Андрей Кочетков — самарский историк и
журналист, бывший главный редактор интернет-журнала «Другой город». «Том
Сойер фест», запущенный им в защиту исторической городской среды в 2015
году, быстро завоевал популярность и уже шагнул за пределы Самарской
области. Андрей Кочетков рассказал «РР», за что он полюбил «старую»
Самару, чем отличаются жители от горожан и почему его фестиваль
получился таким успешным
Теряем небо
Как все началось?
Я убежденный пешеход и очень люблю гулять пешком. Однажды в детстве
папа провел меня по историческому центру города. Мы смотрели на
наличники, резьбу старых домиков, на фасады. Я полюбил эту
среду, потому что она гуманная: это пространство, которое соразмерно
человеку, оно не давит. Очень хорошее место для пешеходов —
часто меняются фасады, узоры, украшения на домах — это создает ритм
прогулки по городской улице. Чего не скажешь о квартальной панельной
современной застройке. Историческая среда — это уникальный
маркер локальной идентичности (наряду с Волгой, например), с которой у
Самары большие п роблемы. Если мы лишимся этой идентичности, город еще
больше потеряет свою ценность для потенциальных жителей.
Важно, что у нас есть небо в центре города. Мы живем в городе с очень
красивым небом, с прекрасными закатами, порой с невероятными картинами
из облаков, у нас достаточно много солнечных дней. Небо для нас —
это очень важно. Когда начинает все застраиваться высотками, небо мы
теряем. Я не противник нового строительства в старом центре. Скорее,
сторонник деликатного отношения к исторической среде. Одна
воткнутая высотка высасывает жизнь из целого квартала. Историческая
среда начинает загибаться, потому что жители сразу теряют
ряд преимуществ, которыми обладали. Начиная с инсоляции (на дома падает
тень от многоэтажного здания) и заканчивая шумными парковками.
Обособленная жизнь двориков на этом завершается.
А что такое, по-вашему, историческая среда?
Нужно отличать памятники и объекты культурного наследия от
исторической среды как таковой. Вокруг памятников еще что-то происходит,
они находятся под охраной, частично реставрируются. Но нужно понимать,
что если около памятника с охранной зоной построить, например, новый
спальный квартал, памятник потеряет 99% своей ценности. Это
как драгоценный антиквариат поставить на пластиковую полку. Мы пытаемся
сохранить ощущение старинного города, которое у нас здесь есть. В других
городах своя специфика. В Казани, например, историческая среда почти
полностью уничтожена. Они цепляются за оставшиеся островки, которые для
них сверхценны. В Самаре другая проблема: остались огромные объемы, но
ни у кого нет реализуемых идей, что с ними делать. Для власти это в
первую очередь ветхое и аварийное жилье, от которого нужно избавиться,
потому что это их головная боль. Уровень эстетического развития, увы, у
чиновников низкий. Когда заводится разговор о сохранении
зон исторического центра, начинается обычная для них история: все
показывают друг на друга пальцем. Облправительство посылает в
мэрию, мэрия — в районные администрации. Депутаты говорят: а что мы
можем сделать? Понятно, что этот процесс может бесконечно идти, пока
центр будет гореть, сноситься и уничтожаться. Для крупных
девелоперов это пустая земля. Они смотрят на нее как на нефтяную
скважину, где живут какие-то туземцы, которых можно быстро согнать. К
счастью, сейчас появляется общественная инициатива, небольшой бизнес,
который в этой среде хочет жить и развиваться.
Авантюра
Как возник «Том Сойер фест»?
Название придумал Андрей Чернов — ученый, математик, урбанист. Мы
давно вынашивали планы заняться восстановлением домов, много проводили
консультаций, звонили в разные города, пытались понять, как все это
можно сделать… И как-то в ноябре, самом ужасном самарском месяце, мы
собрались и решили: надо что-то делать. Андрей сказал: «Давайте хотя бы
заборы красить! Устроим Том Сойер фест!» И у меня эти две вещи сразу
между собой срослись. Название придало правильный п осыл, настроение
всему проекту: это немножко игра, авантюра. Потом начали
выплывать любопытные параллели. Том Сойер, как известно, жил в городе
Санкт-Петер бурге. Действие происходило на Миссисипи, у нас
Волга. Оказалось, что когда жил Марк Твен, по Волге ходил корабль с
названием «Миссисипи».
