Куалю бесцельно бродил по окрестностям своего замка. Проложенные заботливым лесником тропинки, которые ему самому было в жизни не вытоптать, поскольку на это не хватило бы ни времени , ни сил, с каждым разом уводили все дальше в скалы. Он уже привык к сопению за своей спиной. Он не хотел задумываться, почему вместо собаки за ним неотлучно следовала, переваливаясь на коротких сильных лапах сначала Дракониса, после просто Ниса. А после уже и имени не требовалось, стоило лишь подумать.
Но об этом Куалю предпочитал никому не говорить.
И еще об одной вещи говорить не хотелось даже на регулярных контрольных проверках службы психоанализа, занимавшейся вопросами душевного здоровья офицеров Терриона, хотя если бы его хоть раз уличили в закрытии мыслей, ничего хорошего за этим бы не последовало. Куалю и не закрывался в той части, что обыденно списывали на счет устойчивой эротической фантазии, имевшей неизменный год от года облик, и о которой его аналитику было слушать скучно. Высокая зеленоглазая блондинка, чем-то неуловимо напоминавшая его старшую сестрицу Дениз, как будто прописалась в его сновидениях. И честно говоря, от этого глюка радости было больше, чем от реальной жизни. Ни о какой душевной близости с местными женщинами тонко чувствовавший маркиз де Куалю уже и не мечтал. А без этого все остальное было похоже на комплекс приятных физических упражнений для поддержания тонуса. Когда родился его первый бастард, он ждал его появления, и встретил с восторгом, потому что ему говорили, что дети иногда наследуют кое – что и от отцов. Но местное время летело с такой скоростью, что довольно быстро ему стало ясно, что стремительно растущий, как цыпленок бройлер, полукровка - сын не более, чем иллюзия. Гораздо в большей степени, чем его ночная бесплотная гостья…
И еще Куалю стоически молчал о том, что видение жило именно в Лиинмаре. А так быть не могло. Хотя бы потому, что ночей в гарнизоне и на базе он проводил предостаточно. И он все чаще уезжал в замок при первой же возможности. Задумчиво болтаясь по террасам розария, он неизменно в конце концов подходил к вольеру, и однажды поймал себя на мысли, что зверюга ему улыбается. Независимо, принес ли он ей кусок свежей трески или нет… Это наблюдение стоило того, чтобы не забыть о нем. Местные жители до полного неприличия любили подарки. Особенно поражало это в самках аборигенов, но здесь Куалю давно уже стал скатываться в расизм, настолько, что уже получил не один выговор от коменданта гарнизона. Местные и полукровки работали даже на базе, и по неписанным законам любой оттенок пренебрежения к младшим братьям по разуму карался строго. Но Куалю ничего не мог с собой поделать. Поэтому он был потрясен, уловив нечто, характеризующее наличие памяти и благодарности у чудовища, от кого по самой природе, казалось, бесполезно было ждать чего-то, кроме пресловутого пищевого рефлекса.
Впрочем, как выяснилось совсем скоро, это была не единственная странность его богоданного приобретения. Как только крыло полностью зажило и окрепло, Ниса начала летать. Но ни разу она не оставалась в замке, когда Куалю там не было. И каждый раз он, торопясь назад, все с большим страхом думал, что настанет день, когда она улетит навсегда. Приближалась осень, а с нею и пора миграций драконов к югу. Можно было бы однажды просто закрыть сеткой вольер, но Куалю не мог допустить мысли, что может насильно лишить свободы живую тварь только из прихоти.
И, наконец, подошел день, когда в небе стали раздаваться гортанные крики сбивающихся в стаи драконов. Все чаще он видел, как чутко прислушивается Ниса к клекоту в скалах, сколько ожидания в ее все более вытягивающейся гибкой шее. Она заметно подросла за лето, и теперь ее голова качалась где-то над его макушкой.
В тот вечер он уже не мог спрятать бесприютной грусти, и терзал гитару совершенно безжалостно, как будто плакался всему свету на свое неизбывное одиночество. По карнизу знакомо прошуршали крылья, но он даже не повернул головы, поглощенный импровизацией. Казалось, пальцы сами ложились на струны, и его руки были лишь орудием для того, чтобы полная невыразимой тоски мелодия звучала во мраке этой промозглой осенней ночи.
