Сирийская история показала: иракский урок не забыт в Америке. Повторения его нация не хочет. Об это активное нежелание обломали зубы  администрация, воители в обеих фракциях конгресса и вынуждены были отступить.  Прежде всего выяснилось, что американским законодателям стало трудно, или вообще невозможно голосовать против собственных избирателей. Так, один из них сообщил, что в его округе 97 процентов избирателей против любого военного вмешательства США в Сирии. В целом, в начале сентября 2013 года поддержка военного удара американским общественным мнением начала ослабевать. 

 

Так, согласно опросу Гэллап за 3-4 сентября, 36 процентов взрослых американцев поддерживали интервенцию своей страны в Сирию в связи с выдвинутыми в адрес ее правительства обвинениями в использовании химоружия. Однако уже тогда 51 процент опрошенных оказались против при 13% не определившихся.  При этом Гэллап отметил, что обычно американцы склонны поддерживать военные акции своей страны после того, как они начинаются. К примеру, перед вторжением США в Ирак в 2003 году 59% одобряли идею этой акции, а после вторжения и вообще 76%. Первоначальная поддержка войны в Афганистане в 2001 году была еще выше – 82% - а после начала военных действий вообще поднялась до 90%. 

Но на этот раз, по выводу того же Гэллап, низкий уровень поддержки военной акции в Сирии явился лишь отражением общего тренда в стране. «Американцы – по крайней мере, вначале – значительно более активно поддерживали предыдущие военные предприятия, – сообщили сотрудники Гэллап. – Однако более чем через десятилетие после конфликтов в Афганистане и в Ираке в обществе сохраняется усталость от войны». Отражая эти настроения, стала меняться позиция многих сенаторов и конгрессменов.

 

6 сентября корреспондент «Нью-Йорк таймс» сообщал из Мидвест-сити, штат Оклахома о том, как этот процесс отразился на члене Палаты представителей республиканце Томе Коле. Вначале этот склонный к компромиссам с исполнительной властью ветеран конгресса, избиравшийся туда уже шесть раз, склонялся к поддержке изначально воинственной позиции Обамы. Но избиратели круто изменили его мнение на противоположное. Прямо на автостоянке в провинциальном городе, узнав его, одна из женщин ему сказала: «Здесь все говорят «нет» (удару по Сирии). По словам Кола, «опыт с дорогой на Дамаск» именно под влиянием избирателей выглядит теперь для него совсем по-иному. 

 

Другой конгрессмен - республиканец Мик Малвани из Южной Каролины (вообще-то правый по своим взглядам политик) заявил, что за годы его пребывания в конгрессе ни один вопрос не получал такого эмоционального отклика среди населения, как сирийский. По его словам, сказать, что «99 процентов против, было бы еще переоценкой поддержки» военного удара. Из более чем 1000 полученных им звонков и электронной почты лишь в трех (!) откликах поддерживался такой удар. 

 

Конгрессмен Кэндис Миллер, республиканка из Мичигана, рассказала, что была на совсем не политическом мероприятии – «фестивале персиков» в ее округе, но и там люди, в том числе ветераны, постоянно подходили к ней и требовали голосовать против войны.  

 

Показательным является и наблюдение корреспондента «Нью-Йорк таймс» в округе Тома Кола  на юго-западе штата Оклахома – оплоте республиканцев, эпицентре антиобамовских («антисоциалистических») настроений и господства традиционно милитаристского духа с учетом наличия большой базы ВВС с 8 тысячью военнослужащих и 15 тысячью гражданского персонала. Но и там протесты против военного вмешательства в Сирию были почти единодушны. Результатом явилось удивительное просветление ума и у самого конгрессмена от этого округа. Говоря о положении в Сирии, он сказал: «Ведь это гражданская война, это опосредованная война между региональными державами, и это религиозная война. Есть ли здесь какая-либо прямая угроза безопасности Соединенным Штатам? Нет. На самом деле нет». 

В результате аналогичных «летних впечатлений» и других обитателей Капиталийского холма, стало очевидным, что большинство не только в доминируемой республиканцами нижней палате, но возможно, и в продемократическом сенате, будут голосовать против удара.  Так, согласно подсчетам газеты «Вашингтон пост», из 433 членов палаты представителей 222 твердо собирались проголосовать «нет» или склонялись к этому, 184 не определили свою позицию и лишь 24 поддерживали удар. В сенате большинство мест (54 против 46 у республиканцев) принадлежит демократам, но в канун предполагавшегося голосования большинство из 99 сенаторов так и не определилось со своим решением, в то время как для поддержки сенатом удара по Сирии требовалось 60 голосов.

