 Cовременные украинские авторы, пропагандирующие теорию о не славянском, а финно-угорском происхождении русских (великороссов), предпочитают не упоминать имя ее основоположника Ф.Духинского, в целостном виде изложившего эту теорию в конце 50-х — начале 60-х годов XIX века, а обычно ссылаются на работы ученых, которые исследовали историческое развитие финно-угорских племен, издавна обитавших на северо-востоке Европы, или просто отмечали сам факт присутствия этих племен на указанных территориях.
Финно-угорские народности и ныне проживают на землях, тысячу лет входящих в состав Русского, а затем Российского государства, до сих пор сохранив при этом свою этническую идентичность, хотя несомненно, что на протяжении столь длительного периода происходило и определенное смешение славянского и финно-угорского элементов на северо-востоке Руси, о чем можно прочитать в многочисленных научных работах, в том числе и в работах русских ученых XIX и XX веков. Однако украинские наследники Духинского, обращая внимание на эти неоспоримые факты и ссылаясь на труды авторитетных ученых, умышленно упускают из вида то обстоятельство, что в процессе такого смешения преобладающим оставался славянский элемент, и, полностью пренебрегая имеющимися на сей счет научными выводами, переворачивают все с ног на голову, заявляя о безусловном доминировании элемента финно-угорского. Из этого следует, что современные русские (великороссы) в этническом отношении являются финнами. Правда, в подобного рода публикациях можно также встретить утверждения, что великороссы являются монголами, но это не суть важно, главное, что великороссы, или же «москали», в любом случае якобы не являются славянами, а это в свою очередь означает, что украинцы, как чистокровные славяне-«арийцы», не имеют ничего общего с «москалями»-финно-монголами.
Поскольку теория о неславянском происхождении великороссов, получившая распространение в нынешней Украине, не является произведением ни современным, ни украинским, а заслуга ее создания принадлежит, как указано, Ф.Духинскому, то и критика, которой была подвергнута данная теория еще при жизни ее основоположника, оказывается вполне актуальной в наши дни, когда измышления Духинского взяты на вооружение украинскими пропагандистами, чтобы служить делу воспитания якобы «истинно украинского» национального сознания.
В связи с упоминанием об «истинно украинском» национальном сознании весьма примечательным является факт, что когда в польской и французской печати на рубеже 50-х и 60-х годов XIX в. появились публикации, излагавшие теорию о неславянском происхождении великороссов, то в России с критикой этой теории выступил не кто иной как украинофил, историк Н.И. Костомаров, поместивший в 1861 г. на страницах украинофильского журнала «Основа» статью под заголовком «Ответ на выходки газеты (краковской) “Czas” и журнала “Revue Contemporaine”». Названные издания, как отмечал Н.Костомаров, «вызывают нас вновь на полемику против антиисторических польских взглядов на Русь».
Краковская газета «Czas» объясняла читателям, что «Русские не знают, что такое Русь; что Русь не есть Россия, а Польша, и что Россия — страна не Славянская, а Русские сами не знают, что они такое». (Достаточно подставить в эту фразу вместо слова «Польша» слово «Украина» и получится то, что впоследствии стали утверждать галицкие украинофилы, а вслед за ними повторяют и современные украинские пропагандисты.)
«Такого рода мнения, — писал Н.Костомаров, — совестно опровергать, но нельзя оставаться безмолвным, когда они высказываются — умышленно, или по невежеству — устами многих польских патриотов вслух всей Европы».
Прежде чем перейти к критике, которой Н.Костомаров подверг антиисторические польские взгляды на Русь, заметим, что упомянутая ниже Червонная Русь — это Русь Галицкая, еще в XIV в. захваченная Польшей, а в результате первого раздела Польши в 1772 г. отошедшая к Австрии, где она и пребывала на момент написания Н.Костомаровым цитируемой нами статьи. Центральная же Польша с 1815 г. входила в состав Российской империи.