Неожиданно что-то тяжко шлепнулось с подоконника на мраморные плиты галереи. Куалю вздрогнул. Противный запашок тухлятины вошел в залу первым, за ним появилась шишкастая голова на длинной шее, в дверной проем втянулись перепончатые обвисшие крылья и хвост… Она никогда раньше даже не пыталась проникнуть в дом! Нужно было немедленно выгнать ее вон, пока зловонная куча не украсила натертый до блеска наборный дубовый паркет. Но Куалю было так скверно на душе, что он готов был разделись свою печаль хотя бы с нею, раз более никто на этой планете не пришел его утешить и согреть.
В каком-то ожесточении на себя и свою слабость, он вспомнил очередной урок старпома и достав из бара новую бутылку коньяка, вытащил зубами пробку и припал к горлышку…
Дракониса что-то гукнула. И подошла почти вплотную, так что Куалю с отвращением разглядел вдруг повисшую на ее морде обильную слюну.
Он уже был достаточно пьян, чтобы покуражиться, потому что, повинуясь какому-то импульсу, вдруг протянул ей початую бутылку.
- Будешь?..
Ниса… Ниса плавно, церемонно кивнула.
Его в академии готовили ко всему. Не передать, сколько и каких тестов на профпригодность прошел он уже здесь, пока получил офицерский допуск. Но нервы его сдали в самый обыденный, многократно случавшийся с ним момент. Ну что, казалось бы, такого? Гостья, настоящая, по всему, леди, ответила согласием на предложение выпить по рюмочке, сидя перед горящим камином… вот только пальцы разжались сами, и бутыл ка с грохотом покатилась по полу, а сам хозяин почти без чувств рухнул в кресло.
Он не помнил своего полуобморока – полусна целиком. Это было слишком страшно. Тонкий раздвоенный язык, скользящий по его лицу и голой груди с такой узнаваемой нежностью, что сердце готово было остановиться от шагнувшей из снов яви. Очи, сиявшие над ним ярче взлетных прожекторов его «фрегата», изумрудные, женские, обещающие так много, что первым желанием было немедленно умереть от близости несбыточной мечты, достаточно было протянуть руки… И ужас от расплывающейся перед глазами, разверзшейся над ним чудовищной пасти, полной игольчатых грязных зубов.
Когда он очнулся от холода, уже брезжил рассвет. Камин прогорел дотла, вокруг валялись пустые бутылки. Дрожа от озноба, и обеими руками держась за гудящую от боли голову, Куалю тупо смотрел на тщательно подлизанную коньячную лужицу, о которой можно было догадаться лишь по сыроватому пятну. Одно свидетельство происшедшего было несомненным. Тонкий аромат дорогого коньяка пробивался сквозь удушающую вонь изрядной горки драконьего помета, кокетливо громоздившегося посреди пушистого альтаирского ковра.
Ниса улетела на юг той же ночью. Он думал, что больше никогда не увидит ее. Он не хотел ее видеть. И молодая женщина из его видений больше не тревожила его ночей, как будто дракониса забрала ее с собой. Куалю все списал на свое неумеренное пьянство, и попросил отпуск. Невыносимо захотелось домой, так, что психоаналитик только удрученно покачал головой и поддержал его рапорт.
Но, послонявшись некоторое время по длинным анфиладам отчего дома, он так и не нашел успокоения. Первой заволновалась мать, и только тогда старик – командор, привыкший жить чувствами жены, обратил внимание, что сына что-то гложет. С отцом скрытничать было бессмысленно, да Куалю больше и не мог держать эту боль в себе. Признаться посторонним, что он влюблен в дракона, оборачивающегося прекрасной незнакомкой, похожей на его старшую сестру до головокружения, это уже влекло за собой диагноз, рискующий перейти в приговор. И уж подавно отсекающий мечту когда –либо получить шевроны командора. Но отец при всей своей душевной черствости понять его мог… Старый адмирал выслушал сбивчивую исповедь сына и надолго задумался, причем так глубоко, что ничего подобного Эдмон ранее за ним не наблюдал. Впрочем, говорить больше не хотелось. Озвученная беда выглядела еще большим бредом, чем была на самом деле…
Наконец, Куалю-герцог нарушил молчание вздохом сквозь стиснутые зубы, желваки перекатились под обтянутыми сухой кожей скулами в последний раз. Адмирал встал, порылся в ящиках бюро, вытащил пыльную шкатулку, достал из нее тоненькую пачку старых снимков, таких старых, что они пожелтели и почти стерлись.
