На прошлой неделе я с головой погрузился в геополитические конфликты, но не на востоке Украины, и не в Южно-Китайском море. Нет, я был в Абу-Даби, одном из самых неконфликтных мест на земле, где Институт Брукингса организовал конференцию под названием «Международный мир и сотрудничество в эпоху глобального соперничества». 40 видных политических деятелей и мыслителей из США, Европы и развивающихся стран в основном согласились с тем, что мы сегодня живем в новом мире, который во многом похож на старый — с характерными для него межгосударственными конфликтами.

Кое-кто из нас заартачился, услышав такую посылку. Кто-то (думаю, это был я) сказал, что возвращение государственного конфликта — это дар небесный для парней из внешнеполитического клуба, который в последнее время озадаченно наблюдает за негосударственными актерами, народными восстаниями и «мягкими» вопросами типа климатических изменений. Внезапно реалистическая теория международных отношений восстала из мертвых. Мир посуровел.

Но моя колкость не вполне справедлива. Действительно, негосударственные силы, и прежде всего «Исламское государство» и «Аль-Каида», несут ответственность за самые страшные конфликты в мире. Но верно и то, что ведущие государства этого мира, в том числе Россия, Китай, Иран и Саудовская Аравия (а также Соединенные Штаты) готовы использовать принуждение и силу (зачастую в тех же самых конфликтах) так, как этого не делали уже несколько поколений. Да, мы действительно живем в мире, где все больше властвует геополитика. Вот поэтому я начал анализировать причины своего противодействия.

С сожалением признаю, что Генри Киссинджер просто пригвоздил меня. Он давно уже оплакивает нежелание американцев признавать то обстоятельство, что глобальная политика – по сути дела бессовестная межгосударственная борьба за выгоды и преимущества. В своей недавно изданной книге World Order (Мировой порядок) (я написал на нее весьма хвалебный отзыв в Wall Street Journal) Киссинджер пишет, что американские руководители со времен Вудро Вильсона смотрели на внешнюю политику как на целенаправленную борьбу за справедливость, а не как на «постоянные усилия, направленные на достижение условных целей». Таким образом, американская внешняя политика «была оторвана от истории и геополитики».

Но это лишь одна часть истории, а вторая ее часть кроется в недавних событиях. Подавление межгосударственного соперничества после окончания холодной войны, внезапное появление опасных негосударственных актеров, а также возникновение новых международных проблем — все это дало основания людям, для которых были неприемлемы антагонистические формулировки силовой политики, говорить об устаревании модели реализма. Именно Джордж Буш решительно порвал с манерой мышления, в центре которой стояло государство. В своем докладе о стратегии национальной безопасности Буш объявил в 2002 году, что Америке сегодня угрожают не могущественные государства, а «призрачные сети частных лиц». Внешняя политика требовала изменить внутреннюю сущность государств, а не их поведение.

Конечно, ничего хорошего из этого не вышло. Барак Обама пришел к власти, обещая положить конец этой кампании — но не во имя возрождения реализма. Обама считал, что самые важные проблемы – не межгосударственные, а глобальные. Общественное благо требовало беспрецедентного уровня сотрудничества. Самой привлекательной чертой Обамы была (по крайней мере, так мне казалось в то время) его уверенность в том, что это общественное благо представляет новую форму национального интереса, в связи с чем за него можно бороться как за самостоятельную цель. Старый порядок сменил глобализм, а не терроризм. «Борьба за власть, — объявил Обама, — больше не является антагонистической игрой».

Увы, необходимо признать, что эти прекраснодушные заявления Обамы прозвучали в России, где антагонистическая игра зачастую считается оптимальным сценарием. Как я отмечал в одной из своих статей, опубликованной в текущем году, Обама вскоре понял, что другие государства, по крайней мере те, что находятся за пределами кантианского сада, известного под названием Евросоюз, не хотят подчиняться своим лучшим ангелам. Обама был прав, говоря о высшей значимости глобальных вопросов; но он ошибался, говоря о борьбе за власть. Более того, он предложил эту сделку как раз в тот момент, когда государства, в чьем содействии президент нуждался (это прежде всего Китай и Россия), по очень разным причинам выбирали все более жесткий курс на конфронтацию. Обама пусть с запозданием, но признал это. Я тоже, как мне становится ясно сегодня.

