Банкиры, актёры, миссионеры
Как работают мировые финансовые институты: взгляд изнутри
Автор этого текста Елена Котова до 2011 года работала исполнительным директором Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) от России, а до этого в МВФ и ВБ, то есть в самом сердце мировых финансовых институтов. Покинуть ЕБРР ей пришлось в результате политического конфликта, сопряжённого с уголовным преследованием в Англии. Но Елена Котова не только высокопоставленный международный финансист в отставке, но и литератор (в издательстве «АСТ» вышла её книга «Легко!»). Благодаря этому совпадению квалификаций автора читатель имеет уникальную возможность увидеть, как работает «финансовая закулиса», узнать, почему «Газпром» считается империей зла, как ЕБРР связан с историей о Химкинском лесе, и многие другие тайны
Кабинет моего коллеги во Всемирном банке Майкла Гулда был интереснее музея: малахитовые шкатулки с Урала, таджикские коврики, африканские фигурки из сандалового дерева, миниатюры китайских пагод. Кроме этого — велосипедный шлем, кроссовки и спортивные рейтузы: Майкл ездил на работу на велосипеде. Переодевшись в кабинете в деловой костюм, он каждое утро первым делом протирал свои сокровища, это было как утренняя молитва. «Откуда такая роскошная коллекция?» — изумилась я при первой нашей встрече (не имея в виду рейтузы). «Это подарки, которые мне дарили в разных странах во время миссий», — с гордостью ответил Майкл.
Делегация совета директоров ЕБРР в Вашингтоне на ступеньках Казначейства США. Первый ряд (слева направо): Йоахим Шварцер (директор от Германии), Елена Котова (Россия), Стефка Славова (Болгария), Энзо Кватрочьоче (генеральный секретарь банка); второй ряд: Педро Мориньон (Испания), Джеймс Хадсон (США), Вассилий Лелакис (Евросоюз) Из архива Татьяны Котовой
Пышным словом «миссия» в международных финансовых организациях называют командировки групп своих сотрудников в страны, развитием которых занимаются эти институты.
Во времена колониальных империй солдаты, купцы и проповедники Старого Света, называя себя «миссионерами», несли на окраины мира новую культуру, религию, уклад жизни, меняли бубенчики на алмазы, развивали отсталые страны. В современном мире международные миссионеры учат, как строить рынок и современные технологии, защищают окружающую среду и финансовую стабильность.
Этим заняты с 1945 года Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк. В Евросоюзе для развития окраин и расширения империи ЕС существует Европейский инвестиционный банк (ЕИБ). С 1991 года на пространстве от Братиславы до Владивостока вместо плановой социалистической экономики строит рыночную демократию Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР). Россия является его седьмым по величине акционером и главным клиентом (треть активов банка).
Эти организации населены, казалось бы, банкирами, но они скорее международные чиновники. Финансируя инвестиционные проекты, они не просто делают деньги, а выполняют миссии, разнообразные, нюансированные, непростые для понимания.
Их образ жизни
Они скачут с лэптопами из самолета в самолёт в дешёвых офисных костюмах. Едят, как правило, что попало и умеют восторгаться всем, что им показывают, осмысливая, однако, все увиденное своим, особым образом. Эта жизнь, которой я жила пять лет в 90-х в МВФ, а затем во Всемирном банке (оба в Вашингтоне), и похожа, и непохожа на жизнь обычного инвестиционного банкира, известную своими стрессами.
Работая в Вашингтоне, я в среднем раз в месяц летала через ночь до Франкфурта, «отсыпалась» полдня в аэропорту и потом — ещё через ночь — до Алматы, ибо делала проект в Казахстане. Когда добавился проект в Киргизии, то из Алматы меня везли через перевал в Бишкек, и можно было на заднем сиденье машины поспать три часа, чтобы прийти на встречи с министрами свежей и собранной. Ночью же, вместо того чтобы наконец поспать, надо было писать (на двух языках) памятную записку для правительства Киргизии и для Вашингтона о договорённостях в ходе состоявшихся встреч. На следующий день маршрут через перевал, Алматы и Франкфурт раскручивался назад, на Запад, при этом особым шиком считалось уже в самолёте доработать проект для представления его начальству в Вашингтоне (не спать же восемь часов, в самом деле).