- Погляди…
Куалю - маркиз безразлично взял карточки полувековой давности, без ошибки узнав в стройном молодом человеке своего невозможно молодого отца, тогда и не отца еще вовсе, а едва оперившегося выпускника академии, почти что его ровесника… И, подавив возглас, вдруг впился глазами в стоявшую рядом с ним молодую женщину в такой же офицерской форме. Если бы не летный шлем и совершенно нетипичная для домохозяек выправка, можно было бы подумать, что это ради шутки смонтировала сама Дениз. Но с первого же взгляда ему стало ясно, что это отнюдь не его сестра…
- Кто…это? – молодой Куалю сосредоточенно вглядывался в вожделенные до одурения черты.
- Это Из. Дениз, принцесса Денеб. Моя напарница и… единственная любовь, Эдмон… Другой в моей жизни уже не случилось.
Бесстрастный голос старого адмирала противоречил словам, но эмоций, всколыхнувшихся в душе молодого Куалю, хватило бы на десятерых… Куалю –отец предупреждающе поднял ладонь.
- Не горячись. Она исчезла на Терре много лет назад. Почти пятьсот по террианскому времени… Из не могла уцелеть, душа ее истощилась и распалась много раньше, чем ты появился на свет. А я угасал с такой скоростью, что мы все равно не успевали вернуться. Я не смог больше выносить этой безнадежной боли, Эдмон, и я слишком хотел жить. Мое поле подлатали, но, видимо, не сумели разделить нас совсем. Прости, нам с твоей матерью не стоило заводить детей. Потому что ваши поля сформировались от того большого чувства, что связывало меня вовсе не с ней. И если ты хоть как-то похож на свою мать, и твои черты усреднено можно отнести и к ней, и ко мне, то Дениз… Нашу дочь Анна только выносила, едва выносила… Эд, я не мог допустить, чтобы от Из ничего не осталось… - то, что сделала Анна, было подвигом, на который отваживались нечасто. Инородное поле за семь месяцев едва всерьез не покалечило ее саму.
- Не переживай так, мой мальчик. Это всего лишь активизировался эмоциональный след, не более. Тебе нельзя служить на Терре, я сразу подозревал, что это не кончится добром…
Куалю-отец хрустнул переплетенными пальцами, еще постоял, через плечо глядя на снимок, подрагивавший в руке сына.
- Давай сюда. Не стоит тревожить покойников. Не хватало еще, чтобы ты и здесь потерял сон…
Но все время до конца отпуска молодой маркиз спал ночами, как убитый. Наваждение рассеялось, то ли благодаря сухому объяснению старого командора, то ли усилиям дочки командорского садовника. Радость оттого, что подружка его гардемаринской юности до сих пор была расположена видеть его в своих объятиях без всяких условий, заставила забыть и о быстротечности отпускных дней, и о возвращении на Терру, и о мороке, гнездившемся в Лиинмарском замке…
Когда он прилетел обратно на базу, в скалы уже пришла весна, вернулась Ниса, и все пошло по-прежнему, но без пьяных эксцессов в Лиинмаре. Пил теперь маркиз редко, не здесь, и непременно в теплой компании экипажа…
Семь лет спустя. Десса. Куалю, с креповой повязкой на рукаве кителя, медленно шел по аллее колумбария Долины вечных снов. Мать, в глубоком трауре, безжизненными от боли глазами смотрела вокруг, тяжко обвисая на его руке.
- Эд, я ничего не понимаю. Он даже не попрощался со мной, просто ушел, как уходил на службу… Я не могу, это ужасно. - безнадежные слезы бежали по ее щекам. Только сейчас Куалю- сын понял, как любила его отца мать, любила всю жизнь, и знал, что ее дни тоже уже сочтены. Если она не решится на переход в одну из внучек, ее душа растает от печали и полного отчаяния… Но не было у нее своих полевых внучек, только девочки Дениз, точнее, еще как-то с оговорками могла взять в поле одна из девочек, старшая. Как бы ни любила бабушка другую, носившую ее имя, их полевое родство оказалось недостаточным… А у него самого, несмотря на то, что ему перевалило за тридцать, не было не то, что чистокровных детей, не было даже супруги. И сейчас он вдруг отчетливо понял, что мать никуда не пойдет в этом мире, только за истончившейся и угасшей душой старого командора. Потому что этот мир ей больше не нужен. Без него - не нужен.
