Многолетняя борьба между Российской и Британской империями за контроль над обширными территориями азиатского континента известна под названием «Большая игра». В отличие от большинства конфликтов между ведущими державами, она велась относительно небольшими силами и, хотя порой отношения сторон достигали такой степени остроты и непримиримости, что война между ними казалась практически неизбежной, однако каждый раз вооружённого столкновения между государствами удавалось избежать. Внешне отношения между непосредственными участниками противостояния были неизменно дружескими и доброжелательными, на самом высоком, характерном для той эпохи «джентльменском» уровне, впрочем, изредка нарушаемом неблаговидными действиями. В этом конфликте исключительно большую роль играли отдельные незаурядные личности — истинные герои, ставшие со временем легендами Большой игры.
Введение
Противостоянию двух держав вошло в историю под названием «Большая игра» — выражение, использованное офицером Ост-Индской компании Артуром Конолли и введённое в оборот Редьярдом Киплингом в его романе «Ким» (о происхождении понятия см. [1]), А лейтмотивом казалось бы бесконечного противостояния могут служить ставшие знаменитыми слова из этого же романа: «Когда все умрут, тогда только кончится Большая Игра. Не раньше» (When everyone is dead, the Great Game is finished. Not before) [2].
Однако в силу сложившихся обстоятельств, в частности создания «Тройственного союза» в составе Германии, Австро-Венгрии и Италии, в качестве противовеса былo созданo «Сердечное согласие» — Антанта в виде военно-политического союза двух континентальных держав — России и Франции с морской империей — Великобританией. Союз окончательно оформился подписанием англо-русского соглашения 1907 года, ознаменовавшего фактическое окончание Большой игры. По своей форме и содержанию это соглашение мало похоже на обычный союзный договор, в котором стороны берут на себя определённые взаимные обязательства по оказанию друг другу военной помощи в случае войны с третьей стороной. Ничего подобного здесь нет, это «всего лишь» договор о разграничении сфер влияния в Азии, тем не менее ставший переломным в раскладе сил перед Первой мировой войной (1МВ).
Путь к англо-русскому соглашению был долог, извилист и чреват масштабными военными столкновениями. Многолетнее противостояние между двумя ведущими державами того времени, завершившееся лишь за несколько лет до начала 1МВ, безусловно, заслуживает особого внимания. Подписанием соглашения был сделан огромный шаг вперёд, положивший конец, хотя бы на какое-то время, вековому соперничеству двух империй и устранивший препятствия для объединения России, Англии и Франции в единый блок, противостоящий союзу Центральных государств.
Очевидно, что любое соглашение между странами может быть с достаточной полнотой осмыслено лишь в контексте предшествующих его заключению исторических процессов и событий. Поэтому, для того, чтобы понять значение заключённого за семь лет до начала 1МВ чрезвычайно важного договора следует вначале обратиться к истории англо-русских отношений XIX и начала XX веков.
До 1907 года эти отношения были далеко не дружескими и порой могли перейти в горячую фазу прямого вооружённого столкновения. Словосочетание «англичанка гадит», иногда приписываемое А. В. Суворову и широко распространённое в России XIX века, отражает характер антироссийской направленности британской политики в общественном сознании. Между двумя геополитическими колоссами той эпохи, евразийской империей и империей моря, шла упорная борьба за власть и влияние на обширных пространствах восточной части Евразии — в Южной и Центральной Азии.
Это в высшей степени интересная и важная для понимания геополитических реалий того времени, с проекцией на современность, тема, подробно рассмотрена, например, в монографиях [4; 5; 6; 7; 8; 9], во многих других работах, а также отражена в художественной литературе, в кино и на телевидении [10]. Не прекращается и поток новых работ по Большой игре. Среди капитальных трудов последнего десятилетия можно отметить содержащую богатый фактический материал и огромный список источников, монографию [11], а также очередную работу [12] для периода с 1865 по 1895 год автора, опубликовавшего много статей по данной теме.
Пролог
Прологом к противостоянию двух держав могут считаться некоторые события XVIII и начала XIX века. Наряду с основанной ещё в 1600 году Британской Ост-Индской компанией, ставшей со временем инструментом британской колонизации Индии и ряда стран Востока, к событиям, предшествующим Большой игре, можно отнести неудачный Хивинский поход кабардинского князя Бекович-Черкасского в 1717 году и Персидский поход 1722 — 1723 годов Петра I. А в 1801 году император Павел I, сблизившись с Наполеоном Бонапартом, послал против Британской Индии 22-тысячный отряд донских казаков, который вернули с полпути после убийства Павла в Михайловском замке заговорщиками-дворянами. В организации заговора против императора участвовал, как принято считать, английский посланник в Петербурге Чарльз Уитворт, что может расцениваться как один из наиболее важных эпизодов, предшествующих началу Большой игры. В одном из рескриптов на имя предводителя казаков атамана Василия Орлова император писал:
«Индия, куда вы назначаетесь, управляется одним главным владельцем и многими малыми. Англичане имеют у них свои заведения торговые, приобретённые деньгами или оружием, то и цель вся сие разорить и угнетённых владельцев освободить и лаской привесть России в ту же зависимость, в какой они у англичан, и торг обратить к нам. Сие вам в исполнение поручая, пребываю к вам благосклонным» [13, с. 418].
Несостоявшийся поход казаков, как явное доказательство агрессивных намерений русских в отношении Индии, хорошо помнили в Лондоне. По этому поводу император Александр III, по воспоминаниям внука Н. М. Карамзина князя В. П. Мещерского, как-то сказал:
«Англичане как отдельные личности очень симпатичны, но как нация — они инстинктивно нас не любят, и не любят потому, что боятся нас из-за Индии. Это у них idée fixe, которую вы ничем из головы не выбьете. А забил англичанам в голову эту idée fixe Павел Петрович. С минуты, когда Павел I выронил слова «поход на Индию», слова эти засели в англичанах навсегда. И отсюда неприязнь к России» [14, с. 195].
Практически на всех этапах Большой игры, в каких бы точках азиатского континента ни происходили события, центральным объектом противостояния двух держав была Индия. Обеспокоенность за сохранение своего владычества в этой огромной стране часто звучала в рассуждениях британских политиков и защитников Британской империи. Следует иметь в виду, что оборона Британской Индии от посягательств с севера была краеугольным камнем всей британской политики на Востоке.
Англия той эпохи может служить классическим примером талассократии (от др.-греч. θάλασσα «море» + κράτος «власть»), то есть лишённого больших земельных и прочих ресурсов островного или прибрежного государства, практически вся деятельность которого связана с морем. Истории знает немало государств такого типа: древняя Минойская цивилизация на острове Крит, греческий Делосский союз во главе Афин, Финикия на восточном побережье Средиземного моря, малайское царство Шривиджая на острове Суматра, средневековые Венецианская, Генуэзская, Пизанская республики в Италии, Португальская, Испанская, Голландская, а позже Японская колониальные империи. И это лишь малая часть общего списка, см. [15]. Характерной особенностью таких государств раннего периода является стремление не удаляться от моря. Создавая колонии за пределами метрополии, такие талассократии предпочитали оставаться в пределах прибрежной зоны, не заходя вглубь материка и даже не особенно старались расширять территорию самой метрополии за счёт континентальных соседей. Однако в эпоху европейской колонизации создавались колонии, охватывающие огромные территории на континентах. Примером как раз такой колонии является Британская Индия, вокруг которой разворачивались главные события Большой игры.