Банкиры — известные трудоголики, но это банкиры обычные, у которых бонусы могут в разы превысить годовую зарплату. А зачем так ломаться международным чиновникам на твёрдом окладе?
Необъяснимый для нормального человека дух состязательности и перфекционизма пронизывает эти учреждения. Вылизанный документ — это стандарт, ошибка в незначительном расчёте — драма. Хороший тон — прийти на работу в семь утра или уйти ближе к полуночи, а питаться — из пакетиков у своего компьютера. Единственное отличие жизни банкиров-чиновников от банкиров подлинных в том, что 80% пара банкира-миссионера уходит в гудок, в выполнение миссии, в политику, в разъяснение её нюансов клиентам, правительствам и собственному начальству.
Кто они
Сначала о профессионалах, банкирах-чиновниках. Когда в начале 90-х я впервые столкнулась в Москве с «миссией Всемирного банка», меня поразило качество отбора человеческого материала: сплошь мужчины, в основном высокие, почти все пишут левой рукой. Я испытывала трепет, когда спустя год влилась в их ряды.
Но картина портилась год от года. Корпус высоколобых и леворуких вымывался на глазах. С одной стороны, постоянно резали блага: перестали повышать зарплаты, запретили летать первым классом, ездить на корпоративных лимузинах. С другой — растущая бюрократизация вынуждала людей активных, со свежими мозгами, желающих реального дела, уходить.
Место, где живет финансовая закулиса — штаб- квартира ЕБРР в Лондоне Getty Images / Fotobank
К концу 90-х, когда и я поняла, что учиться здесь уже нечему, Всемирный банк до боли напоминал советское министерство. В обеденный перерыв тетки с кошельками под мышками в растянутых кофточках тянулись в столовую, судача, что прихватить домой к ужину. Так и шутили: через дорогу — ЦК КПСС (формулирующий политику всемирного финансового равновесия МВФ), а у нас — Госплан, распределяющий деньги на постройки железных дорог, портов и прочих «национальных проектов» той или иной страны.
Спустя годы я очутилась в ЕБРР и заняла место уже не на нижних этажах профессионалов, а на Олимпе — в совете директоров, откуда нетрудно было разглядеть, что есть три категории банкиров-миссионеров. Первые — молодёжь, нарабатывающая вес для рывка в реальный инвестбанкинг. Вторые — способные, но ленивые или обременённые детьми (когда 80% усилий уходит в гудок миссии, а не в сделки, стресса все же меньше, чем в «Голдман Сакс»). И третьи — невостребованные рынком ботаники, освоившие риторику социального равенства, макроэкономики или гендерной политики, носители и защитники миссии со всеми ее нюансами.
На Олимпе же — топ-менеджмент и совет директоров. Топ-менеджмент ЕБРР именуется ExCom, то есть исполнительный комитет (аналог правления обычного банка). В него входят президент, первый вице-президент, который, собственно, и держит в руках банковский бизнес, ещё четыре вице-президента и главный юрисконсульт. Совет директоров — это 23 (с президентом 24) представителя 63 стран-акционеров, аналог наблюдательного совета. Его членов назначают страны-акционеры. Собственное директорское кресло имеют лишь США, Англия, Германия, Франция, Италия, Япония, Россия, Канада и Евросоюз. Более мелкие акционеры сбиваются в группки: Киргизию, Туркменистан, Узбекистан, Азербайджан, Черногорию представляет Швейцария. Казахстан, Израиль, Боснию и Герцеговину — Австрия. Так сложилось.
Отношения на Олимпе наиболее сложные и нюансированные. Ощущение, что «весь мир — театр, а люди в нем актёры», возникало у меня на заседаниях комитетов, открытых и закрытых сессиях совета директоров то и дело. Но об этом чуть ниже. Сначала о руководстве ЕБРР, направляющем рядовых банкиров на пути реализации миссии.
Кастинг на первые роли
Образ и роль, избранные каждым членом руководства ЕБРР, зависят во многом от его актёрского мастерства. Нынешний президент — Томас Миров — бывший замминистра финансов Германии. Манеры, речь, подчёркнутая отстраненность от людей наводят на мысль о непростом происхождении, о том, что приставка «фон» была сознательно потеряна в ходе вживания в образ демократа (он член СДПГ).
