9 февраля на официальном сайте МИД Турции было опубликовано заявление пресс-секретаря МИД Хами Аксая, в котором тот обвинил Китай в применении пыток в лагерях и тюрьмах по отношению к «уйгурским туркам», проживающим в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР. Турецкий чиновник утверждал, что «более миллиона уйгуров столкнулись с политикой принудительного задержания, пыток и идеологической обработки в тюрьмах и концлагерях», а «уйгуры, живущие за пределами Китая, в том числе в Турции, не могут получить сведений о близких и родственниках на родине».
Хами Аксай обвинил китайские власти в смерти уйгурского «народного поэта Абдурахима Хейита», который якобы отбывал в тюрьме восьмилетний срок за «одну из своих песен». «Введение лагерей для интернированных в XXI веке и политика систематической ассимиляции уйгурских турок, проводимая властями Китая, является большим позором для человечества», – говорилось в заявлении пресс-секретаря МИД Турции, призвавшего «международное сообщество и Генерального секретаря Организации Объединенных Наций принять эффективные меры с тем, чтобы положить конец человеческой трагедии в Синьцзяне».
На следующий день, 10 февраля, The News York Times прокомментировала это заявление и опубликовала интервью проживающего в Вашингтоне уйгурского активиста Тахира Имина, который выразил благодарность турецкому правительству, сказав, что «сегодня многие уйгуры ощутили счастье и радость благодаря турецким властям». По словам активиста из США, «это дает силы и надежду на то, что турецкое правительство может проложить путь для других мусульманских стран, чтобы оказать еще большее давление на правительство Китая».
The News York Times дала слово также немецкому китаеведу Адриану Зенцу, по словам которого, несмотря на то что поводом для заявления турецкого МИД послужили сообщения о смерти Абдурахима Хейита, олицетворявшего культурную связь между уйгурами и тюркским миром, за этим заявлением кроются определённые политические расчёты.
13 февраля Пекин в ответ на турецкий демарш разместил в Интернете видеозапись с выступлением «умершего» поэта, который сказал: «Я – Абдурахим Хейит. Сегодня 10 февраля 2019 года. В настоящее время я подвергнут процедуре допроса как подозреваемый в нарушении действующего законодательства. Я в добром здравии и никакому насилию никогда не подвергался».
Нельзя не отметить, что в январе журналист турецкого проправительственного издания Yeni Şafak Ибрагим Карагюль написал в «Твиттере», что кампания против угнетения уйгур в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая – операция ЦРУ. Этот твит был вскоре удалён, но турецкая служба радио «Свобода» «Idel. Реалии»** опубликовала его скриншот.
И комментарий на сайте «Idel.Реалии»: «Спустя некоторое время пост исчез, при открытии по ссылке выходит надпись о том, что страница не найдена», – отмечает «Idel.Реалии».
Версию Карагюля поддержал известный французский публицист, основатель сайта Réseau Voltaire Тьерри Мейсан. В своей статье «ЦРУ использует Турцию для оказания давления на Китай» Мейсан пишет, что «последние несколько недель турецкая пресса не перестает обсуждать положение уйгуров… Оппозиционные политические партии, включая кемалистов, стараясь друг друга перещеголять, осуждают якобы имеющие место репрессии ханьцев против уйгуров».
Мейсан отмечает, что антикитайской кампании в турецкой прессе предшествовал доклад американского Jamestown Foundation о 73 китайских секретных тюрьмах, серия интервью с бывшими узниками китайских тюрем на базирующемся в Вашингтоне портале Radio Free Asia, где дошли до утверждения о том, что в КНР якобы запрещён Коран.
А в ноябре 2018 года 13 стран Запада инициировали рассмотрение в Совете по правам человека ООН вопроса о притеснениях китайских мусульман. Сенатор Марко Рубио и конгрессмен Крис Смит провели в Совместной комиссии Конгресса и правительства США по Китаю (Congressional-Executive Commission on China – CECC) слушания о «религиозных репрессиях, осуществляемых Коммунистической партией Китая». В подготовленном двумя американскими политиками докладе говорится, что «более миллиона уйгуров и представителей других мусульманских этнических меньшинств [в Китае] были интернированы, и многие вынуждены отказаться от своей веры».
