Воспоминания военного переводчика 2. Школа огнеметчиков под Каиром1В Каире стоял октябрь 1963 года. До "шестидневной" войны оставалось менее четырех лет.
Я вернулся из отпуска с семьей и получил разрешение на аренду квартиры на Замалике. Этот островок на Ниле навсегда остался в памяти символом самых беззаботных и счастливых лет нашей семейной жизни.
Замалик считался одним из старых фешенебельных районов Каира. Летом его охлаждал со всех сторон мутный Нил. Большую территорию занимал спортивный клуб Гезира для богачей с большим зеленым футбольным полем, уютными теннисными кортами, бассейном.
На улицах Каира
Первую меблированную квартиру мы сняли в четырехэтажном доме на тихой улочке, неподалеку от офиса Советской военной миссии и Советского посольства. Дни стояли теплые, а ночью мы мерзли под легкими одеялами, полученными от хозяина.
Меня направили переводчиком на работу в Управление химической защиты Генштаба. Как-то я пожаловался на холод в квартире капитану Астахову, старшему переводчику-арабисту.
– А что же ты молчал! Это поправимо. Занимай деньги, я тебе десяточку дам. Собирайся на выходные ехать в Газу с группой новоприбывших полковников. Поедут на рекогносцировку. Им нужен переводчик. Ночевать будете в Газе. Там и купишь теплые верблюжьи одеяла. Сам купил – жена довольна.
– Ты там бывал?
– Не раз. Дешевле, чем в Газе не бывает. Поедешь?
– Поеду, – и сразу получил десять фунтов в долг.
Оббежал знакомых, еще двадцатку занял. Тогда это были уже приличные деньги.
Обрадовал жену:
– Составляй список самого необходимого. Потом еще раз съезжу в Газу.
Список составили быстро. Прибежали товарищи с деньгами и списками самого необходимого.
– Ну ты у меня, как богатенький Буратино, – шутила жена.
В начале 1960-х в Палестине было более или менее спокойно. Голубые каски ООН отделили стеной иудейского агрессора от мусульман сразу после тройственной агрессии самых демократичных "демократий" – Израиля, Англии и Франции – от Египта.
ООН пришлось отделить Израиль кордоном из голубых касок от Египта и Газы и тем самым лишить его возможности совершать новые агрессии против арабских государств. Газе даровали право на беспошлинную торговлю, и она превратилась в сплошной базар, как российские города в первые годы независимости от СССР. Все палестинцы, кроме ленивых, стали купцами. Торговля расцвела пышным цветом. Из сектора Газы товары вывозились и в Египет, но там они уже стоили намного дороже.
В середине ноября 1963 г. наша небольшая группа советских офицеров на микробасе мчалась из Каира до Порт-Саида, а дальше по приморской дороге до Газы. Микробас катил по пустынной узенькой асфальтированной дороге. По сторонам простиралась светло желтая пустыня. Глаза русского человека привыкли к кудрявой зелени лесов и пролесков, к зеленым полям и лугам, к голубым извилистым лентам рек и речушек. Пустыня ему кажется убогой и скучной. Бедный и однообразный желто-бурый ландшафт. Кочующие холмики песка. И все. В хамсин, песчаную бурю, кочующие пески засыпают на некоторых участках на Синае автомобильные и железную дорогу. Их приходится очищать от песка так, как чистят зимой российские дороги от сугробов.
– Пройдет один танковый батальон по пустыне и поднимет такой столб пыли, что его можно обнаружить за десятки километров, – сказал старший группы полковник с широкими черными бровями, как у Брежнева, восседающий в кресле, рядом с водителем.
– Не понимаю, как вообще здесь можно воевать. Подлетное время самолета несколько минут, и ты на территории противника. На малой высоте самолет появляется над объектом внезапно и отбомбившись уходит от огня ПВО. Здесь войну выигрывает тот, кто начинает первым и забрасывает бомбами аэродромы противника. Любое промедление – смерти подобно, – заключил полный симпатичный полковник, пэвэошник.
Мы звали его «Лемешевым». На концертах художественной самодеятельности в советские праздники он исполнял старинные русские романсы не хуже прославленного тенора. Говорили, что его приглашали петь в Большой театр, но он, как человек русский, предпочел военную, более престижную профессию.
– Да, в октябре 1956 г. Израиль начал войну с Египтом внезапно и за несколько суток оккупировал Синай. Англия и Франция высадили свои десанты в зоне Суэцкого канала и бомбили гражданские объекты Египта. Возмутились, видите, ли Насер национализировал "их" Суэцкий канал, – сказал я на правах старожила.
Мы долго ехали молча, пока не увидели, как странный «памятник» Суэцкой войне 1956 г. – короткий участок старой дороги со вспоротым брюхом: большие куски асфальта дыбились на ней. Так искалечить её могли только израильские саперы.
– Что же это за варварство такое!? – воскликнул чернобровый полковник.
– Вероятно, израильские войска, покидая Синай, портили, взрывали, уничтожали все, что могли. Цивилизованные «демократии» приказали сионистам напакостить Египту как можно сильнее. Так вели себя, как мы знаем, отступая, фашистские войска на оккупированных территориях во Второй мировой войне. Что мне говорить – они целые города взрывали, лишь бы нанести больше вреда советскому народу. Сионисты ничем их не лучше.
– Что вы хотите от этих расистов!?
Опять ехали молча, пока не увидели кучу искореженных рельсов с разломанными пополам шпалами, печально висящими на них. Египтяне не убрали рельсы, изогнутые в разные стороны, и они лежали рядом с восстановленным полотном железной дороги.
– Их оставили, как своеобразный памятник англо-франко-израильскому варварству западных демократий и «борцов за права человека», – сделал вывод "Лемешев".
То, что все войны ведутся из-за денег, чужих территорий и чужих богатств, известно со времен Адама и Евы. То, что в ХХ веке войны велись из-за энергоресурсов и безопасных путей их доставки в страны Западной Европы и Америку, сегодня не знает только ленивый. Суэцкий кризис 1956 г. – яркое тому подтверждение.
Вот о чем я думал, глядя на «памятники», оставленные израильскими военными на египетской земле. Чуть больше 10 лет назад их близкие погибали в фашистских застенках, в фашистских газовых камерах, а что натворили они в 1956-57 гг. на Синае?
Тогда я не знал, что буквально пару лет назад – в 1961 г., подобные мысли высказал выдающийся историк ХХ века Арнольд Тойнби. Высказал публично, громко, не побоявшись обвинений в антисемитизме. В беседе о правах человека с израильским дипломатом Яковом Херцогом, советником нескольких премьер-министров Израиля, он высказал смелую мысль о том, что сионистское руководство Израиля ведет себя с арабскими соседями, как нацисты вели себя с Англией, Францией, Россией во Второй мировой войне, то есть как варвары, террористы, оккупанты. В той беседе он подчеркнул аморальный характер войны и оккупации чужих земель вообще, и арабских, палестинских земель Израилем в частности. Лицемерно рассуждая о страданиях еврейского народа, добившись равноправия, сионисты лишают равноправия палестинцев, – утверждал он.