Начал он с того, что всех членов совета директоров стал демократично называть по имени, то есть на «ты», однако к нему обращаться надо было традиционно: «президент» или «мистер Миров». Из высокопоставленного госбюрократа своей страны он превратился в международного чиновника высокого ранга, который самым внимательным образом учитывает мнения всех стран-акционеров, и блестяще — в этом ему не откажешь — ими манипулирует.
Заветная цель — сделать следующий скачок и стать международным государственным деятелем, что в принципе плацдарм ЕБРР позволяет. Один из его бывших президентов, Хорст Келлер, сначала стал руководителем МВФ, а потом президентом Германии. Томас Миров тоже было нацелился на МВФ после безвременно покинувшего этот пост Стросс-Кана, но никакой конкуренции блестящей Кристин Лагард составить не смог.
Томас Миров, придя в ЕБРР с поста замминистра финансов Германии, предложил коллегам демократично обращаться друг к другу по имени AP
Первый вице — умный и весьма коварный Варел Фриман (США). За спиной у него большой опыт работы в инвестиционных банках. Но, конечно, высокая позиция в любом из них несравнима по престижу и доходу с постом первого вице-президента ЕБРР. Экономят же на нескольких тысячах сотрудников с окладами 50–90 тысяч фунтов в год, работающих в Лондоне, Белграде, Владивостоке или Бишкеке.
На дюжине же руководящих чиновников много не сэкономишь, поэтому зарплаты у них от 180 тысяч, лимузины при них постоянно, а какие у них бонусы, я даже не знаю, потому что эти бонусы мы, совет директоров, утверждали чохом, стыдливо не выясняя, что, кому и за что. Прочие же «мелочи» типа субсидий на жилье и пенсионного фонда такие же, как у всех, с той лишь оговоркой, что объем социального пакета коррелируется с величиной зарплаты.
Лишь о двух вице хочется рассказать. Голландец Манфред Шеперд (казначейство и планирование) попал на этот пост из какой-то заштатной организации по саморегулированию фондового рынка, реальный банковский бизнес, как и жизнь вообще, знал по верхам: в заштатных организациях редко попадаются масштабные личности. Как он прошёл кастинг, мне было непонятно. Когда он проходил утверждение на должность советом директоров (чисто формальное, впрочем), у меня вертелся на языке вопрос: «Зачем нам вице-президенты с кругозором младшего дилера?», но задавать такие вопросы глупо. Манфред — молодец, оказался обучаемым, его быстро поднатаскали подчинённые: руководитель казначейства — блестящий профессионал и шеф планового департамента, въедливости которого позавидовали бы и в советском Госплане, и в американском Минфине. Года через полтора Манфред уже производил весьма солидное впечатление и прекрасно владел риторикой, требовавшейся для его роли.
Последний из персонажей — Ян Фишер. Чтобы стать вице-президентом ЕБРР, он оставил — я не шучу — пост премьер-министра Чехии! Упаси меня боже сравнивать его с нашими премьерами (любым из двух). Но я не могу себе представить, чтобы и просто министр российского правительства вдруг рванул бы в ЕБРР заниматься под руководством фон Мирова мессианством в странах с недоразвитым рынком.
Разночинцы мировой политики
Совет директоров — это парламент, якобы высший орган в текущей работе банка. Якобы — ибо каждый парламент только думает, что он главнее правительства. Член совета директоров отчитывается лишь перед своей страной, у него две функции: отстаивать её интересы и контролировать «правительство», чтобы в банке все было правильно.
Члены совета директоров — разночинцы в первозданном смысле слова. Кто-то пришёл со средних этажей Минфинов или Мидов своих стран, ходит в костюмах с обтёрханными обшлагами и копит высокую лондонскую зарплату, чтобы по возвращении на родину зажить наконец по-человечески. Как правило, это «чистой совести фанатики», говоря словами Достоевского.
Кто-то был в своей стране видным политиком, при смене правящей партии сосланным в почётную ссылку, а пара-тройка — бывшие бизнесмены, которым надоело ишачить на рынке, а захотелось отдохнуть на финансово-политической синекуре и мир посмотреть.