 

Отсюда возник вопрос: что же делать в этой ситуации президенту? Начинать войну вопреки мнению законодателей? Но такое возможно представить где угодно, включая Россию, но только не в США. Ветеран американской журналистки Питер Бейкер написал в этой связи в «Нью-Йорк таймс» о том, что подобное решение Обамы изолировало бы его в стране навечно. Более того, это почти наверняка вызвало бы попытку палаты представителей подвергнуть его импичменту. 

 

Однако нам более верным представляется другое объяснение обращения Обамы за разрешением или одобрением к конгрессу –  легитимизировать истинный настрой главы Белого дома на то, чтобы не делать ничего в случае ожидаемого отказа законодателей. Как писала «Уолл-стрит джорнэл», идея о том, что президент, не проявив воли к принятию самостоятельного решения об ударе, вдруг наберется дерзости и сделает это вопреки мнению конгресса, «граничила с фантазией». Зачем же президенту вообще нужна была эта затея? Можно предположить, что он действовал под объединенным прессингом военно-промышленного, финансового, саудистского и израильского лобби (что примерно одно и то же), сам не испытывая от этой идеи большого энтузиазма. 

 

Однако во всем происходившем в дни вашингтонского «сирийского кризиса» был и сохраняется до сих пор еще один важнейший аспект, в полной мере проявившийся в другом, даже более опасном кризисе в октябре вокруг т.н. отставки правительства и угрозы дефолта по долговым обязательствам США. Речь идет о расколе элит в США и резком падении авторитета как законодательной, так и исполнительной власти в глазах американского народа. 

 

Что касается Обамы, то, как писал бывший сотрудник демократической администрации Клинтона Дэвид Роткопф, отказ конгресса поддержать предложенный Обамой удар по Сирии стал бы «катастрофой» для президента. «Он подтвердил бы представление о нем как о «хромой утке» в самый ранний период второго президентства во всей новейшей истории, – считал Роткопф.- Он стал бы выглядеть ослабленным и вряд ли смог бы чего-то добиться за оставшееся время у власти». От себя хотим предложить читателю представить себе, как и с каким результатом разворачивалась бы в этом случае схватка Обамы с республиканцами по бюджетным вопросам месяц спустя.  

 

Кстати, в ходе схватки вокруг Сирии на Капиталийском холме сложилась казавшаяся прежде невероятной коалиция крайне правых республиканцев из «чайной партии» и левых либералов-демократов. И те, и другие открыто заявляли о намерении голосовать против удара. 

Все это вместе взятое заставило известного американского журналиста, дважды лауреата Пулитцеровской премии Дэвида Рода сослаться на мнение Чарльза Блоу в «Нью-Йорк таймс» о наступлении в Америке «эпохи безверия», когда народ перестал доверять и президенту, и конгрессу. Все началось с войны в Ираке, но «длинный список других полуправд опустил общественное доверие к государственным институтам до рекордно низкого уровня». 

Надо отметить, что события в октябре-ноябре во внутренней политике США только усугубили ситуацию. Устроенный республиканцами под диктовку своей «чайной партии» кризис с «закрытием правительства» и угрозой дефолта страны резко подорвали доверие американцев и к законодателям, и к президенту. Позднее провал со «знаковой» инициативой Обамы по обеспечению американцев бесплатными медицинскими страховками еще сильнее ударил по президенту. В результате доверие к конгрессу опустилось в стране до рекордных 32 процентов. 

Еще более драматичным видится сейчас ситуация с Обамой. Судя по всему, на его популярности губительно сказывается коммулятивный эффект очевидной «сирийской слабости» президента,  а также скандалов вокруг «закрытия правительства», дефолта и закона о страховках. В любом случае, по оценкам агентства Франс пресс, «несуразности» второго срока президентства принесли ему рекордно низкие рейтинги и вдребезги подорвали доверие к нему американского народа.  

 

Опрос телекомпании Эн-би-си и газеты «Уолл-стрит джорнэл» от 1 ноября снизил рейтинг одобрения деятельности Обамы до 42%. Неделей позже, опрос агентства «Пью» дал ему 41%. 13 ноября традиционно авторитетное исследование университета Куиннипиак выставило президенту уже 39%. В том же исследовании американцы впервые высказали мнение, что Обама «ненадежный» и «нечестный». 