Отвечая на выходки краковской газеты «Czas», Н.Костомаров писал:
«Можно согласиться, что Русь была Польшей, если принимать последнее имя в государственном смысле и опираться на то, что Русь принадлежала некогда Польше, так же точно как и Польшу можно, на том же основании, назвать Россией. Но кроме государственной связи есть связь внутренняя, народная: она только и может служить ручательством прочности государственных сложений. Русь Червонная, в народном смысле, есть Русь, следовательно — и Россия. Название Русь — не местное, а общее для всей суммы Земель Восточных Славян, в глубокой древности сознавших свое взаимное сродство и образовавших удельную федерацию. Сначала имя Руси давалось Земле Полян (Земле Киевской), где зародилось зерно этой связи, а потом оно перешло на все Земли, вошедшие в эту связь. Русь Червонная была Земля Русская, — точно такая же, как и Рязань, и Великий Новгород, и Псков, и Тверь, и Полоцк,— все они были связаны одинаково сознанием единства, верою, книжным языком, сходными основами общественного устройства и институциею единого правительственного рода. Печальные внешние события не дали этому складу Русских Земель развиваться в строгой гармонии федеративного начала. Внешние признаки их связи порвались; внутренние — остались до сих пор неизменны”.
Хотя Червонная или Галицкая Русь уже пять столетий находилась под иноземным владычеством, Н.Костомаров указывал, что «этнографическое и историческое сознание единства Червонно-русской Земли с остальною Русью не исчезло и до настоящего времени, несмотря на все иноплеменные усилия».
Возвращаясь к утверждениям газеты «Czas» о том, что Россия не славянская страна и что великороссы сами не знают, кто они такие, Н.Костомаров отмечал, что при этом газета не приводит никаких доказательств. «Мы однако догадываемся, — писал он далее, — по прежним теориям, что это значит. Не раз думали унизить Великоруссов, провозвещая, что они - не Славяне, а Финны. Если бы это была и правда, то разве есть в этом что-либо унизительное? Нелепо и нечеловечно отзываться с презрением о каком бы то ни было племени. Для Великоруссов не составляло бы ни малейшего стыда быть Финнами, Татарами, хоть Калмыками, если бы они действительно ими были, и вопрос может рассматриваться без всякой примеси донкихотовской национальной гордости.
Великоруссы — не Финны, а Славяне, потому что не знают Финских наречий, а говорят Славянским. Правда, крови финской много вошло в великорусскую, но она ассимилировалась славянскою. Подмесь финского племени не осталась без некоторого влияния на материальный и интеллектуальный строй великорусского народа, но господство осталось за Славянскою стихией. Мы не можем назвать Славянами Мекленбуржцев на том лишь основании, что их предки некогда были Славяне, — хотя славянское происхождение Мекленбуржцев видно и в их перерожденном виде; тем не менее как ни рассуждай, а все-таки они останутся немцами. Так же точно мы не считаем русскими тех фамилий, которые давно уже ополячились. Забытое происхождение ничего не значит, и может составить сущность только археологических рассуждений.
Притом же, финского элемента вошло в великорусскую народность не столько, чтобы даже физиологически можно было назвать Великоруссов более Финнами, чем Славянами, - вошло несравненно менее, чем славянского элемента в немецком племени нынешней прибалтийской Немеччины. Уже в IX веке широкий бассейн Оки был заселен Славянским племенем Вятичей, которые по своим преданиям, вели происхождение от Ляхов. Вятичи, без сомнения, и составляют зерно Великорусской народности».
Н.Костомаров писал далее, что с одной стороны, племя Вятичей, расселяясь, занимало лежащие к востоку земли, а с другой — туда двигались с севера новгородские переселенцы. «Наконец Славянский элемент в этих краях водворялся, подвигаясь с юга, особенно в конце XII и начале XIII века, когда бури, волновавшие южный край, заставляли народ и южную его цивилизацию искать убежища в более спокойной стране. Таким образом составилась Великорусская народность, народность самая поздняя, но ясно показывающая в себе перевес славянских начал. Финские племена ассимилировались только отчасти; гораздо в больших массах они подвигались далее и убегали от поглощающей славянской стихии. [...] в краях Пензенском, Тамбовском, Нижегородском, где произшло наибольшее ассимилирование — в языке, нравах, обычаях мало такого, что бы напоминало древнее иноплеменное происхождение, в сравнении с признаками Славянской народности. По всем этим данным, мы не можем назвать Великоруссов, даже с физиологической стороны, не Славянами; а о духовной стороне и говорить нечего».
Особенности характера, склонностей и образа жизни великороссов Н.Костомаров объяснял причинами географическими и историческими, а вовсе не влиянием уральского племени.