Бывшие — приятный люд, живые и весёлые циники. С ними можно время от времени заключать временные тактические союзы или просто по-дружески попросить вовремя подать нужную реплику. Они не лезут на рожон из-за мелочей и не отказывают себе в удовольствиях. Им интересно и топ-менеджмент при случае повозить носом по столу, и в антикварных лавках Ноттинг-Хилла порыться, и в Ковент-Гарден, куда билет 200 фунтов, сходить. С ними, наконец, приятно просто поболтать: они многое прочли, у них часто отменный вкус и любовь к дискуссии и шуткам высокого качества.
Вспоминаю первого в МВФ директора от России Костю Кагаловского. На заседании совета тогдашний (1993 г.) глава фонда Мишель Камдессю завёл в очередной раз речь о том, когда, мол, Россия сбалансирует свой бюджет. Эта песня пелась им уже столько раз... А крыть России тогда было, как известно, нечем. Поэтому на очередную запевку Камдессю прямо под стенограмму Костя ответил подстрочником: «Когда-когда... когда лобстер свистнет на вершине горы...» От бессмысленности русской идиомы в английском варианте международная часть Олимпа утратила дар речи, а русскоговорящая в корчах смеха попадала со стульев.
В ЕБРР (да, думаю, и везде) отношение топ-менеджмента к членам совета директоров из бывших политиков зависит от того, из какой страны они прибыли. Если из Германии — ja, natürlich. Если, скажем, из Австралии — а где это, сколько у неё голосов? Ах, полпроцента, так и нечего тут подпрыгивать.
К бывшим бизнесменам — смесь защитного пренебрежения (вы, мол, все меряете на деньги и здравый смысл, а в миссии ничего не понимаете) и опаски. Именно они, знакомые с реалиями рынка, способны уличить актёров первого плана, руководство, в мелкой жуликоватости. Например, когда руководство убеждает совет, что вложение трёх миллионов в капитал какой-то интернетовской живопырки улучшит информационное пространство всей страны. Трех миллионов на случайно забредшую в ЕБРР живопырку не жаль — пусть развивается, но неэстетично так уж переигрывать.
К «чистой совести фанатикам» топ-менеджмент демонстрирует пиетет, требуемый правилами игры. Ведь «Фанатики» — первые блюстители чистоты миссии. Одна дискуссия о том, стоит ли банку инвестировать в проект автострады в Шереметьево через Химки, чего стоит. Сейчас не о проекте: его «за» и «против» известны. Менеджмент обстоятельно рассказал о нем и спросил разночинцев, естественно, о пресловутых вековых дубах.
— А нельзя проложить трассу в другом месте? — спрашивает директор от Дании, Ирландии и Македонии, «чистой совести фанатик».
— Нельзя, — отвечает менеджмент, — мы уже час объясняем, как эта трасса оказалась запланирована в генплане района ещё в 60-е годы.
— Но нельзя же рубить деревья! Может, мы проложим трассу где-то рядом? — продолжает датчанин.
— Она уже проложена! «Где-то рядом» — населённые пункты.
— Людей переселять нельзя. Но и дубы трогать нельзя. Мы должны заставить правительство России проложить трассу в другом месте, — загалдел уже хор «фанатиков».
— У России, знаете, такая особенность, что в ней много лесов, — говорю я при поддержке парочки весельчаков из бывших. — А где лесов нет, там, как правило, живут люди. Тоже очень давно....
— А может, расширить нынешнее шоссе? Или проложить тоннель?
— Мы обсуждаем конкретный проект, а не фантазийные альтернативы, — уже не скрывает раздражение менеджмент.
— Тогда вы доработайте его так, чтобы можно было не рубить деревья, и приходите, — крещендо «фанатиков».
— Но это будет другой проект! — раздражение менеджмента переходит в крик отчаяния.
— Вот с другим и приходите. Что скажут зелёные всего мира — а в наших странах они очень влиятельны?.. А если русские не хотят делать его по-другому, пусть финансируют сами.
— То есть без участия ЕБРР дубы рубить можно — так, что ли? — спрашиваю я.
— Именно так. ЕБРР не может рисковать своей репутацией, — звучит финальный аккорд.
Судьба проекта скоростной трассы в Химкинском лесу известна. Возможно, «чистой совести фанатики» и правы, не знаю.