Островная Британия, как самая значительная в истории талассократия, своими размерами, морской мощью и политическим влиянием превосходившая любое другое государство подобного типа, очень дорожила своей индийской «жемчужиной», особенно после того как североамериканские штаты вышли из-под власти английской короны. Страна площадью в 4,9 млн км2 (1918), занимавшая территорию современной Индии, Пакистана, Бангладеш и Бирмы (ныне Мьянма), в 20 раз превосходящая метрополию своей площадью и почти в шесть раз численностью населения, имела трёхуровневое управление: имперское, колониальное и местное. Верховным сувереном был английский монарх в Лондоне, главой колониальной администрации — генерал-губернатор в Калькутте, а в регионах управление находилось в руках колониальных чиновников. Кроме того, было великое множество мелких, формально суверенных княжеств, связь которых с короной осуществлялась через генерал-губернатора, часто называемого вице-королём Индии.
Антиподом талассократии является теллурократия (лат. tellūris, «суша, земля» + др.-греч. κράτος «власть») — тип государственного устройства, экономическая, политическая, культурная жизнь которого связана с сушей. В отличие от талассократии, деятельность которой так или иначе сопряжена с морем, мореходством, контролем над морскими путями и с колонизацией прибрежных территорий, теллурократия связана с колонизацией сухопутных территорий, со стремлением к расширению вглубь материка путём подчинения или аннексии сопредельных государств. Теллурократией можно считать любую страну, не имеющую выхода к морю. Среди больших государств к этой категории относятся, например, империя Великих Моголов при Бабуре, Золотая Орда, империя Тамерлана и его наследников — Тимуридов, Джунгарское ханство.
Что касается России, хотя при Петре она и вышла к Балтийскому морю, а позже и к другим морям, страна оставалась преимущественно сухопутной державой, основная деятельность которой связана больше с сушей, чем с морем. В геополитическом плане это выражалось в том, что, в отличие от некоторых европейских держав, Российская империя стремилась не столько к созданию колоний на дальних материках, сколько к расширению своего евразийского пространства. Поскольку любое активное продвижение России на юг многими в Британии воспринималось как потенциальная угроза Индии, стоит внимательнее присмотреться к карте этой английской колонии.
Практически неуязвимая со стороны моря благодаря военно-морскому превосходству «владычицы морей», Индия могла быть атакована со стороны суши, что не раз случалось в её истории. На северо-востоке Британская Индия граничила с империей Цин, на северо-западе — с Афганистаном, на юго-западе — с Гератским ханством по соседству с Персией (Иран с 1935 года). Недалеко от северной границы Британской Индии расположены не показанные на карте среднеазиатские Бухарский эмират, Хивинское, и Кокандское ханства, а также Памир и Тибет, чуть подальше находятся Турция и Кавказ. Вот, собственно говоря, тот евразийский ареал, на котором шла Большая игра между английской талассократией и русской (полу)теллурократией.
Для защиты своих индийских владений Британия стремилась к превращению (предлагаемого Россией в качестве нейтральной зоны) афганского эмирата в свой протекторат и созданию между двумя империями буфера из Османской империи, Персии, Хивинского ханства и Бухарского эмирата [17, с. 7−19]. Пояс безопасности из нескольких государств был призван не только защитить Индию, но также установить британский контроль над основными морскими торговыми путями в этом регионе, лишив Россию возможности иметь свой порт в Персидском заливе или в Индийском океане. Помимо этого буфера контроль над морской торговлей с Индией и Китаем обеспечивался тем, что в 1875 году Англия приобрела контрольный пакет акций Суэцкого канала — кратчайшей водной артерии между Средиземным морем и Индийским океаном. Доминирующее положение Британии в такой торговле ещё более укрепилось после того, как она оккупировала Египет в 1882 году.
Можно вообще говорить о нескольких уровнях стратегической обороны Британской Индии. Первый, самый главный, это, конечно, непосредственно примыкающий к Индии Афганистан. Второй уровень представляет собой дугу: Османская империя — Персия (без Герата) — Хивинское ханство — Бухарский эмират. Третий, связанный непосредственно и с морской торговлей, уровень включает контроль над проходом от Средиземного моря через Суэцкий канал, Красное море, Баб-эль-Мандебский пролив и Аденский залив к Индийскому океану, к побережью Индии и Китая. Важную роль здесь играл расположенный при выходе в Индийский океан Аден — «Восточный Гибралтар», ставший британским владением в 1839 году. К четвёртому уровню можно отнести стратегически важные пункты в Средиземном море, обеспечивающие морской путь с Британских островов к Египту и Суэцкому каналу. Это отошедший к Англии в 1713 году Гибралтар, Мальта, ставшая британской колонией в 1814 году, Кипр, формально входящий в состав Османской империи, но де-факто являющийся владением Британии с 1878 года.
Очевидно, что с точки зрения стратегических интересов двух держав в Большой игре наиболее важное географическое положение занимает Афганистан. Это основная буферная зона между Британской Индией и Россией, которая неуклонно расширялась на юг, подчиняя своей власти среднеазиатские государства и стремясь усиливать своё влияние на смежных территориях. В итоге защитный пояс Британской Индии ссужался и ослабевал. Не случайно, что именно Афганистан, как увидим ниже, стал ареной наиболее яростной борьбы между двумя империями.
С учётом сказанного, рассмотрим несколько важнейших эпизодов Большой игры, определяющих на многие десятилетия характер англо-русских отношений, стоящих на пути создания Тройственного согласия. Заметим, что без компромиссного решения противоречий между двумя державами союз России, Англии и Франции попросту не смог бы состояться, а это изменило бы всю политическую конфигурацию в канун 1МВ.
Началом почти «столетней холодной войны», (если только уместно употребить здесь такое словосочетание) между двумя державами иногда считают сражение 1812 года при Асландузе (в Закавказье), в котором русские под командованием генерала П. С. Котляревского внезапной атакой разгромили численно превосходящее их в разы персидское войско, в котором в качестве инструкторов была и небольшая группа английских офицеров. Тогда же первой заметной жертвой Большой игры стал британский капитан Чарльз Кристи.
Впрочем, есть и другая точка зрения, с указанием точной даты начала Большой игры — 12 января 1830 года. В этот день президент Совета по контролю над Индией лорд Элленборо (Эдвард Лоу) поручил генерал-губернатору Индии лорду Уильяму Бентинку, создать новый торговый путь в Бухару [18]. Ещё по одной версии Большая игра началась сразу после окончания Крымской войны (1853 — 1856), см., например, [19].
В любом случае характер англо-русских отношений во многом, если не в решающей степени, определялся событиями, имевшими место в первой трети ХIХ века. В этот период времени Россия дважды воевала с Персией и один раз с Турцией, В результате русско-персидской войны 1804 — 1813 годов к России по Гюлистанскому мирному договору отошла значительная часть Закавказья и Дагестан. По условиям Туркманчайского договора, завершившего русско-персидскую войну 1826 — 1828 годов, к России присоединилась также территории Восточной Армении — Эриванское и Нахичеванское ханства. А в результате русско-турецкой войны 1828 — 1829 годов по Адрианопольскому миру к России переходило всё восточное побережье Чёрного моря, а также города Ахалцихе и Ахалкалаки. Турция также предоставляла право русским и иностранным торговым судам свободно проходить через Босфор и Дарданеллы, подтверждались автономные права Сербии, Молдавии и Валахии и предоставлялась автономия Греции. Однако русское влияние в Турции резко возросло не столько в результате войны с ней, сколько вследствие военной помощи, оказанной попавшей в критическую ситуацию Османской империи.