Он напомнил своему израильскому собеседнику о событиях Суэцкого кризиса: бомбежки гражданских объектов Египта британской авиацией. Как же так? Англичане осуждают немцев за бомбежки английских городов в годы Второй мировой войны, а теперь сами, как фашисты тогда, бомбили гражданские объекты в арабской стране.
Привел Тойнби и другой пример: миллионы евреев пострадали от нацизма, многие погибли в фашистских застенках, а оставшиеся в живых евреи, служа в израильской армии, несут подобные страдания, смерть арабам, палестинцам. Это подлинная трагедия еврейской диаспоры, когда нация пострадавшая от геноцида, использует геноцид против другой нации. Вот такую точку зрения высказал Тойнби, выдающийся историк ХХ века...
Весь первый день мы колесили по Синаю. Проехали мимо военной базы ООН с голубым флагом на штоке. Посмотрели заштатный городишко под названием Ал-Ариш. Постояли на границе с Израилем возле мандаринового сада. Поздно, когда наступила ночь, добрались мы до Газы и остановились в двухэтажной гостинице, расположенной неподалеку от морского берега. Поужинали и улеглись спать.
Утром заехали на базар. Сплошные ряды лавчонок. Такие базары появятся на советской земле в черные ельцинские годы в каждом российском городе.
Лавки ломились от товаров. Первым делом я купил большое одеяло из верблюжьей шерсти. Оно нас спасало от холодных ночей в Каире. Себе и жене – свитеры и модные в ту пору короткие пальто из искусственной кожи.
У статуи «Возрождение Египта» Мухмуда Мухтара
2В 1964 г. арабская сторона обратилась к Москве с просьбой прислать ей тяжелые, фугасные огнеметы и офицера, способного обучить египетских офицеров и солдат владеть этим грозным оружием в условиях горной местности. Москва прислала и тяжелые огнеметы, и советского офицера.
Меня пригласил капитан Астахов и сообщил, что после отъезда советника, с которым я работал полгода, я буду работать с новым офицером.
– Будете создавать с майором школу огнеметчиков. Он прибывает послезавтра. Поедешь его встречать. Зайди вечером в офис, попроси, чтобы тебя взяли на аэродром. Узнаешь, где его собираются размещать. Желательно недалеко от твоей квартиры.
– Будет сделано. Не беспокойся.
Я сделал, как велел старший переводчик. Сходил в офис. Поговорил с паспортистом, ответственным за встречи и проводы офицеров миссии.
Я любил каирский аэропорт – просторный, чистый, прохладный. Он на всю жизнь запомнился мне как ворота в совершенно фантастический, сказочный мир. Во многих аэропортам мне пришлось побывать позднее, но каирский остался милее моему сердцу, чем все остальные, в которых я побывал за свою жизнь.
Мы приехали в аэропорт. Дождались самолета Аэрофлота. Обнаружить советских в толпе пассажиров легко. Они, как правило, одеты в черные костюмы, белые рубахи, галстуки, полученные на военном складе на Хорошевском шоссе. Они пугливо осматриваются по сторонам: а вдруг не встретят?! Что тогда?
Я попытался отыскать огнеметчика. Он майор. Значит моложе полковника. Чуть меня старше. Я приметил одного молодца в черном костюме, но рядом с ним шла женщина, как мне показалось, намного его старше. Она вела мальчика лет пяти-шести.
Алексей Якунин оказался веселым и находчивым человеком. Широкоплеч, коренаст, с открытым русским лицом. Закончил училище. Направили служить в Прибалтику.
Жену звали Женей. Ее нельзя было назвать красивой – обыкновенное русское курносое лицо. Полнота при низеньком росте её старила.
Сынишка Петрик был похож на Алексея, как две капли воды. Отец в нем души не чаял. В свои пять лет Петрик был забавен и простодушен. Он славно пел. Когда мы позже обедали у Якуниных или у нас, Алексей просил сына спеть. Петрик обязательно взбирался на стул, принимал позу певца, и исполнял одну и ту же песню «Бабушка, заведи мне граммофон...». Слух и голосок у него был замечательный, и мы ему от души каждый раз аплодировали. Потом он по-взрослому кланялся и слезал со стула под наши аплодисменты и улыбки.
Через день утром мы поехали в Управление химической защиты. Арабский генерал-майор нас ожидал в своем кабинете. В креслах сидели несколько полковников и капитан. Последнего генерал представил нам как командира роты огнеметчиков. С ним нам предстояло работать. Его звали Мустафа.
Генерал просил Якунина подготовить роту огнеметчиков для боевых действий египетской армии, поддерживающей республиканцев, воюющих с монархистами, в Северном Йемене. Английская вежливость, аристократическая спесь, чашечки кофе. Генерал говорил на хорошем английском. Поколение Насера постоянно общалось с англичанами и потому говорило на языке колонизаторов свободно.
– Нам нужна рота тяжелых огнеметов для боевых действий в Северном Йемене. Легких огнеметчиков мы обучаем сами. Они хорошо зарекомендовали себя в боевых действиях в горной местности. Тяжелые огнеметы, насколько нам известно, весьма эффективны в боях в городе и в горной местности. Есть ли особенности, секреты подготовки огнеметчиков?
– Конечно, есть. Два секрета. Первый – это психологическое преодоление страха. В руках расчета огнеметчиков сто килограммов горящего напалма. Можно поразить цель на расстоянии пары сотен метров. Выстрел, и из рук двух солдат вырывается и летит струя горящего огня. Хорошо, если она летит в цель.
– А что может лететь и не в цель?
– Если сорвет, горящий напалм становится неуправляемым и опасным.
– А если его установить на машине?
– Уже установили, но на машине его по тропинкам в горы не затащишь. Главное достоинство тяжелого огнемета – внезапное применение. Разведка не всегда может выведать местонахождение огнеметов. Роту повзводно не трудно из резерва передислоцировать на нужное направление в ночное время, например.
– А второй секрет?
– Нужны особые мишени из толстого листового железа – стационарные и движущиеся.
– В чем сложность?
– Мишень сваривают из кусков железа. Огнесмесь плавит не только швы, но и железо.
– Думаю, мы найдем мастеров и изготовим нужные для обучения мишени. Командир роты, тыловики подготовят все необходимое для занятий. Сколько времени потребуется для планирования занятий?
– До конца недели справимся.
– Хорошо. Возникнут проблемы, обращайтесь ко мне, к моим заместителям, – и он указал рукой на двух сидящих полковников.
Возникла пауза.