 

По мнению американских социологов, подобные цифры свидетельствуют о том, что он не может более рассчитывать на солидную поддержку общества, которое могло бы поддержать его погрязшее в кризисе президентство. И сравнить его судьбу можно лишь с тем, с чем столкнулся Джордж Буш-младший, который после окончания своего второго срока еле выкарабкался из Вашингтона с жалкими 34% рейтинга одобрения его деятельности.  

 

Как указывает Рот, первым грехом Обамы на посту президента стали противоречия в его политике. По многим вопросам, связанным с войной с террором, он нарушал собственные обещания или занимал непоследовательную позицию. Теперь же президент требовал от американцев довериться ему по сирийскому вопросу. Но они отказали ему в доверии. 

Во-первых, встал вопрос о политике США на Ближнем Востоке в целом. Ранее Обама говорил американцам, что США должны вытащить себя из этого региона. Он продекларировал «поворот к Азии» - региону, по его словам несравненно более важном для экономического будущего США. И поэтому – говорил он - из Ирака и Афганистана мы должны уйти и никогда туда больше не возвращаться. В течение двух лет то же самое говорилось о Сирии. Но теперь президент заявляет, что действия в этой стране вдруг стали «жизненно важны» для Америки. Вопрос: почему именно сейчас? 

 

По словам Рота, одним из «удивительных» для США явлений (и это действительно так – Л.Д.) стал тот факт, что несмотря на неистовую поддержку удара по Сирии со стороны прежде казавшихся всемогущими в своих лоббистских возможностях правительства Израиля и американо-израильского общественного Комитета, и они не смогли переломить нежелание законодателей начинать войну, включая консервативное крыло республиканцев, ранее всегда активно поддерживавшее Израиль. 

 

Что касается Обамы, то недоверие к нему справа не новость, писал Рот. Консерваторы не доверяли ему годами. Однако что реально угрожает президенту, это отсутствие доверия со стороны его либеральной базы. Со времени переизбрания на второй срок либералы предъявляют растущий список невыполненных им обещаний. К примеру, он предпринял лишь вялую (по сути, никакую) попытку закрыть американскую военную базу и тюрьму в Гуантанамо. Настаивал на скрытных, держащихся в секрете от общественности ударах дронов (в частности, в Пакистане и Йемене, где это по данным ведущих западных правозащитных организаций «Амнисти интернэшнл» и «Хьюман райтс уотч» приводит к многочисленным жертвам среди мирного населения – Л.Д.) и жестко отстаивал разоблаченную Эдвардом Сноудэном расширяющуюся слежку АНБ за гражданами США и других стран, в том числе таких как Франция, Германия, Бразилия, Мексика и т.д.

 

В результате кандидат, который как считали либералы, вернет в борьбу с террором главенство закона, продолжил беззаконную практику Джорджа Буша-младшего. Посвятив большую часть обоих своих президентских сроков расширению власти имперского президентства, теперь вдруг Обама обратился к конгрессу с просьбой поддержать его по Сирии…

 

Рот отметил, что аналогичное недоверие к США выражается и за границей. Европейцы, ожидавшие результата обещанных американцами антитеррористических мер с точки зрения обеспечения своей безопасности, сегодня испытывают разочарование. Утечки же от Сноудэна  оказались вообще катастрофичными для имиджа США. От Германии до Мексики АНБ шпионило за иностранными лидерами, при этом настаивая, что ничего подобного не делает. 

Не менее жестко откомментировал сложившуюся ситуацию на страницах «Нью-Йорк таймс» и другой известный журналист Росс Доутхэт. «Леди и джентльмены, добро пожаловать в фиаско внешней политики», - начал он свою статью. И продолжил: «С самого начало было очевидно, что у президента Обамы в сирийской гражданской войне не было ничего, кроме плохого выбора. И, тем не менее, теперь он нашел способ поставить и конгресс в аналогичную проигрышную позицию. Когда палата представителей и сенат будут голосовать по поводу авторизации удара по Башару Асаду, они будут делать выбор между двумя в равной степени катастрофическими решениями: или поддержав косвенную войну между многими противоборствующими сторонами, то есть сделав то, чему судя по всему, сам Белый дом в принципе не может найти оправдания, или же проголосовав так, что это фактически покончит с нынешним президентом как с заслуживающим доверия актором на мировой сцене». 