Но мир, в котором мы сегодня живем, это мир не по Киссинджеру. Межгосударственные отношения стали более конфликтными, чем 10 лет назад, но государства коллективно стали намного слабее, чем прежде. Они все меньше могут контролировать силы народного недовольства, культурное дробление, скудость ресурсов и деградацию окружающей среды. А у Соединенных Штатов, несмотря на все их могущество, больше нет ни воли, ни возможностей для того, чтобы успокаивать союзников и отпугивать врагов, как они поступали прежде. «Мировой порядок» все больше похож на химеру. Все более агрессивное государственное вмешательство, в первую очередь, на Ближнем Востоке, – это попытка управлять хаосом, порожденным такими разрастающимися силами.

Взглянем на Ливию. Та буря, которая разбушевалась в Ливии, возникла не по вине агрессивных соседей, а из-за падения ненавистного самовластного правителя, который настолько выхолостил государство, что возникший вакуум не удалось заполнить ничем, кроме племенной и клановой вражды. Сегодня эту страны рвут на куски силы субрегионального и местного масштаба. Но у двух главных ливийских фракций есть и внешние покровители в лице Египта и Объединенных Арабских Эмиратов, а также Турции и Катара. Или посмотрите на Йемен, где Саудовская Аравия буквально помешалась на опосредованной войне против Ирана. Конфликт среди суннитских государств, а также между суннитами и шиитами подливает масла в огонь, бушующий в несостоятельных государствах этого региона, и обрекает на неудачу любые посреднические усилия.

Короче говоря, признавая тот факт, что в сегодняшнем мире участились и усилились геополитические конфликты, мы не ограничиваем силы, выходящие за пределы государств, или процветающие внутри них, включая потребность простых людей в лучшей жизни, чего им сегодня не может дать их государство. Государственная мудрость требует решения или по крайней мере признания обеих проблем одновременно. Одна из глобальных проблем, обозначенных Обамой в самом начале своего президентского срока, это проблема несостоявшихся и неустойчивых государств. Сегодня она становится еще более безотлагательной. Мы не найдем долговременный ответ на конфликты в арабском мире, пока эти государства не перешагнут хотя бы минимальный порог легитимности. Но мы также не найдем ответ, если у нас не будет действенной дипломатии, способной убедить соседей не ловить рыбу в мутной воде.

Конференция, организованная Институтом Брукингса, была не для печати, но как мне кажется, я не нарушу никаких правил конфиденциальности, если скажу, что выступавшие гораздо убедительнее говорили о «глобальном соперничестве», нежели о «международном мире и сотрудничестве». На самом деле, настроения на конференции были близки к отчаянию. Буквально все представители, как из западных, так и из других стран, взывали к укреплению «американского лидерства». Но между ними не было абсолютно никакого единодушия относительно того, что такое лидерство означает. Должен ли Вашингтон провести черту в Южно-Китайском море, должен ли он поставить оружие Киеву, должен ли он подталкивать саудовцев и Эмираты к более активным действиям в этом бою с тенью Ирана? Или лидерство требует «стратегического терпения», как выразился Обама? Эту его фразу ораторы повторяли то с восхищением, то с насмешкой. Должна ли настоятельная потребность в противодействии ревизионистским государствам идти впереди необходимости в сотрудничестве по глобальным вопросам? Как спросил недавно Стивен Уолт (Steven Walt), готовы ли мы принести в жертву сотрудничество китайцев в сфере климатических изменений ради того, чтобы обуздать их притязания на острова Спартли?

Мы знаем, какой ответ дадут кандидаты от республиканцев на выборах 2016 года. Возможно, что геополитический конфликт и не является даром небес для специалистов по внешней политике, но это настоящий клад для Великой старой партии. Следующие полтора года мы постоянно будем слышать, как Россия, Китай и Иран задавили Барака Обаму. Мы услышим, как доктор Киссинджер вещает о мировом порядке. Хиллари Клинтон – твердый человек, который давно уже проповедует достоинства «мягких» вопросов. О ней я могу сказать одно: она окажется в лучшем положении, чем все остальные, чтобы опровергать эти бесхитростные аргументы.