Ункяр-Искелесийский договор
Заключению этого договора предшествовал ряд событий, поставивших Османскую империю на грань развала, что в тот момент не устраивало ни одну из европейских держав.
В 1826 году против султана Махмуда II вспыхнул очередной мятеж янычарского корпуса, недовольного формированием новой армии по европейскому образцу. Мятеж был подавлен, главари казнены, а корпус распущен. Янычары, некогда являющиеся элитной частью турецкой армии, её ударной силой, со временем превратились в неуправляемую военную вольницу низкой боеспособности, терроризирующую население и свергающую не угодивших ей султанов. Тем не менее ликвидация янычарского войска, которое помимо чисто военных исполняло полицейские, карательные, охранные и пожарные функции, ослабило Османскую империю.
20 октября 1827 года в Наваринской бухте Ионического моря соединённая эскадра Британии, России и Франции под общим командованием английского адмирала Эдварда Кодрингтона полностью разгромила объединённый флот Османской империи и её полунезависимых египетского и тунисского вассалов. Разгром турецкого флота в Наваринском сражении способствовал победе России в войне 1828 — 1829 годов и обеспечил поддержку греческого национально-освободительного движения против османского ига. Об итогах Адрианопольского мира, заключённого 14 сентября 1829 года и зафиксировавшего дальнейшее ослабление Турции, сказано выше.
В 1830 году, воспользовавшись слабостью Турции и используя в качестве предлога оскорбление османским правителем Алжира французского генерального консула, Франция вторглась в Алжир и быстро захватила прибрежные населённые пункты. Тем самым было положено начало колонизации страны, формально входящей в состав Османской империи.
В 1831 году вспыхнула война между Османской империей и её могущественным вассалом, египетским пашой Мухаммедом Али, который оказал помощь суверену в войне с Грецией за независимость и требовал в качестве вознаграждения за своё участие в войне ряд земель, включая Сирию. Албанец Мухаммед Али, которого некоторые считают великим реформатором, «Наполеоном Востока», возродившим Египет, обещал султану взамен Сирии уплатить России всю сумму контрибуции, наложенной на Турцию Адрианопольским договором. Однако султан, ссылаясь на уничтожение турецко-египетского флота при Наварине и на то, что Мухаммед Али не оказал помощь в войне с Россией, отказал в передаче Сирии под египетское управление [20, с. 184].
Когда дипломатия оказывается бессильной и переговоры завершаются провалом, на авансцену выходит грубая сила. Спор между султаном и восставшим против него пашой решался войной. В турецко-египетской войне (1831 — 1833) после ряда побед над султанскими войсками армия Мухаммеда Али под командованием его сына Ибрагим-паши приблизилась к Босфору и находилась в шести днях пути от Константинополя. Оказавшись в отчаянном положении, султан обратился за помощью к западным державам, однако ни Англия, ни Франция кроме неопределённых обещаний ничем ему не помогли. В полной панике, после некоторых колебаний султан принял предложение о помощи, которое ему настойчиво предлагал Николай I через своего посланца генерала Н. Н. Муравьёва. Царь был обеспокоен перспективой создания на развалинах Османской империи сильного арабского государства, связанного с Францией, которая поддержала Мухаммеда Али. 20 февраля 1833 года стоящая наготове в Севастополе русская эскадра под командованием контр-адмирала М. П. Лазарева в составе 4 линейных кораблей, 5 фрегатов и с десантом на борту вошла в Босфор и встала там на якорь.
Сильно встревоженные послы Франции и Англии бросились к султану, убеждая его отказаться от помощи России, угрожая в противном случае покинутx Константинополь, что могло означать помощь Мухаммеду Али. Однако и на этот раз султан не дождался реальной помощи от западных стран, а российский флот с места не трогался и вдобавок к имеющимся кораблям присоединились ещё две эскадры. Под нажимом прибывшего для ведения переговоров с султаном и Ибрагим-пашой генерал-адъютанта А. Ф. Орлова и благодаря присутствию многотысячного русского десанта на Босфоре Ибрагим-паша отвёл свои войска, не желая воевать с Россией. Константинополь тем самым был спасён. В конце концов, поняв, что одними обещаниями отделаться не удаётся, к Египту подошли британская и французская эскадры, и послы западных стран добились заключения мира между Портой и Мухаммедом Али, которому пришлось довольствоваться приобретением Сирии с Палестиной и Аданским пашалыком (область, управляемая пашой) на побережье Средиземного моря.
Такова предыстория Ункяр-Искелесийского договора, который фактически был платой русским за спасение султана от его могущественного вассала и за предотвращение вероятного распада Османской империи. Опасность от такой помощи султан сознавал хорошо. Впоследствии на возмущённый вопрос английского посла, как он вообще мог согласиться принять «помощь» от Николая, один из членов Дивана повторил слова, сказанные Махмудом:
«Когда человек тонет и видит перед собой змею, то он даже за неё ухватится, лишь бы не утонуть» [21, с. 416].
Договор между Российской и Османской империями был заключен 8 июля 1833 года. До этого граф Орлов два месяца вёл переговоры с турецкими властями «с учётом местной специфики», то есть щедро подкупая нужных людей. Потом в дипломатических кругах Парижа и Лондона говорили, что во всём Константинополе остался к началу июля лишь один не подкупленный Орловым человек, сам султан Махмуд II — да и то лишь потому, что графу Орлову это показалось уже лишним расходом [Там же].
Условия договора, составленного в присутствии Черноморского флота и десантных войск численностью в 30 тыс. человек, естественно, были благоприятными для России. Согласно заключённому на восемь лет договору, являющемуся, по сути, военным союзом, стороны обязывались помогать друг другу в случае войны с третьей державой как флотом, так и армиями, а также помогать друг другу в случае внутренних волнений в одной из двух стран. Секретная дополнительная статья договора разрешала Турции не посылать войска, но по условиям договора требовалось в случае войны России с какой-либо державой не допускать военных судов в Дарданеллы. Босфор же оставался при всех условиях открытым для входа русских судов.
Заключение Ункяр-Искелесийского договора, ставшее одним из значительных эпизодов Большой игры, вызвало крайне негативную реакцию в Британии и Франции и привело к обострению англо-русских отношений. По истечению срока действия договора под давлением западных держав 13 июля 1841 года между Россией, Великобританией, Францией, Австрией и Пруссией была заключена Лондонская конвенция о проливах, по которой Россия утратила преимущественное положение в проливах, созданное договором восьмилетней давности.
Дело «Виксена»
Победный бросок России на юг никак не устраивал Британию, которая имела свои виды на Чёрное море. В 1836 году произошёл случай, который мог привести к войне между двумя державами. Согласно Адрианопольскому договору Россия овладела Черноморским побережьем, но в условиях кавказской войны (1817 — 1864) контроль за этой территорией не был полным. Горцы пользовались поддержкой западных стран — Англии и Франции, получая оттуда оружие и боеприпасы. В Османской империи через черноморские порты вывозили рабов и рабынь для невольничьих рынков Востока. Для того, чтобы пресечь подобные явления, в марте 1832 года Николай I утвердил инструкцию для Черноморских военных крейсеров, в которой говорилось:
«Для сохранения Российских владений от внесения заразы и воспрепятствования подвоза военных припасов горским народам, военные крейсеры будут допускать по черноморскому восточному берегу иностранные коммерческие суда только к двум пунктам — Анапа и Редут-Кале, в коих есть карантин и таможни, к прочим же местам сего берега приближение оным запрещается» [22].