Переходя затем к рассмотрению статьи «La Poesie Oukrainienne», которую господин Paul de Saint-Vincent опубликовал в журнале «Revue Contemporaine», Н.Костомаров отмечал: «Довольно нам случалось читать нелепых и фальшивых взглядов на нашу народность и на нашу историю, но это сочинение, можно сказать — шедевр в подобном роде. Неизвестно, вычитал ли где г.Saint-Vincent всю дичь, которую написал, или сам составил ее, поверив чьим-нибудь словам, - но с незнанием истории здесь сочеталось самым нахальным образом умышленное извращение правды для надувательства европейской публики. Вот примеры: г.Saint-Vincent, без зазрения совести, утверждает, что обитатели Украины и других южно-русских местностей— одной ветви с поляками [...] “Нашествие Варягов, а потом нашествие Татар (объясняет г.Saint-Vincent) разорвало их между собою, но в XIV веке совершилось соединение — без борьбы, без потрясений, без войн. Между тем, еще в конце XII века, одна ветвь княжеского варяжского рода, властвовавшего над Русью до присоединения ее к Польше, основала на востоке монархию, известную под именем Московии. Московитяне — народ племени Уральского, а не Славянского, а потому не имеют ничего общего с Русским и совершенно отличны от последнего и по происхождению, и по нравам, и по обычаям, и по преданиям, и наконец — по религии, вопреки тем, которые хотят ложно доказывать религиозное их единство. Русский народ, в Украине и Южной Руси вообще, всегда стремился к унии с католическою верою и признавал главенство папы; напротив Московитяне, как народ азиатский, упорно отвергали всякое примирение с Римом. Московские государи насильственно и несправедливо присвоили своему народу называние Русского и навязали ему это название произвольно. Это сделала (по г.Saint-Vincent’у) императрица Екатерина II. Она понудила ученых принять свои выдумки на счет происхождения Московитян; таким образом, Московитяне начали называться Русскими, и с тех пор, в угодность правительству, стали отвергать свое прежнее имя и заменили его чужим”.
Автор [г.Saint-Vincent] очень мило сожалеет о потере «такого славного древнего народного названия, которое равным образом представляло и почтенную старину и содержало в себе зародыш прогресса и развития в будущем», и как будто хочет убедить — перестать называться русскими, и называться Московитянами. Читая статью «Revue Contemporaine», можно подумать, что Великоруссы — народ уральского племени, — даже говорят языком не славянского корня...»
Нельзя допустить, чтобы подобные нелепости могли произойти от невежества, потому что из всех мест, приводимых здесь, видно, что автор знаком со славянскою речью. Мы выше высказали наше мнение об урализме Великоруссов. Выдумка - считать их народом не славянского корня - возникла в заграничной польской литературе лишь в недавнее время...».
Тут не названо имя Ф.Духинского, из сочинений которого г.Сент-Винсент почерпнул «всю дичь», которую написал, однако Н.Костомаров прямо говорит о том, что эта дичь представляет собой выдумки польской пропаганды.
«Странно было бы здесь доказывать,— писал далее Н.Костомаров, — что южно-русский народ — не Поляки; что присоединение Червонной Руси и Волыни к Польше совершилось с кровопролитиями; что народ южно-русский всегда исповедывал одну веру с велико-русским и вовсе не стремился добровольно к унии, а отбивался от нее упорно и отчаянно; что, наконец, название Русских не навязано Великороссиянам Екатериною II, а издревле было для них народным отечественным прозванием; что название Московии, правильнее Московщины, могло употребляться только по отношению к другим этнографическим отделам русского мира, а национальным названием никогда не было; что иностранцы, называвшие Южную Русь — Руссией, а северную — Московией, нам не указ, ибо еще в XII веке митрополиты наши титуловались митрополитами всея Русии, разумея под этим весь круг Русских Земель, связанных единством княжеского рода и церковного управления».
Критические высказывания по поводу теории о неславянском происхождении великороссов, помещаемые на страницах русской печати, не могли в то время поколебать восторженное отношение к этой теории, сложившееся в польском обществе и отвечавшее укоренившейся тогда среди поляков идее об «избранничестве» польского народа. В кругах польской интеллигенции теория Духинского нашла многочисленных почитателей, а люди, понимавшие истинное существо вопроса, не всегда могли высказать свое настоящее мнение. Взгляды Духинского находили отражение и в исторических трудах польских авторов.