Похожая рубка была при обсуждении проекта «Сахалин-II». Пока его участниками были только «Мицуи» и «Шелл», «фанатики» лениво спорили, входит ли помощь столь крупным компаниям в миссию ЕБРР, ведь те и сами могут деньги найти. Лениво — потому что никто не хотел наезжать на японцев («Мицуи») или европейцев («Шелл»). Нелениво шёл лишь спор о том, хорошо ли, что при реализации проекта погибнет часть китов в прибрежной акватории и лосося в сахалинских реках. Мой вклад в дискуссии ограничивался позицией, что китов и лосося очень жаль, но ещё больше жаль россиян, живущих на Сахалине, а им проект принесёт не только огромное количество рабочих мест, но и развитую инфраструктуру, и именно этими мерками надо мерить проект. Ведь миссия ЕБРР — это содействие рыночному развитию, а не охрана жизни лосося.
Собственные аргументы мне казались неубиваемыми. Да и менеджмент был явно настроен сломить сопротивление защитников лосося, разом вложить в огромный проект 200 млн евро и облегчить себе «выполнение плана по валу» в России, который в том, 2007 году составлял 2,5 млрд евро. Поэтому я проглядела тот момент, когда дебаты о лососе и китах достигли просто-таки остервенения. С досады вышла из банка покурить и наткнулась на своего приятеля Терри, члена совета директоров от ЕИБа, то есть из бывших бизнесменов. Он наслаждался на солнышке капучино с сигарой.
— Терри, что-то я тебя уже неделю не видела.
— Был на Лазурном Берегу. Начало октября, милое время, отдохнули недельку с женой. Заседаний совета на прошлой неделе не было, никто и не заметил.
— Молодец. А я вышла с этого бесконечного обсуждения «Сахалина».
— А что его обсуждать? Проект зарубят. Сам менеджмент и зарубит.
— Шутишь... Не из-за лосося же?
— Нет. Из-за «Газпрома». Теперь, когда он купил 50% проекта, для ЕБРР проект умер. Пошумят про лосося ещё пару заседаний, потом спустят на тормозах без объяснений.
— А где сказано, что проекты с «Газпромом» нельзя поддерживать?
— «Газпром» — это империя зла. Ни европейцы, ни американцы, пусть по разным причинам, не дадут банку хоть цент вложить в проект «Газпрома». Как сама не понимаешь, вроде умная женщина?
— Я это понимаю, Терри, но это же надо как-то менять! С РАО ЕЭС можно, с РЖД можно, с «Сибуром», наконец, можно, хоть там тоже уши «Газпрома» торчат. Почему «Сахалин» нельзя?
— Нюансы, нюансы... С РАО ЕЭС можно, потому что Чубайс — реформатор. У Якунина тоже правильный пиар: он сумел убедить, что реформирует и готовит к приватизации систему железнодорожных перевозок России. «Сибур», хоть и близок к «Газпрому», но в его проекте сидит бельгийский концерн «Солвей». Равно как в проекте «КамАЗа» будет сидеть «Даймлер — Бенц».
Поэтому с РЖД, проектами «Сибура» и «КамАЗа» и ты, и менеджмент намучаетесь с «фанатиками», но протащите. А про «Сахалин» забудь, не трать время и нервы. Давай лучше я свожу тебя на новый балет Мэтью Боурна «Лебединое озеро», где лебедей танцуют мужчины. А когда откроется старая сцена вашего Большого, ты в ответ обеспечишь мне и Вальтеру (заместитель Терри, тоже весельчак, бывший менеджер ЕИБа) билеты на премьеру истинно русского «Лебединого озера».
Партийные игры
В совете директоров ЕБРР, как и в любом парламенте, есть партии. Есть партия скандинавов, сплошь «чистой совести фанатиков». Тут фокус на экологию, нетерпимость к росту бюджета банка. Неважно, что увеличивать его предлагается не за счёт стран-акционеров, а из прибыли банка. Плевать, что высоколобые уходят из-за того, что зарабатывают втрое меньше, чем в остальном Сити, и их сменяют «ботаники» и тётки с кошельками под мышками. Миссионер должен быть горд своей миссией и жить не как банкир, а как сотрудник Минфина — мы же публичное учреждение, а не частная лавочка.