В Англии это расценили как нарушение принципа свободы торговли. Начался очередной раунд Большой игры, где главным игроком был первый секретарь британского посольства в Константинополе Дэвид Уркварт, назначенный на эту должность в 1835 году. За год до назначения на важную должность секретаря посольства он опубликовал в Англии книгу под названием «Англия, Франция, Россия и Турция», в которой утверждал, что Россия намеревается захватить Константинополь, Турцию и аннексировать Персию. Причём, эти захваты, по мнению Уркварта, были всего лишь прелюдией к завоеванию Индии, и единственным препятствием на пути подобного рода планов он считал «Черкесию».
При таком умонастроении следовало ожидать сюрпризов со стороны секретаря посольства и они не заставили себя долго ждать. В ноябре 1836 года русский военный бриг «Аякс» задержал британскую шхуну под знаковым названием «Виксен» (vixen — лисица на английском) в районе порта Суджук-Кале (возле нынешнего Новороссийска), куда его специально направили в расчёте на неминуемую встречу с русским крейсером. Незадолго до отправления шхуны в письме к черкесам Уркварт, человек авантюрного склада ума, склонный переоценивать свои возможности и превышать полномочия, писал, имея в виду задержание судна:
«Если русские попытаются оскорбить английский флаг — России будет объявлена война» [24, с. 26].
На момент задержания с борта шхуны уже было выгружено 4 трехфунтовых и 4 шестифунтовых орудия, 200 бочонков пороха по 4 пуда и значительное количество холодного и огнестрельного оружия.
Владельцем судна и руководителем всей операции был заранее проинструктированный Урквартом британский военный разведчик Джеймс Станислав Белл, позже принявший участие в Кавказской войне на стороне черкесов. Для лучшего понимания преследуемой Урквартом цели познакомимся с сообщением, опубликованным 20 декабря 1836 года в газете «Morning Chronicle» и полученным от собственного корреспондента газеты, арестованного вместе с экипажем шхуны на «Виксене».
«Шхуна «Виксен»… отплыла из Константинополя с инструкцией прорвать… блокаду, установленную Россией у берегов Черкесии… Груз судна состоит, главным образом, из пороха — статьи, запрещённой русским тарифом, но именно поэтому и тем более [этот факт] высоко оценивается с точки зрения решительного характера экспедиции, так как это даёт возможность испытать законность [установленной] блокады… Прошло лишь 2 года с тех пор, как мистер Дэвид Уркварт, в то время ещё пионер этого дела, стремившийся использовать все средства, которые бы могли способствовать его успеху, пренебрегая всеми трудностями и подвергая себя серьёзному риску, проник внутрь интересующей его страны. С тех пор он убеждён, что эффективное сопротивление России нужно оказывать именно здесь» [25].
А вот что сказано в депеше русского посла в Константинополе А. П. Бутенёва вице-канцлеру К. В. Нессельроде:
«Вне всякого сомнения английское судно, о котором идёт речь, открыто было нагружено солью, под солью тайно были положены боевые припасы. Отправлено оно было к берегам Черкесии с заранее обдуманным намерением…
В то же время различные британские эмиссары были направлены в те места, чтобы возбуждать восстания и раздавать горцам боевые припасы и убеждать их в том, что Порта не отказалась от своих старинных сюзеренных прав над ними и что иностранные державы поддержат их, что черкесские изгнанники … найдут здесь покровительство и поддержку английского посольства, которое пыталось разбудить давнюю ненависть турок убедить их, что Россия никогда не сможет поставить на твердое основание свою власть над народами Черкесии… Эти происки и инсинуации, как можно было предвидеть, достигли высшей степени, когда совершилось странное назначение г-на Уркарта на пост секретаря английского посла в Константинополе» [26].
«Виксен» был конфискован и превращён в 10-орудийную шхуну Черноморского флота под говорящим названием «Суджук-Кале», а Белл и его команда были за казённый счёт отправлены в Константинополь. Но цель, поставленная Урквартом, была достигнута: англо-русские отношения резко ухудшились и даже заговорили о войне. Министр иностранных дел Великобритании Генри Пальмерстон заявил российскому послу в Лондоне Поццо ди Борго, что Россия не имеет прав на Кавказ. В британском парламенте оппозиция поставила вопрос о международном статусе Черкесии, не признавая за Турцией права уступать территорию, никогда ей не принадлежавшую, а за Россией — право владеть ею [Там же].
Вопрос о принадлежности Черкесии Османской империи является достаточно деликатным. Вследствие проводимой турками исламизации этих земель путём последовательного вытеснения христианства адыги признавали безусловную духовную власть над собой турецкого султана — халифа всех правоверных мусульман. Однако Черкесия не была административной единицей Османской империи, власть которой распространялась только на построенные на земле адыгов крепости, важнейшей из которых была Анапа, остальная же территория была от неё совершенно независима [27, с. 262]. Султану не позволялось вмешиваться во внутренние дела страны и представителю Турции в Анапе адыги прямо заявляли:
«Как единоверцы мы ищем покровительства Турции и помощи её против наших врагов, мы готовы помогать ей в борьбе с гяурами, но о подданстве не может быть и речи. Вольностей наших никто не должен касаться, мы никогда никому не повиновались и повиноваться не будем» [28, с. 19].
С другой стороны, наличие на территории Черкесии построенной, кстати, при участии французских инженеров, первоклассной крепости, ориентация черкесов на поддержку со стороны Османской империи, которая к тому же выступала на международной арене от имени адыгов, давали российской стороне основания, хотя и достаточно спорные, считать их подданными Порты. В статье IV Адрианопольского договора сказано, что
«весь берег Чёрного моря, от устья Кубани до пристани Св. Николая включительно, пребудут в вечном владении Российской империи» [29, с. 106].
В дипломатических кругах Европы с российской позицией были согласны многие, но только не в Англии. В январе 1837 года английский посол в Петербурге Джон Лэмбтон вручил Николаю I протест, в котором утверждалось, что поскольку Россия не владеет восточным побережьем Чёрного моря ни фактически, ни юридически, то не может устраивать там пунктов карантина и определять места для выгрузки товаров. По этой причине арест и конфискация шхуны квалифицировались как незаконные [Там же]. В английском парламенте был поднят вопрос о законности пребывания Черкесии под юрисдикцией Российской империи. Требовали сохранить мир через угрозу войны и введения британского флота в Чёрное море для обеспечения свободы торговли.
Не испугавшись угроз из Лондона и заняв твёрдую позицию, Николай I приказал привести в состояние повышенной боевой готовности армию и флот. Англия же не нашла союзников среди великих европейских держав, никто не хотел ввязываться в войну с Россией из-за «лисицы». Численность британской армии в 1837 году составляла всего 114 613 человек, Ост-Индской компании — 145 600 человек (из них европейской пехоты — 12 800, туземной — 113 600) [25]. Для войны против России, располагающей миллионной армией, этого было явно недостаточно.
Дело спустили на тормозах. В официальном ответе правительства на парламентский запрос было отмечено, что Россия по Константинопольской конвенции 1783 года признала Черкесию частью Османской империи, что никогда и никем и не оспаривалось, а, следовательно, передача этой территорию под власть Петербурга по статье IV Адрианопольского договора является вполне законной. При этом оказавшийся в несколько щекотливом положении Пальмерстон заявил, что британское правительство отрицает принадлежность Черкесии России де-факто, но не оспаривает власть России над Анапой, Поти и Суджук-Кале, где и состоялся арест британского судна [Там же]. На этом всё и закончилось, никак не мог успокоиться только Уркварт, который с маниакальной настойчивостью продолжал требовать решительных действий против России и дошёл до такой степени неадекватности, что стал обвинять Пальмерстона в том, что он якобы был подкуплен русскими.