К примеру, в книге Адама Куличковского «Очерк истории польской литературы», вышедшей во Львове в 1872 г. и предназначенной в качестве школьного учебника, говорилось о Духинском: «Среди исследователей нашего прошлого заслуживает самого пристального внимания также Франтишек Духинский. [...] На форум исторического суда он призвал не только исторические факты, но геологию и статистику, и все, что только свидетельствовало о вызванном на суд прошедшем. Он указал, что Поляне жили первоначально точно так же над Днепром, как над Вартой и Вислой; а Россияне не есть крови и плоти славянской. Эти свои приобретения, новые для нас, но не новые в прошлом, Духинский распространяет как может, словом и пером и поучает не только своих, но и чужих о настоящем положении вещей».
Большим поклонником Духинского был польский историк Юлиан Бартошевич, который, в частности, в своем многотомном труде «Первоначальная история Польши», опубликованном в Кракове, в параграфе, озаглавленном «Факт большого значения. Философия нашей истории», писал про «суздальские нападения на Польшу надднепрянскую», и о необходимости отделить историю славян, обитавших над Днепром, от истории финнов, живших в Суздале.
Польский автор Стефан Бущинский в брошюре «Миссия славян и отдельность Руси» (Краков, 1885 г.) утверждал, что Духинский «доказал окончательно, что провинции славянские, названные скандинавскими захватчиками Русью, являются полностью отдельными от царства московского». «Он показал несомненно полную отдельность Руси в ее отношении к землям, заселенным племенами туранскими (финскими и монгольскими)». С.Бущинский между прочим сообщал читателям: «Так, например, до конца XVIII века никому и в голову не приходило полагать, что жители царства московского являются Славянами. Екатерина II изрекла: Быть по сему, и несколько десятков миллионов людей туранского племени причислено к Славянам».
Кстати, названный автор еще в 1862г., накануне польского восстания, анонимно выпустил во Львове брошюру «Подолье, Волынь и Украина», в которой писал: «И никогда не отступим от той исторической правды, что Подолье, Волынь и Украина не есть Москвой, но есть землями польскими. Нового раздела нашей Отчизны не позволим». Однако, несмотря на столь решительную постановку вопроса о принадлежности юго-западных русских земель, С.Бущинский допускал в крайнем случае и возможность иного варианта:
«Если бы политическое бытие славянско-руских земель должно было быть отделено от политического бытия Польши, то тем более не могло бы быть соединено с политическим бытием татарско-финской Москвы; в крайнем случае должно было бы составить отдельную самостоятельную целость».
Теория Духинского, первоначально с восторгом принятая польским обществом, постепенно стала утрачивать свой авторитет и все более подвергалась критике со стороны как иностранных, так и польских ученых.
В 1885 г., когда поклонники Духинского отмечали пятидесятилетний юбилей его литературной деятельности, ученый языковед, специалист по польской и русской филологии, в то время профессор Дерптского университета Бодуэн де Куртене написал статью, изданную в 1886 г. в Кракове отдельной брошюрой под заголовком «По поводу юбилея профессора Духинского», в которой отрицал всякое научное значение теории Духинского, подчеркивая: «Все этнографические труды нашего ученого носят прежде всего политический характер».
Изложив основную мысль Духинского о «туранском» происхождении великороссов, о том, что «Москва» отличается от «арийской» Европы как небо от земли, что это два мира принципиально разные, не имеющие между собой ничего общего кроме разве что природного и никогда не устранимого антагонизма, профессор Бодуэн де Куртене называл ту политическую цель, ради которой создавалась теория Духинского: «Надлежит только восстановить давнюю Польшу, и сразу же найдется на карте и на земном шаре видимая граница двух враждебных миров, а западная Европа приобретет надежный оплот перед неустанно грозящей ей туранской гидрой».
