...Ее душа, как свет необычайный,
как белый блеск за дивными дверьми,
меня влечет. Войди, художник тайный,
и кисть возьми.
Изобрази цветную вереницу
волшебных птиц, огнисто распиши
всю белую, безмолвную светлицу
ее души.
Возьми на кисть росинки с розы чайной
и красный сок раскрывшейся зари.
Войди, любовь, войди, художник тайный,
мечтай, твори.
Владимир Набоков
******
- NN ?... Энн?..
Нет, она не помнила, как ее зовут… И не помнила, чтобы ее об этом расспрашивали, иначе бы откуда вместо имени и фамилии появилось эта запись в карте.
Она ничего не помнила.
Изжелта- бледное личико дрогнуло в слабой гримасе страдания, и снова равнодушно разгладилось. Она слышала их голоса, но не было сил, ни шевельнуться, ни позвать. Даже приоткрыть глаза – сил не было. И желания тоже. Никаких желаний.
Тело, своей настоящей жизнью более обязанное врачам, чем родителям, едва приняло такую же девственно чистую душу, норовя отторгнуть ее в любой момент.
Представляя собой нечто среднее между Спящей царевной и Снегурочкой, она снова погрузилась в забытье. Остаточное свечение для аборигенного поля все еще оставалось слишком сильным.
- Гибернация закончена. Мы сделали все, что могли. Переводим к вам? Или вниз?
Повисла невеселая пауза, и никто не стремился высказать свое мнение, потому что не получалось принять решения, адекватного сложившейся ситуации.
Да, было бы правильно отправить пациентку «вниз», в клинику, хорошую столичную гражданскую клинику, пусть даже в Сидонии. Но сейчас никто не мог поручиться, что именно в памяти утрачено безвозвратно, а что, наоборот, приобретено в результате микса, и может неожиданно всплыть в любой момент.
Перестраховаться и довести ее до состояния «овоща», так, чтобы иной судьбы, чем пожизненное содержание в интернате, для нее не предполагалось, это пока еще было за пределами профессиональной этики.
- Не торопитесь…
В отличие от персонала госпитального отделения гибернации, зав. сектором подбора пар был в курсе, по чьей протекции попала к ним эта девушка.
Правда, у него не особо укладывалось в голове, откуда у нее такие знакомства, однако доискиваться причин он не рискнул. Мало ли кто мог оказаться виновником ее страданий.
Но забирать к себе ее он не спешил. Сейчас в его секторе некому было заниматься коррекцией и перезаписью ее памяти.
В такой же сон была экстренно погружена еще одна девочка, игравшая в Иллюзионе, и все крутились вокруг нее.
Сначала юная невеста узнала , что ее свадьба дело решенное, а через несколько часов, когда она уже готовилась к отъезду домой, пришло известие, что человек , предназначенный ей в мужья, погиб.
Самое неприятное заключалось в том, что она отчаянно отказывалась отдать память о своих чувствах, вплоть до того момента, пока глава Итэн не был вынужден запросить родительскую помощь, и не вмешался ее отец, потребовавший немедленного устранения травмирующих игровых эмоций.
Все вместе это создало настолько тягостную атмосферу в пансионе, что никакие уговоры воспитателей не помогали. Девушки, находившиеся на финальном этапе своих игр, и уже определившиеся с выбором, успели осознать весь ужас произошедшего с их подругой, и сейчас, всхлипывая или плача в голос, пересказывали друг другу фронтовые сводки из выпусков новостей, замирая от страха уже за свою судьбу.
Этому морю слез, чтобы окончательно выйти из берегов, не хватало только соприкосновения с подлинным несчастьем, пусть совсем другим по природе , но отличавшимся по горечи утраты в еще более худшую сторону.
Укрыть новенькую, оградив от естественного девичьего любопытства, технически не представлялось возможным, а реабилитационный период не мог закончиться слишком быстро, если методично проделывать все, что требовалось в таком случае, включая тестирование качества склеек памяти на игровом пространстве планшета.
Плюс время на переналадку оборудования под один- единственный случай, с которым они неожиданно столкнулись на таком уровне заинтересованности.
Так что, вполне понимая, что дальнейшие попытки отвертеться от поручения кардинал- начмеда чреваты непредсказуемыми последствиями, заведующий сектором Итэн всячески тянул время, в надежде, что его здравому смыслу придет на помощь какая –нибудь подходящая инструкция.
- Как ее имя?
Зав. отделением гибернации, глянув на свою снегурочку и прикидывая, куда бы ее определить, чтобы не занимать блок, потому что оборудование могло потребоваться в любой момент кому-то еще, только пожал плечами, этот вопрос волновал его в последнюю очередь.
- Хорошо, пусть будет пока Анна…
****
Не надо лилий мне,
Невинных белых лилий,
Не тронутых судьбой и выросших в глуши.
Добытые людьми, они всегда хранили
Холодную любовь и замкнутость души.