То есть все началось с покраски?
Да! Мы хотели показать, как могут выглядеть эти дома, если за ними
хоть немного ухаживать. Но первоначальная идея постепенно изменилась.
Мы подумали: а зачем дома красить, если они через три года облезут? М
ожет быть, лучше сделать так, чтобы результат продержался десять лет? И
раз уж взялись за это, то, может, и частично реставрировать?
По какому принципу вы выбираете дома?
Первым был дом № 34 на улице Льва Толстого, который мы выбрали из-за
роскошной резьбы. Он очень печально выглядел, но когда
начали разбираться, поняли, что в порядок все привести довольно легко.
Соседний 36-й дом казался ужасным, но когда срубили
штукатурку советского времени, обнажилась итальянского вида красная
кирпичная кладка. В плане преображения этот дом стал нашим любимцем.
Есть ли аналоги у вашего проекта?
В Томске действовали программы по сохранению деревянного зодчества на
уровнях городской и областной администраций. Это один из немногих
городов в стране, где был накоплен какой-то серьезный опыт: речь идет
уже о сотнях объектов. Они понимали, что и как нужно делать, сколько это
будет стоить, если не воровать. Мы с ними консультировались на
начальных этапах. А сейчас пошла «обраточка»: в этом году они
запускают в Томске «Том Сойер фест», хотят попробовать восстанавливать
историческую среду волонтерскими силами. Есть еще, например,
волонтерское движение по сохранению церквей Русского Севера. Но я о нем
узнал уже после старта нашего феста, в прошлом году.
Вернуть право на город
Как бы вы охарактеризовали ваших волонтеров?
Это горожане в полном смысле этого слова. Люди, которые готовы
отстаивать свои ценности в городской среде и вкладываться в развитие
места своего обитания. А люди, у которых город заканчивается на
входной двери в свою квартиру, — это жители. К счастью, сейчас больше
людей понимает ценность исторической среды.
Легко ли было привлечь таких участников в проект?
Нам было легко, потому что у «Другого города» уже была своя
аудитория. Все, кто интересовался сохранением среды, так или иначе были
вовлечены в нашу повестку. Есть ядро — около двадцати человек. В
основном это люди, которые два лета подряд в ежедневном режиме работали
на объектах. Но мы считаем, что даже если человек пришел на 15 минут и
что-то сделал, это очень важно. Он преодолел барьер, вернул себе право
на город. Человек, который что-то починил или дал 200 рублей,
уже причастен к происходящему.
Какова ваша роль в «Том Сойер фесте»?
У нас горизонтальная структура. И деятельность основана на настоящем,
а не фиктивном волонтерстве. Она не подразумевает жесткого диктата. Это
проект в той же мере мой, как и каждого волонтера, что в нем
участвует. Только функции у нас чуть-чуть разные. Мои главные задачи —
вводить некоторые правила, периодически задумываться: а все ли
мы правильно делаем. Если нет, то остановиться и посмотреть на все это с
другой стороны.
А что вы называете фиктивным волонтерством?
Когда какой-нибудь условный мэр сгоняет бюджетников поработать.
Галочку поставили — и хорошо. Была такая история: горадминистрация
«присела» на каких-то предпринимателей и обязала их покрасить один дом
на Полевой улице. Они покрасили. И все говорили нам: вот вы по месяцу
один дом делаете, а они за три дня управились. Но через полтора месяца
тот дом облез.
Не ждут чуда
С какими проблемами сталкиваетесь в ходе работы?
Поначалу нам казалось, что мы сейчас придем, сделаем красиво, и все
будут счастливы. Но жилье в Самаре коммунальное. Очень неоднородно
поделено на куски, там живут разные люди с разными интересами. В
этом году у нас будет очень «левацкий» фестиваль в смысле ухода от
архитектуры, смещения градуса интереса в сторону жителей. Мы прошли с
волонтерами пешком несколько кварталов и искали участки,
благоустроенные жителями.
Нашли?
Их на самом деле огромное количество, но они теряются в общей массе:
где-то что-то покрашено, убрано, сколочено. Мы дома выбирали по принципу
активных жильцов, которые уже вкладываются и готовы нас принять с
распростертыми объятиями. А не чтобы мы ходили и увещевали:
ребята, посмотрите как красиво.
