Президент при Путине-премьере – не более чем роль в спектакле про "третий срок": роль с репликами, но все-таки роль. Не мебель, но что-то вроде фамильного привидения.
 В правительстве произошла первая значительная реформа. И сам собой обозначился главный премьерский приоритет. Создана мегакомиссия, – правительственная комиссия по экономическому развитию и интеграции. По сути, три в одном: штаб государственной посткризисной экономической политики; интеграции России, Казахстана и Беларуси в единое экономическое пространство и одновременного вступления трех этих государств в ВТО и ОЭСР.
У решения создать новую комиссию даже не двойное, а тройное дно.
На поверхности – очевидные и логичные резоны. У первого вице-премьера Игоря Шувалова в подчинении 11 комиссий. Работать одинаково эффективно во всех невозможно. Поэтому пять шуваловских комиссий, схожих по профилю, объединяются в одну, и, учитывая необходимость создания наднационального тарифного регулятора ЕврАзЭС, к ним добавляется шестая, таможенно-тарифная. Во главе новой комиссии встает либо сам Путин, либо Шувалов, что одинаково вероятно. Даже если комиссию возглавляет Путин, Шувалов в любом случае – ее мотор и главный ответственный «за все».
Здесь – второе дно этого решения. Шувалов – путинский «главный маршал», вместе со своим полным тезкой вице-премьером Сечиным и вице-премьером Кудриным, – чиновник-толкач, сдвигатель чего-либо с мертвой точки. Причем если Кудрин и Сечин довольно жестко связаны с определенными отраслями (госфинансы и ТЭК), то у Шувалова более широкий профиль. Уже лет пять он – маршал главного удара.
Когда Путину нужен был саммит G8 в Санкт-Петербурге, всю работу по подготовке к саммиту возглавил Шувалов. Когда речь зашла о преемнике Дмитрии Медведеве, вспомнили об идее национальных приоритетов, которую, как мне рассказывали высокопоставленные чиновники, первым выдвинул Шувалов. Когда случились выборы президента, Шувалов, по сути, стал спичрайтером тандема: он готовил и «красноярскую речь» Медведева, и доклад Путина о «плане 2020».
Как рассказывают, Медведев очень хотел видеть Шувалова во главе своей администрации. Но Шувалов, опять же, по рассказам, отказался сам. И в мае 2008 стал чем-то вроде макроэкономической ипостаси премьера Путина. Заменяя его при подготовке и согласовании «Концепции 2020», которая тогда была главным политическим фетишем премьера.
Последние пять лет все время выходит так, что Шувалов занимается у Путина развитием проектов одного специфического вида. Это проекты, у которых экономическая суть, но есть и чрезвычайно важная политическая публичная компонента. И четкие сроки, которые нельзя срывать. У воссоздания РАО ЕЭС под крышей «Интер РАО», например, никакой публичной политической компоненты нет, нет и конкретных сроков. Поэтому этим и занимается Сечин.
А саммитом G8 или идеологическим обеспечением нацпроектов занимался Шувалов, именно как специалист по таким политическим, вещам, которые надо было делать в срок. То же самое – про борьбу с кризисом, которую в ранге председателя комиссии по устойчивости экономики как бы совозглавил Шувалов. То же самое – про ВАЗ.
Здесь – третье дно. Под Шувалова создается суперкомиссия, фактически, включающая в себя примерно треть функций правительства. И это позволяет определить, какой проект является для Путина сейчас главным политическим приоритетом. Приоритетом, где нельзя срывать крайне сжатые сроки, где сочетаются сложные задачи регулирования, нормотворчества и современных технологий госуправления. Приоритетом, который, как и саммит, и нацпроекты, и «план 2020», важен для Путина лично.
Этот приоритет – вовсе не медведевская модернизация. И даже не посткризисное восстановление экономики. И не социальная сфера. Этот приоритет – Таможенный союз России, Беларуси и Казахстана. И это довольно свежий приоритет. Дающий некое новое видение возможного будущего самого Путина.
До настоящего момента я был абсолютно убежден в том, что Путин идет на президентские выборы в марте 2012 года. Что никаких политических альтернатив у него нет. И что из этого стоит исходить при оценке политической ситуации внутри страны.
