Нью-Йорк. 2013-й год подходит к концу, усилия по оживлению роста в наиболее влиятельных экономиках мира - за исключением еврозоны - оказали положительный эффект на весь мир. Все грядущие проблемы мировой экономики носят политический характер.

После 25 лет стагнации Япония пытается оживить свою экономику, начав процесс количественного смягчения беспрецедентных масштабов. Это рискованный эксперимент: быстрый рост может привести к росту процентных ставок, что сделает затраты на обслуживание долга неустойчивыми. Но премьер-министр Японии Синдзо Абэ скорее пойдет на такой риск, нежели обречет Японию на медленную смерть. И, судя по восторженной поддержке общественности, так бы поступил любой простой японец.

С другой стороны, Европейский Союз движется к долговременному застою, из которого Япония так отчаянно пытается вырваться. Ставки высоки: национальные государства могут пережить потерянные десятилетия или даже больше; но неполное объединение государств, которым является ЕС, может быть запросто разрушено из-за этого.

Проект евро - который был разработан на основе немецкой марки - обладает фатальным недостатком. Создание общего центрального банка без общей казны означает, что государственные долги деноминированы в валюту, которую не контролирует ни одна страна-участница, а это подвергает их всех риску дефолта. В результате обвала 2008 года ряд стран-участниц стал перегружен долгами, и цена риска сделала разделение еврозоны на кредиторов и дебиторов постоянным.

Этот дефект можно было бы исправить, заменив облигации отдельных стран на еврооблигации. К сожалению, канцлер Германии Ангела Меркель, отражая радикальное изменение, а именно конец терпимости немцев к европейской интеграции, отказалась от этой идеи. До объединения Германия была основным двигателем интеграции, а теперь немецкие налогоплательщики, отягощенные расходами на объединение, определенно не желают превращаться в глубокий карман для европейских должников.

После обвала 2008 года Меркель настаивала на том, что каждая страна должна сама заботиться о своих финансовых институтах, а государственные долги должны быть выплачены в полном объеме. Германия, сама того не сознавая, повторяет трагическую ошибку французского премьер-министра Аристида Бриана, находившегося у власти сразу после окончания первой мировой войны, чье упорство в требовании репараций привело к возвышению Гитлера; политика Ангелы Меркель порождает экстремистские движения в других странах Европы.

Нынешние механизмы, регулирующие евро, никуда не денутся, поскольку Германия всегда будет делать минимум усилий ради сохранения единой валюты - и поскольку рынки и европейские власти накажут любую другую страну, которая будет оспаривать эти договоренности. Тем не менее, острая фаза кризиса завершилась. Европейские финансовые власти молчаливо признали, что жесткая экономия является контрпродуктивной мерой, и прекратили вводить дополнительные финансовые ограничения. Это дало странам-должникам некоторую передышку, и финансовые рынки стабилизировались даже при отсутствии каких-либо перспектив роста.

Будущие кризисы по своему происхождению будут политическими. Это очевидно уже сейчас, поскольку ЕС стал настолько интроспективным, что не может адекватно реагировать на внешние угрозы, будь то в Сирии или в Украине. Однако перспективы далеко не безнадежны: возрождение угрозы со стороны России может изменить сложившуюся тенденцию к европейской дезинтеграции.

В результате кризис трансформировал ЕС из «фантастического объекта», который вселял энтузиазм, в нечто радикально другое. То, что должно было быть объединением равноправных государств, которые пожертвовали частью своего суверенитета ради общего блага - воплощение принципов открытого общества - в настоящее время, в результате кризиса евро, превратилось в отношения между странами-кредиторами и странами-должниками, что не является ни добровольным, ни равным. В самом деле, евро может полностью разрушить ЕС.

В отличие от Европы, США становятся мощнейшей экономикой развитого мира. Сланцевая энергия предоставила США важное конкурентное преимущество, как в производстве в целом, так и в нефтехимии в частности. Банковский и бытовой секторы добились определенного прогресса в сокращении доли заемных средств. Количественное смягчение увеличило стоимость активов. А рынок жилья улучшился, и в строительстве снизился уровень безработицы. Налагаемые секвестром налоговые ограничения также подходят к концу.

Еще более удивительно то, что поляризация американской политики проявляет признаки движения в обратном направлении. В течение двух столетий двухпартийная система работала хорошо, поскольку обе стороны должны были бороться за золотую середину на всеобщих выборах. Затем Республиканская была захвачена коалицией религиозных и рыночных фундаменталистов, затем укреплена неоконсерваторами, что увело ее к ультраправой крайности. Демократы пытались угнаться и охватить золотую середину, и обе стороны вступили в сговор по махинациям в избирательных округах. В результате управляемые активистами партийные праймериз взяли верх над всеобщими выборами.

Это завершило поляризацию американской политики. В конце концов, крыло Республиканской партии, Чайная партия, переиграла свою руку. После недавнего фиаско с отключением правительства то, что осталось от Республиканского основания, начало проводить ответный удар, и это должно привести к возрождению двухпартийной системы.

Основной неопределенностью, стоящей перед миром на сегодняшний день, является не евро, а будущее направление развития Китая. Модель роста, ответственная за его быстрый рост, уже выдыхается.

Эта модель зависит от финансовых репрессий сектора домашних хозяйств для продвижения роста экспорта и инвестиций. В результате на данный момент сектор домашних хозяйств уже сократился до 35% ВВП, и его вынужденных сбережений уже не хватает для финансирования текущей модели роста. Это привело к экспоненциальному росту использования различных форм заемного финансирования.

В этом просматриваются некоторые жуткие сходства с финансовыми условиями, которые преобладали в США в годы, предшествовавшие обвалу 2008 года. Однако в то же время существуют и значительные отличия. В США финансовые рынки, как правило, доминируют над политикой, в то время как в Китае государство владеет банками и основной частью экономики, а Коммунистическая партия контролирует государственные предприятия.

Сознавая опасность, Народный банк Китая начиная с 2012 года начал принимать меры по обузданию роста долга, однако когда замедление начало вызывать реальное напряжение в экономике, партия установила свое верховенство. В июле 2013 года руководство приказало сталелитейной промышленности перезапустить печи, а от Народного банка потребовало облегчить условия выдачи кредитов. Экономика перевернулась вокруг своей оси. В ноябре третий пленум 18-го ЦК анонсировал далеко идущие реформы. Эти события в значительной степени ответственны за недавнее улучшение глобальной перспективы.

Китайское руководство было право, отдавая приоритет экономическому росту, а не структурным реформам, поскольку структурные реформы в сочетании с жесткой экономией, толкают экономику в дефляционный штопор. Однако в нынешней политике Китая существует нерешенное противоречие: перезапуск печей также вновь воспламеняет экспоненциальный рост задолженности, которая не может быть устойчивой в течение более чем пары лет.

Когда и как это противоречие будет решено, будет иметь глубокие последствия для Китая и всего мира. Успешный переход в Китае скорее всего повлечет за собой политические, а также экономические реформы, в то время как провал подорвет пока все еще широкое доверие к политическому руководству страны, что приведет к репрессиям внутри страны и к военному противостоянию за рубежом.

Другая большая нерешенная проблема заключается в отсутствии надлежащего глобального управления. Отсутствие согласия между пятью постоянными членами Совета Безопасности ООН усугубляет гуманитарные катастрофы в таких странах, как Сирия - не говоря уже о том, что оно позволяет практически беспрепятственно развиваться глобальному потеплению. Однако, в отличие от китайской головоломки, которая придет к необходимости своего решения в течение нескольких лет, отсутствие глобального управления может продолжаться бесконечно.