Что произошло с отцом здесь, на Дессе, он не знал. Его известили внезапно, перед самым боевым дежурством, и обстановка на границе была такова, что отменить свой выход в Океан он не мог. То, что отец, до последнего заботясь о нем, не позволил себе взвалить на сына весь груз своей изломанной жизни, потому что душевная боль, убивавшая его, снова стала нестерпимой, он понял сразу. Это было так на него похоже, и так горько теперь сознавать… Но, зная тайну, убившую отца, он никому не мог рассказать о ней.
Когда старый командор решился навестить сына несколько месяцев назад по случаю вступления в командование межзвездным крейсером А-класса, Куалю обрадовался. Если и мог он перед кем похвастаться своими успе хами в карьере, так только перед ним. И именно потому, что отец так ждал от него этого успеха, его мечта, наконец, сбылась. Герцог де Куалю даже повеселел, и Эдмон с затаенным трепетом почувствовал, что старик решился, и готовится к переходу. Получить его разум и опыт было пределом мечтаний. Куалю - младший шутил, что его собственных, часто бьющих через край эмоций хватит на них двоих с лихвой, а отец завороженными глазами смотрел на «Аврору», едва заметно покачивающуюся на волнах, уже думая о том, как сможет прикоснуться к однажды ускользнувшей от него мечте. И снова прожить молодость чувствами сына вместе с ним, неслышно и ничем ему не мешая. В этом и заключалось бессмертие странников. Отец и сын могли без малейшего риска объединять поля, они были так похожи, что это бросалось в глаза всем.
Короткий учебный поход должен был продлиться всего трое суток, и Куалю даже не попрощался по такому случаю со старым командором. Тот остался в Лиинмаре, полный надежд и какой-то непривычно просветленный. Именно таким сын его и запомнил.
Что случилось в его отсутствие, Куалю доподлинно так и не узнал. Кое-что он восстановил по обрывкам бессвязного рассказа, который выдавил из себя лесничий, пряча шалые глаза от молодого хозяина. Вопреки обыкновению, ручная рептилия, прилетев накануне, никуда не двинулась по своим делам, когда Куалю отправился на свой корабль. Несмотря на стойкую антипатию старика, она бродила за ним на удалении, пожевывая лепестки роз, как обычная корова. Точнее было бы сказать, что на правах хозяйки она ненавязчиво принимала почетного гостя. То, что случилось далее, похоже, повредило слабые мозги аборигена, потому что повествовал он небывалое. Не найдя Нису ни в розарии, ни в вольере в час обязательной кормежки, он, нагруженный корзиной с рыбой, исправно потащился ее искать. Бродил он недолго, пока среди деревьев не мелькнула светлая сорочка старика Куалю. Адмирал, сгорбясь, как от боли, сидел на поваленном пне, а в колени ему уткнулся мордой совершенно обессиленный дракон. Лесничий мог бы поклясться, они оба плакали, если бы это не выглядело оскорблением для старого адмирала. Сухощавая жилистая рука командора с невыразимой нежностью скользила по рожкам короны, по безвольно лежавшей у него на коленях тяжелой голове. Как-то испуганно, вначале едва касаясь, ласкал он твердые блестящие чешуи панциря, а длинный раздвоенный язык чудовища все лизал и лизал его мокрые от слез щеки. Затем герцог сделал совсем немыслимое. С усилием приподняв в ладонях морду Нисы, он припал к ней лицом, будто целуя, и так замер на пару минут, не шевелясь и, кажется, даже не дыша…
Едва поборов рвотный позыв, невольный свидетель этой сцены бросился через кусты, не разбирая дороги, и с большим облегчением вечером узнал, что старик, ни с кем не прощаясь, отправился в космопорт…
Через полгода. Десса. - Бабушка… - хорошенькая гимназистка выпускного класса склонилась над высохшей, пожелтевшей, больше похожей на мумию герцогиней де Куалю. Карие огромные глаза с нежностью смотрели на погруженную в себя, до срока постаревшую женщину, откинувшуюся на высоких подушках. – Прошу тебя… Не делай мне больно. Я люблю тебя, я никуда тебя не отпущу…
- Розочка моя… - вдова командора долгим прощающимся взглядом глядела на Анну, и внучка чувствовала, как тяжело давалось бабушке это свидание… - Не надо этого делать, я слишком несчастлива, чтобы передавать тебе этот груз…