Эти обвинения подхватила Amnesty International, которая сообщила, что «до миллиона мусульман содержатся в лагерях для интернированных в Синьцзяне на северо-западе Китая». Не осталась в стороне и Human Rights Watch: на её портале появилась публикация «Искоренение идеологических вирусов» о «китайской кампании репрессий против мусульман Синьцзяна» и ещё целая серия подобных статей. В том же ряду, считает Тьерри Мейсан, стоят обвинения турецкого МИД.
Запад давно поддерживает оппозиционные исламистские движения в Восточном Туркестане (со второй половины XVIII века – Синьцзян, или «новая граница» по-китайски). Сепаратистские организации «Исламское движение Восточного Туркестана» (ETIM) и «Восточно-Туркестанская ассоциация образования и солидарности» (ETESA) в борьбе за независимость Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР особенно активизировались с 1990-х годов, отмечает индийское издание Zee News.
Известный российский китаевед Юрий Тавровский считает, что события в китайском Синьцзяне всё больше напоминают ситуацию 1990-х годов в российской Чечне. По сути, в Синьцзяне «отрабатываются технологии дестабилизации всего стратегически важного региона, налаживается взаимодействие боевиков, создаются каналы переброски террористов и оружия, распространения подрывной пропаганды», пишет Тавровский.
Если контроль над Венесуэлой имеет значение для США не в последнюю очередь по причине её богатейших запасов нефти, то отторжение от Китая Синьцзяна важно для американцев потому, что здесь находятся крупнейшие месторождения урана и других полезных ископаемых, составляющих три четверти всех минеральных ресурсов КНР. О геостратегической важности Синьцзян-Уйгурского автономного района много говорить не надо: эта самая большая по площади территориально-административная единица КНР с населением свыше 23 млн. человек граничит с восемью странами, в том числе с тремя странами бывшего СССР – Киргизией, Казахстаном, Таджикистаном и Российской Федерацией (западный участок российско-китайской границы, около 45 километров).
Уже в ходе Большой игры XIX века англичане, разворачивая экспансию в Центральной Азии, обратили внимание на ошибку в оценке роли Восточного Туркестана Николаем Пржевальским, который считал, что «Кашгарская империя (Южный Синьцзян – Ред.) не стоит и копейки». Российский учёный-китаевед Олег Зотов пишет, что «Восточный Туркестан – ключевой фактор мировой политики, ибо втянут в конфликтные процессы Большого Ближнего Востока, являясь при этом наиболее важной (экономически) и уязвимой (стратегически) провинцией КНР. На Синьцзян непосредственно влияют события в Афганистане и бассейне Каспия».
Кроме перехвата у Китая контроля над месторождениями Синьцзяна США интересует и нефть Каспийского бассейна, включая Казахстан. Как известно, «Китай скупил 60 процентов третьего по величине в мире нефтяного месторождения под Актюбинском и проложил из Казахстана трубопровод до административного центра Синьцзяна – Урумчи. В данных обстоятельствах США надеются не столько на свои планы военного «окружения» Китая, сколько на окружение его обманчивыми дипломатическими интригами (deceptive surface of diplomatic negotiations)», пишет Олег Зотов, цитируя книгу «Новая Большая игра: кровь и нефть в Центральной Азии» немецкого военного журналиста и писателя Лутца Клевемана.
«Россия хотела бы, чтобы нефть шла на север к ее границам, – говорит Лутц Клевеман. – Иран хотел бы, чтобы он шел на юг в сторону Тегерана. А Америка хотела бы, чтобы трубы шли либо на запад, к давнему соратнику Турции, либо на восток к новому союзнику в регионе, Афганистану».
Задача отрыва Синьцзяна от Китая или, по крайней мере, распространения хаоса в этом автономном районе КНР является для США едва ли не важнейшей в новой Большой игре XXI века – в схватке за мировую гегемонию. Другие страны вроде Турции, вовлекаемые в эту схватку под американским давлением, рискуют проиграть, кому бы ни досталась побед
