|
60. АСТРОНОМИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО И ИНСТИТУТ ФРАНКЛИНА.
В апреле 1967 года вышел в свет «Йельский научный журнал», полностью посвященный Великовскому. Журнал открывала большая биографическая справка – единственная в своем роде. Десятки биографических справок появлялись в каждой книге Великовского или о Великовском. Каждая из них, без исключения, содержала какую-нибудь ошибку или неточность. В биографической справке, помещенной в «Йельском научном журнале», нет ошибок. Зато ими изобиловали статьи оппонентов Великовского, в частности, профессора Мотца. В своих ответах Великовский безжалостно проанализировал эти ошибки.
Апрельский выпуск «Йельского научного журнала» явился еще одной попыткой истинных ученых прервать поток лжи, наветов, абсурдного негативизма, нагроможденных научным истеблишментом Америки вокруг работ Великовского и его имени.
Симптоматично, что это предприняли ученые Йельского университета, того самого, в котором семнадцать лет назад четыре профессора выступили с коллективной издевкой против Великовского.
Однако, со стороны научных кругов отношение к Великовскому изменялось мало. Свидетельство тому - история подготовки выступления Великовского в Астрономическом обществе Ритенхауза.
16 сентября 1966 года Общество официально пригласило Великовского выступить 7 апреля 1967 года перед 350 его членами в лекционном зале Института Франклина в Филадельфии. С 1931 года Общество пользовалось помещением Института без каких-либо осложнений. Но приглашение Великовского всполошило хозяев помещения. Нет, Великовский не должен переступить порог Института Франклина!
Астрономическое общество Ритенхауза возмутилось таким поступком и решило перенести лекцию в другое помещение.
Великовский узнал об этом и внешне никак не отреагировал на действия руководства Института Франклина, хотя больно было видеть, как и сейчас продолжается все та же линия поведения власть предержащих в науке.
Зато на эти действия отреагировали филадельфийские газеты. «Имя Бена Франклина, которое носит институт, - писали газеты, - обязывает к научной порядочности. Случись такое во времена Бена, он лично пригласил бы Великовского выступить и изложить свою научную концепцию».
Президенту Института В.Лоуренсу Ле Пейдж пришлось выкручиваться из неприятной ситуации. 14 февраля 1967 года он опубликовал письмо в «Вечернем бюллетене». «Если Астрономическое общество Рейтенхауза согласно, чтобы это была не просто лекция доктора Великовского, а дискуссия, то есть, если сразу же после лекции выступит оппонент, - сообщал он, - Институт согласен, чтобы это событие произошло в их лекционном зале».
Когда Великовскому рассказали о письме Ле Пейджа, он с улыбкой заметил: «Аудитория должна немедленно получить противоядие? А если бы они организовали лекцию ученого, с которым не согласен Великовский, пригласили бы они меня быть его оппонентом?». И, тем не менее, согласился на дискуссию, хотя предпочел бы, чтобы она состоялась не в Институте Франклина, а в Американском философском обществе.
Президент Астрономического общества доктор Вильям Уолтер не согласился с условиями Ле Пейджа. Он посчитал это оскорблением организации, существующей 79 лет.
На ответ Великовского пришлось отреагировать доктору Джорджу Корнеру, административному руководителю Американского философского общества. Он заявил, что вопрос о дискуссии может быть рассмотрен только после официального обращения доктора Великовского. Читатель убедится в том, что такое обращение будет рассматриваться в течение... семи лег
Лекция Великовского состоялась 7 апреля 1967 года в аудитории Филадельфийской библиотеки, расположенной напротив Института Франклина. Перед лекцией Астрономическое общество Ритенхауза дало званный обед в честь Великовского.
Кроме 350 членов Общества, на лекции присутствовали еще 100 человек. На следующий день филадельфийские газеты описали восторг аудитории, которая, затаив дыхание, в течение двух часов слушала Великовского, представившего длинный и убедительный перечень свидетельств против догмы в современной астрономии.
После лекции воодушевленные слушатели устроили Великовскому овацию. Улыбаясь, лектор сказал, что эти аплодисменты принадлежат Астрономическому обществу Ритенхауза за его принципиальную позицию в схватке с силами подавления.
В мае 1967 года состоялись лекции Великовского в Сант Олаф-колледже, в Висконсинском и Чикагском университетах, а также в университете штата Канзас. История науки не может похвастаться именами многих ученых, способных в семидесятидвухлетнем возрасте выдержать такую лекционную нагрузку, причем, не в одном месте, а преодолевая в поездах и самолетах огромные расстояния.
Во время двухнедельного перерыва (уже 2 и 5 июня Великовский читал лекции в Вашингтонском университете в Сент-Луисе) он не смог отдохнуть, интенсивно работая в библиотеках Принстона. А здоровье было даже не таким, как несколько лет назад.
Элишева просила, возмущалась, угрожала, настаивая на том, чтобы Иммануил оставался в постели, как рекомендовали врачи, или хотя бы отдохнул от работы. Великовский отшучивался и делал все возможное, чтобы скрыть от Элишевы и от окружающих свое состояние во время недугов.
Аспирантская организация Принстонского университета собралась на лекцию Великовского 4 декабря 1967 года, а через два дня состоялось традиционное выступление Великовского на Форуме аспирантского колледжа Принстонского университета.
19 декабря Великовский прочитал лекцию в Еврейском центре Принстона. Чтобы опорочить имя Великовского, его обвиняли в религиозном мракобесии и в циничном атеизме, в службе империалистическим силам и в подрыве американских интересов в пользу Советского Союза, в том, что он служит Маккарти, и даже в том. что он – коммунистический агент. Среди обвинений фигурировал и еврейский шовинизм, попытка доказать и утвердить избранность и превосходство еврейского народа. Выступал ведь он в сороковых годах перед евреями Нью-Йорка Выступает ведь он сейчас, четверть века спустя, перед евреями Принстона. Правда, обвинители забывали добавить, что, читая лекции баптистам и протестантам, католикам и лютеранам, Великовскому не следовало отказываться от приглашения евреев хотя бы для того, чтобы не прослыть антисемитом.