Перед мысленным взором Анны-старшей мелькали кадры ее юности, замужества, ее маленькие дети, так быстро выросшие, все проводы и встречи. Ужасающая, неизбывная тоска многих-многих лет, в которых ее удерживала лишь иллюзорная, бессмысленная надежда, что каменное сердце командора все же однажды согреется от ее беззаветной любви. Но теперь его больше не было, и так же тихо и обреченно умирала вместе с надеждой она сама…
- Нет. – глаза внучки вдруг засветились решимостью. – Бабушка, я сильная… Я справлюсь. Подожди совсем немного, прошу тебя. Меня внесли в картотеку Итэн, все же я Странница. – сияющая улыбка радости, не слишком соответствующая обстановке в комнате, озарила ее личико. - Меня в июле, после выпуска, выдадут замуж. И тогда я дам тебе тело, ты родишься заново, вот увидишь, какая ты будешь красивая. Я буду тебе самой нежной мамой, это правда… Только… мы должны решить это сейчас, бабушка. До полевых тестов, чтобы у нас осталось время на синхронизацию. Иначе после могут быть лишние сложности…
Вдова командора слушала внучку, и голова ее отказывалась вмещать все эти новомодные сложные вещи, которые раньше решались обычным влечением сердец. Но оптимистичная уверенность Кэти – Анны, ее светящаяся юность была порукой того, что, может быть, старой командорше стоило подумать и о тех, кто любил ее в этом мире, особенно о сыне.
- Хорошо. Спасибо, родная моя. Я подумаю…
Полгода спустя. Терра. Каэтана, вцепившись в поручни ограждения рубки, широко распахнутыми, полными детского безудержного восторга глазами вглядывалась в океанскую даль, вскипающую гребнями бесконечных волн, уходящих за горизонт… « Аврора» медленно шла над водой в бреющем полете, лишь иногда слегка срезая особенно высоко всплеснувшую волну, и тогда каскад брызг шумно обрушивался на открытую палубу тяжелой дисковидной «тарелки», какой являлся военный корабль межзвездного класса. Но м-м де Куалю только повизгивала от неожиданности, повернутой к солнцу ладошкой заслоняясь от радуги водяной пыли. На ее тонких запястьях рдели гранатовые браслеты, подарок Куалю к ее первому дню рождения на Терре. А вот проколоть мочки ушей ей не удалось, в этом вопросе Куалю оказался непреклонен, за уговорами и поцелуями заставив отказаться от этой аборигенской моды, подсмотренной ею при поездке в Атлантису. Полотнище туники цвета утренней зари, заколотой на плече такой же брошью, что и браслеты, крыльями билось за ее спиной. Теплый ветер налетал резкими порывами, и командор, с тревогой поглядывая на жену, казалось, забывшую обо всем, уже не раз порывался опустить защитный прозрачный купол. И останавливал себя, понимая, что такого удовольствия от встречи с морем лишать ее нельзя. Эти мгновения останутся в ее памяти навсегда…
Можно ли быть таким счастливым?.. Куалю задавался этим вопросом всякий раз, когда глядел на Кэти. Он согласен был звать ее этим именем, даже так, как звал на аргосский манер свою дочку его неунывающий шурин, но не мог называть ее именем матери. Разумом понимая, что пройдет совсем немного времени, и в их с Каэтаной ребенке он будет видеть дорогие черты, он не мог привыкнуть к тому, что ее уже нет… И благодарность девочке, переупрямившей и павшую духом, едва не растворившуюся навсегда в Долине вечных снов командоршу, и комиссию Итэн, не желавшую такого риска, не знала границ в его сердце. Вопреки всем прогнозам, здоровье Кэти не внушало ни малейших опасений, оставалось только ждать. И сейчас, в общем нарушая все инструкции, он бросал к ее ногам весь мир, над которым был хозяином. Достаточно было одного залпа крейсера, чтобы мир этот покачнулся в дыму пожарищ, а после вообще исчез со всех навигационных карт. Заглядывая в эти сияющие восторгом глаза, он мог бы поклясться, что в этой юной душе горит то же извечное пламя, что во все времена гнало по просторам Вселенной неугомонное племя разбойников и пиратов, которых сумела приручить только Империя… Только приручить, но никак не покорить и не связать…
Куалю чуть заметно кивнул вечному старпому, и Барнейль, понимающе усмехнувшись, начал набор высоты. Защитный купол автоматически накрыл рубку, и морская гладь в считанные секунды осталась далеко внизу, а небо из синего сделалось черным… Запрокинув голову, Каэтана смотрела на звезды так, как будто так давно их не видела, что вот сейчас же бросится, забыв про все, в эту сверкающую алмазами бездну, и ничто ее не остановит… Ничто…
Командор мягко положил руки ей на плечи, наклонился к самому уху:
- Нравится?..
