Европейский валютный кризис подобен посещению плохого зубного врача: больно, дорого, конца-края не видно. Проходят недели, месяцы и даже годы, пока мир беспомощно сидит в кресле, а некомпетентные дантисты тычут инструментами, скоблят, пререкаются и сверлят, сверлят, сверлят. Время от времени делаются уколы новокаина — обычно в форме инъекций ликвидности от ЕЦБ — сводящие боль к притупленной пульсации, но нет никаких признаков улучшения, никаких признаков того, что долгий и тщетный европейский процесс идет к какому-либо успешному завершению.
Нам и страшно, и скучно: мы не можем отвести взгляд, но и не в состоянии вникнуть в детали самого нудного из мировых кризисов.
Вчера на еще одном никчемном европейском саммите прозвучала еще одна серия позерских речей, а так называемые «лидеры» Европы вновь не сумели договориться о выходе из углубляющегося кризиса. Мировые финансовые рынки вновь трясло, пока трейдеры и инвесторы пытались понять, действительно ли европейцы такие неумехи, какими кажутся — а если это так, то когда и как наступит катастрофа.
Детали меняются, но общая ситуация остается все той же. В настоящее время в Европе ведутся две игры «кто первым струсит». Первая — игра между Грецией и остальными странами еврозоны. Греки считают — или, по крайней мере, изо всех сил делают вид, что считают — что для еврозоны уход Греции будет столь катастрофическим, что в конечном итоге у ЕС не останется иного выбора, кроме как предложить грекам существенно более выгодные условия, чем те, что предлагаются сейчас. С другой стороны, власти еврозоны считают — или, по крайней мере, изо всех сил делают вид, что считают — что Европа в целом справится с последствиями выхода Греции, но Греция пострадает настолько, что у греков, в конечном итоге, не останется иного выбора, кроме как начать выполнять те соглашения, которые они уже подписали.
Вторую игру «кто первым струсит» ведут Германия и Франция. Немцы клянутся: что бы ни произошло, они ни при каких обстоятельствах не согласятся на «превращение долга еврозоны во взаимный» или «политизацию валютной политики Европы». Они не будут выделять деньги на возвращение долгов стран Средиземноморского клуба и не примут классическую латинскую форму управления валютой, при которой стоимостью валюты манипулируют (главным образом, в сторону понижения) политические элиты. Французы (вежливо и почтительно в эпоху Саркози и более конфронтационно при Олланде) указывают на то, что политика Германии приведет Европу к бесконечной череде финансовых кризисов, и при каждом кризисе сообщают, что немцам придется смириться с новыми бэйлаутами и новыми гарантиями по долгам, чтобы предотвратить общеевропейский финансовый коллапс.
Пока можно сказать, что французская стратегия в общем и целом работает. Немцы говорят «нет», пока очередной банковский кризис не достигнет пика — тогда они неохотно уступают.
Проблема этого подхода в том, что он обрекает Европу и весь мир на один кризис за другим. Угрозы светопреставления стали теперь неотъемлемой частью экономической повседневности. В этом для Европы есть определенная необходимая политическая логика. Учитывая политику Германии, Ангела Меркель не может совершить определенные шаги, пока не станет очевидно, что альтернативой является полный финансовый крах. Учитывая политику Греции, ни один греческий политик не может согласиться ни на что подобное нынешним укладам, если только страна не столкнется с реальной перспективой финансового Армагеддона.
Но если эта ситуация имеет определенный извращенный смысл в контексте европейской политики, то в глобальном плане она возмутительно безответственна. Тот роковой конец, о котором европейские переговорщики то и дело упоминают сегодня в своем повседневном общении на финансовые темы, чреват чудовищными последствиями для мира. Полномасштабный финансовый кризис Европы затронет и Азию, и Северную и Южную Америку. Между тем, неопределенность в Европе висит как пелена над всем миром, повсюду снижая темпы роста и угрожая по-прежнему хрупкому восстановлению после Великой рецессии.
Это донельзя напоминает безответственный эгоизм и политическую некомпетентность, которые втянули Европу и весь мир в великие конфликты 1914 и 1939 гг. На поразительную некомпетентность замысла еврозоны — валютного союза разных стран, не договорившихся о его правилах — многие обращали внимание с момента его появления. Европейцам просто не было дела до этого. Они хотели евро и объявили о его создании. Безответственный эгоизм отражается в том, с какой легкостью разные европейские страны стращают друг друга финансовой катастрофой, дабы добиться относительно небольших преимуществ в своих внутренних склоках.
Европейская близорукость и европейский эгоизм были основными причинами великих катастроф двадцатого века (свою роль в них сыграли и США). Теперь, в условиях первого серьезного кризиса двадцать первого века, порой кажется, что они желают во что бы то ни стало продемонстрировать, как мало усвоили.
Отчасти проблема в несоответствии мучительно низких темпов европейского политического процесса быстрым действиям финансовых рынков. То, что Европа до сих пор не смогла создать жизнеспособной федеральной структуры, означает, что «Европа» так же слаба и непоследовательна, как Соединенные Штаты при Статьях Конфедерации. Для заключения договоренностей нужны бесконечные дебаты, а путь к компромиссу по простейшим вопросам мучительно труден
ЕЦБ — единственный европейский орган, способный действовать быстро и решительно во имя еврозоны. Помимо центрального банка, нет ни одного человека или института, наделенного серьезной исполнительной властью; в европейской системе нет никого, кто мог бы приказать ее правительствам действовать — и ни одно европейское правительство не обладает достаточной властью для того, чтобы принудить к каким-либо действиям других.
Слабый и распыленный характер власти в Европе обрекает ЕС на медлительность, которая характеризует реакцию Европы на финансовый кризис. Еврофедералисты надеялись на то, что принятие евро в конечном итоге приведет Европу к политическому союзу. Еврооптимисты хотят верить в то, что именно это происходит сегодня: что кризис евро повлечет за собой создание настоящих Соединенных Штатов Европы.
Пока не видно признаков этого, равно как и признаков того, что это произойдет достаточно быстро, чтобы сократить мучительную процедуру лечения зуба. В обозримом будущем мир будет прикован к креслу, а самый некомпетентный дантист в мире продолжит орудовать самым тупым и шумным в мире сверлом.
Лучшее, на что нам остается сегодня надеяться, — это то, что он продолжит делать уколы новокаина. Он ничего не решает, но без него жизнь была бы гораздо хуже.
Худшее, чего можно опасаться? Очередной раунд игры «кто первым струсит», в ходе которого безответственные и эгоистичные политики будут ставить под угрозу экономическое будущее мира, должен быть проведен в Соединенных Штатах после ноябрьских выборов. С приближением окончания срока действия бушевских налоговых льгот и автоматического сокращения расходных статей бюджета республиканцы и демократы в Конгрессе-«хромой утке» начнут собственную рискованную игру на краю пропасти. Если эту игру будут одновременно вести европейцы и американцы, начнется такое, что хоть святых выноси. Матерь всех кризисов, финансовое событие, которое затмит собой апокалипсис майя (также запланированный на осень), может настать гораздо раньше, чем мы думаем.