Далее профессор Бодуэн де Куртене разбирал отдельные положения теории Духинского, доказывая их научную несостоятельность. Остановимся на одном из этих положений, а именно на вопросе языка. «Духинский утверждает, что хотя “Москали-туранцы” говорят теперь некоторым видоизменением славянских языков, однако это не есть их язык живой, самостоятельно развитый, а искусственно приобретенный. Эта дичь туранская говорила прежде каким-то другим языком. С введением христианства она приняла также язык церковно-славянский, которым говорит до сих пор, испортив его натурально по-турански. Совсем иное — языки малорусский и белорусский. Это языки, издавна свойственные племенам, которые ними говорят, языки живые, свободные от искусственной пересадки и от чужих наслоений. Утверждать что-нибудь подобное, — писал профессор Бодуэн де Куртене, — может только г.Духинский либо такие же подобные ему “ученые”, невинные души которых не остались совершенно испорченными знанием строения славянских языков и взаимных отношений родства между этими языками. Если бы эти господа знали хотя бы только начатки теории славянских языков, знали бы, что все говоры великорусские (в том числе и язык литературный) и белорусские составляют особую группу в отличие от говоров малорусских, но что обе эти группы вместе, великорусская и малорусская, должны быть соединены в одну общую семью, в противоположность к остальным славянским языкам. Что Великоруссы являются Туранцами, которые позаимствовали язык церковно-славянский, может утверждать только тот, кто имеет очень слабое и неясное понятие как о строении славянских языков, так и о том, каким способом и какого рода языки могут быть навязаны целым народам. Подобные чудесные присвоения могут иметь место разве только в сказочках г.Духинского, но никогда в действительности.
Язык великорусский (т.е. русский литературный язык вместе со всеми великорусскими говорами) есть языком чисто славянским по своему строению, в отношении звуков и морфологии, есть одним из самых жизненных и самостоятельных славянских языков». Правда, есть в нем и чуждые налеты, имеются в довольно большом количестве чужие слова неславянского происхождения, «но постоянного чуждого влияния на живую фонетику или выговор, а также на морфологическое и синтаксическое строение языка, не находит даже самое старательное исследование. Та же самая сумма чужих элементов найдется и в других славянских языках».
Отмечая, что Духинский «проповедует евангелие всеарийской любви и по меньшей мере равнодушия, если не ненависти, Ариев к миру туранскому», профессор Бодуэн де Куртене указывал, что здесь, «говоря без обиняков, речь идет попросту о коалиции целой “Европы” вместе с арийской Польшей, с целью оттолкнуть на восток туранскую “Москву». Не говоря уже о том, что подобная мораль очень напоминает мораль еврейскую, делящую мир на ближних-евреев и “гоев”–неевреев, или также мораль Корана, строго различающую верных и гяуров, — должны кроме того заметить, что исторические факты и жизненные наблюдения никоим образом не подтверждают такого соединения всех Ариев в одну взаимно себя любящую овчарню». Профессор Бодуэн де Куртене пишет далее о многочисленных войнах, которые вели между собой западноевропейские страны, о религиозной нетерпимости, о социальных противоречиях внутри этих стран, о том, что и для «туранского», и для «арийского» мира одинаково свойственен принцип «человек человеку волк». Причем эта формулировка делает слишком много чести человеку и напрасно очерняет волка. Животное выше человека, поскольку, покушаясь на другое животное, заботится только о утолении голода либо иных физических потребностей. «Волк съест овцу, но он не будет ее принуждать к изменению взглядов, не будет ей навязывать свою веру, свой язык, [...] А человек, то ли “Ариец”, то ли “Туранец”, истребляет своего “ближнего” ради идеала, ради несбыточных мечтаний. Только среди людей встречаются каннибалы моральные и политические, добивающиеся, например, чтобы в одном государстве была только одна национальность, одна религия, один язык».
Нельзя не заметить, насколько эти слова, написанные еще в позапрошлом веке, звучат актуально в наши дни в некоторых государствах, деятели которых изо всех сил стараются рекламировать свою «европейскость» и «демократизм».
По словам профессора Бодуэна де Куртене, мир «арийский» от мира «туранского» отличает разве что большее лицемерие и изобретение двойной морали.
В методе изложения Духинского профессор Бодуэн де Куртене не находит никакой научности. Духинский ничего не может доказать и хочет убедить своего читателя лишь тем, что сто раз повторяет одно и то же в надежде, что читатель наконец ему поверит на «слово чести». «Для доказательства, однако, “туранства” Великоруссов “слова чести” недостаточно, подобно тому как его недостаточно для убеждения здравого ума в том, что дважды два — пять».
Мотивы всей этой «научной» деятельности, мотивы этих утверждений о «туранстве» и «арийстве», повторял профессор Бодуэн де Куртене, «не были вообще научными, а только политическими. Утверждения эти диктовала ненависть племенная и политическая, и желание адвокатствовать в пользу Польши перед “Европой”, т.е. перед шайкой дипломатов подозрительного свойства. Отсюда эта натяжка и извращение этнографии и географии...».