История с «Виксеном» показательна в том плане, что в условиях высокого градуса напряжённости между двумя государствами безответственные действия одного лица, не являющегося даже представителем высшего эшелона власти, могут стать источником серьёзного кризиса, грозящего перерасти в войну. Характерно и то, что авантюрист Уркварт, не имея на то полномочий, раздавал щедрые обещания помощи черкесам, которым фактически отводилась роль введённых в заблуждение пешек в Большой имперской игре, подталкиваемых к крайне опасному для них противостоянию. По этому поводу посол Англии в Константинополе Понсонби, который сам подталкивал султана Махмуда II к активным действиям против России, 7 июля 1837 г. постфактум в своё письме Беллу писал:
«Черкесы, рассчитывая свои шансы на успех, не должны основываться на химере … те, которые сказали черкесам о том, что Англия начнёт войну за них, сказали неправду» [Там же].
В итоге Уркарт был отозван из Турции, а конфликт с Россией не без труда удалось уладить дипломатическим путём.
Виткевич vs Бёрнс
В отдельных эпизодах Большой игры, как и в политике вообще, результат во многом зависит от уровня игроков. В развернувшемся на просторах Центральной Азии противостоянии двух держав большую роль играли личности, сочетающие в себе качества, присущие немногим. Требования, которым по условиям игры должны были соответствовать лучшие её участники, были очень высокими — знание местных языков и обычаев, аналитический ум, дипломатические способности, умение производить съёмку местности и составлять карты, наблюдательность и даже выносливость, поскольку приходилось преодолевать большие расстояния в сложных природных условиях. Словом, такая личность должна была сочетать в себе качества физически крепкого разведчика, дипломата и исследователя. В немалой мере всеми этими качествами обладали россиянин Ян Викторович Виткевич и британец Александр Бёрнс.
В свои гимназистские годы уроженец небольшого местечка под Вильно (ныне Вильнюс) Ян Виткевич был членом тайной антироссийской организации «Чёрные братья», не желавшей мириться с разделами Речи Посполитой, в результате которых значительная её часть отошла к России. После разгрома организации 17-летний польско-литовский дворянин Ян был сослан в Сибирь простым солдатом. Там, от нечего делать, он стал изучать восточные языки и обратил на себя внимание своими необычными лингвистическими и прочими способностями. Со временем наделённый такими талантами, к тому же прекрасно владеющий французским молодой человек уже в звании унтер-офицера оказался в штабе Оренбургского военного губернатора генерала В. А. Перовского, который Виткевича очень ценил.
Противником Виткевича был Александр Бёрнс, родившийся в небольшом портовом городе Монтроз на востоке Шотландии в семье пробста (настоятеля церкви), который приходился двоюродным братом выдающемуся шотландскому поэту Роберту Бёрнсу. Сам Александр с 16-летнего возраста служил в Британской Ост-Индской компании. Работая там, он овладел восточными языками — хинди и фарси и получил прозвище «Бухарский Бёрнс» за свой вклад в установление контактов и изучение Бухарского эмирата.
Пути двух незаурядных личностей пересеклись в 1837 году в Кабуле. В это время в Афганистане шла непримиримая борьба за власть. После падения в 1828 году пуштунской Дурранийской империи, включавшей в себя, помимо Афганистана, территорию современного Пакистана, северо-восточную часть Ирана и северо-западную часть Индии, не прекращались попытки восстановить Афганистан в прежних границах, возродить его былую славу и могущество.
Основных претендентов на решение подобных задач было трое. В столице Кабуле правил эмир Дост Мухаммед-хан из императорской династии Дуррани, в Герате — Камран-шах из той же династии, давший обет восстановить владения своей семьи, свергнув Дост Мухаммеда в Кабуле. А был ещё изгнанник Шуджа-шах, также из династии Дуррани, который плёл бесконечные интриги против Дост Мухаммеда, отобравшего у него трон. И пока в Афганистане шла междоусобица, правитель сикхского государства Ранджит Сингх в 1834 году захватил Пешавар, а персидские войска осадили когда-то им принадлежащий Герат.
В канун Рождества произошла первая и единственная встреча двух эмиссаров. Бёрнс пригласил Виткевича к рождественскому ужину, который прошёл в исключительно дружеской, строго в стиле Большой игры, обстановке. Стороны присматривались друг к другу, вели светскую беседу, говорили о многом, но только не о том, что привело их в Кабул [4].
А привело представителей двух держав в Кабул одно и то же желание: покорить Афганистан, посадив на престол своего ставленника. Стратегическое значение страны, являющейся буфером между покорёнными Российской империей исламскими странами и Британской Индией было понятно всем. Опасаясь за «жемчужину Британской империи», Англия была готова на самые решительные меры для недопущения русского влияния в этой стране, прикрывающей с севера путь в Индию.
Любопытно, что стратегические задачи двух противоборствующих империй с большой ловкостью и усердием решали польско-литовский шляхтич и сын шотландского священника, то есть представители народов, не питавших особых симпатий к титульным нациям своих государств.
У Виткевича были чёткие инструкции, полученные лично от министра иностранных дел К. В. Нессельроде в Петербурге, а также посла России в Тегеране И. О. Симонича (кстати, бывшего капитана наполеоновской армии, перешедшего на российскую службу). По прибытию из Тегерана в Кабул Виткевичу следовало договориться с местными купцами о торговле с Россией, обещать Дост Мухаммеду помощь деньгами и товарами, заверить в полной поддержке Петербурга в вопросе сохранения целостности государства и обещать содействие в борьбе за возвращение захваченного сикхами Пешавара.
Бёрнс, как и Виткевич, делал ставку на Дост Мухаммеда, считая его наиболее перспективным, с точки зрения британских интересов, кандидатом на роль сильного правителя единого Афганистана, обязанного своим положением Англии. Он предлагал союз против России и Персии, на что Дост Мухаммед готов был согласиться. Казалось, миссия Бёрнса удалась, и он мог торжествовать, но тут вмешался генерал-губернатор Индии Джордж Иден, граф Окленд. Между прочим, основанный в 1840 году город Окленд в Новой Зеландии, гора Иден в Окленде, город Иден и графство Окленд в Новом Южном Уэльсе (Австралия) названы в его честь.
Граф Окленд, стремясь поддерживать хорошие отношения с Ранжит Сингхом, был настроен против Дост Мухаммеда, советуя ему отказаться от самой идеи возвращения Пешавара в состав Афганистана. Узнав о миссии Виткевича, Окленд в ультимативной форме предупреждал Дост Мухаммеда, что если тот будет вести дела с русскими без его предварительного одобрения, то Англия не будет считать себя связанной какими-либо обязательствами по сдерживанию военных действий Ранжит Сингха. Вдобавок Бёрнс должен был разъяснить устно, что если Дост Мухаммед вступит в союз с русскими или с любой другой державой, враждебной британским интересам, тогда он будет силой свергнут со своего трона [4]. От эмира требовалось также открыть рынки страны для английских товаров, не предлагая взамен ничего конкретного, кроме общих рассуждений о доброй воле англичан.