Любопытно, что аналогичным образом оценивали провал, в котором оказалась внешняя политика США не только либералы из «Нью-Йорк таймс», но и неоконсерваторы со страниц «Уолл-стрит джорнэл». По словам известного ястреба Нормана Подгореца, цитировавшего «дальновидного специалиста в области международной политики» Конрада Блэка, «ни с момента дезинтеграции Советского Союза в 1991 году,  ни перед падением Франции в 1940 году, просто не было такой быстрой эрозии мирового влияния, как мы наблюдаем сегодня в случае Соединенных Штатов». 

 

 

Но произошло еще нечто, что Западу и особенно Вашингтону не могло присниться и в страшном сне: на фоне указанного провала демонизированный и заклейменный там Владимир Путин из России неожиданно вырвался на передний план мировой политики. Его «подход» на саммите в Петербурге к разыгрывавшему из себя обиженного Обаме и проведенный им в состоявшемся разговоре «мозговой штурм» привели к кардинальному развороту всей мировой политики.  От прямой угрозы «Большой войны» на Ближнем Востоке с катастрофическими последствиями для всего мира - к политическому решению проблемы сирийского химического оружия, что заставило говорить о «ренессансе классической дипломатии», основанном на нормах международного права  как предпочтительном варианте решения сложных конфликтов. Все остальное стало делом техники.

 

В результате звездой мировой политики, по крайней мере ситуационно, вместо лауреата Нобелевской премии мира Барака Обамы стал Владимир Путин. Причем признание его заслуг началось с консерваторов. Известный правый американский блогер Мэтью Драдж вообще назвал его «лидером свободного мира». Но позитивные суждения о российском лидере появились и в таких общепризнанных изданиях, как журнал «Форин афферс», издаваемый Советом по внешней политике США. Простое объяснение состоит в том, что как выяснилось, Путин оказался по одну сторону баррикады с большинством американцев – противников вмешательства США в войну в Сирии. 

 

Как писал в те сентябрьские дни научный сотрудник Гарвардского университета Симон Сарадзьян, «первопричиной увеличения позитивных откликов о России является то… каким последовательным, проницательным и эффективным был Путин в решении таких проблем, как Сирия и Сноудэн в сравнении с его западными партнерами. Вопреки давлению со стороны США, он и не подумал изменить свою позицию, и как показали опросы, значительная часть американского общества значительно ближе к его позиции, чем к позиции Обамы… в противодействии вовлечению в гражданскую войну в другом государстве». 

 

По мнению экономиста Клиффорда Гэдди, последние несколько недель показали, какой сложной политической фигурой является Путин. «Он, возможно, наиболее серьезный противник, с которым сталкивалась Америка на протяжении длительного периода времени, – говорит Гэдди. – Он умен и беспринципен, мастерски использует слабости и ошибки людей в игре против них – то есть, использует умения, полученные во время работы офицером КГБ».

Агентство Ассошиэйтед пресс в этой связи отмечало еще одну неожиданно привлекшую к нему симпатии многих в США черту – путинский консерватизм, как социальный (поддержка Русской православной церкви и отсутствие поддержки сексуальных меньшинств), так и финансовый (стремление к обеспечению сбалансированности бюджета, низким налогам и т.п.). Для некоторых консервативных американцев, пишет АП, это делает Путина более привлекательным, чем их собственный президент. 

 

«То, что (американские правые) говорят о Путине, вызвано прежде всего… их оппозицией Обаме, – говорит Гэдди. – Они ненавидят Обаму, они не выносят обамовскую внешнюю политику и его команду в области безопасности – Сьюзен Райс (советницу президента по нацбезопасности), Саманту Пауерс (посла США при ООН) и т.д. и т.п. И как только Путин взял на себя роль непререкаемого лидера оппозиции запланированной Обамой интервенции против Сирии, он неожиданно стал выглядеть более симпатично». 

 

«Путин не спас Обаму, он его побил», - не без удовлетворения  написал Ли Смит в еще одном консервативном издании  – еженедельнике «Уикли Стэндарт».  

 

Очевидная поддержка Путиным закона, ограничивающего в России права ЛГБТ может быть другим фактором. Правые считают, отмечал Гэдди, что Путин перехватил у США лидерство в области внешней политики в то время, когда команда Обамы посвятила эту политику продвижению ценностей, к которым они – правые – испытывают абсолютное отвращение, таким как права сексменьшинств. «Вот почему они из чисто провокационных соображений противопоставили Обаме имидж Путина как «хорошего парня».

