С печалью глядя на сегодняшние реалии, когда главы западных государств то и дело не то что просят, а прямо-таки требуют от России то одного, то другого, неплохо вспомнить времена, когда дело обстояло с точностью до наоборот. Нет, Запад всегда выдвигал к нашей стране претензии - не доходя, впрочем, в своей наглости до указаний, как нам обходиться с какими-то проходимцами, захваченными при нарушении русских границ или чего-то подобного. Однако, дело было в том, что зачастую нескольких слов, произнесенных или написанных самодержцами всероссийскими хватало, чтобы Европа вовремя вспоминала свое настоящее место. И воевать не приходилось...
Вхождение Российской Империи в большую европейскую
политику у нас привыкли исчислять от Петра І, что, в общем-то, истине не соответствует. Еще Иван Грозный пытался заключить важнейший внешнеполитический альянс, который, в случае удачи, оказал бы на судьбы Старого Света огромное влияние. Вот только объект для «симпатии» сей государь выбрал, мягко говоря, неудачный – Британию. К концу первого этапа российско-английских отношений, продлившегося, без малого, век, стало окончательно ясно, что Лондон спит и видит, как бы превратить «лапотную Московию» в собственный сырьевой придаток и территорию для абсолютно монопольного сбыта собственных товаров.
Обнаглевших британцев из пределов России при отце Петра І, Алексее Михайловиче попросту вышвырнули – благо и повод подвернулся замечательный: случившаяся в Туманном Альбионе революция, закончившаяся цареубийством. При этом Государь, подписывая соответствующий указ, не забыл упомянуть о неблагодарности и «недостойном поведении» заполонивших нашу страну английских купчишек. Не церемонились с ним тогда, чего уж... Возможно, допетровская Россия не была такой уж «глухой избой», которой до зарезу требовалось «окно в Европу», а, попросту, представляла из себя государство, имевшее собственное достоинство?
Впрочем, Петр Алексеевич все-таки недаром заслужил в истории приставку Великий. И вытирать ноги ни о себя, ни о государство, во главе которого стоял, он не позволял – чего стоит одна история с Фридрихом III, Бранденбургско-Прусским курфюрстом. Его Петр І отчитал, как мальчишку за то, что тот, шельмец, посмел в день рождения нашего Императора, находившегося у Фридриха в гостях, отправить к нему с поздравлениями придворных, а не явился лично! После чего заключать с хитрюгой-курфюрстом, всеми силами старавшимся использовать Россию в собственных интригах какие-либо письменные договора отказался – мол, гарантией любых соглашений между государями являются только их совесть и Господь Бог. Какие еще подписи?!
Один из лучших образчиков того, как Петр решал европейские дела является его, говоря современным языком, влияние на выборы польского короля в 1696 году. Надобно вспомнить, что монарха в этой стране именно выбирали и возможные «электоральные перспективы» складывались на тот момент для России самым паршивым образом. После смерти предыдущего властителя, Яна Собеского, Речь Посполитая пребывала в излюбленном своем состоянии – полнейшего бедлама и анархии. Наибольшие шансы воссесть на престол имел ставленник Франции – мягко говоря, вовсе не дружественной на тот момент России державы. Сторонники «парижской партии» уже вовсю орали на улицах Варшавы о том, что сразу после «элекции» отправятся «отнимать у русских Смоленск», а посланнику нашей страны Никитину рисовали «чудные» перспективы насчет намыленной веревки. Более того – в случае воцарения в Польше «фаворита предвыборной гонки» принца де Конти, наша страна рисковала получить под боком военно-политический союз друзей Турции, вынашивавшей против России крайне агрессивные планы.
Француз на польском троне не устраивал никаким боком и союзную тогда нам Австро-Венгрию. Ее представители, предпочитая решать «польский вопрос» испытанным способом - то есть тотальным подкупом невменяемой шляхты, отчаянно просили у Петра «прислать драгоценных соболей» для такого дела. Однако, Петр поступил на собственный манер – двинул к границам Польши армию, а сам всерьез взялся за «предвыборную агитацию», четко и ясно изложив панам в письменном виде, что французского ставленника видеть на варшавском престоле он не желает. При этом Петр, прервав собственное Великое посольство по странам Европы, находился в двух шагах от Польши (на всякий случай!), а письма его приходили якобы из Москвы – дабы не демонстрировать повышенную заинтересованность. Наша дипмиссия в Варшаве, скрипя гусиными перьями, трудилось денно и нощно, делая с таковых копии и распространяя их «в массах». Ну, а что вы хотите - без Интернета и соцсетей?! Пары широко разошедшихся по Варшаве грозных депеш, подписанных российским Императором, вкупе с данными о приближении русских войск, хватило для победы на выборах кандидата, угодного Москве и Вене.
Одна из преемниц Петра, императрица, также вошедшая в историю с титулованием Великая - Екатерина II, с той же Польшей намучилась изрядно. Сажать на трон «своего» короля оказалось уже недостаточно – пришлось буйную шляхетскую вольницу, не мудрствуя лукаво, просто принять под свой скипетр. А еще – присоединение Крыма, наголову битые турки и шведы... И оставшаяся в веках фраза одного из главных дипломатов блистательной екатерининской эпохи графа Безбородько насчет Европы, где ни одна пушка не смела палить без разрешения России. Это было! Недаром же Екатерина II служила в той же Франции предметом вечной ненависти на, так сказать, государственном уровне. При ее жизни министр иностранных дел страны Этьен Шуазель именовал нашу Матерь Отечества не иначе как «заклятым врагом» Франции, а впоследствии вокруг имени великой императрицы неоднократно случались казусы, ставившие Париж и Петербург на грань войны.