Сторонник силового решения афганского вопроса Окленд, до и после своего генерал-губернаторства занимавший пост Первого лорда адмиралтейства, видимо, решил не церемониться с Дост Мухаммедом. Нарушавший суверенные права Афганистана английский ультиматум, в котором указывалось, с кем можно иметь дело, а с кем нельзя, вызвал возмущение в Кабуле и не мог быть принят. У Бёрнса, не по его вине, была выбита почва из-под ног, его миссия провалилась, и чаша весов склонилась в сторону Виткевича. Если вначале, в отличие от Бёрнса, он был холодно принят в Кабуле, то теперь российского посланца стали всячески обхаживать, оказывая ему знаки повышенного внимания.
Виткевич вернулся в Персию и на основе привезённых им бумаг и сведений Симонич, являющийся на данном этапе Большой игры одним из наиболее активных её участников, составил под гарантии России мирный договор между афганским эмиром Дост Мухаммедом и персидским шахом Мохаммедом из династии Каджаров.
Однако дипломатический триумф Виткевича оказался эфемерным, а энергичные усилия Симонича в ранге посла безуспешными. Британское правительство было встревожено успехами Виткевича в Кабуле, как и осадой персидскими войсками при активном участии Симонича и отряда русских солдат Герата, считавшегося передовым бастионом обороны Индии. Приступив к активным действиям, Британия направила эскадру военных кораблей в район Персидского залива и высадила большой десант на острове Харк у входа в залив, вблизи персидского берега.
Британский посол в Тегеране Джон Макнейл, который присутствовал при осаде Герата в качестве независимого наблюдателя, предъявил персидскому шаху ноту, в которой говорилось, что
«Британское правительство рассматривает экспедицию против Афганистана, в которую оказалось вовлечённым Ваше Величество, как предпринятую в духе враждебности против Британской Индии» [4, Глава 14].
В ноте сообщалось также о захвате острова Харк и что дальнейшие шаги Британии будут зависеть от того, какие действия предпримет шах под Гератом. Понимая, что ему угрожают войной, шах пошёл на попятный и дал такой ответ посланцу Макнейла:
«Мы согласны со всеми требованиями британского правительства. Мы не хотим войны. Если бы мы знали, что наш поход сюда грозит нам потерей вашей дружбы, мы бы его не затевали» [Там же].
Персидские войска были отведены от Герата, что обезопасило Британскую Индию с этой стороны.
Английским правительством были, конечно, предприняты действия в отношении Виткевича и Симонича. В министерстве иностранных дел послу в России заявили, что граф Симонич и капитан Виткевич активно проводят враждебную по отношению к Британии политику, что серьёзно угрожает отношениям между двумя правительствами. Глава МИД Британии лорд Пальмерстон потребовал, чтобы обоих немедленно отозвали.
Николай I, не желая серьёзного обострения русско-британских отношений, объявил действия Симонича и Виткевича самоуправством и категорически отказался признать заключённый ими договор.
«В деле Симонича мы загнали Россию в угол, — торжествующе заявил Макнейлу Пальмерстон. — Императору не оставалось ничего другого, как отозвать его и признать, что Нессельроде сделал целый ряд ложных заявлений» [Там же].
В таких случаях всегда ищут козла отпущения, на которого можно свалить все грехи. Расплачиваться за неудачу пришлось не Нессельроде, а обвинённому в самоуправстве Симоничу, который лишь выполнял тайное поручение министра. Всё могло для него сложиться иначе, если бы десятимесячная осада Герата, в которой Симонич принимал самое деятельное участие, завершилась взятием города, прикрывающего дорогу к Британской Индии. Впрочем, отозванного из Персии посла наказывать не стали, а в 1843 году генерал-майор Симонич был произведён в генерал-лейтенанты.
Что касается дальнейшей судьбы Виткевича, то это уже история с трагическим финалом. В 1839 году его отозвали из Афганистана и он вернулся в Петербург, где согласно российским источникам был обласкан властью. Его прекрасно принял Нессельроде, ему обещали вернуть дворянство, повысить в звании, сулили прочие блага. Была, как полагают, даже назначена аудиенция у императора. По версии же английской разведки всё обстояло с точностью до наоборот. Нессельроде с «авантюристом» Виткевичем не встречался и, как в случае с Симоничем, полностью отмежевался от его «самовольных» действий.
9 мая 1839 года в меблированных комнатах гостиницы «Париж» в Петербурге был обнаружен труп 30-летнего Виткевича. Он застрелился выстрелом в висок, оставив предсмертную записку довольно туманного содержания, а все привезённые им с Востока и очевидно представляющие большую ценность документы были сожжены. По наиболее распространённой версии, в Виткевиче проснулся и заговорил польский диссидент, которому противопоказано верой и правдой служил режиму, против которого он боролся в юношеские годы. По другой версии, это был жест отчаяния проигравшего в деликатном деле, которое было так мастерски исполнено и не по его вине закончилось полным фиаско. Если же верить британским сведениям, то можно думать, что на Виткевича, человека сложного и эмоционального, удручающе подействовал холодный приём, оказанный ему в Петербурге. Существует также конспирологичекая версия, по которой Виткевич был убит британцами, хотя никаких данных на этот счёт нет. В общем, можно строить разные догадки, но по факту смерть незаурядного агента поставила точку в этом эпизоде Большой игры, ставшем темой нескольких литературных произведений. Остаётся, забегая вперёд, добавить, что судьба Александра Бёрнса также сложилась трагично — 2 ноября 1841 года во время стихийного восстания в Кабуле 36-летний Бёрнс был зверски растерзан обезумевшей толпой.
Первая англо-афганская война
Казалось, всё складывалось наилучшим образом для Британии. Русские и персы отступили: царь, не желая обострять отношения с Англией, отозвал активного Симонича и опасного Виткевича, который застрелился, шах снял осаду с Герата, так что если и была опасность для Британской Индии с этой стороны, то теперь она миновала. Но оставался ещё Дост Мухаммед, которого Макнейл и Бёрнс считали наиболее приемлемой для Британии политической фигурой в Афганистане, но решения принимали не они, а куда более влиятельные Окленд и Пальмерстон, желавшие любой ценой от Дост Мухаммеда избавиться. Надо было теперь подобрать подходящего кандидата на роль эмира Кабула, а таких было двое»: Камран-шах из Герата и изгнанник Шуджа-шах.
Артур Конолли, автор ставшего научным термином понятия «Большая игра», высказывался в пользу Камрана на том основании, что он одинаково плохо относился к русскому царю и персидскому шаху и был сторонником союза с Англией. Довольно веская аргументация для того, чтобы посадить Камрана на кабульский трон, но состоящий на гражданской службе в Калькутте, в совершенстве владеющий фарси, арабским и индустани блестящий востоковед Вильям Макнагтен думал иначе. Макнагтен, имевший большое влияние на Окленда, полагал, что надо уговорить ненавидящего Дост Мухаммеда могущественного махараджу Пенджаба Ранджит Сингха помочь своим войском Шуджа-шаху возвратиться на кабульский престол с тем, чтобы тот в награду за помощь отказался от притязаний на Пешавар. Англия всегда воевала на море сама, но, не имея большой армии, предпочитала на суше воевать чужими руками (ещё одна особенность талассократии), порой нанимая при этом в качестве ландскнехтов целые государства. Идея проделать всю грязную работу по устранению неугодного эмира, официально объявленного «заклятым врагом Англии», с помощью сикхов выглядела весьма привлекательной, на том и порешили.