 

Что бы за этим не стояло, писало агентство АП, в нынешнем мире образ Путина как «крутого» лидера достаточно уникален, особенно в сравнении с мягкотелым стилем руководства Обамы, Кэмерона, Олланда или Ангелы Меркель. «Все сейчас нуждаются в лидерстве, - признает сотрудница Брукингского института и соавтор книги «Владимир Путин – оперативник в Кремле» Фиона Хилл. – (Путин) имеет в этом перевес». 

 

Аналогичные оценки содержались и в аналитической  статье агентства Рейтер под заголовком «Как Владимир Путин похитил ответ Белого дома Сирии». В ней содержалось признание редактора правого американского журнала «Нью Рипаблик» Джулии Йоффе»: «Есть два чистых победителя в этом крушении в замедленном темпе. И это не Обама или Керри. Это Асад и Путин» (23 октября лондонская «Дейли телеграф» заявила, что теперь «западные лидеры должны смириться с тем, что Асад выигрывает и контролирует ситуацию… И в долгосрочной перспективе больше в интересах Запада – стабильная Сирия с Асадом у руля, чем неуправляемая страна, где будут процветать исламские террористические ячейки»).

 

Во всем происходившем в те сентябрьские дни заключалось проявление не просто глубоких противоречий, но настоящего кризиса американской внешней политики (внутренний кризис в США произошел в октябре, когда демократы, республиканцы и Белый дом оказались в конфронтации по бюджетно-финансовым вопросам, оставившей большинство американцев в еще большем возмущении от конгресса и президента, чем их провал по Сирии). 

 

Ведь вышеописанная американскими журналистами ситуация действительно налицо. Как написал Томас Лифсон в журнале «Америкен Синкер», «Это – колоссальная победа Путина и поражение Обамы». 

 

Да, по сирийскому вопросу внешняя политика Вашингтона была действительно стреножена Путиным. И это вызвало там крайне неоднозначную реакцию – не только злорадство правых противников Обамы, но и болезненную со стороны большой части элиты и большой части общества – тех американцев, которые привыкли (особенно после 1991 года) к пониманию своей страны как единственного и незаменимого мирового лидера, а Россию считали не более чем побежденной стороной, с которой в принципе можно было и не считаться. В этом смысле самый болезненный удар по самолюбию американцев был нанесен не только самим фактом «перехвата» Путиным ожидавшегося ими очередного военно-политического триумфа на Ближнем Востоке, но и тем, что осуществлен этот удар был, как им казалось, законченным подранком. 

 

Как опытный политик Путин это понял и расчетливо нанес еще один удар в самое больное место американской души, заявив в своей исключительно профессионально написанной статье в «Нью-Йорк таймс» об отрицании Россией исключительности Америки. То есть по главному символу веры американцев, на котором воспитывались поколения граждан этой страны. Причем нанес тогда, когда под влиянием провалов в Ираке и Афганистане, а главное – углубляющимся на глазах финансово-экономическом кризисе и явной утерей США лидирующих позиций в мире, сама элита и сами граждане фактически стали приходить к тому же выводу. 

Как отмечалось в обзоре Би-би-си, поначалу политический истеблишмент Америки  - и консерваторы, и либералы - дружно заклеймил путинский текст. Однако первыми спохватились именно консерваторы, осознав, что президент России в своей статье, по сути, не сказал ничего нового, что бы ранее не говорил сам Обама. На сайте консервативного журнала «Америкэн спектейтор» Джеймс Пиерсон заметил, что Путин повторил буквально то, что американские либералы и левые (откуда и вышел Обама как политик) говорят с начала 60-х годов. 

 

«И где мы уже слышали изложенные Путиным принципы? - вопрошал Пиерсон. – Да они являются основными символами веры американских либералов, которые десятилетиями твердят, что США не должны применять силу без санкции ООН, что нам не следует вмешиваться в гражданские войны за границей, и что идея американской исключительности – это миф, рассчитанный на то, чтобы маскировать преступления против женщин и нацменьшинств на родине и против бедных и угнетенных за границей». По словам Пиерсона, «в наши дни в любом крупном вузе США читают курсы по мультикультурализму и американистике с нападками на концепцию американской исключительности, которая толкуется как проявление национальной спеси». 