То есть были конфликты с жителями этих домов?
Безвыходных конфликтов не было. Но казусы случались. Например,
однажды ремонтировали дом. Там в коммунальной квартире живут брат и
сестра. Они поссорились и десять лет друг с другом не разговаривают. В
доме была лестница, которая не использовалась из-за сломанной двери. На
самом деле это был еще один очень удобный вход в дом. Мы начали
ремонтировать, мужчина где-то нашел дверь, а его сестра начала делать
все поперек. Все, что ему хорошо, ей плохо. Мы долго этот конфликт
пытались урегулировать, потеряли кучу времени, которое могли бы
потратить на работу. Это не уникальная ситуация: в питерских коммуналках
то же самое происходило. Другое дело, что в Петербурге есть ощущение
ценности исторической среды в центре, поэтому туда приходит бизнес,
коммуналки выкупаются. У нас тоже есть случаи, когда люди выкупали
комнаты в коммуналках. Такие дома находятся в прекрасном состоянии,
когда у них появляется собственник. Когда у людей сохраняется ощущение
собственности, владения своим домом, они за ним больше
ухаживают, заботятся о территории.
Как вас встречали жильцы, когда вы первый раз пришли на объект?
Сначала люди не могли понять, кто мы такие и зачем нам это нужно,
принимали за городские службы. Прошлым летом произошел комичный случай:
на фестиваль приехали французы, захотели поработать. Мы только пришли на
место, переоделись. Тут во двор забегает взъерошенная тетка в халате и
начинает орать: «Мне ваш Меркушкин (губернатор Самарской области. —
«РР») обещал четыре года назад все отремонтировать, почему вы здесь?!»
Французы в шоке. Женщине очень долго пришлось объяснять, что мы не
имеем отношения к тому, что им обещали. Этим людям постоянно что-то
обещают и не выполняют. Тянется это десятилетиями, и кредит доверия к
кому бы то ни было у них очень низкий. С другой стороны, по 40 лет
их увещевают что все будет снесено, и они сильно этим деморализованы.
«В
этом году у нас будет очень "левацкий” фестиваль в смысле ухода от
архитектуры, смещения градуса интереса в сторону жителей. Мы дома
выбирали по принципу активных жильцов, которые уже вкладываются и готовы
нас принять с распростертыми объятиями»
Однако есть пример горожанина Славы Вершинина, который продал
квартиру, купил дом на Молодогвардейской, начал его ремонтировать. Это
вызвало интерес у всего квартала. К нему приходили со словами: «Ты что,
дурак, нас же снесут!» Люди там по сорок лет живут, жизнь уже прошла, а
они все ждут сноса. После Славы там начался движ: соседи тоже стали
делать ремонт. Ну сколько на самом деле можно сидеть и ждать чуда?
Место тусовки
Что самое сложное в вашем проекте?
Самое трудное — чтобы место жило после того, как мы оттуда уйдем.
Чтобы там что-то изменилось, кроме фасадов. Я очень надеялся, когда мы
начинали работы на улице Льва Толстого, что туда придет новый ритейл —
более качественный. Потому что на этом отрезке кроме разливаек и сосисок
в тесте ничего другого никогда больше не продавалось за всю историю
города. Месяц назад там открылись два кафе. Конечно, это нельзя назвать
целиком нашей заслугой. Но отчасти благодаря нам там появился
дополнительный пешеходный трафик, мы привлекли внимание к этому месту.
Теперь к этим домам водят экскурсии, хотя раньше они даже не считались
достопримечательностью. На Галактионовской улице у дизайнера Веры
Закржевской пошел бизнес. Туда тоже водят экскурсии, она проводит у себя
дома святочные гадания. Если жители видят свою личную выгоду в
происходящем, они и дальше будут заботиться о своих домах.
ботиться о своих домах.Важно эту среду еще и внутри менять. У нас
было много провалов, когда мы пытались запустить проекты, связанные с
заинтересованностью жителей. Многие все еще являются как раз этими
самыми «жителями», а не горожанами. Им ничего не интересно — они сидят,
смотрят телик и пьют пиво. Два с половиной года — всего ничего для
такой работы. Но мы многому научились.