Территория граничащего с Афганистаном и Британской Индией сикхского государства была близка к 0,5 млн км2, а её создатель Ранджит Сингх считался мудрым правителем. Подходящая к завершению эпоха его правления — «золотой век» светского по своему характеру сикхского государства, в котором ответственные государственные должности могли занимать люди любой веры и национальности, кроме англичан. Соблазнившись вначале предложением британцев, Ранджит Сингх затем задумался об опасностях войны с афганцами и стал лавировать и торговаться. Вскоре Окленд понял, что рассчитывать на него нельзя и от идеи воевать чужими руками пришлось на сей раз отказаться.
Заключив с Ранджит Сингхом в июне 1838 года секретное соглашение, в котором стороны клялись в вечной дружбе, Британия стала готовиться к вторжению в Афганистан. Велась дипломатическая и идеологическая подготовка к операции по свержению Доста Мухаммеда, которого представляли вероломным злодеем, в противоположность Шуджа-Шаху — верному другу и законному наследнику престола своих предков.
Весной 1839 года составленная из британских и индийских солдат 15-тысячная армия в сопровождении огромного обоза начала операцию вторжения в Афганистан. Командовал экспедиционными силами, названными армией Инда, всё тот же произведённый уже в подполковники Александр Бёрнс. Кроме того, в войне принимала почти символическое участие небольшая армия Шуджа-хана, а также войска решившего не оставаться совсем уж в стороне Ранджит Сингха. Все перипетии Первой англо-афганской войны со многими деталями изложены в капитальной монографии [4] Питера Хопкирка, которая является основным источником сведений об этой войне.
Не вдаваясь в подробности, укажем только, что британская армия, не встретив сопротивления, вошла в Кандагар и после непродолжительной осады, с минимальными потерями, потеряв всего 17 человек убитыми и 165 раненными, взяла хорошо укреплённый Газни. Дост Мухаммед хотел сразиться с британцами в генеральном сражении, но, узнав о брожении и предательстве в рядах своей армии, бежал с небольшой группой сторонников, разрешив оставшимся без предводителя войскам покориться Шуджа-шаху.
7 августа 1839 года во главе маленькой армии, создавая ложное впечатление своей победы, бывший изгнанник торжественно, на прекрасном белом коне, но, по сути, «в обозе победителей», въехал в Кабул и занял афганский престол. В июне в возрасте 58 лет скончался британский союзник Ранджит Сингх, поэтому с опозданием в три недели в Кабул вступило и войско сикхов.
Вскоре стало известно, что потерпел полную неудачу беспокоивший англичан проходящий в тяжёлых зимних условиях Хивинский поход 1839 — 1840 годов оренбургского военного губернатора В. А. Перовского, подробно описанный военным историком и географом, генерал-лейтенантом, М. И. Иваниным в его книге [33]. Беспокоили и кое-где вспыхивающие восстания, и то, что Дост Мухаммед оставался на свободе. Но восстания так или иначе подавлялись, а через несколько месяцев Дост Мухаммед по не совсем понятным причинам сдался британским властям. Вопреки желанию Шуджа-шаха, у которого чесались руки расправиться со своим врагом («повесить как собаку»), бывший эмир Кабула был с большим уважением встречен британцами и отправлен в почётную ссылку в Индию.
Но это было ещё не окончание войны, а всего лишь конец начала. По соглашению сразу после победы над Дост Мухаммедом и стабилизации обстановки в стране британские войска должны были покинуть Афганистан. Однако в этом, как и в других случаях, действовало извечное правило всех великих держав: «Там, где взвился имперский флаг (в данном случае британский «Юнион Джек»), добровольно его не опускают». Британцы лишь сократили своё военное присутствие в стране, отправив половину экспедиционной армии обратно в Индию и стали устраиваться в Афганистане, как у себя дома. Разводили сады, выписывали из Индии своих жён и детей, развлекались вместе с афганской знатью по-европейски: концерты, крикет, скачки и тому подобное. Офицеры сожительствовали с местными женщинами, в том числе замужними, царило веселье, шампанское лилось рекой. Одновременно совершали карательные операции против непокорных, а других подкупали английским золотом.
Несовместимые с исламским менталитетом и образом жизни европейские нравы возмущали афганцев, оскорблялись их религиозные и семейные чувства. Особенно нетерпимым было отношение к распущенности и пьянству британцев. Кроме того, подорожали предметы первой необходимости и сократились денежные субсидии, выдаваемые афганским племенам. Шуджа-шах, который стал тяготиться присутствием приведших его к власти иностранных войск, ссылался при этом на своеволие англичан, намекал на нежелательность их дальнейшего пребывания в стране. Это подливало масло в нарастающее недовольство, грозившее вылиться в общее восстание, но, несмотря на поступающие сигналы и предостережения, Макнагтен и его помощник Бёрнс старались ничего не замечать.
Гроза грянула в конце сентября 1841 года, вскоре охватив многие части страны. Не останавливаясь на военной стороне конфликта, описанного в указанной выше работе [4], отметим, что общие потери британцев в этой проигранной войне, включая армейский состав, гражданских лиц и членов выписанных из Индии офицерских семей, составили 18 тысяч человек убитыми.
В течение года один за другим погибли главные политические фигуры афганского этапа Большой игры. 2 ноября 1841 года Александр Бёрнс был растерзан разъярённой толпой в своём доме в Кабуле. Вильям Макнагтен попал в ловко подстроенную Акбар ханом, сыном Дост Мухаммеда, ловушку, захвачен и предательски убит 23 декабря того же года. Шуджа-Шах, правивший менее трёх лет после своего почти 30-летнего изгнания, был убит 5 апреля 1842 года.
Неудачи в Афганистане нанесли болезненный удар по престижу Британии и были многими на Востоке восприняты как признак её слабости. Это отразилось на судьбе двух активных участников Большой игры, находящихся в Бухарском эмирате. Арестованный в 1838 году по подозрению в шпионаже полковник Чарльз Стоддарт и пришедший ему на выручку Артур Конолли — тот самый, что впервые предложил само понятие «Большая игра», 17 июня 1842 года были обезглавлены по приказу эмира Насруллы.
Узнав об этом диком поступке, Николай I больше не принимал подарков и посланцев Насруллы, а бухарский посол был выслан из Оренбурга с уведомлением, что российский император не желает больше иметь дело с Бухарским эмиром [35]. Это достаточно характерный для Большой игры эпизод, когда соперничающие стороны, несмотря на взаимную, доходящую до ненависти неприязнь, при личных контактах вели себя по отношению друг к другу вежливо, деликатно и подчёркнуто предупредительно, проявляя также солидарность в ситуациях, когда речь шла о грубых нарушениях норм цивилизованного поведения такими типажами, как Насрулла.
После убийства Шуджа-Шаха выдернутый из индийской ссылки Дост Муххамед получил разрешение вернуться в Афганистан и вторично занять вакантный престол правителя Афганистана. По воле ведущих партию главных игроков фигуры на шахматной доске Большой игры могут по мере надобности заменяться на другие, и вот, бывший «коварный злодей, враг Англии» в результате удивительной политической метаморфозы трансформировался в союзника Британской империи. После своего второго пришествия Дост Мухаммед, понятно, под присмотром англичан, напоминающим ему при необходимости, кому он обязан своим троном, правил долго, успешно расширял границы эмирата и умер в 70-летнем возрасте, причём естественной смертью, что удавалось не всем афганским правителям того периода.
Благодаря некоторым успехам британских войск на заключительном этапе войны, как и ослабившим афганское сопротивление междоусобным распрям, окончательный итог войны не был слишком позорным для Англии, которая даже усилила своё военное присутствие в стране.