 

Автор продолжает: «Представление о том, что Америка является исключительной страной, зародилось вскоре после Революции, когда люди из поколения основателей обратили внимание на то, что США были первой страной, основанной на универсальных принципах свободы и равенства. Они были «первой новой страной» и образцом для подражания. Но в сегодняшних студгородках Америки это представление клеймится как фикция, поскольку, несмотря на свою риторику, ее правящие классы потакали рабовладению, расовым предубеждениям и национальным предрассудкам. Академическая американистика сосредоточена на систематическом развенчании идеала американской исключительности, поскольку считает, что он служит оправданием привилегий белого человека и применения американской мощи за границей… Это символ веры либералов и левых с эпохи вьетнамской войны».

 

Получается, заключал Пиерсон, что критикуя высказанные Путином принципы, американские либералы изменяют своим собственным. По сути, ту же точку зрения тогда же в сентябре высказали и известнейшие американские консерваторы и правые. Так, Пэт Бьюкенен заявил, что своей колонкой Путин «попал в точку», поскольку апеллировал к той половине американцев, что и Обама (на них тот опирался, их приоритеты отражал в ходе обеих своих выборных кампаний – Л.Д.). А публицист Эндрю Клейван в статье на сайте pjmedia вообще полагал, что Путин и Обама – единомышленники.

 

Впрочем, в американской прессе можно найти и противоположную этому точку зрения. В статье Пегги Нунан в «Уолл-стрит джорнэл» приводится мнение одного эксперта по внешней политике, согласно которому сам Путин хотел бы иметь дело с Ричардом Никсоном, то есть «американским президентом, с которым он мог бы по-настоящему вести переговоры, суровым игроком, который может обсуждать геополитику и нужды своей страны и с которым можно «перетереть» и найти выход. Но вместо этого он имеет Обаму, зацикленного на себе харизматика, который не видит разницы между шоу-бизнесом и стратегией и любит нагружать собеседника своими моральными озарениями». 

 

В любом случае  мы приходим к выводу об уникальности сложившейся в США ситуации, когда по совершенно разным ценностным и политическим причинам многие правые, левые и либералы в этой стране оказались объединены полным неприятием не просто предполагавшейся сирийской авантюры, а основной линии всей внешней и военной политики Вашингтона на протяжении десятилетий – политики интервенциализма и навязывания всему человечеству интересов американского крупного капитала и ВПК. Силы, об огромной опасности которой для Америки и всего мира еще в середине прошлого века предупреждали, уходя на покой, такие знаменитости, как президент Дуайт Эйзенхауэр и сенатор Уильям Фулбрайт.

 

 

Уникальность ситуации проявилась и в том, что под влиянием «сирийского синдрома» на повестку для общенациональной дискуссии в США вернулась философия изоляционизма, казалось бы, давно отошедшая в историю и в последние десятилетия поддерживавшаяся там лишь горсткой крайне правых, объединенных в основном вокруг либертарианского по своей идеологии  Института Катона в Вашингтоне (Cato Institute).

 

Как отмечалось в американской печати, ставшее очевидным нежелание президента и конгресса влезать в очередную «историю» за рубежом стало лишь отражением уже давно сложившегося мнения большинства американцев. Два проведенных в сентябре общенациональных опроса показали, что большинство граждан страны вопреки всем кармам об американском лидерстве и якобы возложенной на них самим господом ответственности за остальное человечество откровенно рады уступить эту роль другим странам, а в случае с  разрешением кризиса в Сирии – России и Владимиру Путину. 

 

По данным этих опросов, приведенных в статье «Вашингтон пост», лишь 34% американцев полагают, что США должны играть лидирующую роль в разрешении международных конфликтов, а 72% против усилий своего правительства по свержению руководителей других стран вне зависимости от того, заслуживают они этого или нет. 

 

По словам авторов статьи Аарона Блейка и Сина Салливана, сейчас американцы даже еще более решительно против интервенций своей страны за рубежом, чем на пике протестов против войн в Афганистане и Ираке.  Американские комментаторы при этом отмечали, что «лидер свободного мира» не был охвачен подобными изоляционистскими настроениями с 30-х годов прошлого века. Как известно, по окончании второй мировой войны эти настроения в США сменились на горделивое самомнение о себе как о неизвестно кем уполномоченном единоличном «защитнике» угодного Штатам мирового порядка. 

 

Как известно, десятилетиями, если не столетиями американцы преследовали свои навязчивые идеи мирового лидерства под стягом насильственного осчастливливания человечества их моделью демократии. Знаменательно, что сегодня от этого склонны отказаться даже республиканцы. Так, по данным Би-би-си, если при Буше 60% членов этой партии считали, что Америка должна устанавливать в мире демократию, то сейчас эта пропорция сократилась до 19 процентов.