Но от некоторых приглашений все же пришлось отказаться, и Великовский искренне сожалел об этом. В 1968 году он получил приглашений значительно больше, чем смог удовлетворить. Можно было попытаться составить расписание так, чтобы прочитать лекции во всех университетах, пославших ему приглашения. Но это значило беспрерывно находиться в дороге и резко сократить работу в библиотеках.
Йельский университет сейчас с гордостью принимал ученого, чьи теории оказались жизнеспособными, как ростки мощного дерева, пробивающиеся сквозь трещины в асфальте.
Как правило, курс лекций, читаемый каким-либо профессором, ограничивался рамками одной специальности или даже частью ее. Диапазон тем лекций Великовского поражает своей широтой. Они могли быть узко специальными для определенной аудитории, например, на астрономическую тему – для физиков или астрономов, на геологическую и палеонтологическую - для геологов, на историческую - для гуманитариев.
Но могли быть также и междисциплинарными, ярко демонстрирующими, что границы между дисциплинами в науке придуманы учеными.
В своем угрожающем письме компании «Макмиллан» астроном из Мичиганского университета, профессор Мак Лоулин, гордившийся тем, что он не читал книги Великовского, 20 мая 1950 года писал об ограниченности возможностей ученых в настоящее время. Они едва в состоянии исправлять ошибки в своей узкой области знаний. Ни один человек сегодня не может быть экспертом в разных областях. «И вдруг Великовский заявляет, что он в состоянии обсуждать основные принципы различных наук! Это определенно мания величия».
Профессор Лин Е. Роуз, философ университета штата Нью-Йорк в Бафалло. напишет по этому поводу: «Правда ли, что "ни один человек сегодня не может быть экспертом в различных областях"? Это зависит от того, что подразумевать под словом "эксперт". Если это означает способность сохранять свои позиции в дебатах со специалистами в различных областях в течение более чем четверти столетия, то Великовский проявил себя исключением из правил Мак Лоулина».
61. У ПИСАТЕЛЯ НЕТ ВРЕМЕНИ ДЛЯ ЧТЕНИЯ
После летних каникул Великовский снова путешествует по Америке, читая лекции в университетах. 23 и 24 октября 1968 года - в Северо-Техасском университете, с 27-го по 29 октября на семинаре в Райс-университете.
Вместе с растущей популярностью Великовского в научных кругах росла убежденность в его правоте. Во время лекций Великовский особо подчеркивал: он не предложил гипотезу, он не создал теорию - он только реконструировал события естественной и человеческой истории. Все предсказанные им научные открытия, которые уже подтверждены, все предсказанные им явления, которые, как он уверен, будут обнаружены, подтверждают правильность этой реконструкции. Не следует относиться с высокомерным пренебрежением к опыту человечества, каким бы примитивным ни казалось его изложение в мифах, преданиях и древних записях. Вряд ли у кого-либо из ученых достаточно знаний о природе вещей и явлений, чтобы иметь право на высокомерие.
Растущая популярность Великовского еще больше озлобляла тех, для кого не истина была главным в науке. «Дело Великовского» в какой-то мере могло служить пробой на научную и просто человеческую порядочность. Некоторые из бывших противников и даже преследователей Великовского, пусть и не став его последователями или приверженцами, поняли, что он – настоящий ученый и. как и всякий ученый, должен быть выслушан, а его гипотеза – проверена. Но были Шапли и ему подобные - ученые «с большими именами», считающие, что не они обязаны бескорыстно служить истине и науке, а наука должна ублажать их сугубо эгоистические интересы. По разным причинам к этой категории деятелей науки присоединялись и другие «критики» Великовского. Зачастую причиной нападок было просто проявление высокомерного невежества.
Разница между знающим человеком и невеждой заключается в том, что первый, сомневаясь в полноте своего знания, постоянно пополняет его; второй (он может быть даже профессором, даже Нобелевским лауреатом) уверен в том, что он знает все и изрекает истины в последней инстанции, хотя не потрудился пополнить знания.
Айзик Азимов – талантливый писатель-фантаст. Он был профессором биохимии до того, как стал профессиональным писателем. Создавая сотни развлекательных книг, он не имел времени пополнять свои знания даже в области биохимии.
Это, однако, не помешало ему стать критиком Великовского в области, не очень соприкасающейся с его бывшей специальностью. В 1969 году он писал, что сталактиты и сталагмиты в известняковых пещерах формировались медленно - в течение сотен тысяч лет, и продолжал: «Если во времена Исхода остановилась ротация Земли, или если даже слегка изменился период ее вращения, эти сталактиты и сталагмиты были бы разрушены. Но нет! Они существуют, нетронутые и красивые. В этом вы сами можете убедиться, посетив любую известняковую пещеру. И эти сталактиты и сталагмиты, безмолвно стоящие здесь, - более веское свидетельство против теории Великовского, чем все строки, набранные Великовским из мифов и легенд».
Красиво сказано! Но могут ли слова компенсировать знание?
Великовский с утра до ночи работал в библиотеках, накапливая знания из тысяч томов. Работал бескорыстно, не думая о хлебе насущном. (Подсчитано, что все гонорары обеспечили Великовскому в среднем заработок университетского профессора).
Азимов сам признался, что в погоне за гонорарами (и большими!) должен был беспрерывно писать. Для пополнения знаний у него не хватало времени. Но он был уверен, что знает вполне достаточно, чтобы критиковать Великовского. Ему для этого не было нужды прочитать статью, опубликованную еще в декабре 1962 года, статью, содержащую сведения о полутораметровых сталактитах и сталагмитах, образовавшихся под мемориалом Линкольна в Вашингтоне. Но мемориал этот был построен не сотни тысяч лет назад, а всего лишь в 1925 году. Больше того, в «Пещере гномов» в Нью-Мексико после атомного взрыва сталактиты выросли в течение одного года.
Но в 1969 году научные журналы не позволяли Великовскому отвечать на невежественную критику. Еще через три года у Азимова, полагавшего, что он разрушит теорию Великовского с помощью сталактитов и сталагмитов, появится возможность прочитать о своем заблуждении. Но для этого нужно читать. У Азимова на такое «занятие» не было времени. Поэтому, как увидит читатель, Азимов, не накопив новых знаний, через семь лет снова выступит против Великовского.
62. ЧТО ОБНАРУЖАТ НА ЛУНЕ?
Великовский и Гесс вышли из Гюйо-холла и, медленно прогуливаясь, пошли домой. Пустынные улицы Принстона располагали к неторопливой беседе.