– Пора прощаться, – прошептал я Алексею.
– Все ясно. Начнем работу прямо сегодня.
– Желаю вам успеха.
Все встали. Мы попрощались и вышли на улицу. Светило ярко весеннее солнышко. Пели птички на деревьях.
Водитель нашего автобуса ждал нас на улице.
– Теперь мы увидим генерала на стрельбах и перед твоим отъездом. Он пригласит нас на чашку кофе и поблагодарит.
– Ну и на том спасибо.
Мы сели в автобус.
– Видишь, какие шофера дисциплинированные.
Я обменялся несколькими арабскими фразами с водителем.
– Говорит, что его начальник предупредил. Он знает куда везти нас.
– Как это ты умудряешься говорить, не дослушав до конца мой ответ. Я так боялся, что ты наговоришь какую-нибудь отсебятину.
– Этот перевод называется синхронным.
– И письменно ты так же быстро переводишь?
– Нас научили военному переводу. Иностранный язык – очень забавная штука. Чем больше его учишь, тем он становиться интереснее и труднее.
– Почему?
– Потому, что узнаешь, как одну и ту же мысль по-разному выражают русские и англичане.
– Ты и по-арабски можешь?
– Только разговорный. Нашел хороший учебник. Очень красивый язык. Когда Насер выступает по радио – заслушаешься. Он говорит на простонародном наречии.
Помолчали. Алексей смотрел по сторонам. Ему все казалось интересным.
Шофер выехал из города по дороге на Суэц. Потом свернул на рокадную узенькую дорожку.
– А что про Йемен не спрашиваешь?
– Что спрашивать? Республиканцы воюют с монархистами и английскими колонизаторам. Ты газету читаешь, новости расскажешь.
– Ты не воевал в войну. Откуда огнеметы знаешь?
– Их на вооружении у нас давно нет. В училище нам о них немного рассказывали. Они сняты с вооружения. Механизированные остались. На гусеничном ходу. Мне в одной части показали старые фугасные перед самым отъездом. Показали, как их готовить к бою и использовать в горной местности.
Километра три мы ехали мимо воинских частей. У последнего шлагбаума автобус остановился. Это была наша школа огнеметного дела.
Нас ждали. Водитель спросил у часовых, куда проехать. Те указали на штабную палатку. Возле нее стоял газик.
Капитан Мустафа, командир роты, доехал быстрее и теперь поджидал нас у палатки. Рядом с ним стояли три лейтенанта и капитан. Среди пары рядов палаток мы заметили здание без окон. Как потом выяснилось, это был склад.
Мустафа представил нам офицеров. Капитан представился сам на прекрасном лондонском диалекте:
– Меня зовут Юсеф. Я командую ротой легких огнеметов. Я хочу научиться владению тяжелыми огнеметами. Думаю, мне это пригодиться.
Мустафа пригласил всех пройти в штабную палатку. Предложил кофе. Его готовил повар на кухне в палатке рядом.
Мы заговорили о планах нашей совместной работы. Капитан свободно говорил на английском. Лейтенанты молчали. Они понимали, о чем идет речь, но говорили по-английски хуже Мустафы. Поэтому все наши дела мы решали в основном с капитаном.
– Давайте решим вопрос о мишенях.
– Их два типа. Стационарные и движущиеся. Горящий напалм сжигает железо, плавит швы сварки. Десять выстрелов и мишени нет. Мишень огромная – танк в профиль или в анфас. Ее надо закрепить на коляске. Коляску надо прицепить длинным стометровым железным канатом к автомашине. Автомашина тащит мишень, и расчеты по очереди в нее стреляют.
– Значит и рельсы будем прокладывать?
– Да. Все это надо изготовить и доставить на наш полигон. Это все изготовить просто, – сказал Алексей.
– Это у нас просто. Государственный завод все изготовит. У них частник все делает, – пробормотал я.
Капитан задумался: надо ехать в город, искать мастерскую. Она примитивная. Где-то надо купить колеса у железнодорожников.
– Ты ему задач поставил на целый год, а он должен их все решить за пару недель. Так быстро они работать не приучены. Не пугай его.
– Ладно. Скажи ему: вместе поедем и найдем мастерскую, объясним. Все сделаем. Сейчас надо написать план работы на год, составить расписание занятий, начертить схемы мишеней. Работы много. Нам нужна канцелярские принадлежности и машинка. Это первый этап, причем тоже довольно сложный.
После совещания капитан показал нам нашу палатку-кабинет. Она стояла рядом между штабной и буфетом. Солдаты жили в больших брезентовых палатках. Их было много. Мы дошли до склада. В нем на полках лежали тяжелые огнеметы, выкрашенные в зеленый цвет и покрытые толстым слоем смазки. Я видел их первый раз в жизни. Это метровые трубы около 10-12 см диаметром, заваренные с обеих сторон.
– Тяжелые?
– Пустые нет. С огнесмесью – более сотни килограмм. Поэтому в расчете два-три человека. Одному не поднять. Скажи, пусть десять штук отмоют для учебных занятий.
Я перевел.
– Сперва обучим офицеров, потом они по-арабски станут обучать солдат. Лейтенанты переглянулись и вопросительно посмотрели на капитана.
Начали работу над документами. Якунин писал, я переводил и печатал на машинке. Капитан крутился возле нас, читал переводы, задавал вопросы. Алексей отвечал, чертил схемы. Нашли солдатика, который нарисовал схемы, сделал красивые надписи по-арабски.
К концу недели пакет документов на английском языке был готов. Капитан отвез его в Управление и вернулся довольный.
– Одна гора с плеч. Теперь учеба и мишени, – подвел итог Алексей.
Капитан и Алексей поздравили друг друга с успешной подготовкой документов и пожали друг другу руки. За неделю мы успели сдружиться с капитаном.
– А огнесмесь? Как и кто ее будет делать? – спросил я.
– Верно. Я напишу заказ. Подробно изложу в какой пропорции применять загустители. Скажи ему!
Начались учебные будни. Утром мы прибывали на службу. Шли в учебную палатку. Офицеры нас ждали. Вместе пили кофе и начинали занятия. Якунин рассказывал, показывал. Я переводил. Если бы они понимали, каким сочным русским языком Алексей толковал им прописные истины огнеметного искусства! Он имел редкую способность говорить о серьезных вещах в шутливом тоне. Он запомнился мне вольнодумными шутками и прибаутками.
Употреблял их и в разговорах с арабскими офицерами. Они его русских прибауток не понимали. Не понимали, почему я тихо посмеиваюсь, переводя объяснения Якунина на вполне приличный английский.
Через пару дней занятия перенесли на местность. Начали учить капитана и лейтенантов, как закреплять огнемет в песке. Надо было копать песок, обтесывать колышки топориком, рыть окопчик. Лейтенанты хотели было привлечь для физической работы солдат. Якунин объяснил, что командиры обязаны уметь делать все виды работ сами. Учить солдат они могут только личным примером.
