Последние годы существования Советского Союза – настоящий калейдоскоп деталей, которые своей негативной сущностью не перестают поражать и сегодня. Смена политического, экономического и общественного состояния огромной страны, которая выстраивалась в течение нескольких десятилетий, происходила с невиданной скоростью. Казалось бы, что даже Вселенский злой гений не может в столь короткий срок разрушить то, что строилось на более чем устойчивой базе. Однако, как выяснилось, то, что не может сделать Вселенский злой гений, вполне может сделать всего лишь несколько человек, пробившихся во власть.
К концу 1988 – началу 1989 года в Советском Союзе проявили себя кризисные трещины буквально в каждой плоскости государственной и общественной жизни. Экономическая ситуация становилась все более плачевной, причем ни один из тогдашних и современных экономических экспертов не склонен говорить о том, что огромная экономическая воронка на просторах СССР возникла естественным путем.
К 1986 году в Советском Союзе сформировалась экономическая модель, которая была основана в первую очередь не на развитии внутреннего производства, а на использовании доходов от реализации сырья за рубеж. Промышленный послевоенный бум, который наблюдался достаточно продолжительное время, сменился уходом в сторону манящего своей прибыльностью сырьевого сектора. Советская экономика стала планомерно переходить в русло сырьевой, начиная с 70-х годов, когда цены на нефть во всем мире стали расти. Если цена барреля нефти в начале 70-х колебалась в районе мало понятных сегодня 2-х долларов, то после обострения ситуации на Ближнем Востоке и введения эмбарго на поставки нефти в отношении государств, поддержавших в арабо-израильском конфликте израильтян, нефтяные цены начали медленно, но верно ползти вверх. Хотя здесь слово «медленно» даже вряд ли уместно.
Советский Союз, как государство, которое активно занималось разведкой нефтяных месторождений и добычей «черного золота», в полной мере ощутил, какие экономические преференции можно было извлечь из ценового роста нефти. Глупо было не воспользоваться тем, что растущим экономикам мира требовались энергоресурсы, которые стоили всё дороже. К 1980 году цены на нефть подскочили более чем в 40 раз по сравнению с 1972 годом и по официальным данным составляли немыслимые, по тем временам, 82 доллара за баррель. Такая цена барреля нефти позволяла советскому государству перейти к такой финансовой модели развития, когда именно нефтяные доходы определяют в наибольшем объеме наполняемость государственного бюджета.
Однако никакой рост не может продолжаться бесконечно, и первая ласточка спада нефтяных цен пролетела на мировой экономикой в 1982 году. Всего за 4 последующих года цены на «черное золото» упали более чем в три раза и стали балансировать в районе отметок 20-25 долларов за баррель. Безусловно, и эти значения можно было бы считать достаточно приемлемыми, но только не для экономики, которая всего за каких-то 8-10 лет успела привыкнуть к сырьевой зависимости.
Возглавивший страну в марте 1985 года Михаил Горбачев решил воспользоваться ситуацией в том ключе, чтобы попытаться избавиться от сырьевой зависимости экономики. При поддержке известных на тот момент советских экономистов Л.И.Абалкина, А.Г.Гранберга, П.Г.Бунича, Т.И. Заславской начинается знаменитый этап экономической перестройки, который должен был вывести СССР из экспортной зависимости от реализации углеводородов и перевести экономику Союза в русло развития на основе промышленного роста и реформ по созданию частного сектора.
Внешне такой посыл как переориентация экономики выглядел вполне многообещающим и сулил серьезные плюсы. Но только воплощение намеченных идей велось такими методами, которые уже не были привычными советскими, но еще и не стали классическими либеральными.
Государство столкнулось с ситуацией, когда проводимое реформирование просто не поддавалось контролю. Старые методы контроля не работали уже, новые методы не работали еще. Советская экономическая модель оказалась в полупозиции, когда цены на нефть падали, требовались новые источники доходов, но эти источники хотя и появились, да только их ресурсы шли куда угодно, но только не на развитие финансовой системы.