Как изменился фестиваль за два года?
Я был на форуме Живых городов, где мнепосчастливилось задать вопросы
Эмиру Кустурице. Он построил деревню Дрвенград, где воссоздано сербское
деревянное зодчество. Кустурица сказал, что главное — насыщать
историческое пространство культурой. Я понял, что нам этого не хватало, а
самарские дворики — это самая благодатная среда. Мы начали проводить
концерты, лекции, мастер-классы, кинопоказы «не отходя от кассы». И
фестиваль стал выглядеть подругому. Выставки появились и
арт-объекты: самарский художник Андрей Сяйлев совместно с волонтерами
создал на стене одного из домов панно «Тетрис» — портрет Самары 2016
года, состоящий более чем из 800 фрагментов, напечатанных на плитке
фотографий домов города. Или возьмем пример той же Веры Закржевской. Мы
когда пришли во двор рядом с ее домом, там стоял выброшенный диван,
недалеко магазин «Горилка». Естественно, диван стал местом встречи
местных алкашей. Через два с половиной месяца там начались кинопоказы
(диван мы выбросили, сколотили скамьи), и история изменилась. Алкаши
перестали приходить, им стало некомфортно: какие-то постоянные акции,
люди, экскурсии.
Когда вы планируете начать фестиваль в этом году?
В этом году начнем раньше, потому что в прошлом попали впросак с
погодой, из-за чего сильно затянулась концовка. Начнем сразу после
майских и постараемся к 1 сентября закончить. Другим городам мы тоже
всегда советуем ориентироваться на климатические условия. Если лето
северное — дождливое и короткое, то лучше не браться сразу за большое
количество объектов. Ведь задача — не замучить волонтеров, а обеспечить
условия: чтобы работали в хорошую погоду, получали удовольствие от
общения, знакомств, вообще от происходящего. Проявлять под дождем чудеса
героизма — это прекрасно, но с волонтерами в такой ситуации работать
нельзя.
В чем секрет успеха фестиваля?
Это место тусовки. Мы специально не привлекаем никакие уже созданные
волонтерские организации, не дай бог, чтобы кого-то пригоняли насильно.
Когда люди понимают, зачем туда идут, они неминуемо начинают знакомиться
друг с другом, они друг другу интересны… Создается тусовка. Это весело.
У нас огромное количество людей в городе, которые не знакомы. Я лет
десять назад самонадеянно думал, что знаю всех людей в Самаре, которых
стоит знать. Ничего подобного! В этом вся соль: человек одновременно и
тусит, и отдыхает, и понимает, что не зря проводит время. А в сентябре
он будет ходить мимо этих домов и чувствовать себя хорошо.
«Город по мне»
Какие города планируют провести «Том Сойер фест» в этом году?
Думаю, что будет больше десяти городов. Томск, Димитровград, Вологда
уже готовятся. Калуга сообщила, что начинает подготовку. Иркутск и
Красноярск — создается впечатление, что там будет все хорошо. Запуск
планируется и в небольших городах — в Чувашии, Кировской области. Ну и в
Саратове, с которым вечно путают Самару.
Чего, по-вашему, не хватает Самаре?
Очень серьезная проблема — стагнация, отсутствие развития. На моих
глазах за последние лет десять Самара архаизировалась. Многие города
развивались, а Самара потихоньку «схлопывалась». У нас сейчас достаточно
проблематично вести диалог с властью: она живет в каком-то своем мире.
Из-за этого уходит бизнес. Низкий потолок роста для специалистов,
поэтому люди отсюда уезжают. Город очень отстает от других миллионников.
Мы теряем высококлассных специалистов, художников в своем деле, которые
нужны городу как легкие. Например, в Самаре сильная архитектурная
школа. Только здесь мастерам заняться нечем. Коробки, которые тут
строят, — в них архитектуры нет.
Так все плохо?
Я не фаталист, думаю, все может измениться. В конце концов, мы здесь
живем, любим этот город, сделали свой выбор, хотя было много
возможностей уехать. Самара для меня — крайне комфортная среда. Это
город по мне. Так что надо что-то делать, чтобы здесь было интереснее
жить! Думаю, что Самара заслуживает ста таких проектов, как «Том Сойер
фест».