Каэтана, онемевшая от восхищения, только пристально смотрела в звездный купол, не обращая внимания на улыбающиеся лица офицеров экипажа… Было в ее радости что-то такое, что хотя бы однажды испытал любой из них, что говорило каждому из присутствующих, что она такая же, как и они, только волею случая рожденная женщиной. Прелестной молоденькой женщиной, готовой без особых раздумий взяться за штурвал, и так же, не долго думая, при необходимости отдать команду залпа… Внучка командора, дочь командора, жена командора… сеньора Альбирео.
Терра. Сентябрь. - Эй, эй... - Энди резко толкнул локтем зашедшегося в сонном крике молодого командора с разбитой прямым попаданием "Дианы", по тревоге не успевшей даже отойти от пирса. Налет на базу Гипербирео своих же кораблей планетарного прикрытия, переметнувшихся на сторону мятежников, был настолько чудовищным предательством, что ни у кого из уцелевших бойцов уже не оставалось сомнений – на такой шаг могла толкнуть только тотальная, все расширяющаяся эпидемия сумасшествия. Но недельный переход через недавно мирные, приветливые места, теперь объятые пожарами и всеобщей резней и мародерством среди потерявших управляемость жителей Гипербирео, был сам по себе способен свихнуть людей, до того видевших войну лишь посредством мониторов дистанционных систем, и уничтожавших противника нажатием кнопок. В этой наземной войне не было ни красоты битв, ни мощи воинского искусства. И не было смысла. Одна бесконечная боль непонимания и ярости… В полной темноте хриплый вопль глухо прокатился под узкими сводами пещеры, не просыпаясь, Антвер отчаянно выругался и повернулся на бок, натягивая край плаща на голову. Ледяной сквозняк задувал снаружи по глубокому коридору штольни, от этого страшного холода спасения не было... Старый проводник- саам привел их сюда под покровом ночи, остатки экипажей гипербирейской эскадры, вышедшей в свой последний, сухопутный рейд.
Они шли к терминалу космопорта. Больше идти было и некуда. То, что творилось вокруг наяву, было хуже любого кошмара, так что если бы Энди не боялся, что проснется малышка Из, он бы не стал вмешиваться...
- Док... – сквозь сонное бормотание и храп спящих вповалку экипажей, Куалю окликнул его чуть слышно. Энди осторожно, чтобы не наступить в темноте на чью-то ногу или голову, пошел на жидкий лучик затененного ладонью фонаря.
- Да, экселенс.
- Энди... - командор эскадры держал на руках свою двухлетнюю дочку, чей хрупкий полусон-полузабытье в любой момент мог прерваться и перейти в болезненный бесконечный тоненький плач. - Она вся горит...
Энди коснулся маленькой пылающей жаром ручки, вцепившейся даже во сне в свою единственную уцелевшую игрушку - пластикового попугайчика.
- Завтра мы будем на месте, Эд... Если мы не сумеем прорваться и захватить Сейд, грош нам цена. Мы вскроем портал и выкинем из этой чертовой ловушки хотя бы их... - Энди кивнул по очереди на девочку и свернувшуюся калачиком Каэтану. Командор перевел взгляд на жену, и только отрешенно покачал головой.