Теперь моя убежденность несколько поколеблена. Версии 2006 года про Путина во главе союзного государства России и Беларуси выглядели нелепо: сам союз выглядел предельно нелепо и карикатурно. Но трехсторонний Таможенный союз, который к тому же велено доделать Шувалову без срывов и в сжатые сроки (2 года), – уже не карикатура. Да еще и не просто Шувалову, а Шувалову, наделенному огромными полномочиями. Которые он любит, и которыми, как говорят, умеет пользоваться.
В пользу такой идеи – два момента. Первый – чисто психологический. Путин говорил о том, что «распад СССР был геополитической катастрофой». Таможенный союз – не СССР, но первый шаг к созданию на постсоветском пространстве серьезного надгосударственного института, аналогичного ЕС. И это – довольно героическая с точки зрения учебника истории вещь. Собственно, ЕС и начинался в 1957 году с «ликвидации всех преград на пути свободного передвижения людей, товаров, услуг и капитала». Как и Таможенный союз сегодня.
Такой институт, при должном пиаре и пропаганде, возглавить не грех. Не западло. Тем более что совокупный ВВП трех стран уже больше, чем у Великобритании. А там, чем черт не шутит, будет больше, чем у Германии. На Украине, например, скоро выборы. И никто не поручится, что в ближайшее время у Таможенного союза не появится четвертый участник. Или первый в очереди на присоединение. Да и кроме Украины желающие найдутся.
Второй момент – политический. Возвращение Путина в Кремль – очевидная потеря качества. Не формальная потеря, формально все по закону, но смысловая. И риск. Если возвращаться, то на два срока. А два срока по шесть лет – это очень много. У людей может накопиться усталость, может поехать вниз рейтинг. Может банально не хватить физических сил, чтобы этот рейтинг должным образом поддерживать. Может случиться все, что угодно.
Пост генерального секретаря Таможенного союза, аналогичный по статусу посту председателя Еврокомиссии, например, – отличная альтернатива. Председатель Еврокомиссии участвует в заседаниях G8 и G20. Он не слуга какого-то конкретного лидера, даже Франции или Германии. Он – голос Европы. При всех очевидных бюрократических и аппаратных издержках.
Я не уверен, что будет именно так. И что Путин точно станет евразийским Баррозу или, что более адекватно данному случаю, евразийским Вальтером Хальштейном. Но после перераспределения полномочий в правительстве уверен, что такую возможность, как основную или запасную, Путин хочет иметь. В конце концов, он разумный человек и не может в 58 лет не задумываться о стратегии выхода из политики и власти.
И это – хорошая новость. Такая стратегия – лидер Евразии лет на 10, а потом на покой, – как бы громко это ни прозвучало, – отличный вариант. Красивый, почетный, сохраняющий право на некоторую власть внутри России и признание всего мира. Привлекательный и еще по одной причине. Президент при Путине-премьере, какая бы у него не была фамилия, не более чем роль в спектакле про «третий срок». Роль с репликами, правом совещательного голоса и даже благими намерениями. Но все-таки роль. Не мебель, но что-то вроде фамильного привидения.
Мучить Дмитрия Медведева бесконечно не выйдет. Да и не идут на пользу обоим тандемщикам удвоение официальной хроники в теленовостях, конкуренция повесток и борьба за лояльность элиты, напоминающая перетягивание каната. Шестилетку тандемократии ни элита, ни страна не выдержат.
Ведь и элита, и граждане любят ясность. Поэтому определяться придется. Решится Путин пойти на Евразию, и у президента России окно возможностей станет побольше. Если этим президентом будет Дмитрий Медведев или тот же Игорь Шувалов, с которого началась эта колонка, это точно к лучшему. Они люди молодые, не косные, разберутся.
Если же Путин решится на возвращение в Кремль – это тоже не кошмар. А четкая политическая и историческая ясность. Разговоры о переменах и мучительное ожидание оных отменятся сами собой, все встанет на свои места, а коллекция «мягких диктатур» пополнится еще одним окончательно сформировавшимся экспонатом.
Константин Гаазе
Источник: "Слон".
Рейтинг публикации:
|