– Не бойтесь грязной работы, ребята. Вперед и с песней, – Якунин, в чистой белой рубахе и черных шерстенных брюках, сам брался за лопату, топорик; копал, подкапывал, забивал колышки.
Недовольные лейтенанты работали вместе с Якуниным.
Устанавливать огнемет в песке, надежно прикреплять его к земле – дело довольно сложное. Одно дело установить его в твердой почве, другое в – песке.
– Не закрепишь как следует, он может «сыграть».
– А вдруг у нас «сыграет»?
– Главное, ты никогда на стрельбах не отходи от меня ни на шаг. Я всегда буду находиться в безопасной зоне рядом с огнеметом. Справа и слева в нескольких шагах он безопасен, даже когда «сыграет». Понял?
– Понял. Теперь им объясни, где должен находится расчет и почему именно там, и только там, где я указываю, можно рыть окопчик.
– Научатся укреплять в песке, в твердом грунте устанавливать легче. В Йемене в горах почва твердая.
Учебный процесс начался.
3В те дни в Каире царила мирная жизнь. Военные специалисты и переводчики ходили в штатском. На службу приезжали к 9 часам утра. В два часа возвращались домой, обедали и, как рекомендовал нам наш военный врач, погружались в послеобеденный сон. С двух до пяти в Каире стояла жуткая жара. В иные дни градусник показывал 40-45 градусов Цельсия. На три часа закрывались магазины и учреждения. Горожане ждали вечерней прохлады.
Вечерами мы шли на советскую виллу, пили пиво, вино. Играли в настольный теннис и волейбол. Устраивали соревнования волейбольных команд. В летние месяцы мы покупали абонементы для иностранцев в местные спортивные клубы и плавали в бассейне.
С Якуниными на прогулке
По выходным организовывались экскурсии для офицеров и их семей. Переводчики ходили в каирские кинотеатры и смотрели американские и французские фильмы с джазом, Эльви Пресли, Брезжит Бордо, Марлен Монро. В кинотеатрах мягкие кресла, прохлада. Можно курить. Разносят прохладительные напитки, сигареты, сладости. Мы приобщались к буржуазной культуре. Так текла наша жизнь.
Широкая улица бежит через весь центр Каира, но сужается к мосту на Замалик. Каждое утро в восемь мы с Якуниным встречаемся на углу. Мы ждем служебный автобус. Я покупаю "Иджипшиен газетт" у мальчишек и в автобусе просматриваю египетские новости.
Улица работает в полную силу с раннего утра. Бензиновая гарь и жаркая пыль стоит над ней. Дымят старенькие темно-бордовые автобусы с груздями висящих на дверях пассажиров. Отравляют воздух расписанные арабской вязью грузовики. Сдерживают потоки машин ослики. Они не обращают внимания на автомобили и не спеша тащат двухколесные тележки с фруктами и овощами в ящиках.
Подходит автобус с советскими офицерами. Все в штатском, включая арабского водителя-солдата. Мы рассаживаемся на сидения. Обмениваемся новостями.
Проезжаем мост. Трудяга Нил равнодушно катит свои тихие воды. Вдыхаем легкую прохладу, идущую от Нила, через открытые двери автобуса. А вот уже кинотеатры, величественное здание Верховного суда, потом железнодорожный вокзал с фонтаном и огромной статуей Рамзеса, шагающим из древности в настоящее.
Овощная лавка за углом на Замалике
И всюду бесконечные потоки пешеходов. Мелькают белые и полосатые галобеи, помятые костюмы, черные платья и платки, легкая модная одежда, бедуинки в парандже – все слои так называемого местного среднего класса и бедняки. Пареньки виляют в толпе на велосипедах с широкими легкими решетками на голове, заваленные горой лепешек или булок. Прямо на тротуарах бреют и стригут уличные цирюльники. Мальчишки разносят черный сладкий чай сидящим на корточках у стен домов мужчинам. Стучит бронзовыми стаканчиками, как кастаньетами, продавец щербета, который он наливает из пузатой большой бутыли, висящей на ремнях у него за спиной.
Низенький и располневший, мягкий по характеру, капитан Мустафа начал лысеть в свои 28 лет. Внешне он был похож больше на бухгалтера, чем на командира. У него не было ни командирского голоса, ни строевой выправки, ни суровости во взгляде. Это был гражданский в душе человек из тех, кто никогда не может огрубеть на военной службе. Из таких людей получаются добрые и справедливые командиры.
Как мы узнали позже, после окончания университета он поработал несколько лет в гражданской фирме инженером. Затем ему предложили службу в кадрах египетской армии. Он согласился. Закончил курсы и год тянул лямку взводного. В армии он получал денег больше, чем на гражданке. Собирался жениться, невеста красива и молода, но денег на приобретение квартиры пока не собрал. Других источников дохода у него кроме военного жалования не имелось. А жалование его было не велико, как и у нашего ротного.
– Может займу, а так вся надежда на Йемен, – признался он.
Капитан выполнял все рекомендации Якунина беспрекословно и в срок. Обучение офицеров и солдат шло как по маслу. Через пару недель мы начали обучение практической стрельбе напалмом. Офицеры и солдаты закрепляли огнемет в песке надежно. Иногда были проколы: при стрельбе огнемет немного смещался, напалм летел мимо цели. Но ни разу ни один огнемет не «сыграл», не полетел в обратную сторону. На всякий случай во время практической стрельбы в радиусе нескольких сот метров никого, кроме нас с Алексеем и расчета с лейтенантом, не находилось. Солдаты и офицеры наблюдали за нами издалека.
Правила безопасности соблюдались беспрекословно. Еще большим достижением считали мы, что все офицеры, включая самого капитана, научились окапываться, прицеливаться, укреплять огнеметы в песке и не бояться горящего напалма, выстреливаемого из огнемета. Они учили солдат этому мастерству и, как нам казалось, даже были благодарны Якунину за то, что он настоял, чтобы они все овладели мастерством огнеметания.
Владению легким, ранцевым огнеметом солдат обучали арабские офицеры. Он прост в обращении. Тяжелый или фугасный огнемет менее подвижен. Его надо подвести на машине или лошади к огневому рубежу, прочно установить на поверхности земли заранее, терпеливо ждать приближающегося противника. При появлении противника, огнеметчики открывают огонь из одного или нескольких огнеметов и поражают его. Сто килограммов горящего напалма, прилипшего к танку или бронетранспортеру, – это неминуемая гибель экипажа и боевой машины.
Напалм применялся не только Египтом в Йемене. Американская авиация необычайно широко применяла его в Корейской войне (1950-1953 гг.) и во Вьетнаме (1964-1973 гг.). Широко напалм применялся израильской авиацией в войнах против арабских народов. Кто служил в Египте после войны 1967 г. и не раз попадал под израильский напалмовый дождь, тот знает об этом не из газет.