- Мне будет особенно приятно доказать тебе, что на сей раз ты не прав, - Гесс сделал ударение на словах «на сей раз».
- Гарри, мне бы очень хотелось доставить тебе удовольствие. Но таким путем я не могу тебе помочь.
- Ты ужасно упрям, Эммануэль. Надеюсь, сразу же после посадки астронавтов на Луну ты убедишься в своей неправоте. Ждать осталось недолго. Я утверждаю и готов повторить еще сотню раз: под поверхностью Луны содержатся огромные запасы воды.
- В последний раз вода была на Луне во время Потопа, примерно 9000 лет назад.
- Нет, ты ужасно упрям...
Они шли, вдыхая предвечерний аромат начинающейся весны. Гесс посмотрел на Великовского и сказал:
- Знаешь, Эммануэль, ты удивительно похож на еврейского пророка.
- Ты имеешь в виду мою внешность?
- Я не знаю, как выглядел, скажем, Миха или Исайя. Может быть, и у них были такие же горящие глаза. Может быть, у Иеремии были такие же выступающие скулы, большой покатый лоб и упрямый подбородок. Не знаю... Я же имею в виду твою удивительную интуицию и невероятный дар предвидения.
- Вот как? Не можешь ли ты сказать мне, какое из моих предвидений не вытекало непосредственно из моей теории?
- Радиошумы Юпитера, - не задумываясь, ответил Гесс.
Великовский рассмеялся. Формально Гарри прав. Но только формально. Он не знает содержания еще не опубликованной работы о Потопе, которая называется «Сатурн и Потоп». Эта работа - часть общей теории.
Спутники повернули на Фицрандольф-стрит и подошли к дому, где жил Гесс. Прежде этот дом принадлежал Вудро Вильсону, когда тот был президентом Принстонского университета.
- Зайдешь?
- Нет, спасибо. Проводи меня немного, если хочешь услышать, что, вместо воды, люди найдут на Луне.
- Действительно, ты упрям, как еврейские пророки...
Они пошли на Хартлей-авеню, и Великовский, словно рассказывая, что они увидят на принстонской улице по пути к его дому, стал перечислять явления, которые должны быть обнаружены астронавтами. Почти любое из них противоречило теории единообразия.
...Под самой лунной поверхностью, буквально в нескольких футах, определят термальный градиент, причем, тепло проникает из глубины к поверхности. В лунных камнях и в лаве обнаружат остаточный магнетизм, хотя Луна вряд ли имеет собственное магнитное поле.
- Я настоятельно предлагаю, - продолжал Великовский, - определить и обозначить ориентацию проб лунного грунта и камней. Иначе вместо ответов будут получены новые вопросы.
Великовский считал, что астронавты обнаружат следы углеводородов – дериватов нефти. Термолюминисценция покажет относительно недавнее расплавление лунной поверхности.
- Термолюминисценция не запланирована, - сказал Гесс.
- Очень жаль. Экспедиция на Луну несколько дороже поездки из Принстона в Принстон-Джанкшен. Не так просто повторить ее, чтобы исправить допущенные ошибки.
Гесс ничего не ответил. После небольшой паузы Великовский добавил:
- Частые лунотрясения не должны будут удивлять астронавтов.
- Вода, если я правильно понимаю, не вмещается в твою картину?
- Прости, Гарри, но ты сам исключил бы воду из перечисленного комплекса.
- Безусловно. Следовательно, я оставляю воду и исключаю комплекс.
Они пожали друг другу руки и разошлись, каждый уверенный в своей правоте.
Еще до того, как их отношения стали приятельскими, Великовский вручал свои меморандумы непосредственно Гессу. Сейчас, когда они были друзьями, казалось само собой разумеющимся, что предложения о научных исследованиях Луны Великовский передаст Гессу, от которого в значительной мере, зависела программа этих исследований. Но предсказания Великовского настолько противоречили ожиданиям ученых, что даже дружба не смягчала позиции, занятой Гессом.
Поэтому 19 мая 1969 года Великовский направил в Вашингтон на имя председателя Комитета космических исследований Национальной Академии наук, профессора Г.Г. Гесса официальный меморандум, в котором содержались предложения в связи с предстоящей посадкой на Луну. Он повторил свои предложения в частном письме Гессу 2 июля. Когда до полета на Луну оставалось около двух недель. Великовский, в получасовом разговоре по телефону, все еще надеялся уговорить Гесса. Через два дня, 7 августа 1969 года, написал ему последнее письмо.
Тщетно. Гесс не мог согласиться с тем, что на борт «Аполло XI» надо взять еще один прибор - для термолюминесцентного исследования. Каждый грамм дополнительного веса учитывался инженерами и экономистами. Но главное - нет смысла в таком исследовании, – на сей раз Эммануэль явно ошибается.
Вечером 21 августа 1969 года, в день первой посадки человека на Луну, в «Нью-Йорк таймс» появилась статья Великовского, заказанная ему по поводу этого события. В статье повторялись предсказания, изложенные Великовским Гессу устно, по телефону, в меморандуме и в письмах.
Через два дня Великовский посетил Гесса в его кабинете в университете. Гесс был настроен мрачно. Утром он получил сведения, что на Луне обнаружены углеводороды - дериваты нефти, предсказанные Великовским, но нет никаких признаков присутствия воды. Поговорить не удалось, потому что Гесс, окруженный ассистентами и секретарями, готовил материал к предстоящей конференции.
Утром 26 августа Великовский поехал в Нью-Йорк. На станции Принстон-Джанкшен. где он должен был пересесть на нью-йоркский поезд, Великовский купил газету. С портрета, обрамленного траурной рамкой, на него смотрело доброе лицо Гарри Гесса.
Великовский не заметил, как подошел поезд. Он не помнил, как очутился в Нью-Йорке, что и зачем делал...
Смерть Гесса была для Великовского огромной утратой – потерей единственного друга, занимавшего высокий пост в американском научном истеблишменте.
Лекцию для профессоров и преподавателей Оушен Кантри-колледжа 10 сентября 1969 года Великовский посвятил памяти Гарри Гесса. Он начал ее с рассказа о Гессе – человеке и ученом.