Хочу я алых роз, хочу я роз влюбленных,
Хочу я утопать в душистом полусне.
В их мягких лепестках, любовью упоенных,
В их нежности живой, в их шелковом огне.
Что лилия пред ней, пред розой темно-алой,
Ведь розу я любил, и вся она моя,
Она мне отдалась, любила и страдала,
Она моя навек, а лилия - ничья...
Владимир Набоков
***********
- Он жив.
- Катрин… Опомнись… Если с астромариной все так, как мне рассказали, это невозможно.
- …Он жив… Я люблю его. Папа, не надо меня мучить…
Слезинки повисали на кончиках длинных густых ресниц, не проливаясь. Она уже поняла, что ее единственная защита – самообладание. Поэтому с того момента , когда ее вывели из лечебной гибернации, плакать она себе не позволяла даже в присутствии родни.
Прошло около двух месяцев после исчезновения Stella maris. Астромарину официально признали погибшей, для этого было достаточно оснований.
Будучи всего лишь эпизодом в круговерти звездной войны, эта потеря так и осталось бы одной из многих, растворившись в череде несчастий, обрушенных на веганский космофлот.
Stella maris неизбежно была бы забыта среди новых забот, если бы не упорство девочки, второй месяц ведущей неравный бой с теми, кто умел и впечатать, и стереть и не такие иллюзии, потому что, пытаясь замять скандал, специалисты Итэн подтянули подмогу из смежных секторов.
Кто и в какой момент потерял чувство грани допустимого вмешательства, сейчас было уже не важно.
Не действовали ни обещания, ни посулы наяву, казалось, не действовало даже оборудование, способное спеленать любого матерого странника, не то что малышку из сектора Итен.
Погружение, транс.
- …Он жив…
Повтор, стирание, сон, долгий, без сновидений сон.
- … Я люблю его… Он жив…
С ней никто не спорил, но глухое раздражение, нарастающее от бессилия что либо изменить вопреки ее воле, давно заместило сочувствие ее несчастью.
Она слабела на глазах.
Наконец их терпение иссякло.
-Катрин… Еще немного, и ты попадешь в Долину. Тебе всего семнадцать, подумай о себе. Ты выйдешь замуж за другого, это же был всего лишь сон, игра, вы ведь даже не встречались в жизни… Катрин, Катрин, ты никогда его не видела в подлинном облике… Хорошо. Ты его видела, один или два раза, он когда -то бывал в вашем доме, на балу, ну а ты где была? Правильно, сидела вместе с сестрами в детской… Пойми, он –то … Он о тебе не думал! До решения комиссии – он о тебе даже не знал. Не догадывался, что это ты. И играл за него компьютер. И только финал он озвучивал сам. И если бы он не назвал себя, он так и остался бы навсегда под игровым псевдонимом...
- Я люблю его…
- Катрин… чего ты хочешь? Ведь тебя объявят безумной.
- Разве вы сможете у меня отнять что-то еще? Сделать больнее, чем есть?
- Сможем. Ты не пойдешь учиться, ты не выйдешь замуж, но когда ты сама избавишься от наваждения – будет поздно.
Потому, что сейчас ты требуешь от нас признать, что твой жених предатель. Государственный изменник. И не он один. Даже командору невозможно угнать астромарину в одиночку…
Ужас в ее темных глазищах, и растерянность…
"Ну же, давай, хотя бы включи инстинкт самосохранения, ведь если твой бред правда, то так оно и есть…"
- Этого не может быть. Никогда!
Вот как,.. она просто не смогла сразу найти достойных слов, чтобы отвести навет… Слишком сложно для девчонки.
- Почему?
Впрочем, об этом ее бесполезно спрашивать, это совсем другое, иррациональное, оно идет из таких глубин прошлого, куда многим из них никогда не попасть.
Что такое сеньоры древних линий, можно лишь почувствовать, соприкоснувшись с этой решимостью бесстрашно вспыхнувших глаз. Эти не становятся, эти уже рождаются командорами…
Нет, игры кончились … Если дать ей упорствовать дальше, она взбаламутит весь флот.
- Откажись... Мы можем помочь тебе все забыть… Вот увидишь, тебе сразу станет легче.
- Нет.
- Но почему?
Теперь уже она обвела их взглядом, в котором легко читалась какая –то обидная жалость, как будто это не она, а уважаемые ученые мужи от психологии и психиатрии навсегда лишились рассудка.
« Пока тебе больно – я жив.»
******
В хрустальный шар заключены мы были,
И мимо звезд летели мы с тобой,
Стремительно, безмолвно мы скользили
Из блеска в блеск блаженно-голубой.
И не было ни прошлого, ни цели;
Нас вечности восторг соединил;
По небесам, обнявшись, мы летели,
Ослеплены улыбками светил.
Но чей-то вздох разбил наш шар хрустальный,
Остановил наш огненный порыв,
И поцелуй прервал наш безначальный,
И в пленный мир нас бросил, разлучив.
