Речь идет о сливе западным СФОМ (средствам формирования общественного мнения, которые некоторые лица по недопониманию, очевидно, называют средствами массовой информации) стенограммы телефонной беседы американского президента Дональда Трампа со своим украинским коллегой Владимиром Зеленским.

Кому эта утечка добавила очков — история покажет, а пока можно констатировать одно: всякая информация обоюдоостра. Травмировать она способна не только объект, против которого направлена, но и того, кто ее запускает в СМИ (извините, СФОМ, конечно). Под ударом в результате акта «политики полной прозрачности государственной тайны» оказались сразу несколько персон. Дональду Трампу демократы пообещали импичмент (за оказание давления на президента другой страны). Трамп в свою очередь вывел Джо Байдена в категорию лиц, не избираемых в президенты (за оказание давления на генпрокурора независимого государства) и намекнул, что неплохо было бы главу комитета палаты представителей Конгресса по разведке Адама Шиффа арестовать по подозрению в госизмене (именно Шифф слил в прессу стенограмму). Хуже всех в этой ситуации пришлось молодому украинскому лидеру — его выставили клоуном. Впрочем, учитывая артистическое прошлое г-на Зеленского, ему к этому не привыкать. Выживет.

Американская общественность из числа сторонников Демократической партии, вдохновившись результатами утечки, решила развить успех и добиться публикации содержания всех разговоров, состоявшихся между Дональдом Трампом и Владимиром Путиным, а мировые СМИ бросились выяснять, насколько это вообще реально и какая практика прослушивания (или непрослушивания) разговоров первых лиц государств в мире существует.

Сразу оговоримся, речь пойдет об официальной позиции каждой из нижеперечисленных стран. Поэтому о нелегальной прослушке Ангелы Меркель американским Агентством национальной безопасности — ни слова.

Россия

«Как и США, Россия записывает все переговоры Путина с международными лидерами. Кремль хочет, чтобы стенограммы звонков президента Владимира Путина и Дональда Трампа оставались конфиденциальными», — сообщает московский корреспондент испанской El País Мария Саукильо.

«В Кремле надеются, что, по словам Дмитрия Пескова, в двусторонних отношениях США — РФ достаточно серьезных проблем, которые не следует предавать гласности», пишет журналистка, давая понять, что и Вашингтон не настроен снимать гриф секретности с телефонных переговоров первых лиц.

Обслуживанием телефонных разговоров президента России занимается Служба специальной связи и информации Федеральной службы охраны Российской Федерации — структурное подразделение ФСО России, обеспечивающее правительственную связь. (El País приписывает Спецсвязь к ФСБ. — Ред.). В разговоре, по словам анонимного источника газеты «Московский комсомолец», обязательно принимает участие переводчик, который может и «не звучать» реально в беседе, если оба высоких переговаривающихся лица хорошо знают язык, на котором ведется беседа. Наготове всегда и инженер связи — он часть президентской команды. Пишется все, но корреспонденты не знают, ведется ли только аудиозапись, стенограмма или и то и другое вместе. Записанные разговоры считаются государственной тайной. Саукильо утверждает, что «когда-то Россия угрожала опубликовать один из таких разговоров», но не пишет, какой именно, с кем и когда состоявшийся.

Франция

Беседы президента с лидерами других государств фиксируются в записях его дипломатических советников. Однако не все разговоры и не всегда записываются. Каков принцип отбора «здесь писать — здесь не писать», неизвестно. Президентские документы передаются в архивы после окончания срока нахождения конкретного лица на высшем посту, и с этого момента они хранятся в секрете в течение 25 лет. Период секретности может быть расширен до 50 лет в случае, если это затрагивает жизненно важные интересы государства.

Италия

Переговоры, проводимые премьер-министром страны с другими главами государств, проходят через дипломатический офис Дворца Чиги, резиденции правительства. Как сообщил в беседе с испанским журналистом Даниэлем Верду неназванный «бывший глава кабинета», «всегда есть кто-то, кто их слушает». «Некоторые беседы ведутся через защищенную линию, другие нет», — добавляет он. Разговоры обычно записываются и архивируются. Они не являются публичными. И будут раскрыты только в случае запроса судьи, но даже и в этом случае не обязательно, что они станут доступными всему обществу.

В Квиринальском дворце (резиденции президента Италии) все обстоит по-другому. Разговоры нынешнего главы государства Серджо Матареллы никогда не записываются.

Германия

Телефонные разговоры канцлера Ангелы Меркель, по утверждению журналистки Аны Карбахосы, не записываются и не регистрируются. Но люди, близкие к фрау канцлерин, с которыми она советуется при принятии решения, могут слушать некоторые ее разговоры. В каждом конкретном случае, когда Меркель считает, что ей потребуется обмен мнениями с кем-то из своих помощников, она должна дать на прослушивание разговора (переговоров) персональное разрешение. После разговоров Меркель обсуждает с руководством МИДа, какая часть беседы может быть предана гласности, а что останется недоступным для публики и будет признано «внутренними процедурными вопросами».