Мемориальная лекция в аудитории Гюйо-холла была прочитана Великовским
21 октября 1969 года. К этому времени геологический факультет Принстонского университета переименовали в геофизический. Вместе с междисциплинарной группой «Космос и Хронос», впервые без основателя этой группы и главы факультета, аудитория слушала лекцию «От спутника до "Аполло XI" Эмоциональный накал лекции нашел глубокое понимание и отклик аудитории. Когда Великовский говорил о Гессе, в его глазах блестели слезы.
63. НЕНАВИСТЬ НОБЕЛЕВСКОГО ЛАУРЕАТА
Факты, накопленные в годы между запусками «Спутника» и "Аполло XI» могли бы полностью изменить отношение ученых к теории Великовского, если бы их отношение определялось фактами
Однажды после лекции в одном из университетов юноша-студент засыпал Великовского пулеметной очередью вопросов. Аудитория с удивлением смотрела на юношу, в голосе, в жестах, во всем облике которого горела нескрываемая ненависть к лектору. Великовский спокойно начал отвечать на вопросы, но студент не стал слушать и демонстративно покинул зал. Великовский продолжал, словно ничего не произошло. Аудитория наградила лектора бурными аплодисментами. На улице несколько студентов рассказали ожидавшему их товарищу, с каким блеском и как убедительно Великовский ответил на его вопросы. Но тот воинственно заявил: «Не важно, как он ответил. Я ответа не слышал и не хочу слышать. А последнее слово все равно было за мной».
В студенческой среде это было редчайшим исключением. Но в среде ученых, особенно именитых, диктуемый ненавистью принцип «не слышал и не хочу слышать», «не читал и горжусь этим» был весьма распространенным.
Нобелевский лауреат Гарольд Юрей, профессор химии в Калифорнийском университете в Сан-Диего, был одним из тех. кто не читал книг Великовского и очень гордился этим. Ни словом, ни взглядом, ни помыслом Великовский никогда не обидел его. Но, увы, не этим определялась глубина ненависти Юрея.
Студентка из Огайо Кетрин Линдеман, собиравшая материал о Великовском для своей работы, обратилась к его противникам. Профессор Юрей ответил ей 7 марта 1969 года: «Великовский - это трагедия. Он повел по неправильному пути огромное число людей, подобных вам, и мой вам совет - захлопнуть его книгу и никогда больше в течение вашей жизни не заглядывать в нее».
У профессора Юрея были основания ненавидеть Великовского. В 1950 году вышла в свет книга, в которой Великовский писал, что Венера - новая планета в Солнечной системе, что в ее истории нет ничего общего с историей Земли. А через два года профессор Юрей писал, что история Земли и Венеры «должны быть очень похожи». Прошло еще несколько лет, и выяснилось, что прав не Нобелевский лауреат, а какой-то Великовский. В 1952 году профессор Юрей писал, что атмосфера Марса, вероятно, состоит из аргона и азота. Он только забыл сослаться на Великовского, впервые заявившего об этом в 1946 году и описавшего атмосферу Марса в «Мирах в столкновениях».
А этот Великовский с такой бережностью и уважением относится к работам своих предшественников и не забывает упомянуть в тексте и в сносках ни одного из них.
Великовский действительно отличается от многих современных ученых, не стесняющихся выдавать за свои уже описанные кем-то идеи. Иногда они, действительно, доходят до этих идей самостоятельно, не зная работ своих предшественников. Но это их не извиняет. Ученый обязан знать, что сделано в его области. Поэтому «знающих» в лучшем случае можно назвать нечистоплотными, а «незнающих» - недобросовестными. Истинный ученый не может попасть в одну компанию ни с первыми, ни со вторыми.
Не принято сомневаться в том, что Нобелевским лауреатом может быть только истинный ученый. Но как быть с первым или вторым вариантом? Следовательно, Гарольд Юрей должен был ненавидеть Великовского. И чем дальше, тем больше. Особенно, если учесть: ни степени, ни звания, ни титулы, ни подлость и злоба - ничто уже не могло остановить растущую популярность Великовского в университетах и в научно-исследовательских учреждениях, уверенность в его правоте, или, по крайней мере, в его праве на равных состязаться с защитниками догматических постулатов.
Перенести все это Юрей был не в силах.
... 29 января 1970 года лекция в Коммюнити-колледже в Филадельфии. В начале марта Великовский вылетел в Ванкувер. Неустойчивая погода с частыми дождями не помешала ему осмотреть очень красивые окрестности города. Рано утром 6 марта на морском пароме он переправился на остров Ванкувер и приехал в Викторию. Город действительно оказался «викторианским». Здания, газоны, парки, набережная, двухэтажные автобусы, неторопливые прохожие, – все напоминало старую Англию.
Он вдруг почувствовал себя молодым, полным сил и ожиданий, как тогда, осенью 1913 года, в Эдинбурге. Это настроение сказывалось во время лекций в университете Виктории 6-го и 8 марта. Аудитория восторженно реагировала на массу информации, на блестящую речь, на фейерверк приводимых по памяти цитат из различных научных источников при ответах на вопросы, на удивительную жизненную силу этого высокого седовласого человека, которому, как говорили, скоро исполнится 75 лет.
Великовский возвратился на материк и 12 марта выступил в университете Британской Колумбии в Ванкувере. Здесь же, в Канаде, Великовский прочитал недавно вышедшую книгу оксфордского профессора Сирила Д. Дарлингтона «Эволюция человека и общества», в которой английский ученый высоко оценил труд «Эдип и Эхнатон». Основной заслугой Великовского, считал Дарлингтон, является важное открытие: Эдип - это греческий рефлекс на историческую личность Эхнатона.
64. ЕСЛИ СРАВНИВАТЬ ШАПЛИ С ВЕЛИКОВСКИМ...
Письма, ожидавшие его дома, испортили настроение, привезенное из Канады, разрушили ощущение свидания с молодостью. Он посоветовался с Элишевой и позвонил в Нью-Йорк Калену.
Старику было уже под девяносто. Но его интеллект оставался по-прежнему ясным и продуктивным, о чем свидетельствовали лекции, статьи и только что написанная книга. Даже четкий голос Калена убеждал в том. что старый профессор еще достаточно крепок.