Сам Горбачев, который и стал инициатором резкой переориентации экономической модели, по всей видимости, и сам не понимал, как же реализовать всё то, что ему предлагают экономические эксперты. В итоге ситуация перешла в такую форму, когда почти каждое последующее решение властей базировалось на отрицании решений предыдущих. Возникала ситуация экономической неопределенности, с которой государство уже не могло справляться. Декларации Михаила Горбачева о том, что он верен социалистическим идеалам, но в то же время настроен на развитие рыночной экономики в СССР, вызывали недоумение, потому что ни один из обозначенных курсов не находил однозначного воплощения. Власть, не довершив одно, лихорадочно принималось за другое начинание, рождая неуверенность всесоюзного масштаба.
Только за те годы, когда Михаил Горбачев находился на высшем государственном посту Советского Союза, внешний долг вырос в 5,2 раза. Иностранные государства посредством банковского сектора достаточно охотно давали СССР в долг под, скажем так, феерические проценты, которые сегодня одним своим видом свидетельствовали бы о «драконовском» кредитовании. С 1985 года, чтобы удерживать экономическую ситуацию под контролем и идти по курсу предпринимаемых реформ, государственный аппарат пошел на реализацию золотого запаса, который к 1991 году снизился с почти 2,5 тысяч тонн до 240 тонн (более чем в 10 раз). Золотом, грубо говоря, старались затыкать всякий раз появляющиеся новые дыры. Но соотношение количества экономических дыр и объемов золотых запасов было не в пользу последних.
На этом фоне страну поражает тяжелейший кризис, связанный с невозможностью обеспечить население товарами и услугами. Однако здесь те же экономические эксперты заявляют, что и этот кризис был явно искусственным. В 1989-1990 году, когда начала проявляться достаточно мощная инфляция, производители часто старались сами «придержать» готовую продукцию, которая в конечном счета просто гнила на складах. Полки же магазинов при этом стремительно пустели. Даже введенная карточная система распределения продуктов первой необходимости не спасала огромную страну. Но причины того, что произведенная продукция не доходила до потребителя, кроются не только в растущей инфляции. На этот счет есть соображения о том, что производители продукции ждали со дня на день издания указа о либерализации цен и частном предпринимательстве. Понимая, что можно сорвать гораздо больший банк с реализации произведенных товаров, многие предприятия работали, что называется, на склад, либо просто выжидали лучших времен при остановившихся станках. Банально: хотелось продать подороже… В воздухе растворилось и равенство, и дух коллективизма – как-то слишком быстро производители вспомнили о том, что потребитель – есть объект для извлечения прибыли…
Выходит, что истории о том, что в Советском Союзе образца конца 80-х – начала 90-х не было сырьевой базы для стабильного производства – это обычные сказки, которыми определенные силы пытаются оправдывать действия тогдашнего руководства.
В итоге советский народ стал настоящим заложником развернувшейся борьбы за власть между союзным центром и региональным «князьками», заложником крупного производственного сговора, который бы сегодня назвали сговором монополистов. В этой связи особенно негативной выглядит сначала подковерная, а затем и вполне открытая борьба между Горбачевым и Ельциным, каждый из которых пытался добиться для себя наилучших преференций. И если Горбачев уже понимал, что затеянные им реформы провалились и пытаться идти на сопротивление просто бессмысленно, то Борис Ельцин решил воспользоваться моментом и объявить о том, что он-де точно развернет страну в правильном направлении, поставив на путь стратегически важных реформ.
Отечественная экономика в этот момент предстала самой настоящей жертвой лиц, которые пытались добыть для себя политические или финансовые баллы. Либерализация цен окончательно похоронила привлекательность страны для каких-либо инвестиционных проектов на ее территории, так как всем производителям было куда выгоднее продавать свои товары за рубеж и получать за это реальные деньги, чем торговать за так называемые «деревянные» (термин эпохи начала 90-х). Такое положение дел, когда каждый человек, получивший возможность порулить новой российской экономикой, пытался привнести интересующие лично его нотки в курс финансовой системы, привело к тому, что обнищание российского народа достигло своего апогея.