 

В этой связи очень показательна статья Патрика Смита в журнале «Салон». По его мнению, американцам следует надеяться на то, что «план Белого дома, руководящего страной-изгоем США по бомбардировке Сирии отправится в утиль-сырье раз и навсегда, поскольку это поражение на мировой сцене предохранит Америку от вовлечения в новую интервенцию, рассчитанную на извлечение максимума из каждой ближневосточной нефтяной скважины». 

По словам Смита, у США теперь появился шанс покончить, наконец, со своей старой, маниакальной претензией на мировое лидерство, которая не соответствует урокам истории, убедительному обоснованию или (как в данном случае) фактом из утренних газет, если их правильно интерпретировать. Подобные шансы часто не появляются. Воспользуемся же им и уберем из нашей внешней политики элемент назойливой иррациональности, востребовавшей миллионы жизней во время нашего «американского века» и вновь и вновь доказывающей свою опасность, заключает этот автор. 

 

По словам других американских наблюдателей, помимо США, пока еще остались другие мыслящие интервенционистским образом страны, демонстрирующие растущую готовность влезать в такие места в мире, которых Америке следовало бы избегать. По словам Сьюзан Кески из интернет-издания «Уик», Франция, которую «высмеивали как мышь, лезущую в мышеловку на запах сыра» накануне вторжения в Ирак в 2008 году, вновь оказалась в авангарде вторжения в Ливию, затем в Мали и теперь она же громче всех призывает к военным действиям против Сирии. Вывод: вот пусть такие «мыши» и таскают геополитический «сыр» для Штатов, если хотят. А сами американцы уже устали от этого. 

 

Тема этой геополитической «усталости» США в связи с конфликтом в Сирии подробно рассматривается в ключевой по важности публикации – Говарда Лафранчи в газете «Крисчен сайенс монитор» от 29 сентября. Как утверждает автор статьи, «после десятилетия войн на Ближнем Востоке и в мусульманском мире, и после «великой рецессии» (имеется в виду финансовый кризис 2008 года – Л.Н.), измотавшей Соединенные Штаты экономически и психологически, американцы, судя по всему, собираются сушить весла и забыть об остальном мире. Из одного опроса в другой процент американцев, предпочитающих избегать вовлечения в мировую политику, достигает рекордных величин – наивысших за последние 70 лет». 

Что же касается Обамы, пишет Лафранчи, то опросы, проведенные в ходе его сентябрьской 10-дневной кампании по завоеванию общественной поддержки плана «наказать» Сирию, выявили большее сопротивление этому плану, чем всем непопулярным президентским интервенционистским  инициативам последних десятилетий. 

 

Более того, опросы выявили, что американцы, вступившие в сознательную жизнь на рубеже нового тысячелетия, особо остерегаются вовлечения в глобальные дела, а это свидетельствует о том, что указанный тренд будет влиять на роль Америки в мире и на перспективу. 

Впрочем, подчеркивает автор статьи, в то время как ряд экспертов и ученых мужей возвещают приход нового изоляционизма, другие считают: если это и произойдет, то не так скоро. И либертарианцы, и «прогрессивные интернационалисты» в один голос говорят о том, что после войн в Афганистане и Ираке, которые стоили США много крови и денег (хотя самим этим странам многократно больше), американцы стали  мыслить решительно не интервенционистски.

 

Это не обязательно означает, что они хотят самоизолироваться от остального мира. «Они бы хотели, чтобы Америка продолжала взаимодействовать с миром, но не в одиночку. К чему они питают отвращение – это к Америке как к «Мистеру Fix-it» (рекламный образ «Мистера-Почини» – Л.Д.), особенно в том случае, если решение включает в себя военную интервенцию», - отмечает Лафранчи. 

 

В наши дни американцы сторонятся применения силы. Они хотят заниматься своими делами в собственной стране – приводится в статье мнение организатора национальных опросов из авторитетного «Исследовательского центра Пью» Андрю Кохута, обнаружившего в июле 2013 года, что почти половина американцев (46 процентов) предпочла бы, чтобы США «занимались своими собственными делами», позволяя другим странам «жить так, как они хотят самостоятельно».

 

При этом те, кто не согласны с искушением оставить мир в покое, по-прежнему в большинстве (их 50%). Однако Центр Пью и другие опросные организации регистрируют падение на 15% в сравнении с пиком после 11 сентября 2001 года числа тех, кто поддерживает вовлечение США в мировые дела. 

