О хамстве, доброте и бегстве от успеха: три заграничных урока

Три года назад я поступила в магистратуру университета Джорджтаун (Вашингтон) — выдержала конкурс и получила стипендию, на которую жила все это время в Америке. Вернее, мы жили на нее втроем: я отправилась за границу вместе с мужем и четырехлетней дочерью. Я изучала там вопросы социальной политики и психологии на базе лаборатории «культура и эмоции».

Темы, которые я исследовала, были связаны с психологией эмоций, культурной и социальной психологией и психологией личности. Так что размышления, которыми я хочу поделиться, связаны именно с этими сторонами жизни.

Это была моя первая поездка в США, да и вообще в иноязычную среду, и я была готова к тому, что мне придется пересмотреть привычные способы поведения. Я смутно понимала, что в какой-то момент обнаружу себя растерянной, неловкой, задающей слишком много вопросов. Буду иногда выглядеть глупо и даже делать смешные ошибки этикета — например, закидывать ноги на соседний стул, а потом узнавать у улыбающихся коллег, что в столичном университете ученые так не делают.

Но я никак не предполагала, что могу вести себя крайне нахально. Например, однажды на меня накричала женщина. Она придерживала дверь в магазин, чтобы пройти туда с коляской. А я, вместо того, чтобы помочь ей, проскользнула в дверь сама. Если бы я не считала такое поведение хамским, я бы, может, и не обратила внимание на этот эпизод. А тут всерьез задумалась.

Для нас естественно считать хамом того, кто ведет себя грубо и бессовестно: мы замечаем эту бесцеремонность и быстро делаем вывод о характере человека. Но дело в том, что каждый из нас может иметь свои причины выглядеть нелюбезным в данный конкретный момент. И суждение о характере человека по одному его поступку по меньшей мере поверхностно.

Что же может толкнуть на хамское поведение? Поразмыслив, я поняла, что чувствовала себя настолько некомфортно и перегружено в непривычной обстановке, что хотела быть как можно незаметней — хотела поскорее проскользнуть внутрь и не вступать даже в такое простое взаимодействие, как подержать дверь, улыбнуться и подождать. Без окрика той женщины я бы, может, и не задумалась, в каком утомленном состоянии я на самом деле пребывала.

Сейчас я живу в большом российском городе и все чаще задаю себе вопрос: как себя чувствуют неприветливые люди вокруг? Какие «невидимые» задачи они решают, зная об этом или нет, из-за которых им трудно даже встретиться глазами с окружающими и тем более им улыбнуться? А вдруг такому человеку нужно просто чуть больше понимания и поощрения от меня, местной?

Однажды на занятии по менеджменту мы проходили тренинг: наш класс разделили на восемь групп, каждой команде предстояло коллективно конструировать высокую и устойчивую башню. Группе, в которую я попала, удалось сделать это лучше других.

Все остальные команды хлопали нам, и мне, судя по всему, полагалось изобразить радость или гордость. Но я обнаружила себя окруженной проигравшими людьми, с усталыми и разочарованными лицами, и почувствовала себя скорее одиноко и изолированно, чем празднично.

«Все-таки я не люблю конкуренцию», — подумала я в этот момент. Но избегать ее в университете было нереально. Только со временем, продолжая учиться, я поняла: меня в конкуренции отталкивает отчаяние проигрыша. А в мире, где остаются открытыми много других возможностей, а от тебя не отвернутся из-за неудачи, конкуренция, может, и не худший способ выбирать свой путь. И эта культурная уместность отражается в эмоциях.

Например, если в России агрессия в общении скорее отталкивает, то в США назвать человека агрессивным — сделать ему комплимент. Гордость за свои достижения в российском контексте почти осуждается, а в США эта эмоция — признак благополучного развития. А вот грусть, наоборот, куда более приемлема и даже симпатична («светла») в России и вызывает беспокойство и стеснение у людей в США.

Ни один из этих вариантов не правильный. Я не полюбила конкуренцию, но получила импульс больше думать о присвоении успеха и почему это честно по отношению к самой себе. Когда мы отказываемся от успеха из-за страха высовываться («быть самой умной», например), то это решение понятно, но цена его высока. Ведь именно от неумения признать свои заслуги и достоинства возникает страх самозванца, который мешает самым талантливым из нас.