- Гораций, двадцать лет назад ты обещал, что после тяжелого десятилетия я увижу счастливые времена. Через несколько дней исполнится двадцать лет со дня выхода в свет «Миров в столкновениях», но до сих пор все те же люди не перестают оскорблять меня.
- Кто именно?
- Шапли.
- Не может быть?
- К сожалению, может.
- У тебя есть факты?
- Я пришлю тебе копии некоторых писем твоего «старого друга»...
В тот же день Великовский послал Калену эти копии.
Одним из оппонентов Великовского в «Йельском научном журнале» был профессор Альберт Бургсталер, химик из Канзасского университета. Не соглашаясь с Великовским по ряду научных вопросов, профессор, тем не менее, испытывал к нему огромное уважение, считая Великовского выдающимся ученым и редчайшей личностью. Еще в 1967 году он получил письмо от Шапли, в котором были следующие строки: «Я испытываю мало удовольствия, читая или думая о Великовском. Он представляется мне одним из наших наиболее эрудированных шарлатанов».
Первая фраза не вызывала сомнений у Бургсталера. о каком удовольствии можно говорить, если Шапли, считавший себя первым астрономом Америки, побит а его собственной области, причем, не астрономом, а врачом. Но назвать Великовского шарлатаном! Бургсталер попросил Шапли сообщить ему доказательства, на которых основано это оскорбление. Шапли не смог ответить ему. Зато он ответил на другое письмо.
Кетрин Линдеман. студентка из Огайо, обратилась не только к Юрею, но также к Шапли Ответ престарелого гарвардского профессора гласил: «Все профессиональные астрономы считают Великовского мошенником. Разве вы не можете найти более респектабельного субъекта для вашей исследовательской работы?»
Кален был возмущен до глубины души. Помимо оскорбления, Шапли лгал. Кален знал многих профессиональных астрономов, считающих, что Великовский совершил революцию в их науке, что он атаковал догму, не имеющую под собой научного обоснования.
С Шапли Калена связывала давняя многолетняя дружба, совместная работа в Гарвардском университете, когда они были молодыми профессорами. Но Великовский! Господь Бог редко награждает землю подобными людьми. Отбросим, однако, эмоции. Если положить на весы все, известное Калену лично в течение 24 лет, «взвешивание» будет далеко не в пользу Шапли, облик которого представлялся весьма несимпатичным.
Тщательно подбирая слова,. Кален написал статью «Шапли, Великовский и научный дух». В статье были изложены факты, известные читателю, дана их принципиальная оценка. Последняя фраза, написанная мягким и деликатным Каленом, оказалась последним «гвоздем», заколачивающим крышку гроба: «Если сравнивать Шапли с Великовским, то свидетельства о целостности и честности всецело в пользу Великовского».
Статья была опубликована в журнале «Пенсе», а затем вошла в книгу «Пересмотренный Великовский», которая с 1976 года выдержала несколько изданий в США и в Англии. Статья интересно иллюстрирована выдержками из писем Шапли,
Уипли, Мак-Лоулина и Юрея, свидетельствующими, как эти профессора пытались уничтожить Великовского, как Шапли и Уипли уверяли, что никогда в жизни не делали ничего подобного.
65. МЕМОРАНДУМЫ ВЕЛИКОВСКОГО И ИМПОТЕНТНАЯ ПРОГРАММА
До летних каникул Великовский прочитал лекцию в Парсоновской школе дизайна. Лекция по приглашению Американского института аэронавтики и астронавтики в Хартфорде состоялась 12 октября 1970 года. Ставшая традиционной, лекция на Форуме аспирантского колледжа Принстонского университета состоялась 18 ноября 1970 года. В январе 1971 года Великовский выступил в Американском инструментальном обществе в Филадельфии, 6 апреля - в Ютика-колледже, 17 мая – в знаменитых лабораториях телефонной компании Белл...
Лето 1971 года Великовские провели в Швейцарских Альпах. Элишева понимала, что дома не удастся оторвать Иммануила от работы. Но и в Швейцарии его нельзя было угомонить.
Однажды после лекции, прочитанной в университете в Швейцарии, к Великовскому подошел темнокожий джентльмен, представившийся профессором Дрейком, антропологом и социологом Станфордского университета, он объяснил, что уже слышал лекцию уважаемого доктора в Америке и полностью согласен с трактовкой природы мифов. Родом из Вест-Индии, профессор Дрейк имел исключительную возможность изучать верования различных этнических и религиозных групп, ритуалы и магию, корни которых уходили а глубочайшую древность.
Великовского заинтересовал подробный рассказ профессора Дрейка, он попросил записать этот рассказ, намереваясь поместить его в книге «Человечество в амнезии», разумеется, с согласия автора.
Лекции в Швейцарии, лекции после возвращения домой. А с 18-го по 20 октября 1971 года еще и серия лекций в университете Торонто.
И на сей раз поездка в Канаду доставила Великовскому удовольствие. После одной из лекций к нему подошел профессор Йорк, участвовавший в программе изучения образцов грунта, доставленного с Луны. У Великовского и Йорка были разногласия по поводу результатов радиоактивного определения возраста лунных пород. В ходе беседы выяснилось, что речь идет о методологии, и Великовскому было приятно убедиться в том, что профессор Йорк начал сомневаться в правильности своей позиции.
Весной 1968 года, после выступления в университете в Баффалло, Великовский поехал на Ниагарский водопад. Сейчас, находясь в Торонто, он не хотел лишить себя удовольствия снова увидеть это чудо – результат космической катастрофы, происшедшей всего лишь 5500 лет назад, а не вследствие медленных изменений в течение миллионов лет, как все еще считают люди, прочно усвоившие догму.
В письме доктору Д. Керайлу от 4 октября 1971 года, обсуждая предсказание Великовского о том, что в лунных скалах обнаружат остаточный магнетизм, Гарольд Юрей с издевкой писал: «Магнитные люди немедленно начали искать магнитные эффекты на Луне». Но, когда в образцах лунных камней, доставленных астронавтами, обнаружили остаточный магнетизм, самолюбие Нобелевского лауреата было не просто ущемлено, а смертельно ранено. Этот Великовский разрушает его репутацию!