Немецкие спецслужбы не являются составной частью этой небольшой группы. Федеральная служба защиты конституции Германии (BfV) через своего пресс-секретаря не устает напоминать СМИ: «Мы не слушаем никаких разговоров канцлера Меркель» и так же регулярно напоминают, что «конфиденциальность сообщений защищена статьей 10 Конституции Германии».

«В Германии коммуникации очень, очень защищены. Здесь было бы невозможно (прослушать)», — цитирует пресс-секретаря упомянутое выше испанское издание, забывая, видимо, о недавнем скандале с АНБ. — Только в очень исключительных случаях, например, высокой степени угрозы террористического акта может быть создана специальная правительственная комиссия, которая предоставит, возможно, не полный, а лишь ограниченный доступ к содержанию переговоров. Это подразумевает очень сложную процедуру».

Испания

В субботу, 11 ноября 1989 года, испанский премьер Фелипе Гонсалес пригласил во Дворец Монклоа (резиденция испанского правительства) своего главного дипломатического советника Хуана Антонио Яньеса. Вместе с ним Гонсалес подготовил разговор, который он собирался провести с канцлером Германии Гельмутом Колем, первый после падения Берлинской стены. Яньес прекрасно помнит сообщения, которые тогда Гонсалес передал Колю: «Когда народ поднимается на борьбу, его уже не остановить», «Будьте уверены, что Испания будет с вами в этот критический момент» и «Все это должно быть сделано в рамках европейских традиций». Испанская поддержка объединения Германии, воплощенная в этом разговоре, подчеркивают некоторые эксперты, имела решающее значение для Берлина. Хотя большинство склоняется к мнению, что Мадриду это было нужнее: за свою лояльность он рассчитывал получить от Германии ответную любезность в виде поддержки позиции Испании в каких-либо ключевых для пиренейского королевства дебатах на уровне руководства ЕС.

В то время не было мобильных телефонов, и технические средства были очень ограничены — Янес или другой сотрудник МИДа по приглашению Гонсалеса часто посещали премьера с иностранными лидерами и впоследствии подробно останавливался на содержании их бесед, создавая документы для служебного пользования.

Такая процедура реализовывалась при условии, что это был запланированный разговор. Но иногда случались неожиданные звонки или коллеги беспокоили в неурочные часы — особенно этим грешили американцы, не учитывавшие разницу во времени между Вашингтоном и Мадридом. В этих случаях один из помощников премьера должен был принять решение, заслуживает ли вопрос, по которому звонят из-за океана, того, чтобы разбудить испанского лидера.

Анонимный бывший член кабинета предпоследнего испанского премьера Мариано Рахоя говорит, что «беседы главы правительства с зарубежными коллегами готовились работниками дипведомства. Повестка дня заранее согласовывалась, однако во время разговора Рахой, как правило, запирался в своем кабинете, не имея другого свидетеля, кроме переводчика. Но и тот находился в соседней комнате». По словам того же источника, «никто не слушал и не записывал разговор по решению премьера — тот считал запись неуважением по отношению к собеседнику. Сам же Рахой делал пометки и записи, а затем диктовал их службам, которые готовили отчет».

Источники, близкие к правительству, возглавляемому Педро Санчесом, утверждают, что «до сих пор не существует протокола, как вести себя с такого рода разговорами». Звонки планируются, записи о времени проведения разговоров появляются в ежедневнике премьера, однако содержание беседы остается «за кадром». Не уточняются также, записывает ли кто-либо телефонные разговоры и слушает ли их вообще. И если да, то в какой форме сохраняется содержание — аудио или письменной.

В любой развитой стране разговоры президента из его официальной канцелярии и с иностранными лидерами являются предметом отчета, который включается в файл председателя правительства. В Испании, однако, премьеры не признают существования этих документов или относятся к ним так, как будто они принадлежат им. Хосе Мария Аснар, например, удалил компьютерные файлы Монклоа, когда ушел из власти. Хосе Луис Родригес Сапатеро изъял из архивов письмо от Европейского центрального банка, в котором ЕЦБ в 2011 году призывал главу Испании внести коррективы в экономику. Сапатеро письмо потребовалось для публикации в своих мемуарах.

Как видим, единого мнения относительно того, считать или не считать телефонные переговоры на государственном уровне тайной, не существует. А существующие правила могут меняться в зависимости от приходящих во власть людей. Но, похоже, остается стопроцентно верным совет с советских плакатов предвоенного времени: «Не болтай по телефону! Болтун — находка для шпиона!» В наш высокотехнологичный век этот совет особенно актуален.