Затишье перед бурей
После бурных событий Первой англо-афганской войны в Большой игре наблюдалось относительное затишье, длившееся более десяти лет. В эти годы в мире, как всегда, не было спокойно. В 1848 году сразу в нескольких европейских странах, включая Францию, Австрийскую империю, Германию, итальянские города, Дунайские княжества Валахию и Молдавию, а также Бразилию, вспыхнули восстания, которые носили антифеодальный, либерально-демократический, а кое-где националистический и национально-освободительный характер. Россию и Великобританию революционная волна миновала стороной, причём российские войска активно участвовали в подавлении венгерского восстания, серьёзно угрожавшего вековым устоям империи Габсбургов.
С 16 октября 1853 по 30 марта 1856 года без малого 900 дней шла война, получившая по главному театру военных действий название Крымской, хотя масштабные бои шли и на Кавказском фронте, а отдельные боевые эпизоды произошли на Балтийском и Белом морях, а также на Дальнем Востоке. В этой войне Англия непосредственно воевала с Россией, но не в одиночку, а в союзе с Францией (основной ударной силой альянса), Османской империей, Сардинским королевством и при поддержке кавказских горцев, а потому Крымскую войну нельзя причислить к событиям Большой игры. Однако в случае достижения посредством войны поставленных британской стороной целей максимально ослабленная, территориально урезанная Россия едва ли была способна продолжить Большую игру. В 1854 году, в разгар войны, лондонская «Таймс» писала:
«Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов вглубь лесов и степей».
В том же году Джон Рассел, лидер Палаты общин и глава Либеральной партии, заявил:
«Надо вырвать клыки у медведя… Пока его флот и морской арсенал на Чёрном море не разрушен, не будет в безопасности Константинополь, не будет мира в Европе» [36].
Конкретные цели войны обозначил Пальмерстон:
- отторжение от России Крыма, Грузии, юго-восточной части Кавказа и создание «черкесского государства» во главе с Шамилем, находящегося в вассальной зависимости от турецкого султана;
- королевство Польское восстанавливается как буфер между Россией и Германией. Причём польские патриоты требовали независимости Речи Посполитой в границах 1772 года, то есть с Литвой, Белоруссией, южной (по Западную Двину) половиной Латвии, вместе с Ригой и западной (по Днепр) половиной Украины, вместе с Киевом;
- Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции;
- Прибалтийский край отходит к Пруссии;
- Молдавия и Валахия, находящиеся под протекторатом России по условиям Андрианопольского договора, и всё устье Дуная отходят Австрии;
- Ломбардия и Венеция отходят от Австрии к Сардинскому королевству (плата сардинцам за их участие в войне) [37, с. 383].
После подобных потерь Российская империя была бы территориально отброшена на целую эпоху назад, но одно дело желание, другое — дело. После взятия Севастополя свои грандиозные планы по расчленению России Пальмерстон хотел осуществить руками европейских государств-ландскнехтов, нанятых за английское золото. Однако желающих воевать в интересах Альбиона с Россией, чьи основные жизненные центры почти не были затронуты войной, а военная сила по-прежнему велика, не нашлось.
По итогам Парижского мирного конгресса (25 февраля — 28 апреля 1856 года) территориальные потери России были невелики. Тяжёлой для России была одна из статей Парижского трактата:
«Статья XI
Чёрное море объявляется нейтральным: открытый для торгового мореплавания всех народов вход в порты и воды оного формально и навсегда воспрещается военным судам, как прибрежных, так и всех прочих держав, с теми токмо исключениями, о коих постановляется в статьях XIV и XIX настоящего договора».
Исключение же относилось к тому, что
«каждая из договаривающихся держав будет иметь право содержать во всякое время по два легких морских судна у дунайских устьев» [38].
Запрет иметь военный флот на Чёрном море поставил Российскую империю в неравноправное положение с Османской империей, которая сохранила свои военно-морские силы в Мраморном и Средиземном морях. Фактически Парижским трактатом была заблокирована для России возможность ведения активной наступательной политики в районе Чёрного моря.
Следствием Крымской войны стало окончание периода затишья и возобновление Большой игры в Центральной Азии. Перед новым раундом противостояния обе стороны постарались усилить свои позиции. Русская линия крепостей продвинулась через казахскую степь до Сырдарьи, а укрепления — от Аральского моря до Ак-Мечети. Англичане присоединили к Британской империи Синд, о своей победе британский генерал послал генерал-губернатору телеграмму, состоящую из одного каламбура: «I have sinned» («я согрешил»). После смерти Ранджит Сингха могущественная Британская Ост-Индская компания в двух войнах (1845 — 1846 и 1848 — 1849) завоевала и расчленила сикхское государство. Север штата Кашмир был отделён от присоединённого к британским владениям Пенджаба и передан под управление назначаемого британским правительством наместника.
Немалое влияние на Большую игру оказали и события в Китае и самой Британской Индии. В 1857 году в Пенджабе и Бенгалии вспыхнуло поддержанное лишёнными власти магараджами, частью населения и Великим Моголом восстание сипаев — наёмных индийских солдат на службе у Ост-Индской компании. Для подавления длящегося два года и грозящего подорвать позиции англичан в Индии восстания были переброшены войска из метрополии, Китая, Сингапура, войска, освободившиеся после Крымской войны. Различия в целях восстания между феодалами и крестьянами, религиозные разногласия между суннитами, шиитами, индуистами, сикхами и исмаилитами позволили англичанам изолировать, разгромить и жестоко покарать восставших.
Тем не менее последствиями восстания стали серьёзные изменения в государственном статусе, политическом устройстве и военной структуре Британской Индии. Была упразднена номинальная власть Великих Моголов, последний представитель некогда могущественной династии, формальный руководитель восстания Бахадур Шах был предан суду и отправлен в ссылку в Бирму, двое его сыновей и внук — казнены.
В августе 1858 года британский парламент принял закон, согласно которому Ост-Индская компания передавала свои функции английскому правительству, вследствие чего Индия перешла под прямую юрисдикцию английской короны. Окончательно Ост-Индская компания была упразднена в 1874 году. Закончился более чем 250-летний период правления одной из самых мощных и влиятельных частных компаний в истории, имевшей огромные финансовые возможности, многочисленный штат служащих, собственный торговый и военно-морской флот, сухопутное войско, временами превосходящее своей численностью всю британскую армию. В результате реформ примерно четверть миллиарда жителей Индии стали поданными королевы Виктории, принявшей в 1876 году титул императрицы Индии, а соперником России в Большой игре стало непосредственно английское правительство.
Не менее драматические события происходили в Китае. В первой из двух так называемых «опиумных войн» (1840 — 1842) победа Великобритании над китайской империей Цин, закреплённая заключённым 29 августа 1842 года Нанкинским договором, узаконила продажу опиума в Китае. Продажа опиума, вначале контрабандная, а после фактически разрешённая, приносила огромную прибыль Англии и привела к ещё большему распространению наркомании среди китайцев, деградации и массовому вымиранию населения.
По условиям Нанкинского договора Китай обязался выплатить огромную контрибуцию в размере 15 млн лянов серебра (21 млн долларов) и ещё 6 млн долларов в счёт конфискованного китайскими властями в Кантоне перед войной контрабандного опиума. Кроме Кантона (ныне Гуанчжоу) — портового города на берегу Южно-Китайского моря, открывались ещё четыре китайских порта для иностранной торговли. К Великобритании отошёл Гонконг, который в течение более полутора веков (до 1997 года, когда был передан КНР) являлся английской колонией, официально «зависимой территорией».