4Мы подружились с арабскими офицерам и скоро обсуждали с ними различные темы бытия. Разговор нередко шел и о политике. Мы рассказывали им о Советском Союзе. В беседах мы пытались убедить их, выходцев из состоятельных семей и среднего класса, в преимуществах социализма. О преимуществах арабского социализма ежедневно трубила египетская пресса.
Богатым было достаточно той свободы, которую они автоматически обретали с землевладением, собственностью. Они считали справедливым строй, в котором абсолютное большинство населения прозябает в нищете и бесправии.
Выходцы из среднего класса (их среди младших офицером было немало) мечтали разбогатеть. Они не хотели замечать ни трущоб, ни их обитателей. Если и замечали, то по их убеждению общество и должно быть так устроено. Деньги, золотой телец, особые привилегии – вот что главное в умах этих людей в любой капиталистической стране. Чем больше денег и выше социальный статус, тем больше привилегий и свободы! Это деление на богатых и бедных дано Богом!
А были ли мы сами убеждены в преимуществах новой русской социалистической цивилизации? Да, были. Я не сомневаюсь в этом и сегодня. Дело не в колбасе, а в правде. В нас воспитывали чувство справедливости. Что справедливо? Равенство в «хрущевках», отсутствие бомжей и беспризорников или разделение общества на кучку обитателей дворцов и миллионов нищих? Обязанность каждого члена общества честно трудиться на государство трудящихся или воровать, грабить, наживать миллионы долларов на эксплуатации народа и вывозить награбленное в американские, израильские и английские банки?
Что справедливо? Право трудящихся избирать представителей своих трудовых коллективов в Советы депутатов трудящихся или право избирать в парламент только защитников привилегий кучки воров и бандитов? Бесплатное для всех граждан образование и здравоохранение или платное образование и дорогостоящие медицинские страховки для малой части населения страны?
Если Мустафа был трудягой и молчуном, предпочитал больше работать, чем говорить, то Юсеф на его фоне выглядел аристократом. Голубоглазый, высокий, широкоплечий, крупный, стройный офицер. Представляю, как за ним гонялись каирские невесты: богат, красив, улыбчив.
Он говорил по-английски лучше меня – на лондонском диалекте, потому что учился в Англии; по-французски, потому что жил у дяди и учился в парижской школе. Хотя он закончил Американский университет в Каире, он был патриотом своей Родины. Насеровский режим Юсеф не жаловал и рассказал мне немало анекдотов о Насере и его реформах.
– Какой же ты патриот? – спрашивал я его.
– Насеры приходят и уходят, Египет остается.
– За что ты его не любишь?
– Чего его любить? Часть земли у нас забрал. Дед переписал всю землю на всех родственников, чтобы вписаться в ограничения, предписанные его земельными реформами. Под угрозой наш семейный бизнес с Францией. Насер не понимает, что только мы, богатые можем стать опорой его режиму. А вот его непримиримую позицию по Израилю мы поддерживаем.
Алексею было интересно участвовать в наших беседах. Я кратко переводил ему содержание наших бесед. Он редко вмешивался, но на этот раз он не выдержал и заговорил:
– Смотри, Юсеф. Вот вы ругаете Израиль. Он такой, сякой. И это, вроде, правильно. Но иногда надо посмотреть в зеркало и на себя. До приезда в Египет я и не предполагал, что миллионы арабов могут жить в такой ужасной нищете и диком рабстве. Можно издеваться над солдатами. Они дети феллахов. Разве можно так издеваться над молодыми парнями?! Разве можно сгонять полуголых голодных попрошаек на строительство домов и дорог?! Разве это справедливо? – неожиданно горячо заговорил Якунин.
– Израиль во всем плох, а Египет по всем параметрам хорош? – поддержал его я. – Я не уверен, что в Израиле царят такие же дикие порядки в армии, как в вашей. Извини меня за резкость, но я привык говорить правду. Меня всю жизнь учили справедливости и уважению к людям.
Многое удивляло нас, советских офицеров. Мы сидим с Алексеем в своей палатке. Вот привезли солдатский завтрак на грузовике. Солдаты сгрудились возле кормушки, расстелили кусок грязного брезента на песке. Водитель через открытую заднюю стенку кузова столкнул руками и ногами лепешки на брезент. Солдаты брали лепешки, разрывали их пополам. Получалось как бы два кармана. Затем они подходили к солдатику, разливавшему похлебку в эти карманы из термоса.
– А что им наливают в лепешку?
– Фуль, сваренную фасоль. Такой завтрак ест вся арабская беднота. Дешево и питательно. Лепешки и фуль продают рано утром на всех улицах Каира.
– Никакой гигиены.
– К сожалению.
Через пару недель мы приехали пораньше. Рота легких огнеметчиков была построена на плацу. Сержант гонял вдоль строя провинившегося солдата. В дикую жару на того напялили шерстенную шинель, и он, обливаясь потом, спотыкаясь, шел гусиным шагом на солнцепеке вдоль строя. Солдаты молча наблюдали за этим издевательством над их собратом.
– А это что такое? – спросил Алексей.
– Что не видишь?! Экзекуция. Ладно хоть одеяло не накинули поверх шинели.
– Видел с одеялом?
– Приходилось. Нам приказано не вмешиваться.
Когда минут через десять прибежал в нашу палатку Мустафа, Алексей показал ему рукой плац и произнес строго:
– Прошу вас, господин капитан, в нашем присутствии подобных издевательств над солдатами не устраивать!
Я замялся.
– Переведи слово в слово, что я сказал.
Я перевел. Мустафа молча вышел. Крикнул что-то сержанту и пошел к нему навстречу. Тот подбежал к Мустафе. Капитан что-то ему сказал. Сержант вернулся, подал команду. Солдаты повернулись направо и пошли строевым шагом с плаца. Оставленный солдат в шинели упал на песок. К нему подбежали два солдата и утащили его в ближайшую палатку.
Встретили Юсефа. Тот уже знал об инциденте.
– Наказали за самоволку. Ездил к отцу. Помогал собрать урожай. Дисциплина одна для всех.
– И для офицеров, – уточнил сердито Алексей.
– Сравнил.
Больше до конца нашего пребывания в батальоне подобных экзекуций не проводилось. Нам показалось, что после этого инцидента солдаты стали теплее относиться к нам. А может нам просто показалось.
5По выходным мы с Якуниными ездили на экскурсии. Побывали на пирамидах и у Сфинкса, в охотничьих домиках Фарука, в Цитадели, несколько раз ездили в зоопарк и там катали детей на слонах. Каждый вечер мы проводили на советской вилле. До нее пятнадцать минут ходьбы. Семьями гуляли по набережной Нила. Когда ездили по магазинам, с детьми оставалась обычно Женя.
