После G20. Правдоподобная попытка самообмана
 |
Михаил Леонтьев |
Главный редактор еженедельного журнала "Однако". Родился в 1958 г. в Москве. Окончил общеэкономический факультет Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Работал в изданиях «Коммерсантъ», «Независимая газета», «Вusinеss МН», «Сегодня», «Профиль», на телеканале «ТВ Центр». С 1999 года – автор и ведущий программы «Однако» на Первом канале (ранее ОРТ).
|
Все эти международные саммиты похожи друг на друга, хотя по мере того как в глобальной экономике созревает новый «гнойник», у них меняется фактическая повестка.
Сейчас G20 было посвящено борьбе мощной коалиции американских и примкнувших к ним других инфляционистов с Ангелой Меркель. Их идея в том, что Америка держится на плаву, потому что она печатает деньги, обеспечивает денежное смягчение, берёт на себя риски и способствует таким образом экономическому подъему. А Германия навязывает Европе режим жёсткой экономии, не печатая деньги. Вот и хотят, чтобы ЕЦБ делал то же, что и ФРС, – т. е. чтобы он напрямую скупал проблемные долги. Практически это означает национализацию значительной части европейских банков.
Но на первой фазе кризиса уже была осуществлена стабилизация путем национализации долга, и поэтому банковский кризис перешёл в долговой кризис. А теперь предлагается национализировать второй раз уже национализированные долги, т. е. зайти с другой стороны. Теоретически это может дать эффект, и это работает в Америке, Англии и т. д. Но это способ лечения болезни медленным убийством больного. Это отсрочивание перехода кризиса в фазу падения.
Если говорить о настойчивых рекомендациях Европе, то попытка совершить над евро то же, что совершали над долларом, чрезвычайно опасна. Я думаю, что немцы это хорошо понимают, потому что евро не является реальной резервной валютой. Это экспортная валюта, её сила – в объёмах экспорта, а эти объёмы поддерживались в т. ч. и кредитованием пузырчатого характера. Сейчас это кредитование, естественно, рухнуло.
Доллар как основная резервная валюта мира в случае любых обострений держится, потому что резко растёт спрос на ликвидность, а ничего ликвиднее доллара в мире нет. А если рынок увидит открытую, ничем не обеспеченную эмиссию евро, который и не является резервной валютой, и не является национальной валютой, и его репутация чрезвычайно подорвана, а доверие к еврозоне чрезвычайно низко, – то мы увидим вспышку деловой активности, но это будет удар по евро. Он похоронит всякие надежды сделать из него реальную резервную валюту.
Немецкая политика имеет под собой логику. Они хотят использовать кризис для того, чтобы превратить Евросоюз из мягкой, в первую очередь денежной коалиции в жёсткую фискальную коалицию, которая будет управляться Германией. Понятно, почему немцы сопротивляются инфляционистским набегам и наскокам Обамы, Рубини и прочих, не говоря уже о Южной Европе, которая хочет, чтобы ей покрывали долги любой ценой.
Немцы понимают, что меры фискальной экономии, которые они прописывают своим реципиентам, никаким образом не способствуют экономическому выздоровлению. Но есть такое подозрение, что для них важны не сами меры, а те институты финансовой, банковской и бюджетной европейской дисциплины, которые они создают в рамках этих мер. Это всё было бы вполне резонно, но дело в том, что без эмиссии коридор реальных возможностей стабилизировать евро недостаточен, чтобы решить задачу. Так что европейская политика – это компромисс между двумя плохими альтернативами.
Что касается общих настроений на G20, то речь шла об антикризисной политике и европейской стабилизации. Позиция ряда стран сводится к разговорам о конфигурации мировой финансовой системы, к борьбе с «пузырями» и к борьбе за банковскую систему. В принципе, это разговоры в правильном направлении, да только они ни о чём. То, что предлагают американцы, выполнимо и, скорее всего, и будет сделано, но бесперспективно с точки зрения выхода из кризиса. А то, что говорят ряд других стран, включая Россию, – это правильно, но совершенно невыполнимо в рамках современной реально действующей финансовой системы.
Была и одна вещь, которая отличает этот саммит от других: появилась концепция, что мир обречён на долгосрочную стагнацию. Но это – правдоподобная попытка самообмана, потому что никакой стагнации быть не может, пока не случился кризис. Стагнация может наступить после кризиса, а не вместо него.
Источник: odnako.org.
Рейтинг публикации:
|
