Но почему? Почему у каждого свои эстетические предпочтения? Очевидно, во многом наши вкусы определяются культурой, окружением. Играет ли какую-то роль биология? Исследования последних лет показали, что черты характера, уровень интеллекта, выбор пищи — всё это в некоторой мере определено генетически. Недавно натуралисты добрались и до изобразительного искусства, появилась так называемая нейроэстетика. Чем она радует нас грешных, рассказывают две только что вышедшие из печати книги.
Фото Juan Manuel Castro Prieto / Agence VU / Camerapress.
Нейроэстетика исходит из того, что методы визуализации деятельности мозга позволяют увидеть, какие области активизируются при восприятии произведений изобразительного искусства, и тем самым сделать выводы об участвующих в этом познавательных процессах. Легко заметить, что знание о работающих в тот или иной момент областях мозга, ничего не говорит о том, почему включились именно они.
Невролог Пенсильванского университета (США) Анджан Чаттерджи в книге «Эстетический мозг» (The Aesthetic Brain: How we evolved to desire beauty and enjoy art) пытается объяснить наши предпочтения, прибегая к помощи не только визуализации мозга, но и эволюционной психологии, которая в свою очередь вскрывает подноготную нашего поведения, обращаясь к истории эволюции.
Г-н Чаттерджи берётся за сложнейшую задачу — ему хочется проникнуть в тайну возникновения самой категории прекрасного. Он ставит на гипотезу, связывающую искусство с удовольствием от секса и еды.
Вспоминая работы предшественников, автор вновь обращает внимание читателя на то, что нас тянет к симметрии тела и лица, а также к математическим закономерностям, встречающимся в природе, которые выражаются в золотом сечении, рядах Фибоначчи и др. Г-н Чаттерджи полагает, что мы видим в этом гармонию и получаем эстетическое удовольствие, поскольку подобные вещи и явления активируют в мозге систему вознаграждения. Эта система (и мы вместе с ней) эволюционировала таким образом, чтобы, во-первых, наш биологический вид выжил (то есть сумел найти пропитание и подходящего партнёра для размножения), а во-вторых, впоследствии научился распознавать закономерности в природе и изобрёл математику. Иногда мы получаем удовольствие от того, что видим перед собой что-то красивое, а порой — радуемся тому, что разгадали какую-то загадку (вероятно, так появилось «концептуальное искусство»).
Теория, конечно, интересная, но она никак не объясняет, почему одному нравится одно, а другому другое. Г-н Чаттерджи не боится признать это. По его мнению, наука никогда не сможет разобраться в таком субъективном предмете, как эстетика.
К тому же книга страдает традиционной болезнью работ по эстетике: в ней смешиваются эстетика и искусство. Эстетическое чувство, как известно, вызывает далеко не только искусство. Мы видим красоту или уродство во многих других вещах, в том числе в творениях природы и человеческих поступках. Объясняя возникновение эстетического чувства, нелегко перекинуть мостик к причинам появления искусства как такового.
Кроме того, эволюционная психология — штука отчаянно спорная. Специалисты в этой области предлагают самые разные, порой совершенно противоположные объяснения одних и тех же явлений, весьма слабо подкрепляя свои измышления данными истории (и это понятно — невозможно отправиться в прошлое и записать на видео жизнь Люси со товарищи), поэтому непонятно, почему следует держаться одной теории и отбрасывать другую. Наверное, честнее ограничиться заявлением, что мы попросту не знаем, как эволюционировало поведение человека и его предков, за исключением самых общих допущений, основанных на археологических находках и наблюдениях за приматами.
Но мы упомянули ещё одну книгу. Действительно, Артур Симамура из Калифорнийского университета в Беркли (США) пишет более интересные вещи. Его «Переживание искусства» (Experiencing Art: In the brain of the beholder) тоже предлагает теорию — модель I-SKE. Автора интересует, как замысел (intentions — I) трактуется зрителем на уровне чувств, знания и эмоций (sensations, knowledge, emotions — SKE). Переживание искусства — это не только чувственное восприятие: мы смотрим на произведение сквозь очки культуры, индивидуального опыта и того, что нам известно о художнике. Итоговое целое больше суммы своих частей.
Всё это нам хорошо известно по работам философов — Баумгартена, Канта, Гуссерля, Гартмана. Книга интересна прежде всего многочисленными примерами экспериментов, подтверждающих интуицию мыслителей. Взять хотя бы «Читающую даму» Питера Янссенса Элинги (см. выше). В западной культуре принято рассматривать картину слева направо (вспомните интерьеры Вермеера — окно всегда слева). Первым делом зритель видит женщину с книгой — именно таким, очевидно, и был замысел живописца. Но если отзеркалить картину (см. ниже), взгляд зрителя упадёт первым делом на сброшенные туфли. Эстетический опыт окажется совсем другим!
Или вот ещё хороший пример: открытие в эпоху Возрождения античных трудов по физике света привело к появлению перспективы. Сегодня плоская средневековая живопись кажется нам несколько уродливой, потому что мы убеждены: рисовать надо так, как Леонардо, а не иначе. Кстати, неприятие авангардистских течений в искусстве коренится в ригоризме аналогичного толка: изображение должно быть реалистичным (с чего бы это?).
Нетрудно догадаться, к какому выводу приходит г-н Симамура: наши эстетические предпочтения обусловлены опытом. И если нам больше нравятся симметричные лица, а оттенки голубого — больше коричневых и жёлтых, то причину следует искать в том, что мы привыкли созерцать в своей жизни. Возможно, если каждый из нас как следует углубится в себя, то есть шанс понять, почему один пронизан линиями Кандинского, а в зрачке другого — невечерний свет Чюрлёниса.
Подготовлено по материалам NewScientist.