В каирском зоопарке
Иногда мы с Алексеем брали фотоаппараты и отправлялись бродить в центр, старый Каир. Нам встречались арабы в белых и полосатых галобеях, слуги, торговцы в лавчонках, приехавшие из деревень феллахи. Шли мелкие служащие в застиранных костюмах и рубахах, засаленных галстуках.
По утрам можно было наблюдать, как с древних, сохранившихся с фараоновых времен деревянных тележек торговали лепешками и фулем (вареные без соли на медленном огне бобы).
Днем водоносы в галобеях с самодельными напитками со льдом в стеклянных огромных бутылях, висевших на ремнях за спиной, щелкали бронзовыми стаканчиками, как кастаньетами, рекламируя свой дешевый товар.
Большинство арабских женщин шли с открытыми лицами. Молодые – в ярких красивых платьях или коротеньких, модных юбочках. Замужние женщины – в окружении малолетних детей, в черных платьях и черных легких платках даже в самых жаркие дни.
В кафетериях пожилые упитанные и никуда не спешащие рантье в костюмах, некоторые еще и в турецких фесках с кисточкой, сидели часами, за чашкой крепкого кофе, курили шишу, лениво глазели на прохожих.
Советские школьники на пирамидах
Вот паренек в галобее на стареньком велосипеде развозит пирамиду булочек на большом легком подносе. Поднос держится на голове. Он его поддерживает одной рукой, а другой ловко управляет велосипедом, умудряясь не наезжать на прохожих.
Вот торговец овощами с деревянной тележки громко и однообразно рекламирует свой не очень свежий товар. Вот группа мужчин в галобеях, сидя на корточках, пьет сладкий и крепкий чай на тротуаре у чайной. Рядом брадобрей стрижет волосы юноше, мастерски орудуя ножницами.
Жизнь на улицах Каира кипит с раннего утра до позднего вечера. Как стемнеет, открываются кабаре и ночные заведения. Сутенеры предлагают мадам или порнографические открытки.
В один из выходных я поехал на Оперную площадь на книжный развал.
На книжный развал я повадился как только меня перевели из Дашура в Каир и поселился в гостинице "Докки". В книжных магазинах много хороших книг на английском, но цены кусались.
Книжный развал – длинный ряд прилепившихся друг к другу лавчонок букинистов тянулся возле стены старого сада. Каждая лавчонка – это широкий шкаф с навесом и столом, заваленным пыльными книгами. Книги стоят на полках, лежат стопками и россыпью на тротуаре – всюду, где только можно их примостить. Покупатели роются в том пыльном царстве с утра и до позднего вечера, когда развал освещается яркими допотопными газовыми лампами, произведенными на свет при царе Горохе.
Тогда площадь украшало белокаменное здание оперы и балета, построенное сто лет назад. Того самого театра, в котором впервые шла опера Верди «Аида» после открытия Суэцкого канала, и в котором я с офицерами смотрел эту оперу впервые в жизни в исполнении итальянских и югославских певцов.
Хозяин каждой лавчонки на развале восседает на древнем, почерневшим от времени табурете или беседует, сидя на корточках, с соседями. На лице каждого – маска безразличия: будто им все равно, смотрят ли покупатели книги или нет. Но краем глаза каждый царедворец следит за порядкам, и стоит покупателю оглянуться в поисках хозяина, чтобы, поторговавшись, заплатить несколько пиастров за покупку, хозяин вскакивает и важно, с безразличной миной на лице подходит к счастливчику. Нередко несколько лавочников собираются вместе и пьют крепкий чай, заказанный тут же в уличной чайной. Нередко они молча наблюдают движущийся вокруг них шумный мир.
Я успел познакомиться с несколькими лавочниками, у которых на столах находил книги на европейских языках. Они даже пытались подыскивать для меня книги по истории Египта на английском и французском. Я подолгу шутил с ними на арабском. Говорил с ошибками, но они меня понимали. Они рассказывали мне анекдоты на современные темы – о Насере и его социалистических реформах, о взяточниках, ленивых египетских бюрократах. Когда я находил какую-то нужную книгу, я торговался с хозяином, потому что так было принято, Уважающий себя покупатель обязан торговаться, чтобы развлечь немного умирающего от скуки хозяина в галабее.
Каирский развал – это своеобразный мир книг с арабской вязью на твердых и мягких обложках. Это мир Корана и мусульманской философии, сказок тысяча и одной ночи. Здесь я любовался простенькими крошечными и гигантскими роскошными изданиями Корана, в инкрустированных шкатулках и без них; ровными рядами многотомных сказок в обложках-близнецах. Я брал в руки эти красивые тома и гладил их ладошкой: настолько они мне нравились. Здесь не раз я жалел, что не научился свободно читать по-арабски, чтобы прочитать всю эту уйму книг, выставленных на развале.
Моя персона «хаваги» (иностранца) привлекала внимание лавочников, потому что иностранцы редко появлялись в их дешевеньком царстве. Для туристов открыты современные магазины, не уступающим своими богатствами книжным магазинам Лондона, и Парижа.
На книжном развале на площади Оперы
6Как-то раз мы с Юсефом размечтались. Я вспоминал свои студенческие годы и увлечение английской литературой. Рассказывал ему о том, что собираюсь поступать в аспирантуру, а после защиты диссертации работать в университете.
Он сообщил мне по секрету, что тоже бы с удовольствием ушел на гражданку и уехал во Францию к дяде. Там женился бы на француженке.
– Легкомысленная Франция мне нравиться больше, чем чопорная Англия.
– Губа не дура. А как же Израиль?
– Да прикончим мы его. И тогда все изменится.
– Но можно Израиль и не приканчивать. А жить с ним в дружбе.
– С Израилем в дружбе? Разве можно жить с ним в дружбе? – гневно заметил Юсеф.
– Например, с Израилем можно мирно договориться. Почему не признать его права пользоваться Суэцким каналом наравне с другими государствами?
Платить будет золотом. Это доход для египетской казны. Во-первых, не придется нести непосильные расходы на армию, вооружение. Эти деньги государство может использовать на образование, больницы, строительство домов для трудящихся. Во-вторых, Израиль будет платить золотом за проход своих судов по Суэцкому каналу. Золото не пахнет. Его можно тоже расходовать на развитие промышленности в Египте. Кроме того, в Израиле проживает немало евреев, родившихся в Палестине. Палестина – их историческая родина. Даже те еврейские дети, которых привезли из Европы родители, выросли в этом государстве и считают земли своими. Разве не так?
– Так-то оно так, но это значит, что евреи должны жить в дружбе с арабами. А ты знаешь, что захваты арабских земель еврейскими колонистами начались еще в 30-е годы? А ты читал о восстаниях арабов в те годы, жестоко подавленные англичанам?