Страну обещали вывести из тотального экономического кризиса Егор Гайдар, Станислав Шаталин, Григорий Явлинский. Двое последних явились авторами нашумевшей программы «500 дней», которая была рассчитана на молниеносное оздоровление экономики. Базисом этой программы стала масштабная приватизация. Шаталин и Явлинский предложили стране удивительные вещи: приватизировать все основные фонды огромного государства за 3 месяца. При этом сегодня даже человек, достаточно далекий от экономики, может заявить, что устраивать приватизацию по методике «блиц-крига» в стране, инфляционные показатели в которой по итогам года перевалили за 2000%, просто немыслимо. Любая приватизация должна проводиться при условии стабильности рынка государственной валюты, либо же опираясь на иной показатель оценки материальных ценностей. По программе приватизации, которая, напомним, должна была завершиться спустя всего 3 месяца после своего начала, основой был назначен рубль, который падал с такой же скоростью как Феликс Баумгартнер во время прыжка из стратосферы.
И как можно было опереться на национальную валюту, которая теряла большую часть своей стоимости по итогам дня, совершенно не понятно. Однако, как всем нам известно, приватизация все-таки началась. Да, она не завершилась через три месяца, но самый ее интенсивный скачок пришелся именно на время разнузданной гиперинфляции, когда целые производственные объединения скупались просто за бесценок. Лица, которые получили доступ и к госбюджету, и к иностранным кредитам, буквально пачками скупали предприятия по 1% от их реальной стоимости, а сегодня дают интервью о том, как им удалось «честным трудом» сколотить свое состояние.
Приватизация в стиле блиц-крига проводилась в рамках так называемой шоковой терапии, которая по экономическому определению включает помимо упомянутой либерализации цен еще и разгосударствление убыточных предприятий. Нужно подчеркнуть – именно убыточных. Как оказалось, что буквально за 2-3 года подавляющее большинство предприятий страны оказались в числе убыточных – вопрос не менее важный, чем тот, который затрагивает опору приватизационных механизмов на бесконечно падающий рубль.
Итак, только за первый год объявленного разгосударствления было приватизировано 24 тысячи «убыточных» предприятий и более 160 тысяч колхозов (аграрных хозяйств). Население, не имеющее средств для того, чтобы себя прокормить, по понятным причинам не могло полноценно участвовать в процессе приватизации. Обладателями акций предприятий становились лишь не многие. Ваучерный виток приватизации привел к тому, что лица, имеющие средства, предстали оптовыми скупщиками знаменитых приватизационных чеков, причем скупка часто проводилась по стоимости, которая была в десятки раз ниже обозначенной стоимости самого приватизационного чека. Здесь нужно напомнить, что один из идеологов ваучерной приватизации Анатолий Чубайс обещал в свое время, что стоимость одного полученного гражданами России приватизационного чека через год приватизации станет равной стоимости нового автомобиля «Волга»…
Стоимость выкупаемых металлургических, угледобывающий и нефтегазовых предприятий поражала своей неожиданной скромностью. После проведение масштабного исследования специалистами Счетной палаты оказалось, что всего в течение эпохи 90-х было приватизировано около 130 тысяч предприятий. При этом доход от такой тотальной приватизации составил 65 миллиардов рублей в ценах преддефолтного месяца 1998 года. Это около 10 миллиардов долларов. Всего 10 миллиардов долларов за целое десятилетие! Для сравнения: сегодня компания British Petroleum продает 50% акций ТНК-BP за 17 миллиардов долларов + 13% акций «Роснефти».
Получается, что единовременная сделка по своим параметрам существенно превосходит десятилетний доход в масштабах всей страны… Если сказать, что доход госбюджета от приватизации 90-х смехотворный, а сама приватизацию – откровенно грабительская, то это не сказать ровным счетом ничего.
Получается, что политическая система того времени сама сформировала все условия, для того чтобы узкий круг лиц сумел поделить все главные национальные ресурсы и получить доступ к диктовке условий самим государственным властям. Если так, то это всё, что угодно, но только не рыночная экономика. Шоковая терапия осталась шоковой для российского народа, однако для идеологов приватизационных и экономически либерализационных механизмов проявилась не просто комфортной, а настоящей манной небесной. Удивительно, что и сегодня те же лица продолжают почивать на лаврах своих более чем сомнительных финансовых сделок.