Духинский принадлежал к тем людям, которые на протяжении многих лет работали над оглуплением польской интеллигенции, морочили ей головы, пускали пыль в глаза, отвлекали внимание от вещей необходимых и существенных, следствием чего были политические галлюцинации, а затем трата сил на выпрашивание «интервенций», на навязывание себя со своей «арийскостью» для устройства крестового похода против России с целью восстановления прежней Речи Посполитой.
В завершение своей статьи профессор Бодуэн де Куртене называл юбилей г.Духинского «юбилеем хронического патриотического заблуждения».
В 1887 г. на страницах журнала «Вестник Европы» с критикой теории Духинского выступил русский ученый А.Н. Пыпин, который в статье, озаглавленной «Тенденциозная этнография», писал о теории Духинского, что «она была внушена не каким-нибудь подобием науки, а лишь безграничной племенной ненавистью, которая прибегала по внешности к научной форме, чтобы дать исход накопившейся вражде». «Между стремлениями и действительностью, — продолжал далее А.Пыпин, — была целая пропасть, которую приходилось наполнять мечтами; теория Духинского, говорившая мнимо-научным языком, также хотела дать удовлетворение национальному раздражению и самообольщению. Публика, к которой он обращался, была толпа, неспособная к какой-нибудь научной критике, но с радостью принимавшая все враждебное и ядовитое, что направлялось против национального врага. Эта теория, имевшая притязание быть словом науки, была кульминационным пунктом племенной вражды на мнимой почве науки».
В своей статье А Пыпин рассказал о содержании упомянутой нами ранее брошюры профессора Бодуэна де Куртене, а также об отклике на эту брошюру, помещенном в польской газете «Kraj», где давалась и оценка деятельности Ф.Духинского:
«Газета “Kraj”, отдавая отчет о книжке г.Бодуэна де Куртене, с своей стороны, так определяет деятельность Духинского: «она довольно наглядно освещает одну из самых печальных страниц нашей (польской) по-раздельной истории - именно той, которую поколения записали иллюзиями, столько же, быть может, прекрасными в своих источниках, сколько вреднейшими в своих последствиях, теоретических и практических».
В то время, когда в польской печати стали звучать голоса людей, трезво оценивавших теорию Духинского и откровенно говоривших о ее антинаучном характере, у этой теории нашлись новые почитатели в лице галицких украинофилов-народовцев. Если первоначально теория о неславянском происхождении великороссов распространялась поляками, стремившимися, в частности, возбудить у русинов (малороссов) чувство неприязни к великороссам, то теперь эта задача возлагалась на самих русинов, точнее, на тех из них, которые образовали галицкое украинофильское движение.
В том же 1886 году, когда в Кракове была опубликована статья профессора Бодуэна де Куртене, посвященная критике теории Духинского, во Львове галицкий украинофил-народовец Омелян Огоновский выпустил в числе изданий общества «Просвіта» брошюру о Маркиане Шашкевиче с подзаголовком «Читанка для селян и мещан», в которой «просвещал» несведущих в истории селян и мещан, разъясняя им, что «Русины и Россияне (Москали) не суть одним народом...».
И если в начале 1860-х годов с критикой теории о неславянском происхождении великороссов выступил историк украинофил Н.И. Костомаров, разоблачая антиисторические польские взгляды на Русь, то во второй половине 1880-х годов другой историк украинофил — М.П. Драгоманов — неоднократно критиковал теперь уже галицких народовцев за увлечение «духинщиной».
Говоря о галицкой газете «ДЪло», М.Драгоманов отмечал: «...проповедует про Москву теорию Духинского (к “ДЪлу” теперь присоединилась и “Просвіта” брошюрой Ом.Огоновского про М.Шашкевича, в которой этот ученый муж говорит, что финская Москва стала звать себя Русью только в XVII в.)...». Львовским народовцам М.Драгоманов давал следующую характеристику: «Очевидно, что львовские народовцы прежде всего неучи (в делах истории, этнографии и т.п.)...».
Указывая на необходимость привлечения к украинофильскому движению молодежи, М.Драгоманов писал: «На Духинщину Огоновских, Партыцких и т.д. теперь эту молодежь не поймаешь. Это вам только самим, да на большую беду и постановке дела нашего в России будет хуже, когда Вы останетесь в глазах мира солидарными с галицкими Духинцами-шовинистами».