Озабочена эта партия и вопросами социального равенства, хотя «миссия ЕБРР» — развивать рынок. Эти партийцы говорят, что в регионах России строить трехзвёздочные отели можно, а в Москве нельзя не только трёх-, но тем более и пятизвёздочные (по мне, если миссия ЕБРР — развивать рынок и привлекать на него иностранных инвесторов, то для этого любые отели по всей России сгодятся). Партия приветствует кредиты карликовым банкам, хотя, на мой взгляд, для нашей банковской системы полезнее их смерть, чем долгий и безуспешный рост. Русских олигархов эта партия ненавидит не меньше, чем КПРФ. А вообще-то, эти гнездящиеся на берегах Северного и Балтийского морей провинциалы Европы просто не любят Россию, тем более что в дирекции, представляющие эти страны, влились Эстония, Латвия и Литва.
Первый вице-президент ЕБРР Варел Фриман — человек умный и коварный. За его спиной большой опыт работы в Инвестбанке Getty Images / Fotobank
Но такие грязные домыслы, о которых я «в привате» говорила в сердцах после особенно дружного голосования скандинавов против очередного российского проекта, те с негодованием отвергали. Тем более что очередной проект уже был принят, потому что большинство совета директоров всегда на стороне президента банка, который и вносит любой проект на обсуждение.
Есть партия восточноевропейских новых демократий. Как все неофиты, они святее папы. Тут непримиримость к коррупции в России (особенно у Болгарии и Румынии, где этой коррупции также немало), к крупному российскому бизнесу, а также желание копаться в мелких деталях и внезапно «по принципиальным соображениям» голосовать против тех или иных проектов. Что, кроме желания заявить о себе, стоит за голосованием «против» одного из 24 членов совета директоров, когда уже ясно, что все «за», — так и осталось для меня загадкой.
Партии эти не обособлены друг от друга. Например, в отдельных случаях возникает вдруг партия «больших мальчиков», то есть G-7/G-8. Это случается лишь при решении действительно серьезных стратегических вопросов. Например, увеличение капитала ЕБРР или распределение портфеля кредитов между регионами в стратегической перспективе. По частным вопросам «большие мальчики» не тратят сил на сколачивание группы единомышленников.
Главная, точнее единственно реальная, партия — это страны Евросоюза. Их большинство в капитале банка. На словах они категорически отрицают, что ЕБРР — проводник политики ЕС, однако еженедельно собираются на закрытые партсобрания, вырабатывают скоординированный подход, если надо, усмиряют «фанатиков» и неофитов-демократов. Потом давят большинством. Похоже на «Единую Россию». Особенно неизменной поддержкой президента, который традиционно именно европеец, немец или француз, — других не было и не будет.
Для этой партии главное — хоть чуть-чуть сэкономить деньги бесчисленных фондов ЕС и собственного Европейского инвестиционного банка (с капиталом 41 млрд евро) и использовать деньги ЕБРР (с капиталом 10,8 млрд) для развития стран — кандидатов в ЕС и сдерживания потока иммигрантов из прилегающих к союзу государств.
В этих целях европейцы в 2008 году катнули пробный шар и приняли в «страны операций» (это в которые ЕБРР инвестирует) Турцию, вопреки тому, что миссия ЕБРР — это построение рынка в бывших странах социализма.
Почему в Турции надо строить рынок, если он там всегда был, — вопрос загадочный, но приёму Турции в «страны операций» противились лишь Америка и Россия — из принципа, а также Армения и Кипр — из-за исторических ран. Как уломали две последние, не помню, а в двух первых МИД РФ и Госдеп, соответственно, решили, что отношения с Турцией дороже, чем какая-то миссия ЕБРР, — мы же не фанатики. Решив турецкий вопрос, страны ЕС уже легко и без затей убедили остальных акционеров ЕБРР, что банк должен работать по всей Северной Африке, в Западной Азии — короче, во всех странах, откуда идет в Европу поток иммигрантов.