– Первый раз слышу.
– Поэтому не понимаешь. Историю надо знать. Мне тоже жалко еврейских детей, погибающих во время войны, но почему еврейским солдатам и офицерам не жалко убивать арабских детей, стариков, женщин?! Почему можно сгонять арабов с земель, которая принадлежит им около двух тысяч лет?
Юсеф говорил зло. Лицо его изменилось. В голубых глазах с длинными, как у девушки ресницами, мелькнула ярость и даже ненависть.
– Что вы ругаетесь? – спросил Якунин.
Я рассказал.
– Знаешь, Юсеф, я не политик, но ради справедливости скажу. Ну допустим евреи в Израиле плохие. Клюнули на пропаганду сионистов. Но что арабские шейхи, короли лучше? – спросил Якунин.
– Нефть помощнее любого новейшего вооружения! Так почему Израиль плохой, а Саудовская Аравия хорошая? Если она хорошая, то почему египетская армия воюет в Йемене против англичан и аравийских шейхов? Думаю, что Алексей прав. Надо искать и мирные пути решения Ближневосточных проблем,– продолжил я.
– В настоящее время таких путей нет и быть не может. Тройственная агрессия разве не доказательство тому? – сказал Юсеф.
Он резко поднялся со стула и выскочил из палатки.
– А ты не прав, – сказал Якунин. – Ты фактически предлагаешь арабам предательство. Это не могло не обидеть Юсефа.
Несколько дней Юсеф избегал меня. По утрам он молча подавал мне руку. Я переживал. Мы были откровенны друг с другом. Обсуждали события, происходившие вокруг нас. Не в моем характере портить отношения с товарищами. Я догадывался о причине его обиды на меня. Получилось, что я предложил египтянам предательство: избавитесь от вражды, помиритесь с израильцами и наступит мир и дружба между народами.
Как-то раз я подошел к Юсефу, взял его под руку, отвел в сторонку.
– Ну что ты на меня сердишься? Я понимаю, что спорол глупость. Извини.
– Ладно, извиняю, потому что знаю твои политические взгляды, потому что ты русский. Как ты мог предположить, что египтяне могут предать палестинцев? Эта наша арабская земля, и мы никогда не успокоимся пока на ней будет оставаться хоть один колонизатор. Мы устали жить то под турками, то под англичанами. Когда нам, арабам, дадут возможность жить, думать о своей судьбе самим. Почему все – американцы, евреи, англичане, французы, и русские – лезут к нам в учителя? Мы сами можем и будем сами решать свою судьбу.
Мы помирились. Я перегнул палку. В то время я был интернационалистом и поэтому осуждал любую форму проявления национализма. Я понял свою ошибку через несколько лет, когда оказался на Суэцком канале. Но об этом расскажу позже.
Мы помирились с Юсефом. Вскоре наши отношения наладились, и мы опять обсуждали некоторые политические проблемы.
– Ты одобряешь войну Египта в Йемене?
– Конечно. Там же воюют англичане. Сколько они могут издеваться над арабами?
– Согласен, но арабские шейхи и короли сотрудничают с ними. Чем они лучше сионистов или англичан?
– Почему мы выгнали Фарука, а йеменцы не могут выгнать своего Фарука? Мы помогаем им установить республиканский строй. Арабские республики быстрее объединятся против Израиля. Вот ты мне рассказывал, что в прошлом году ездил в Газу. Ты заметил, как калечили, отступая, сионисты железную и автомобильную дороги?
– Еще бы не заметить. Тебя, Юсеф, не поймешь. Ты то ругаешь Насера, смеешься над его реформами. То защищаешь его антиимпериалистическую политику!
– Защищаю Насера, потому что он не разрушитель, как Фарук, а созидатель и объединитель арабов. Он хочет, чтобы арабы стали гордым и самостоятельным народом. Ругаю, когда он пытается срубить сук, на котором сам сидит. Буржуа и землевладельцы – тоже египтяне, как и он сам. Надо уважать их права.
7Однажды утром наш Мустафа вручил мне и Алексею приглашения на свадьбу.
– Квартиру уже купил?
– Купил. Обо всем договорился с ее родителями. Так что приходите, пожалуйста. Я уже сказал родственникам, что вы придете.
– Обязательно придем.
Когда мы остались в палатке одни, Алексей спросил:
– Ты обещал придти, а разрешит ли офис Пожарского?
– Разрешит и микробас даст.
– Вот погуляем. Выпьем и закусим. Песни попоем.
– Ты глубоко ошибаешься. У них на свадьбе не пьют и не закусывают. Я читал кое-что об арабских свадьбах. Вероятнее всего, нас приглашают на торжества по случаю подписания контракта между семьями жениха и невесты.
– Это как?
– Приглашенный мулла скрепит брак подписанным женихом и отцом невесты письменный контракт. В нем обозначены собственность, приданное, которое дают за невестой. В случае развода муж обязан вернуть приданное жене.
– Ну и дела! А потом?
– А "потом" будет не в этот день, позже – после семейных приемов в доме отца жениха и отца невесты. "Потом" произойдет в квартире, которую купил капитан. Строго по обычаю молодые должны провести медовый месяц вдвоем. Через девять месяцев ждут потомство. Если родится мальчик – это великая радость. Если девочка – то радости гораздо меньше. Она уйдет в семью своего будущего мужа. Одни расходы.
– А как же служба?
– Дадут несколько дней отпуска.
Разрешение мы получили и в ближайшую пятницу после обеда поехали на свадьбу. Она состоялась не в ресторане, а в каком-то старом клубе, расположенном не в богатом районе Каира.
Нас встретили и провели в зал со сценой. Жених в черном костюме и невеста в белом платье и фате сидели в позолоченных высоких царских креслах. У невесты ничем не примечательное лицо. Упитанная девушка, под стать нашему капитану. Видимо, что они принадлежат к одному и тому же сословию. Соблюдают одни и те же обычаи.
Возле молодых играли дети дошкольного возраста. Девочки в красивых ярких платьицах. Мальчики в черных костюмчиках, бабочках, белых рубашечках. Играющие дети возле молодых – это пожелание молодым иметь много детей. Пусть их у вас будет столько же!
Мустафа улыбнулся, увидев нас. Мы подошли к молодым. Поздоровались и познакомились с невестой. Она не говорила по-английски, и я им сказал по-арабски выученные наизусть приветственные слова, которые принято говорить в данном случае.
Мустафа пригласил нас сесть на стулья в первом ряду. Мы уселись. Зал с интересом нас разглядывал. Арабские гости уже знали, что на свадьбу приглашены русские офицеры. Мы поняли, что капитан гордился тем, что на его свадьбу прибыли иностранцы. Многие из присутствующих, видимо, впервые видели русских людей вблизи. Они знали, что сотни русских работают на строительстве Ассуанской плотины, на металлургическом комбинате в Хелуане, в армии. Но увидеть русских на свадьбе в компании с простыми арабами – это уже экзотика.