В письме Ивану Франко 16 февраля 1887 г. М.Драгоманов снова обращается к теме духинщины в публикациях галицких народовцев: «И я таки уверен, что первый кнут достанется Киевлянам за галицких народовцев, за Духинщину, которую тепер несет “ДЪло” и “ПросвЪта”, [...]
А что, скажите пожалуйста, каково Ваше общественное мнение про эту Духинщину, которую кинулись разводить Огон[овский], Парт[ыцкий] и т.д.? Неужели оно не замечает прежде всего круглого невежества этой Духинщины?”
Обратим внимание, что М.Драгоманов называл галицких народовцев, распространявших теорию Духинского, неучами в делах истории, этнографии и т.п., подчеркивал круглое невежество этой теории, а также предупреждал о том вреде, который принесет увлечение духинщиной для развития украинофильства в России. Солидарность с галицкими духинцами-шовинистами М.Драгоманов рассматривал как фактор, дискредитирующий украинофильское движение.
В 1861 г., обращаясь к «польским так называемым патриотам», Н.Костомаров спрашивал: «неужели вы думаете, что извращением правды можно выиграть в каком бы то ни было вопросе?» «И что вы думаете выиграть, — писал он далее,— утверждая, что великорусский народ уральского происхождения? Этим не выкинете его из Славянской семьи, откуда бы не происходили его предки. Будут ли Великоруссы — ославянившиеся Уральцы, или смесь племен, или — что всего вернее — Славянское племя с примесью чудского и татарского, они все-таки останутся тем, чем они теперь, т.е. Славянами, потому что говорят наречием славянского корня и никак не могут быть тем, чем, по вашим предположениям, были в незапамятные времена. Или, быть может, вы хотите унизить этим Великороссиян? Но одним таким предположением вы показываете крайнюю собственную односторонность и неспособность — выступить из тесной национальной исключительности в круг более широких, возвышенных, общечеловеческих понятий. Как отдельного человека нельзя унизить происхождением, так и целый народ. Вопрос о том, какую связь имеет великорусская народность с уральским племенем и какие стихии вошли в нее из последнего, должен рассматриваться совершенно отдельно от всяких ваших предрассудочных воззрений, ибо он не имеет к ним отношения... Доказывать, что Великороссияне должны называть себя не Русскими, а Московитянами, на таком основании, что вам так хочется, все равно, что требовать, чтобы Итальянцы называли себя Влохами, потому что на польском языке они так называются, или если бы Французы начали домогаться, чтобы Немцы себя называли Аллеманами. Мы просим вас — представьте нам доказательства, что великороссийский народ не называл себя Русскими, а Московитянами, и что Екатерина II принудила его принять новое имя. Любопытно было бы выслушать такие доказательства. Но к сожалению, мы наперед уверены, что у вас не найдется такого смельчака: подобные положения легко писать из собственной фантазии, а фактически доказать нечем».
В наши дни эти слова могут быть полностью обращены к украинским так называемым патриотам, не нашедшим ничего лучшего, как пойти по следам галицких духинцев-шовинистов XIX века.
Безусловно, что любой шовинизм отвратителен, но там, где он опирается на экономическое и военное могущество, он имеет, по крайней мере, реальное основание, однако там, где он ищет опоры только в прошедшем и в порождениях болезненного воображения, он не только отвратителен, но еще и глуп. Это определение, примененное к польскому шовинизму Духинского, в еще большей степени может быть отнесено к шовинизму галицких украинофилов и их нынешних последователей, которые кичатся своим чистокровным славянским происхождением, возвышающим их над великороссами-«финно-монголами». Такой шовинизм выглядит уже вовсе дурацким, если учесть тот факт, что не только на северо-востоке Руси славяне смешивались с неславянами, но подобный процесс происходил и на юге Руси, где славяне также смешивались с неславянами, а именно с народностями тюркского происхождения.
Галицко-русский публицист О.А. Мончаловский писал в конце XIX в.: «Украинофилы, а также иноплеменники, даже не понимающие русского языка и не знающие русского народа, но ненавидящие его и боящиеся его единства любят основывать этнографическую отдельность малороссов от великороссов на смешении последних с финнами и татарами. Разве в южной Руси не было татар? Разве в жилах русских галичан мало татарской крови?»