Казалось бы, нелогично, что нет в ЕБРР партии «стран операций». У нас общие задачи: наращивать наши экономики, убеждать акционеров ЕБРР, что раз миссия банка — это укрепление рыночных институтов, то надо лечить болезни роста компаний России, Венгрии и Румынии, а не только сетовать на то, что у этих компаний нет трех лет истории аудиторской отчётности и не всегда прозрачна структура собственности и управления.
Но партии «стран операций» нет и быть не может по целому ряду причин. Прежде всего потому, что эти страны постоянно делят именно с Россией пирог кредитных ресурсов ЕБРР. Чем меньше России, тем больше им. С этим ещё как-то можно бороться, если, например, объединить усилия по общему увеличению объёма кредитов. Хуже другое: большинство «стран операций» — от Венгрии и Чехии до Албании и Македонии — считают главным своё нынешнее или будущее членство в ЕС, а не в какой-то мифической партии «стран операций» ЕБРР. Не говоря уже о странах Балтии и Грузии.
Наконец, эти новые демократии не любят Россию ещё сильнее партии европейских провинциалов. Это немцы могли забыть, сколько бед они и русские причинили друг другу, смогли закрыть прочитанную страницу скорбной истории. На то они и «большие мальчики». Польша, Румыния (где кровавый режим Чаушеску недалеко ушёл от сталинского террора), Венгрия и Чехия ни Катынь, ни 56-й год в Будапеште, ни советские танки в Праге забывать не хотят.
ЕБРР как зеркало отношения к России
«Нет у России естественных союзников», — говорили мне откровенно двое моих настоящих друзей (а не просто приятелей) в совете директоров ЕБРР — Йоахим Шварцер (Германия) и Сьюзен Хуртюбсе (Канада). Не знаю, почему сдружилась именно с ними. Отчасти потому, что ни у Германии, ни у Канады нет неприязни к России, скорее наоборот. Отчасти потому, что и Йоахим, и Сьюзен просто умные, открытые, замечательные люди. Я склонна считать, что в общеполитическом смысле слова они правы в своём вердикте. Но рассуждать о причинах отсутствия у России союзников не входит в мою компетенцию и в предмет этой статьи. Достаточно того, что этот тезис верен в отношении ЕБРР, где, в отличие, например, от МВФ, нет даже стран БРИК, этих по крайней мере временных союзников России.
Это проявляется сплошь и рядом. Все поддерживают кредиты ОТП, крупнейшему банку Венгрии, хоть он и полугосударственный. Но он в стране не только ЕС, но и еврозоны. Никто не поддерживает кредиты ВТБ — зачем потакать государственному монополисту в России? Верно ли это? Отчасти да. Зачем помогать ВТБ, чей капитал больше капитала ЕБРР? Но почему, например, нельзя помогать развивать мобильную связь в регионах России «дочкам» МТС, в которых нет ничего государственного, но есть «олигарх» Евтушенков, ничем себя не запятнавший ни перед родиной, ни перед мировым сообществом, я ответить не могу.
Не могу я объяснить и почему нужно помогать крупному предприятию в Румынии, ставя себе в заслугу, что в ходе реализации проекта ЕБРР добьется прозрачности собственности, наладит аудиторскую отчётность и проведёт экологический аудит. А какому-нибудь предприятию из Челябинска помогать нельзя, потому что там непрозрачная собственность, нет аудиторской отчётности и экологического аудита. А налаживать это никому не интересно — ни менеджменту, ни ЕС, ни «фанатикам».
Я не только о России горюю. Без аудита, проведённого первой четвёркой аудиторских фирм, не рассматриваются предприятия даже в… Таджикистане. Видимо, в ожидании того, когда рядовое предприятие этой страны так само разовьётся, что сможет заплатить за аудит «Делойт энд Туш». Однако отсутствие аудита ни разу не стало помехой для выдачи кредита предприятиям Албании или Черногории, Грузии или Литвы.
И самый, наверное, яркий пример — это битва за увеличение капитала ЕБРР с 5 млрд евро до 10 млрд. Продолжалась она два года, 2009-й и 2010-й, хотя бюджетные жертвы самого большого акционера ЕБРР, США, должны были составить 500 млн евро, Германии, Франции, Англии, Японии, Италии — по 430 млн, а России — 200 млн, причём оплата предусматривалась в рассрочку в течение десяти лет. Не смешны ли цифры? Цифры — да, принципы — нет.