Ходят слухи, что он заимствует идеи у Великовского, в том числе теорию смены геологических эпох, как следствие космических катастроф. Разве это не абсурд? Ведь он в глаза не видел ни одной строчки этого Великовского. Это просто какой-то рок! Человек, не имеющий никакого отношения к. науке, предсказывает невероятные явления, противоречащие природе вещей, и, непонятно почему, оказывается правым. А тут еще такое обвинение: мол, в программе NASA есть только один высоко компетентный элемент – техническая сторона дела. Что касается научной стратегии, она абсолютно беспомощна и оторвана от реальности. Американцам внушают, что можно было обойтись по меньшей мере без одного дорогостоящего полета «Аполло», если бы следовали меморандумам Великовского. а не «импотентной» программе его высокопоставленных противников. При этом конкретно не упоминалось его имя, но Юрей прекрасно понимает, кого имели в виду.
Сейчас, в декабре 1971 года, на годичной конференции Американской Ассоциации для Прогресса Науки знаменитый английский геофизик, профессор С. К. Ранкорн, выражаясь фигурально, закатил ему пощечину, заявив, что никто в научном мире не ожидал обнаружить на Луне остаточный магнетизм. Как не подготовившийся к экзамену начинающий студент, он должен был молча сидеть в зале и глотать невидимые слезы обиды. Он ненавидит этого Великовского так, как еще никого в своей жизни!
66. ВОЗМОЖНОСТЬ РЕВАНША
В течение семи прошедших лет Великовский прочитал лекции почти во всех штатах Америки. Его приглашали самые престижные университеты и научно-исследовательские учреждения. Он ждал, он был в этом уверен.
Наконец-то пришло самое желанное приглашение – от Ассоциации гарвардских инженеров и ученых. Более 900 профессоров, исследователей и аспирантов Гарвардского университета, Массачусетского Технологического института и университета Брандайс 17 февраля 1972 года заполнили зал, чтобы услышать Великовского.
«Я ждал этого вечера двадцать два года», - признался он.
Никто не сомневался, что он воспользуется законным правом на реванш. Никто не сомневался в том, что рассказ о потоках лжи, наветов, подлости, хлынувших из этих стен, будет вводной темой его лекции. Но он не воспользовался предоставившейся возможностью. Единственное непосредственное отношение к Гарвардскому университету имели только слова глубокого восхищения покойным профессором Робертом Пфейфером.
Во время семинара, состоявшегося на следующий день после лекции, ему задали провокационный вопрос о реванше. «Я пришел сюда не ради реванша или триумфа, - ответил Великовский. - Я надеюсь найти здесь молодых энергичных людей, ощущающих очарование исследования».
Во время лекции он перечислил все предсказанные им астрономические явления. «Я не утверждаю, что могу быть астрономом. Но я руководствовался идеей, ведущей меня во многие различные области. Критики могут назвать меня любыми именами, но они не могут сделать Венеру холодной».
Вслед за положениями, связанными с астрономией и геологией, Великовский перешел к теме, имеющей отношение к социологии и психологии. «Мы одни в Солнечной системе. Мы иррациональны, потому что не знаем, что произошло с нами в недавнем прошлом. Из Фрейда мы усвоили, что травматический опыт легко забывается. Мы также усвоили, что этот опыт имеет тенденцию к повторению. На обоих берегах Атлантики существует в достаточной степени разрушительная сила, чтобы сделать жизнь невозможной. В нас живет наследственность, рожденная в травматическом, в ужасном опыте. Фрейду было известно это, но он не знал, какова причина этого опыта».
Великовский объяснил, почему такой удобной была убаюкивающая догма в астрономии и а геологии. «Причина испытанной мной оппозиции в значительной мере была психологической: мои критики не могли простить мне, что я превратил их неосознанное в сознательное».
Великовский привык к теплым приемам, к аплодисментам, овациям. Но прием в Гарвардском университете превзошел всякие ожидания. Время приближалось к полуночи. Служители едва дождались, пока после небывалого множества вопросов и ответов люди освободят зал. Толпа окружила Великовского на улице и долго не отпускала его, а затем проводила до гостиницы. Это был действительно триумф!
Лекцию сняли на кинопленку. Взятое у Великовского интервью передавали по радио 27 февраля 1972 года в течение получаса.
А за пять дней до этого Канадская радиовещательная компания в течение часа транслировала программу о Великовском. Это был шедевр журналистики и популяризации науки. Но главное - передача была новым подходом ко всему, сделанному Великовским. Она нашла широкий отклик у общественности и, в первую очередь, среди ученых.
67. ЖУРНАЛ ПРОТИВ МАФИИ
Трудно утверждать, что именно телевизионная программа стимулировала специальный выпуск журнала «Пенсе», но то, что его майский номер вышел тиражом 55.000 экземпляров, несомненно, было связано с огромным интересом к теории Великовского и к «делу Великовского», возникшему в научных кругах.
Журнал «Пенсе», орган Свободного Форума студентов университетов, издавался в Портленде (штат Орегон). Майский номер был создан при помощи и содействии колледжа Льюиса и Кларка. Великовский часто задумывался над символичностью этого совпадения.
Два молодых человека. Льюис и Кларк, пешком отправились с атлантического побережья Америки на запад. Преодолевая невероятные трудности, по неизведанным землям, через леса и болота, через реки и горы, изучая и описывая пересекаемую ими страну, Льюис и Кларк вышли к Тихому океану в штате Орегон. Колледж в Портленде старался быть достойным этих имен. Одними из первых его ученые присоединились к группе «Космос и Хронос». Сейчас, вместе с издателями «Пенсе», колледж, носящий имена первопроходцев, решил посвятить выпуск журнала другому первопроходцу – Великовскому.
Страница редактора «Взгляд на свидетельства», открывающая журнал, объясняла цель предпринятого издания. «Мы верим, что последуют объяснения, а не эмоциональный взрыв». Этими словами заканчивалась статья.
Вслед за короткой биографией с небольшой, но впечатляющей фотографией Великовского, была напечатана статья австралийского профессора Дэйвида Стоува «Научная мафия». Впервые она была опубликована в Австралии в 1967 году. Журнал «Пенсе» поместил ее без изменений.
Вторично в связи с «делом Великовского» американский научный истеблишмент называли мафией. «Процесс “заимствования” идей Великовского, - писал австралийский ученый, – начался немедленно после первой публикации («Миров в столкновениях»), но... по мере того, как все шло по предсказанному им пути, эта индустрия стала огромной. (Видная археологическая карьера была сделана из единственного параграфа “Миров в столкновениях”)».