Речь, если вы еще не догадались, о нескольких инцидентах, случившихся в царствование Николая І, крайне болезненно относившегося к попыткам охаять как Россию, так и его царственных предков. В Париже собрались ставить пьесу, главной сюжетной линией которой были амурные похождения Императрицы, причем представленные, скажем так, в чрезвычайно фривольном виде. Узнавший об этом из сообщений разведки Николай дал российскому посланнику во Франции графу Палену строжайшие инструкции – отправляться на прием к королю и ставить ультиматум о немедленном запрещении «сего пасквиля». В противном случае – требовать вернуть ему верительные грамоты и сразу же выезжать в Петербург. Фактически, это означало объявление войны...
Если верить истории, полученные указания граф исполнил моментально и в точности – явился к какому-то там по счету Людовику, выдернув его при этом из-за обеденного стола, и вкратце ознакомил с содержанием царской депеши. Когда враз утративший аппетит французский король принялся лепетать что-то о свободе слова и прочих «европейских ценностях», а, заодно, попытался упирать на то, что русский царь в Париже не распоряжается, Пален ледяным тоном заявил о собственном отъезде. На паническое королевское: «Но ведь это же война?!», дипломат с достоинством бросил: «Государь отвечает за последствия!» Этого оказалось более чем достаточно – дрянная пьеска из репертуара французских театров исчезла. Впрочем, разума хватило ненадолго...
Несколько лет спустя – в 1844 году там принялись, опять-таки, на подмостках, высмеивать другого российского самодержца – Павла І, которого на «просвещенном Западе» прямо-таки обожали выставлять безумцем. На сей раз Николай не стал прибегать к услугам дипломатов, а лично написал королю Франции, требуя прекратить безобразие – пьесу запретить, а ее копии изъять и уничтожить. Из Парижа в ответ опять понеслось словоблудие о свободе, творчестве и совершенно неуправляемых «людях искусства». На это Государь ответил письмом, в котором соглашался с приведенными доводами... И обещал - раз уж постановка столь удачна! – прислать в самом скором времени на ее просмотр «миллион зрителей в шинелях». Правда, высказывал предположение о том, что незнакомые с французским высоким искусством, эти самые зрители могут ее освистать самым прежестоким образом – но тут уж не обессудьте! Вот это подействовало. Драматургически-русофобские изыски прекратились надолго.
Самым, пожалуй, успешным российским Императором в вопросе исключительно словесного «построения» периодически терявшей чувство меры Европы может, пожалуй, считаться Александр III Миротворец. При нем Империя, и вправду, не вела серьезных войн. Однако, зачастую для этого требовалось личное вмешательство Государя, причем в самой резкой форме. Например, посланнику Австро-Венгрии, набравшемуся наглости прямо на дворцовом обеде критиковать политику России на Балканах и грозить проведением мобилизации армейских корпусов по этому поводу, чуть ли не в лицо полетела серебряная вилка, скрученная Императором в некое подобие причудливого вензеля. О богатырской силе Александра недаром ходили легенды... «И с корпусами вашими я именно это и сделаю!» - эту ремарку Император бросил совершенно спокойным тоном, но у зарвавшегося австрияка и так уже наступило просветление насчет претензий и мобилизиций.
Не менее известна и реакция Александра на полученный им доклад о том, что чувствительно получившие незадолго до этого по рукам на афганской границе России британцы всерьез обиделись и, желая реванша, готовят интервенцию. Шарахнув по столу своим пудовым кулачищем, Император буквально рявкнул: «Всю казну – на войну!» Эти слова очень быстро долетели до посольства Британии, а оттуда – и до Лондона. Идею насчет интервенции там моментально признали крайне неудачной. Кстати, Александр ІІІ англичан вовсе на дух не переносил, справедливо видя в них злейших врагов России. На письме британского посланника, вознамерившегося по какому-то поводу требовать от России «извинений» он начертал: Разговаривать не о чем!» А еще сей государь был замечателен тем, что термин «либерализм» употреблял не иначе как с приставкой «паршивый»...
Некоторые из историй, изложенных выше, кто-то из читателей может расценить в качестве исторических баек, в чем-то преувеличенных и приукрашенных. Что ж... Соглашусь – не каждая из них имеет строгие документальные подтверждения. Однако, позволю себе заметить, что на пустом месте такие истории не рождаются. Переписка того же Николая І с французским королем по поводу театральных пьес – возможно, не более, чем анекдот. Но вот его намерения ввести во Францию войска для того, чтобы «раздавить гидру революции» и наведение русской армией порядка в охваченной бунтами Австро-Венгрии - неоспоримые факты. Все эти истории, как минимум, служат точным отражением не только личных качеств их главных героев – российских монархов, но и памятью о величии нашей страны, ее огромном весе в мировых делах в дни правления таковых.