Кроме трёх акционеров ЕБРР — Германии, России и самого ЕС, — все сопротивлялись увеличению капитала. США неохота было тратить деньги на развитие новых членов ЕС и кандидатов в союз, а ещё меньше — на поддержку России. Не только партия скандинавов, но и Франция с Италией заявляли, что лучше делать много маленьких проектов, чем много больших, что неудивительно, ибо странам Балтии или Балкан большие проекты не нужны. Канада смотрела на США, что ещё менее удивительно, а Англия, как обычно, играла замысловатую собственную игру, наблюдая за раскладами.
Президенту же ЕБРР Мирову увеличение капитала нужно было позарез. Не только потому, что большим банком рулить почётнее, чем маленьким, но и потому, что в это же время увеличили (без стонов и причитаний) капитал Всемирного банка (в разы больший, чем у ЕБРР), Африканского и Азиатского банков развития. Так что оставить ЕБРР при прежнем капитале было для его президента все равно что расписаться в бездарности собственного управления.
На помощь Миров призвал именно меня, пытаясь создать наконец мифическую партию «стран операций», которую самая большая из них — Россия, — естественно, возглавит. Он убеждал меня, что я просто обязана объяснить неразумным, что при увеличении капитала инвестиции в «страны операций» возрастут многократно.
Да «страны операций» в этом и убеждать не было нужды, хотя что для Таджикистана, что для Сербии даже копейка из бюджета — это весомо. Но президент Миров уже объявил всем остальным, что «есть такая партия» — партия клиентов, а клиент всегда прав. Это был уже не театр, а просто кино и немцы. Ясное дело, не «страны операций» решили исход битвы за капитал, в конце концов ЕС договорился со своими странами-членами в Брюсселе, а США артачились до тех пор, пока не остались в изоляции, но потом и они согласились.
Как только вопрос решился, о мифической партии «стран операций» забыли все, но быстрее других сам президент Миров, о ней объявивший. Все занялись более осмысленным делом — делёжкой нового, увеличившегося объёма операций. Тут же выявились неотложные нужды всех новых демократий, несмотря на то что они, как члены ЕС, могут получать помощь из ЕИБа и всех прочих евросоюзных фондов.
Выяснилось, что маленьким странам Балкан вообще помочь некому, кроме ЕБРР, а Киргизии и Узбекистану помогать не надо, потому что у их правительств нет приверженности рынку и демократии. Что в Турции и в Северной Африке хоть и не было плановой экономики, зато есть страшная бедность...
Вообще многое выяснилось, но главное — это то, что все вновь выявившиеся нужды надо удовлетворять за счёт России, чья доля в кредитном портфеле (40% в 2007 году, 33% — в прогнозе на 2010–2015 годы и 30% по факту на конец 2011-го) слишком велика. В абсолютном выражении Россия «ничего не потеряет», уверяли меня. Это же только доля, а мы как вкладывали в Россию по 2,5 млрд евро в год, так и будем вкладывать. «Так капитал же увеличен, — говорила я, — и управляющий от России, министр экономики, ставила вопрос о четырёх-пяти миллиардах, когда поддерживала эту затею». На это актёры театра под названием ЕБРР лишь разводили руками.
В азарте победы в битве за капитал Миров так заигрался, что предложил ограничить Россию потолком в 25%. То, что к исходу битвы эта прогнозная цифра выросла до 33%, — во многом моя заслуга, за что мне и пришлось расстаться с этим забавным театром. Но во многом это — результат поддержки старых друзей России: Германии, Франции, Италии, моих собственных друзей, Йоахима и Сьюзен.
Крупным странам Европы нужен огромный рынок России, её газ, её сравнительно дешёвая рабочая сила. Но Евросоюзу гораздо больше нужно, чтобы страны Северной Африки, Ближнего Востока, Турция, Косово и Албания своими проблемами и своими иммигрантами не подрывали стабильность ЕС. Поэтому прогноз прогнозом, а игр — что, сколько и кому — на подмостках ЕБРР хватит на долгий сериал. Так что банкирам, миссионерам и актёрам, обосновавшимся в лондонском Сити и живущим по законам Зазеркалья, работы хватит.
Источник
Источник: forum.polismi.org.
Рейтинг публикации:
|
