергоресурсов в освобожденных от террористов месторождениях на территории Сирии. При этом часть вырученных от сделки средств могла бы пойти на восстановление находящихся в руинах сирийских городов, нефтеперерабатывающих заводов и трубопроводов.
Лидирующая роль России в реальной борьбе с ИГ в Сирии заставила проснуться международную коалицию во главе с США, которая больше года безуспешно бомбила джихадистов, захватывавших все новые и новые города. Вопреки обвинениям Запада в односторонней поддержке Башара Асада, именно усилия Москвы дали своего рода импульс, создав необходимые условия не только для контрнаступления сирийской армии и восстановления государственности в отдельных районах Сирии, но и для запуска политического диалога по урегулированию сирийского конфликта с широким участием стран региона и международных посредников.
Для всех сейчас очевидно, что эффективность процесса мирного урегулирования в значительной степени будет зависеть, в том числе от усилий российской дипломатии. Исходя из этого, было бы логичным предположить, что в случае стабилизации ситуации в регионе, экономическое влияние России на Ближнем Востоке, наряду с политическими и военным, будет лишь возрастать. Возможно, именно этим, а отнюдь не «односторонней» якобы поддержкой Асада, объясняется нежелание США делиться с Москвой разведданными, сопровождающийся остервенелой информационной кампанией в западных СМИ по дискредитации российской военной операции в Сирии.
Евсей Васильев, кандидат политических наук, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики ИАИ РГГУ
Источник
Источник: vpoanalytics.com.
Рейтинг публикации:
|
