«Нью-Йорк Таймс» осуждает их за «вопиюще неумелое управление долговым кризисом еврозоны». «Европейские элиты, – заявляет «Бостон глоб», – слишком долго обманывались уверенностью, что они смогут попытаться совместить несовместимое». Европа была бы сегодня лучше, утверждает Дэвид Игнатиус из «Вашингтон Пост», если бы её лидеры «справились бы со своими проблемами столь же аккуратно, как Соединённые Штаты три года назад».

Но американцам, помнящим свою историю, следует остерегаться искушения читать нотации. Сто семьдесят лет назад США были новой и хрупкой федерацией, едва справляющейся с похожим кризисом. И поведение американских политиков тогда было немногим лучше, чем поведение их европейских коллег сегодня. Европейские кредиторы оплакивают нежелание стран встретить суровые экономические реалии. В конце концов, это случится – но только после десятилетия мучительной политической борьбы, предлагает уроки для сегодняшней Европы.

В 1830-х годах европейские инвесторы вливали огромные суммы денег в расширение американских хлопковых плантаций, банки-фронтиры, каналы и железные дороги. Это подогревало спекулятивный бум, который правительство США поощряло безрассудной финансовой и банковской политикой. Многие правительства штатов выступали в роли посредников иностранных кредиторов, заимствовавших средства в Европе и вкладывавших их непосредственно в банки и общественные проекты.

В 1837 году спад в британской экономике, совпавший с ростом производства хлопка в США, вызвал резкое падение цен на хлопок и цен на земельные участки. Бум внезапно закончился. Банки рухнули, государственные доходы испарились и грандиозные государственные модернизационные проекты мгновенно превратились в «белых слонов» (нечто чрезвычайно дорогостоящее, но не приносящее практической пользы, – прим. переводчика).

Правительства штатов перестали выполнять обязательства перед иностранными кредиторами. Первыми стали Мичиган и Индиана, объявившие дефолт в июле 1841 года, затем штат Мэриленд, штат Иллинойс, Пенсильвания и штат Луизиана. Три южных штата – Арканзас, Миссисипи и Флорида – просто отказались от своих обязательств.

Европа была шокирована. Британской придворный поэт Уильям Вордсворт, семья которого вложила свои пенсионные сбережения в облигации Пенсильвании, написал стихотворение, осуждающее «выродившихся» американцев. Британский писатель Сидней Смит, ещё один рассерженный инвестор, заявил, что американцы «виновны в мошенничестве столь чудовищном, что способно навеки опозорить худшего короля Европы». В Лондоне американцев подвергали нападкам на званых обедах, перед ними закрывались двери светских клубов.

Лондонский банк «Бэрингз» (крупный лондонский банкирский дом, основан в 1763 году – прим. переводчика), долгое время занимавшийся финансовыми операциями на американском рынке, отказался от попыток продать бонды любого штата США – в том числе и тех штатов, которые ещё не настиг дефолт. Даже федеральное правительство, имевшее безупречную кредитную историю, в Европе не могло продать свои облигации.

«Давайте отделаемся от этой треклятой страны, – писал лондонский банкир Энтони де Ротшильд. – Это самая отвратительная и самая зловонная страна в мире».

Паника 1837 года погрузила Америку в одну из самых страшных депрессий в её истории. Развитие западных штатов почти совершенно прекратилось. Это же произошло и с миграцией на запад, – предохранительным клапаном, помогавшим поддерживать спокойствие в крупных городах США. Беспорядки между безработными американцами и вновь прибывшими иммигрантами вспыхнули в городах на северо-востоке. «Распалась связь времён, – писал бывший мэр Нью-Йорка Филипп Хон. – Мятеж и насилие широко и неудержимо шагают по улицам».

Экономические проблемы породили политическое неистовство. Процент избирателей, участвующих в выборах, вырос до самого высокого уровня в истории США, – к примеру, избиратели изгоняли должностных лиц в череде непрерывных выборов. Снижение федеральных доходов привело к возобновлению язвительной полемики между Севером, Югом и Западом, так как соглашения о тарифах и помощи правительствам штатов были аннулированы. Старые союзы партий трещали по швам. Вдобавок, на внешнюю политику оказывалось давление, отчасти потому, что главным конкурентом страны за территории и рынки была Великобритания – она же была и основным кредитором.

Европейцы задались вопросом, переживут ли США кризис. В 1842 году лондонская «Таймс» выразила сомнение, «выдюжит ли американская демократия». Британский дипломат в Вашингтоне сообщал, что страна превратилась в « необузданную массу и неконтролируемую анархию». Агент британских держателей облигаций, проводивший переговоры с правительством Иллинойса, жаловался, что члены законодательного собрания штата опускаются до «всевозможных интриг, обмана и низости».

Кое-кто из американцев в равной степени пессимистично оценивал перспективы страны. «Когда и где это остановится, одному Богу известно, – писал редактор из Миссисипи. – Никогда ещё будущее не было окутано более глубоким и зловещим мраком». В своём дневнике Сидней Джордж Фишер из Филадельфии писал, что Американский союз становится «просто одной из выгод, бумажным обязательством, рассыпающимся на части всякий раз, когда этого требуют интересы».

Тем не менее, в конечном счете, страна преодолела неприятности. И в процессе перемен американцы пересмотрели свои взгляды на свободу и народный суверенитет. Многие штаты реформировали основные законы, введя ограничения на государственные займы. Они стали, по признанию одного политика из Кентукки, «кандалами на полномочиях законодательной власти». Тем не менее, они будут защищать общество от «внезапной и опасных порывов страсти». Правительства штатов также преодолели массовое сопротивление созданию новых механизмов по сбору налогов, так что держатели облигаций могли их погасить.

В то же время в крупных городах северо-востока США были учреждены профессиональные полицейские силы для поддержания внутреннего порядка. Была оставлена надежда, что «мужественной самодисциплины» будет достаточно, чтобы сохранять мир во времена экономических потрясений. Новая полиция, заявил член муниципального совета Бостона Пелег Уитмен Чандлер, поможет городу «противостоять потрясениям анархии».

Фортуна тоже сыграла свою роль в том, что страна мало-помалу сплотилась. Когда в конце 1840-х годов в Европе вспыхнула революция, британские капиталисты были готовы повторно рассмотреть американские инвестиционные возможности. Отмена британских пошлин на зерно помогла возобновить развитие американского Запада. Неожиданное стимулирующее воздействие обеспечило и открытие золота в Калифорнии – всего за несколько недель до передачи Мексикой этой территории США в 1848 году.

Перемены в стране, совершённые в те годы по конституциональному и политическому заказу, заложили основу для дальнейшего экономического роста. Но это было нелегко. Миллионам американцев пришлось выверять свое понимание роли государства, и они должны были делать это, одновременно справляясь с глубоким жизненным страданием. Такие изменения не могут случиться мгновенно.

В этом есть нечто очень похожее с затруднительное положение сегодня в Европе. Как и США в 1840 году, Европейский Союз является относительно молодой и разношёрстной федерацией, еще находящийся на ранних этапах общего понимания того, как должны работать ее институты. Это борьба с прочно укоренившимся понятием о народном суверенитете, равно как и борьба с представлением о непреклонной силе рынка. Эта перестройка будет медленной и трудной. И европейские лидеры должны сделать то же, что и Америка сделала 170 лет назад: игнорировать насмешки из-за рубежа и перейти непосредственно к сложной задаче сплачивания своего Союза.