- Нет, Энди... Не хотел тебе говорить. Футона больше нет... Рой каменных осколков, Энди! И на Марсе... разбита система жизнеобеспечения, полностью. Мои сыновья сгорели вместе со всеми. Сестра, шурин... Все... - Куалю едва шевелил губами, чтобы не услышала жена, но она спала так глубоко, что сон этот более был похож на летаргию, даже дыхания не было слышно. - Терра на очереди. Карательную экспедицию метрополии не остановить... Если не успеем взорвать приводящий маяк, это конец.
Корабельный док почувствовал, как по спине вдруг побежал неукротимый озноб. Голова отказывалась вмещать навалившийся ужас. - За что? За что с нами так жестоко? Здесь все больны, нужно лечить, а не уничтожать!
- Из-за мятежа Атлантиды никто на Денебе не хочет ничего слушать. Сложить оружие,.. развоплощение и карантин... Энди, ты же знаешь, взрослые выдержат, но для малышей это... это гибель полей... А про аборигенов и речи нет. Зачистка полевой грязи!..
Энди обхватил голову руками. Его семья была здесь, он прижил от местной женщины целый выводок, настолько похожий на него не только внешне, что язык не поворачивался считать их полукровками...
- Энди, прошу тебя... Возьми с собой Лиз, и уходи. Твоя жена примет ее, я знаю... Прошу тебя! Пока не проснулась Кэти. Энди... Нам всем больше не нужен врач, незачем вести тебя на смерть. Не заставляй меня приказывать тебе. - бесцветный, ровный голос командора впивался в мозг. Что такое подрыв силовой установки, питающей терминал, корабельный медик представлял даже лучше самого командора. От всего отряда останутся лишь клочки полей, которые некому будет собирать и сращивать, потому что на мили вокруг тоже не будет ничего и никого, ни охраны космопорта, нагнанной из Атлантиса, ни города и его обезумевших от страха жителей, ни дикарей, ни их оленей, ни скал... Кроме него и девочки? Кроме них двоих...
Он молча встал, тихо поправил снаряжение, нашарил свой вещмешок, скользнул к выходу. Следом за ним вышел во тьму Куалю. Энди отвел полу плаща, пристраивая на груди спящего ребенка.
- Спасибо, Энди. - с огромным облегчением прошептал Куалю. - Не поминайте нас лихом.
Он попытался коснуться на прощанье русых, пушистых завитков, выбившихся из-под капора Элизы, рука его дернулась и тут же растерянно опустилась. - Я боюсь ее разбудить... -виновато улыбнулся он.
Моцарт. Реквием. « Не вижу… Я ничего не вижу… Ничего…» Нет, она молчит, да и через шлем все равно слов не разобрать, даже если и шевелятся ее обожженные губы. Барнейль едва слышит ее. Бесконечный путь туда, где на вершине горы развернут купол защиты над крестом маяка. Полусфера мерцает в дыму, поднимающемуся из долины. Пока внизу видны всполохи, бой еще идет. Барнейль приостановился на площадке лестницы, переводя дыхание, перехватил поудобнее обвисшую на его руках Каэтану, и прибавил шаг уже из последних сил…
-Ренэ…
Зачем только он пустил их. Знал, что придут? Знал, как и то, с кем ведет отчаянную перестрелку охрана терминала. Уже с полчаса не находил себе места, как только понял, что сестра попала под луч. Этот беззвучный крик ни с чем не спутать… Ему ли не знать, как кричит эфир, десятками глосов, призывами , проклятиями, мольбой, когда взрывается система защиты и «Радуга» отрабатывает по утратившему экран объекту. Это война. Но этот родной голос…
- Ренэ… Мамы больше нет. Мальчиков тоже… Марс горит… И здесь ничего не будет. Подлетное время… подлетное время… Сделай что-нибудь… ты можешь, ты всегда был богом… - чуть слышный бесцветный шелест ее мыслей, уже не мыслей , обрывков…
Нет, только не смотреть на нее. Потому что лица почти нет, один кровавый волдырь через лоб на нежную щеку и запах горелых волос.
Барнейль тихо пожал ее ручку. – Мы вернемся за тобой, Катрин… Дождись. И ничего не бойся. Сюда мы не пустим никого.
*****************
Приложение :Прослушать Концерт для фортепиано с оркестром №23 ля мажор.
Adagio здесь или тут скачать