Журнал кратко изложил основные положения Великовского для тех, кто еще не читал его книг.
«Перечень успехов» - заглавие редакционной статьи, документально перечисляющих предсказания Великовского и их последующие открытия. «Редко в истории науки, – цитируются слова Р. Юргенса, – так много различных предвидений – естественных разветвлений единственной центральной идеи – были так быстро подтверждены независимыми исследованиями». 0бзор иллюстрирован статьей Великовского из «Нью-Йорк тайме» от 21 августа 1969 года, в которой предсказано, что именно астронавты обнаружат на Луне.
В статье физика – профессора Рансома «Как стабильна Солнечная система» показано, что у ортодоксальных критиков Великовского не было никаких научных оснований упрекать его в отрицании законов природы. Предполагаемые ими законы природы были сформулированы на основании недоказанных, непроверенных, а главное – ошибочных данных.
Статья Роберта Треша, преподавателя Вечернего колледжа в Сан-Диего, «Остаточный магнетизм в лунных скалах» - подробный рассказ о поведении высокопоставленных ученых, связанном только с одним предсказанием Великовского. Когда отделение физики группы «Космос и Хронос» опубликовало бюллетень о том, что находки на Луне полностью соответствуют предсказаниям Великовского, возмущенный Юрей послал письмо авторам бюллетеня в три техасских университета. Он утверждал, что ученые ожидали обнаружить на Луне все то, что было обнаружено, включая остаточный магнетизм. Автор статьи обличает Юрея во лжи и документально подтверждает это.
Профессор Лин Роуз, автор статьи «Цензура междисциплинарного синтеза Великовского», писал: «Открытия, сделанные начиная с 1950 года заставили интенсивно пересмотреть астрономические учебники с целью исправления неправильной информации, которую они содержали по поводу температуры планет, о роли электричества и магнетизма в астрономических явлениях, об отклонении земной оси и т. д. И наоборот, ни одно важное утверждение, сделанное Великовским в «Мирах в столкновениях» в 1950 году, не было опровергнуто, и, хотя множество его предсказаний раньше считались ошибочными, сейчас мы убедились в их правоте».
Статья профессора Вильяма Мулена. египтолога Калифорнийского университета в Беркли, была посвящена роли и значению Великовского для науки. «Работы Великовского являются отличным катализатором научной революции, для которой даже известные случаи - Коперник, Ньютон, Дарвин - не могут быть адекватным прецедентом». Автор статьи, кроме египтологии преподававший в отделе междисциплинарных общих учений, подробно рассматривал, как теории Великовского могут повлиять на развитие физики, геологии, палеонтологии и биологии, психологии, мифологии и истории.
Под рубрикой «Форум» журнал напечатал многочисленные отклики на различные paбoты Великовского. В их числе – статьи профессора Люкса Гринберга - изложение оригинального тезиса, подтверждающего положения книги «Эдип и Эхнатон», инженера из лаборатории Белл по поводу орбиты Венеры.
Доктор Лин Трейнор, профессор физики Торонтского университета, – крупный специалист в области ядерной физики и статистической механики, писал: «Великовский выдающийся человек экстраординарного ума и огромной проницательности, но он не вмещается в представление об обычном смертном ученом. Он не только ученый, но также философ и почти поэт.
Мой опыт показывает, что лучшие ученые - это люди с определенным сортом особой интуиции; они не всегда укладываются в рамки обычной логики Они совершают интуитивный скачок в своем мышлении, который и сами не могут объяснить в данный момент. Великовский сделал это сильнее большинства ученых, потому что у него очень сильная высоко заряженная интуиция, и это движет его за пределы нормальной научной активности.
Для суждения о личности, подобной Великовскому, следует определить, предпочитаете ли вы ограниченную холодную самоочевидную логику или интуитивную силу великих людей. Вероятно, существует равновесие между ними. Лично я считаю, что чрезвычайно важно иметь таких людей, как Великовский потому что, независимо от того, правы они или ошибаются, они дисгармонируют с обычным образом мышления и стимулируют людей с большей перспективой повторно проверить дела, которые они совершают».
Профессор Трейнор объясняет, почему так трудно ученым ранга Великовского, почему научные журналы отвергают их статьи и почему так важно для человечества иметь ученых, подобных Великовскому. «Даже если он полностью ошибается, он все еще служит очень важной цели. Тот факт, что он – причина полемики, благоприятен сам по себе». Автор статьи так заканчивает свое мнение о Великовском: «На каждого ученого, способного выдвинуть действительно новую идею, существуют многие другие, не способные на это, но любящие проблемы, чтобы работать над ними. Но если вы не предложите идею, другим людям нечего будет делать»...
Письмо физика доктора Дэйвида Карлайна редактору содержало слова, которые были на устах сотен ученых: «...Более двух десятилетий назад Великовский предложил идеи, немыслимые в то время. Сегодня многие из этих "немыслимых" идей стали сами собой разумеющимися в научной среде и приняты как истина. Приоритет Великовского в предсказании ряда наиболее захватывающих и удивительных находок в астрофизике остается в значительной степени не признанным». «Ободряет, что сейчас возможна публикация специального выпуска "Пенсе”, подобного этому, без агрессивных действий со стороны тех, чьи идеи изменились благодаря Великовскому ».
Профессор Джордж Гринель из университета Мак Мастера в Канаде так объясняет не прекращающееся преследование Великовского: «Сильная реакция на Великовского понятна тем, кто исследовал историю науки. Великовский увидел основы астрономии и геологии и нанес удар по очень чувствительным местам, которые никогда не были установлены. Теория единообразия в геологии была, в основном, политической доктриной; не было никого, кто бы проверил ее эмпирически. Любой намек на то, что теория единообразия не научна – Великовский указывает именно на это! – причина весьма сильного смущения. Ученые не могут возразить непосредственно; они могут возразить, только атакуя Великовского таким же путем, каким Лайел в его дни атаковал катастрофизм: дискредитируя представителей катастрофизма. Это верно и в отношении астрономии, которая также содержит в своем основании несколько очень слабых пунктов. Одним из этих слабых пунктов является гравитационная постоянная, которая была выведена как для теоретических, так и для практических целей... Я уже упомянул гипотезу единообразия, которая была представлена юристом, а не профессиональным геологом. Лайел оспаривал теорию единообразия, как аргументирует ее юрист. (Профессор Гринель буквально повторяет слова Великовского. – И. Д.) Это не было нечто, вытекающее из исследования... Я потратил массу времени на изучение работ Дарвина и могу сказать с определенной уверенностью, что Дарвин также не извлек свою теорию из природы, а скорее нанес схему определенного философского мировоззрения о природе, а затем потратил 20 лет, пытаясь соединить факты, чтобы они хоть как-то держались.