И на земле мы многое забыли:
Лишь изредка воспомнится во сне
И трепет наш, и трепет звездной пыли,
И чудный гул, дрожавший в вышине.
Хоть мы грустим и радуемся розно,
Твое лицо, средь всех прекрасных лиц,
Могу узнать по этой пыли звездной,
Оставшейся на кончиках ресниц...
Владимир Набоков
******
От Марты не осталось даже имени.
И глазки ее, серо- голубые от рождения, стали отливать какой –то непонятной зеленцой. Взор, потерянный и выболевший, струился как будто сквозь окружавшее ее незнакомое пространство, и только где –то в глубине зрачков затаилось нечто, выдававшее очень внимательному наблюдателю ту внутреннюю сосредоточенность, которая позволяла надеяться на постепенное и мучительное возвращение к людям.
Дни шли за днями, она кочевала по Иллюзиону из сектора в сектор, и в каждом находились «добрые феи», к своей основной работе добавлявшие что-то, что могло ей помочь в дальнейшей жизни.
Убрать веснушки, чуть- чуть подправить линию носа, форму ногтей…
К мелочам косметологии добавлялись более щедрые дары. Особенно когда выяснилось, что обучаемость не только не пострадала, но наоборот, память, очищенная от прежней жизни, цепко вбирала все новое.
Неизменной оставалась только отзывчивость сердца.
Так получилось, что вместо того, чтобы заниматься собой в то свободное время, которое остальные девушки тратили на болтовню, танцы и походы по гостям в студенческий и школьный тренажер, она обычно оказывалась там, где ее и не должно было быть, в отсеках госпитального сектора, безошибочно угадывая тех, кому именно сейчас было так необходимо сопереживание и щедрое тепло живой души, которое пунктуальная забота роботов заменить не могла.
Каким –то образом она стала ощущать, где она нужна более всего, и шла на этот беззвучный зов, чтобы молча просидеть полночи рядом с кем-то беспомощным, просто держа за руку и не отпуская, не давая соскользнуть в беспросветное отчаяние на самом краешке небытия.
Она чувствовала, когда нужно было немедленно звать на помощь, раньше всех датчиков. Поначалу не понимавшие этой ее тревожной готовности, замотанные и усталые врачи пытались отмахнуться от ее настойчивых просьб, но быстро заметили, что это «белое привидение» приходит на удивление вовремя.
Наконец, привыкший к ней медперсонал, по умолчанию переведя ее из своих бывших пациентов в волонтеры, не сговариваясь, принял в свой коллектив, и перестал замечать, как если бы она была одной из «нянь»- андроидов, в чьей надежности не сомневался никто.
**********
Они столкнулись в переходе между отделениями, и занятый своими мыслями, кардинал –начмед, скорее всего даже не обратил бы внимания на тоненькую девушку в униформе, машинально кивнув в ответ на приветствие, прошел бы мимо, если бы не почувствовал затылком, что она, обернувшись, замерла, и пристально смотрит ему вслед.
- Что-то случилось?
- Извините… - она смешалась, не зная как объяснить свою неожиданную смелость. – Я помню ваше лицо… Единственное, что я отчетливо помню… И не знаю, почему.
- Марта?
Она удивленно покачала головой.
- Меня зовут Энн…
- Неважно… - да, он ее узнал, но, в свою очередь, был очень удивлен. И самой встречей, и ее свежим личиком, мало похожим на то, заплаканное, которое он видел тогда, второпях и, в общем, мельком, и которое он , наконец, припомнил.
Но сейчас оно тихо светилось изнутри какой-то не совсем понятной ему радостью, как будто выписанное заново искусной кистью, придавшей чертам несвойственную аборигенам неброскую красоту и даже утонченность…
– Что ты здесь делаешь? - впервые он улыбнулся, одними глазами, примерно представляя ее ответ. Точнее, уловив, как она мысленно старается подобрать слова, чтобы правильно объяснить свое побуждение.
– Да, я уже слышал, что здесь завелся ангел. Но не предполагал, что это можешь быть ты… Благодарю.
Она снова смутилась, порозовев от неожиданной похвалы, и опять, преодолев робость, вопросительно и прямо взглянула на него, в надежде, что он поможет ей вспомнить что-то очень важное.
- Не надо, сейчас тебе не следует этого помнить. Потом я обязательно расскажу тебе, как мы успели познакомиться…
- Спасибо.
Она даже не усомнилась, что кардинал- начмед непременно это сделает. Это было видно по ее взгляду, в котором и сейчас не читалось ничего, кроме полного доверия его словам, и готовности ждать, сколько потребуется.
- Я хочу быть полезной, хоть чем-нибудь…
- Хорошо. Есть место, где ты нужнее, чем здесь. Пойдем, я покажу тебе инкубатор. Остальное решишь сама.
Источник: Is.
Рейтинг публикации:
|