Как говорил классик, с таким счастьем и на свободе…
К концу 1988 – началу 1989 года в Советском Союзе проявили себя кризисные трещины буквально в каждой плоскости государственной и общественной жизни. Экономическая ситуация становилась все более плачевной, причем ни один из тогдашних и современных экономических экспертов не склонен говорить о том, что огромная экономическая воронка на просторах СССР возникла естественным путем.
К 1986 году в Советском Союзе сформировалась экономическая модель, которая была основана в первую очередь не на развитии внутреннего производства, а на использовании доходов от реализации сырья за рубеж. Промышленный послевоенный бум, который наблюдался достаточно продолжительное время, сменился уходом в сторону манящего своей прибыльностью сырьевого сектора. Советская экономика стала планомерно переходить в русло сырьевой, начиная с 70-х годов, когда цены на нефть во всем мире стали расти. Если цена барреля нефти в начале 70-х колебалась в районе мало понятных сегодня 2-х долларов, то после обострения ситуации на Ближнем Востоке и введения эмбарго на поставки нефти в отношении государств, поддержавших в арабо-израильском конфликте израильтян, нефтяные цены начали медленно, но верно ползти вверх. Хотя здесь слово «медленно» даже вряд ли уместно.
Советский Союз, как государство, которое активно занималось разведкой нефтяных месторождений и добычей «черного золота», в полной мере ощутил, какие экономические преференции можно было извлечь из ценового роста нефти. Глупо было не воспользоваться тем, что растущим экономикам мира требовались энергоресурсы, которые стоили всё дороже. К 1980 году цены на нефть подскочили более чем в 40 раз по сравнению с 1972 годом и по официальным данным составляли немыслимые, по тем временам, 82 доллара за баррель. Такая цена барреля нефти позволяла советскому государству перейти к такой финансовой модели развития, когда именно нефтяные доходы определяют в наибольшем объеме наполняемость государственного бюджета.
Однако никакой рост не может продолжаться бесконечно, и первая ласточка спада нефтяных цен пролетела на мировой экономикой в 1982 году. Всего за 4 последующих года цены на «черное золото» упали более чем в три раза и стали балансировать в районе отметок 20-25 долларов за баррель. Безусловно, и эти значения можно было бы считать достаточно приемлемыми, но только не для экономики, которая всего за каких-то 8-10 лет успела привыкнуть к сырьевой зависимости.
Возглавивший страну в марте 1985 года Михаил Горбачев решил воспользоваться ситуацией в том ключе, чтобы попытаться избавиться от сырьевой зависимости экономики. При поддержке известных на тот момент советских экономистов Л.И.Абалкина, А.Г.Гранберга, П.Г.Бунича, Т.И. Заславской начинается знаменитый этап экономической перестройки, который должен был вывести СССР из экспортной зависимости от реализации углеводородов и перевести экономику Союза в русло развития на основе промышленного роста и реформ по созданию частного сектора.
Внешне такой посыл как переориентация экономики выглядел вполне многообещающим и сулил серьезные плюсы. Но только воплощение намеченных идей велось такими методами, которые уже не были привычными советскими, но еще и не стали классическими либеральными.
Государство столкнулось с ситуацией, когда проводимое реформирование просто не поддавалось контролю. Старые методы контроля не работали уже, новые методы не работали еще. Советская экономическая модель оказалась в полупозиции, когда цены на нефть падали, требовались новые источники доходов, но эти источники хотя и появились, да только их ресурсы шли куда угодно, но только не на развитие финансовой системы.