Когда мы беремся за сложные, но адекватные нам задачи, именно опыт присвоения прошлых успехов помогает с ними справиться. А скромность как преуменьшение своих достижений в прошлом, наоборот, работу осложняет. И что выходит? Избегая побед из нежелания огорчить проигравшего и страха расколоть единство группы, мы, во-первых, жертвуем шансом узнать себя, а во-вторых, вероятно, где-то в душе не уважаем проигравших и самих себя в случае проигрыша.

И то и другое нечестно: ведь я, возможно, действительно хороша в этом; и я способна сама дать себе оценку, даже если судьи по конкретному показателю не поставят высокой оценки.

Вспоминаю первую ночь, которую нам с мужем и дочерью предстояло провести на новом месте, в квартирке, которую мы смогли арендовать после месяца поисков, в не очень комфортных условиях — без света, газа и мобильной связи. Мы в растерянности пытались освоиться, распаковывали вещи.

В этот момент к нам в дверь постучала девочка лет пяти. Незнакомые соседи напротив послали дочь пригласить нас на ужин. Моя собственная дочь тогда наотрез отказалась идти в дом к чужим людям, и мне пришлось с сожалением отказаться и вернуться к сухомятке.

Спустя 15 минут соседская девочка вернулась со стопкой лоточков с горячим ужином для нас. Однако все следующие дни эти соседи вели себя с той же подчеркнутой дистанционной вежливостью, что и остальные незнакомцы, и я, признаюсь, была озадачена. Такие ситуации повторялись потом неоднократно: кто-то пускал нас к себе пожить, кто-то делился своими вещами, помогал по работе…

И речь не об узком круге друзей и даже не о друзьях друзей. Однажды случайный человек, сосед, который проходил мимо и чьего имени я так и не узнала, помог нам вручную перетащить огромный диван, на котором я уже сорвала мышцы, а плюнуть и бросать где попало было нельзя — штраф. Он увидел, что нам трудно, перенес, вытер лоб, улыбнулся и ушел.

Я испытывала ко всем этим людям большую благодарность. И отчасти ожидала, что каждый поступок, который я считаю проявлением доброты и отзываюсь на него благодарностью, должен нас сближать. Но дистанция не менялась! Все эти люди, которые активно помогли, не предлагали этим сближения, а их поступки ни к чему меня не обязывали!

У нас много говорят о том, что в США публичная жизнь добрей, но не душевней. Например, многих раздражает, когда люди приятно улыбаются и при этом не сочувствуют и забывают, «отключаются», как только подходит следующий клиент или следующий сосед, с которым можно перекинуться парой слов. В этой культуре все люди друг для друга — любезный сервис.

Тебе легко быть приветливым, когда ты ждешь того же — и в итоге все в облаке приветливости, все в выигрыше. Но это не ощущается как личная доброта — именно из-за повсеместности. В общем, не надо быть и добрым, чтобы помогать, если знаешь, что подобную помощь получишь и сам. Помощь из вежливости также хороша и нужна, как помощь из сочувствия.

Именно так и работает ценность универсализма. Она о том, что у всех есть общая цель — жить в мире, где есть справедливость и солидарность, а страдание и тяготы не должны попирать человеческое достоинство. Помощь друг другу — своего рода налог, который все согласны платить, чтобы публичное пространство оставалось приветливым для каждого. Спустя какое-то время я и сама смогла чувствовать себя источником помощи, приглашать людей и укреплять связи на новом месте.

Для меня оказать помощь — это все еще немного выделить человека. И все же граница между помощью и вежливостью как-то стерлась. Ведь сама я вместе с крышей над головой или горячим ужином получала от незнакомцев важное послание о том, что меня и мои ограничения видно «и так», и что мне не надо иметь какой-то веской причины, чтобы получить помощь.

Не так важно, кто у кого остановится, как важно то, что мы все хотим жить в мире, где людям вообще комфортно, в этом мы равны и способны друг друга поддержать. Конечно, это опыт благополучного и небедного района США, но я и сравниваю его с благополучным и небедным районом родной Москвы, в котором выросла и долго жила.

Вернувшись этим летом, я испытала большое вдохновение повторить этот опыт уже в своей стране — всеми способами поддерживать среду, где люди друг друга видят. Я не могу быть спасительницей для каждого, но точно могу считать своей нормой замечать хорошие инициативы соседей, поздравлять и благодарить их, соглашаться и подбирать уважительные слова, даже не соглашаясь с ними.

Сейчас мне верится, что чем больше у нас искренней вежливости друг к другу, тем более питательной почвой для добра становится наша среда.

http://www.psychologies.ru/sto...