 

Заслуживает внимания мнение Говарда Лафранчи о том, что одной из причин, по которой преобладающее настроение в нынешней Америке ассоциируется с изоляционизмом -  это история страны, в частности, период после первой мировой войны, когда изоляционизм в США был в зените. В 20-е – 30-е годы американская антипатия к ужасам войны и их замешательство перед непрекращающейся политической конфронтацией в Европе привели тогда к общему желанию сидеть дома и избегать конфликта на своем континенте. 

 

По мнению некоторых историков, сравнение нынешних событий на Ближнем Востоке с тем, что творилось в Европе около века назад, играет роль своеобразного катализатора для тех американцев, кто «хочет домой». Как считает цитируемый в статье эксперт по военным интервенциям США и изоляционизму в государственном университете штата Орегон Кристофер Николс, «американцы в 20-е – 30-е годы испытывали глубокую усталость, и неясные, трудные для понимания и по всем признакам не поддающиеся решению проблемы в Европе лишь усилили тогда мнение, что Америке не было смысла вновь туда влезать». 

 

Сегодняшние параллели с Ближним Востоком, особенно после войн в Ираке и Афганистане, очевидны для эксперта. Этот опыт лишь усиливает понимание в стране того, что интервенция – это не путь решения американских проблем. И тогда, и сейчас сильный импульс – «не лезть за границу, когда существует масса проблем для решения дома». Николс видит и другое сходство между эрой изоляционизма после первой мировой войны и сегодняшним временем:  в обоих случаях «политические радикалы из неинтервенционистского спектра, от консервативных «традиционалистов» в области внешней политики до борцов за мир, формируют удивительный альянс против вмешательства США в конфликты за рубежом». 

 

К примеру, сейчас либертарианец, сенатор Рэнд Пол (республиканец от штата Кентукки) и любимец «чайной партии» сенатор Тед Круз (республиканец от штата Техас) выступали против интервенции США в Сирию с использованием риторики, очень похожей на ту, с которой выступают левый сенатор Берни Сэндерс (независимый от штата Вермонт), антивоенная группа «Коуд пинк» или бывший конгрессмен-республиканец Деннис Кусинич, протестовавший против интервенции США в Ливию. 

 

«Дьявол присутствует по обе стороны конфликта (в Сирии)… и я не вижу никакого четко выраженного американского интереса», который бы оправдывал участие Соединенных Штатов в этой гражданской войне, – говорит сенатор Пол.  «Это не задача войск США обеспечивать полицейскими мерами соблюдение международных норм в отношении химического оружия», - считает сенатор Круз. «Американский народ разделяет озабоченность президента в отношении химического оружия в Сирии, - полагает сенатор Сэндерс.- Но в своем подавляющем большинстве… он хочет решать этот вопрос дипломатическими методами… а не односторонними военными действиями». 

 

Вывод К. Николса: «Мы видим крайние полюса американских левых и правых, объединившихся против интервенции в Сирию, так же как мы видим пацифистов и изоляционистов 30-х годов, сблизившихся в их сопротивлении вмешательству в международные конфликты и даже в пользу всеобщего разоружения». 

 

В конце 40-х годов, напоминает автор статьи, в США разгорелись бурные дебаты в отношении степени участия страны в послевоенном устройстве мира. Одним из лидеров движения «невмешательства» был влиятельный сенатор из штата Огайо Роберт Тафт, получивший прозвище «мистер Республиканец». Тафт яростно боролся против участия США в только что сформированном блоке НАТО, который по его убеждению неминуемо вовлекал страну в выполнение полицейских функций в мире и создавал «профессию милитаристов». Вместо этого он призывал Штаты укрыться в «крепости Америка». 

 

По мнению Лафранчи, сравнение линии Тафта с ныне происходящими в США и в мире процессами «работает постольку поскольку», ибо все понимают: видение Америки, укрывшейся за забором и обособившейся от мира, сегодня уже нереализуемо.

 

И, тем не менее, мы являемся, возможно, свидетелями подъема в США «нового изоляционизма» – с одной стороны, опирающегося на печальный опыт провала двух ближневосточных войн и сомнительных с моральной точки зрения аргументов в пользу продолжения американских интервенций за рубежом, но в то же время, признающего необходимость глобального взаимодействия, особенно в плане содействия мировой торговле (в чем так остро нуждается сегодня экономика США, добавим от себя – Л.Д.).