Японский садик в Хелуане под Каиром
Простой народ Египта относился к советским людям с осторожностью. Они считали нас "неверными", причем самого худшего пошиба – атеистами. Когда встречали советского космонавта Гагарина в 1961 г., весь Каир вышел на улицы, чтобы увидеть и поприветствовать его. Он стал первым иностранцем в Египте, которого арабская красавица расцеловала на официальной встрече в аэропорту. Имя Юрия Гагарина знал каждый мальчишка в Египте.
Прибыл мулла. Нас с Алексеем пригласили в отдельную комнату как свидетелей на подписание контракта. Молодых все подходили поздравить. Разносили сладости и холодные напитки на подносах. Потом был короткий концерт. Танцовщица исполнила танец живота. После концерта гости начали прощаться и расходиться. Мы подошли к молодым, поздравили, пожелали им счастья и попрощались.
– А теперь поедем домой, да выпьем за молодых! – предложил Алексей.
Мы так и сделали.
8Полгода пролетели незаметно. Наши подопечные офицеры и солдаты на учебных занятиях сжигали горючей смесью стационарные и движущиеся мишени, одну за другой.
Якунины уже собирались домой, в Союз. По выходным я ездил с ними по магазинам, на Золотой базар. Покупали подарки и сувениры родным и близким.
Приближались показательные стрельбы, финальный экзамен. Ох, как мы волновались перед показательными стрельбами! Если в Дашуре их подготовкой ведали генералы Расулбеков и Пожарский, Генеральный штаб египетских Вооруженных сил, потому что надо было согласовать действия ПВО и ВВС, то на нашем маленьком полигоне их подготовкой занимались Мустафа и Якунин. Согласовать надо было только движение цели с началом и окончанием стрельб. Возможно, кто-то приезжал из Управления химических войск, но нам об этом никто не говорил.
Мустафа спросил, на каком удалении и где конкретно безопаснее всего разместить гостей с генеральскими петлицами на вороте.
– Вот на том холмике, – осмотрев местность, ответил Алексей.
– А если сыграет?
– До холмика более 200 метров. С него хорошо все видно – и цель и огнеметчиков. Давай сходим на холм и посмотрим еще раз на полигон оттуда.
Мы сходили на холмик. Действительно, с него огнеметчики и мишени видны, как на ладони.
На следующий день на холме солдаты начали сооружать огромный навес для гостей. Он оживил однообразный пейзаж. За ним начинались стройные ряды солдатских палаток.
Все волновались. Все суетились, бегали. Мы работали, как единая команда, понимая друг друга с полуслова.
Стрельбы обещают быть зрелищными – от нескольких «плевков» огнеметов от огромной мишени размером с танк останутся лишь обгоревшие и искореженные рога да копыта.
Мы не сомневались, что наши подопечные продемонстрируют высокое мастерство; что стрельбы пройдут без сучка и задоринки. Однако даже в последнюю неделю Якунин на занятиях придирался к мелочам, как никогда прежде. Отчитывал всех без разбору даже за мелкие промахи. Но никто на него не обижался – ни солдаты, ни офицеры. Казалось, он на время позабыл все свои шутки-прибаутки.
Он подходил к каждому расчету, руками изо всех пытался раскачать огнемет, сорвать его с места, вырвать из песчаного плена. Однако все его потуги были напрасными. Ни один огнемет не сдался, не пожелал ни качаться, ни взлетать.
Все понимали, что майор Якунин в ответе за всех – за всю роту, за советские огнеметы. Случись что, не дай бог! Москва по головке не погладит! Алексей доложил генералу Пожарскому о готовности к стрельбам. Тот обещал обязательно приехать.
И вот наступил день экзамена на мастерство. Мы с Якуниным явились в белоснежных рубашках и черных брюках. Подопечные тоже не оплошали: все выглядели молодцевато в отглаженных и накрахмаленных светлых униформах. Начальство прибыло около 10.00. Пожарский приехал пораньше. Мы с ним успели поговорить, все показали, рассказали и вернулись к расчетам на огневой рубеж. Мустафа усадил генералов и полковников. Что-то рассказывал им, размахивая рукой то в одну, то в другую сторону полигона.
Якунин еще раз прошелся вдоль огневого рубежа, подбадривая всех солдат по-арабски:
– Кулю тамам (все готово)!
– Хадр, эфенди (так точно, господин).
Мы остановились у последнего расчета.
– Будем стоять здесь.
– Может лучше у первого огнемета стоять? Вдруг сыграет!
– Не сыграет. Пусть только попробует. Скажи: пусть не дрожат. Отстреляемся на отлично.
Прибежал запыхавшийся Мустафа. Он еще раз по-арабски подробно объяснил подчиненным боевую задачу.
– Ну что, начнем? – спросил Мсутафа.
– Пусть дает команду «Огонь».
Капитан махнул рукой водителю, стоявшему у грузовика вдалеке. Тот пулей влетел в кабину, завел двигатель и потянул мишень. Вот она попала в сектор обстрела первого расчета. Огнеметчик дернул спусковой крючок, огненная струя пролетела низко над пустыней и ударила мишень. Мы слышали громкий удар и увидели как капли огнесмеси разлетелись во все стороны. Через минуту-две взвилась вторая огненная струя. Потом третья, четвертая... Последний расчет, возле которого мы стояли с Алексеем, посылал свою струю в искореженные и обгоревшие, пылающие остатки толстенного куска железа, из которого была сварена конструкция мишени. Струя пролетела над тем, что осталось от мишени, и разлилась по пустыни позади нее. Пустыня горела.
Если бы цели были реальные, то несколько танков или автомобилей давно бы замерли навсегда и пылали кострами после взрыва двигателей и бензобаков, а вокруг бы бегали горящие и орущие от боли и страха солдаты и офицеры.
Последний шипящий выстрел и наступила тишина. Глухая и страшная. Грузовик еще волочил пылающий костер мишени. Потом остановился. Водитель выскочил из кабины посмотреть, почему все стихло. Я видел это краем глаза.
– Встать, – скомандовал Мустафа.
Солдаты вскочили на ноги и выстроились у своих огнеметов. Мы обернулись к гостям, о которых успели забыть на время стрельб. Гости стояли и аплодировали. Капитан подбежал к нам. Мы втроем обнялись. Прибежали офицеры и мы, разгоряченные и радостные, прижались друг к другу. Стояли так несколько мгновений. Солдатики стояли по стойке смирно.
– Вольно! Разойдись! – скомандовал Мустафа.
Солдаты тоже радостно обнимались: никто не промазал.
Мы, офицеры, быстрым шагом, потом бегом направились к гостям. Впереди бежал Мустафа.
Наш дом на Замалике