Сам Горбачев, который и стал инициатором резкой переориентации экономической модели, по всей видимости, и сам не понимал, как же реализовать всё то, что ему предлагают экономические эксперты. В итоге ситуация перешла в такую форму, когда почти каждое последующее решение властей базировалось на отрицании решений предыдущих. Возникала ситуация экономической неопределенности, с которой государство уже не могло справляться. Декларации Михаила Горбачева о том, что он верен социалистическим идеалам, но в то же время настроен на развитие рыночной экономики в СССР, вызывали недоумение, потому что ни один из обозначенных курсов не находил однозначного воплощения. Власть, не довершив одно, лихорадочно принималось за другое начинание, рождая неуверенность всесоюзного масштаба.
Только за те годы, когда Михаил Горбачев находился на высшем государственном посту Советского Союза, внешний долг вырос в 5,2 раза. Иностранные государства посредством банковского сектора достаточно охотно давали СССР в долг под, скажем так, феерические проценты, которые сегодня одним своим видом свидетельствовали бы о «драконовском» кредитовании. С 1985 года, чтобы удерживать экономическую ситуацию под контролем и идти по курсу предпринимаемых реформ, государственный аппарат пошел на реализацию золотого запаса, который к 1991 году снизился с почти 2,5 тысяч тонн до 240 тонн (более чем в 10 раз). Золотом, грубо говоря, старались затыкать всякий раз появляющиеся новые дыры. Но соотношение количества экономических дыр и объемов золотых запасов было не в пользу последних.
На этом фоне страну поражает тяжелейший кризис, связанный с невозможностью обеспечить население товарами и услугами. Однако здесь те же экономические эксперты заявляют, что и этот кризис был явно искусственным. В 1989-1990 году, когда начала проявляться достаточно мощная инфляция, производители часто старались сами «придержать» готовую продукцию, которая в конечном счета просто гнила на складах. Полки же магазинов при этом стремительно пустели. Даже введенная карточная система распределения продуктов первой необходимости не спасала огромную страну. Но причины того, что произведенная продукция не доходила до потребителя, кроются не только в растущей инфляции. На этот счет есть соображения о том, что производители продукции ждали со дня на день издания указа о либерализации цен и частном предпринимательстве. Понимая, что можно сорвать гораздо больший банк с реализации произведенных товаров, многие предприятия работали, что называется, на склад, либо просто выжидали лучших времен при остановившихся станках. Банально: хотелось продать подороже… В воздухе растворилось и равенство, и дух коллективизма – как-то слишком быстро производители вспомнили о том, что потребитель – есть объект для извлечения прибыли…
Выходит, что истории о том, что в Советском Союзе образца конца 80-х – начала 90-х не было сырьевой базы для стабильного производства – это обычные сказки, которыми определенные силы пытаются оправдывать действия тогдашнего руководства.
В итоге советский народ стал настоящим заложником развернувшейся борьбы за власть между союзным центром и региональным «князьками», заложником крупного производственного сговора, который бы сегодня назвали сговором монополистов. В этой связи особенно негативной выглядит сначала подковерная, а затем и вполне открытая борьба между Горбачевым и Ельциным, каждый из которых пытался добиться для себя наилучших преференций. И если Горбачев уже понимал, что затеянные им реформы провалились и пытаться идти на сопротивление просто бессмысленно, то Борис Ельцин решил воспользоваться моментом и объявить о том, что он-де точно развернет страну в правильном направлении, поставив на путь стратегически важных реформ.
Отечественная экономика в этот момент предстала самой настоящей жертвой лиц, которые пытались добыть для себя политические или финансовые баллы. Либерализация цен окончательно похоронила привлекательность страны для каких-либо инвестиционных проектов на ее территории, так как всем производителям было куда выгоднее продавать свои товары за рубеж и получать за это реальные деньги, чем торговать за так называемые «деревянные» (термин эпохи начала 90-х). Такое положение дел, когда каждый человек, получивший возможность порулить новой российской экономикой, пытался привнести интересующие лично его нотки в курс финансовой системы, привело к тому, что обнищание российского народа достигло своего апогея.