Тогда же, в конце XIX века в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона было сказано: «Не подлежит сомнению, что малороссы должны были воспринять в себя не мало крови древних тюркских народов южной России — во всяком случае более, чем великоруссы, которые зато ассимилировали многие финские народности».
Очевидно, что нынешние приверженцы теории о неславянском происхождении великороссов, стремясь сделать эту теорию элементом современной украинской идеологии, обнаруживают тем самым прежде всего свое беспросветное невежество, проявления которого у нынешних так называемых украинских патриотов, впрочем, столь многочисленны, что его уже можно рассматривать в качестве неотъемлемого атрибута нового «истинно украинского» национального сознания. Однако, наряду с этим, взявшись «просвещать» жителей Украины относительно этнического происхождения великороссов, сторонники данной теории продемонстрировали свою собственную, если и не этническую, то политическую родословную, сами указали на корни той антирусской идеологии, которую стараются навязывать современному украинскому обществу.
Они лишний раз подтвердили, что их идейными предшественниками не являются российские украинофилы, каковыми были, к примеру, Н.Костомаров и М.Драгоманов. Очаг распространения «украинской» идеологии, проповедовавшей полную национальную отдельность русинов-украинцев от великороссов-«москалей» на том основании, что «москали» якобы вообще не являются славянами, находился не на Украине, а в австрийской Галиции, пребывавшей под управлением поляков. Причем галицкие украинофилы-народовцы не сами сочинили теорию о неславянском происхождении великороссов, а получили ее от поляков, для которых эта теория, разработанная Ф.Духинским, служила инструментом для достижения политических целей, сводившихся в идеале к восстановлению Польши в тех границах, которые она имела, владея западными и юго-западными русскими землями, а в крайнем случае к отторжению Украины от России, влекущему за собою, с одной стороны, ослабление России, а с другой — превращение Украины в барьер между «туранской» Россией и «арийской» Европой.
В настоящее время положение в Европе внешне коренным образом изменилось в сравнении с ситуацией не только полуторавековой, но и пятнадцатилетней давности, и тем не менее мы видим, что в нынешней Украине получает распространение теория Духинского, возникшая в условиях, казалось бы, совершенно иной международной обстановки. А это означает, что несмотря на произошедшие в последние годы перемены, по-прежнему существуют силы, заинтересованные в осуществлении старой схемы, согласно которой отделенная от России Украина должна стать противником России (Великороссии), для чего и требуется создавать в лице России образ главного врага Украины, а великороссов представлять в виде враждебного, чуждого и вообще неславянского народа.
Кроме содействия выполнению этой главной задачи, теория о неславянском происхождении великороссов призвана также поднимать дух украинцев, разочарованных тем обстоятельством, что обретение «незалежности» привело Украину не к обещанному подъему и расцвету, а к катастрофическому провалу. Вспоминать сейчас сказку о бочке гетмана Полуботка уже как-то неудобно, поэтому в ход идут другие сказки, слушая которые, украинский обыватель, задавленный заботами о куске хлеба и живущий в страхе перед будущим, может утешиться, к примеру, хотя бы тем, что он принадлежит к славянам, а вот «москаль»-то, оказывается — «финно-монгол». Ну как тут не порадоваться.
При всем сходстве того, что писали Духинский, а также его польские и западноевропейские последователи в XIX в. о неславянском происхождении великороссов, и того, что пишут по этому поводу в наши дни украинские идейные наследники Духинского, между ними, однако, существует принципиальное различие.
Первые, распространяя антиисторические взгляды на Русь, преследовали свои политические цели, и не были обязаны думать при этом об участи, ожидающей жителей южной Руси после ее отрыва от России. Духинского и его единомышленников на Западе можно упрекнуть в умышленном извращении правды, но следует признать, что они действовали в своих интересах.
Последние же, — так называемые украинские патриоты, которые распространяют те же самые антиисторические взгляды, морочат головы жителям Украины, отвлекая их внимание от жизненно важных вопросов и возбуждая неприязнь к великороссам, действуют в соответствии с замыслами определенных кругов на Западе; с абсолютным пренебрежением относясь к судьбе не какого-нибудь иного, а своего народа, выступают таким образом лишь в качестве презренного орудия, находящегося в чужих руках и используемого в чужих интересах.
Леонид Соколов
Источник: www.ruska-pravda.com.
Рейтинг публикации:
|