Мы не очень привыкли иметь дело с эволюцией, теорией единообразия и гравитацией, и мы забыли, как они были созданы. Но Великовский не должен быть отвергнут на основании 100 лет традиций. Вполне может быть, что эти 100 лет традиций покоились на очень ненадежном основании».
«Пенсе» опубликовал письма, сообщающие о практических шагах, предпринимаемых для изучения теории Великовского.
Журнал опубликовал в этом выпуске работу Великовского, посвященную теплоизлучению Венеры. Именно эту статью редакция избрала как точку, поставленную в конце журнала.
Давно уже научный мир Америки не знал такого всплеска общественной активности, как в мае 1972 года. Журнал вначале был издан тиражом 55.000 экземпляров, незначительно превышающим обычный. Но спрос на него оказался таким огромным, что пришлось немедленно допечатать еще 20.000 экземпляров. В редакцию хлынули письма. Телефоны не умолкали. Материала было столько, что и следующий номер «Пенсе» также полностью посвятили Великовскому.
68. В УНИВЕРСИТЕТЕ ИМЕНИ АМЕРИКАНСКИХ ПЕРВОПРОХОДЦЕВ
Между двумя выпусками журнала произошло событие, свидетельствующее о существенном ослаблении позиции защитников догматических идей, особенно в астрономии.
В июле 1972 года Великовского пригласили выступить в NASA. Утром 14 августа 1972 года в Эймсе, на юге Сан-Франциско, в отделении NASA, занимающемся биологическими проблемами, связанными с космосом, Великовский прочитал лекцию для персонала. Но желающих услышать Великовского было так много, что после полудня он был вынужден выступить вторично перед огромной аудиторией. Люди, не поместившиеся в зале, толпились в открытых дверях.
После лекции даже предубежденные слушатели высказали мнение, что следует прекратить глупый и преступный бойкот Великовского и приступить к тщательному исследованию всего, предложенного этим необычным человеком, заставившим скептически настроенную аудиторию в течение часа, затаив дыхание, слушать о предмете, имеющем непосредственное отношение к тому, чем занимается исследовательский центр.
На следующий день Великовский вылетел из Сан-Франциско в Портленд, чтобы принять участие в специальном симпозиуме, организованном в колледже Льюиса и Кларка. В течение 16, 17 и 18 августа пятьдесят приглашенных ученых и 200 наблюдателей от полудня до полуночи с полной отдачей сил принимали участие в этом симпозиуме, посвященном теориям Великовского.
Президент колледжа Джек Говард открыл симпозиум яркой и гневной речью против преследователей великого ученого. На симпозиуме работали три секции: физические науки; история и археология; психология, религия и социология Заседания двух первых начались с докладов Великовского. Еще одним докладом - «Человечество в амнезии» - он открыл заключительное заседание симпозиума.
Трудоспособность Великовского поразила присутствующих. Молодые ученые буквально падали от усталости после дня симпозиума, загруженного до предела. А
77-летний старик, выступающий с докладами, отвечающий на бесчисленные вопросы, внимательно слушающий выступления других ораторов, участвующий после полуночи в частных дискуссиях, снимающийся утром в телевизионных программах, активно участвующий во многих других событиях, - выглядел неутомимым. Это произвело на участников симпозиума не меньшее впечатление, чем удивительная образованность, феноменальная память и какая-то необъяснимая сила, излучаемая этим человеком, - властвующая, доминирующая, но не подавляющая.
Аудитория обратила внимание на фразу, с экспрессией произнесенную Великовским, во время открытия симпозиума: «Все, что я написал или сделал, подлежит проверке, критике, изменению, и я принимаю вердикт фактов. Мою работу не следует воспринимать как абсолютную истину».
Эти слова он повторял неоднократно. Но его противники не слышали их. Они постоянно распространяли слухи о том, что, мол, Великовский провозглашает свою теорию безапелляционной истиной.
Общая точка зрения всех участников симпозиума лучше всего была сформулирована в докладе доктора Мак-Ки из университета Глазго в Шотландии: «...Доктор Великовский оказал гигантскую услугу, заставив нас пересмотреть как сами основы, так и основные предположения в различных дисциплинах, напомнив нам. как нужны для здоровья науки и учения вообще междисциплинарные изучения. Поэтому я не предлагаю тратить время на потворство и удовлетворение скептиков, извиняясь за серьезное отношение к идеям Великовского. Достаточно сказать, что я не представляю себе, как может серьезный ученый отказаться рассмотреть эти идеи или сверить их с фактами и теорией, с которой он знаком в деталях. Детализированные идеи Великовского... являются экстраординарно эффективным инструментом для отметания так называемых «неоспоримых» предположений, обусловивших многие научные исследования... и для отсортировки действительных фактов от предположений».
Никогда еще в колледже Льюиса и Кларка не собиралось одновременно столько выдающихся ученых. Это был явный успех, тем более важный, так как некоторые профессора колледжа опасались, что симпозиум, посвященный Великовскому, может повредить их репутации. Даже журналисты, все еще находившиеся в плену общественного мнения, созданного ортодоксальными учеными, боялись, как бы корреспонденции в пользу Великовского не повредили их карьере. Один из
тележурналистов, оповещенный о предстоящем симпозиуме, спросил: «Как я смогу скрыть злорадство в моем голосе?»
После завершения симпозиума многие ученые высказали мнение, что подобные встречи необходимы в дальнейшем – каждая из них должна быть посвящена только одной теме, связанной с теорией Великовского.
«Я не надеялся дожить до такой конференции. Я даже не надеялся дожить до космической эры. Но мне повезло, и я благодарен», - сказал Великовский в своем заключительном докладе.
Источник: imwerden.info.
Рейтинг публикации:
|