Страну обещали вывести из тотального экономического кризиса Егор Гайдар, Станислав Шаталин, Григорий Явлинский. Двое последних явились авторами нашумевшей программы «500 дней», которая была рассчитана на молниеносное оздоровление экономики. Базисом этой программы стала масштабная приватизация. Шаталин и Явлинский предложили стране удивительные вещи: приватизировать все основные фонды огромного государства за 3 месяца. При этом сегодня даже человек, достаточно далекий от экономики, может заявить, что устраивать приватизацию по методике «блиц-крига» в стране, инфляционные показатели в которой по итогам года перевалили за 2000%, просто немыслимо. Любая приватизация должна проводиться при условии стабильности рынка государственной валюты, либо же опираясь на иной показатель оценки материальных ценностей. По программе приватизации, которая, напомним, должна была завершиться спустя всего 3 месяца после своего начала, основой был назначен рубль, который падал с такой же скоростью как Феликс Баумгартнер во время прыжка из стратосферы.
И как можно было опереться на национальную валюту, которая теряла большую часть своей стоимости по итогам дня, совершенно не понятно. Однако, как всем нам известно, приватизация все-таки началась. Да, она не завершилась через три месяца, но самый ее интенсивный скачок пришелся именно на время разнузданной гиперинфляции, когда целые производственные объединения скупались просто за бесценок. Лица, которые получили доступ и к госбюджету, и к иностранным кредитам, буквально пачками скупали предприятия по 1% от их реальной стоимости, а сегодня дают интервью о том, как им удалось «честным трудом» сколотить свое состояние.
Приватизация в стиле блиц-крига проводилась в рамках так называемой шоковой терапии, которая по экономическому определению включает помимо упомянутой либерализации цен еще и разгосударствление убыточных предприятий. Нужно подчеркнуть – именно убыточных. Как оказалось, что буквально за 2-3 года подавляющее большинство предприятий страны оказались в числе убыточных – вопрос не менее важный, чем тот, который затрагивает опору приватизационных механизмов на бесконечно падающий рубль.
Итак, только за первый год объявленного разгосударствления было приватизировано 24 тысячи «убыточных» предприятий и более 160 тысяч колхозов (аграрных хозяйств). Население, не имеющее средств для того, чтобы себя прокормить, по понятным причинам не могло полноценно участвовать в процессе приватизации. Обладателями акций предприятий становились лишь не многие. Ваучерный виток приватизации привел к тому, что лица, имеющие средства, предстали оптовыми скупщиками знаменитых приватизационных чеков, причем скупка часто проводилась по стоимости, которая была в десятки раз ниже обозначенной стоимости самого приватизационного чека. Здесь нужно напомнить, что один из идеологов ваучерной приватизации Анатолий Чубайс обещал в свое время, что стоимость одного полученного гражданами России приватизационного чека через год приватизации станет равной стоимости нового автомобиля «Волга»…
Стоимость выкупаемых металлургических, угледобывающий и нефтегазовых предприятий поражала своей неожиданной скромностью. После проведение масштабного исследования специалистами Счетной палаты оказалось, что всего в течение эпохи 90-х было приватизировано около 130 тысяч предприятий. При этом доход от такой тотальной приватизации составил 65 миллиардов рублей в ценах преддефолтного месяца 1998 года. Это около 10 миллиардов долларов. Всего 10 миллиардов долларов за целое десятилетие! Для сравнения: сегодня компания British Petroleum продает 50% акций ТНК-BP за 17 миллиардов долларов + 13% акций «Роснефти».
Получается, что единовременная сделка по своим параметрам существенно превосходит десятилетний доход в масштабах всей страны… Если сказать, что доход госбюджета от приватизации 90-х смехотворный, а сама приватизацию – откровенно грабительская, то это не сказать ровным счетом ничего.
Получается, что политическая система того времени сама сформировала все условия, для того чтобы узкий круг лиц сумел поделить все главные национальные ресурсы и получить доступ к диктовке условий самим государственным властям. Если так, то это всё, что угодно, но только не рыночная экономика. Шоковая терапия осталась шоковой для российского народа, однако для идеологов приватизационных и экономически либерализационных механизмов проявилась не просто комфортной, а настоящей манной небесной. Удивительно, что и сегодня те же лица продолжают почивать на лаврах своих более чем сомнительных финансовых сделок.
Как говорил классик, с таким счастьем и на свободе…
