Владимир Терехов, ведущий научный сотрудник Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследований – специально для Интернет-журнала "Новое Восточное Обозрение".
В ходе американо-японского саммита, прошедшего в конце апреля-начале мая в США, лидеры двух из группы ведущих игроков Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) особое внимание уделили “обеспечению безопасности глобальной цепи поставок”1. При этом подразумевается, прежде всего, надёжное функционирование основных морских торговых маршрутов, располагающихся вдоль т.н. “дуги нестабильности”.
“Дуга нестабильности” - термин применительно к АТР, видимо, впервые был введён в оборот в 2007 г. тогдашним премьер-министром Японии Синдзо Абэ. В ходе турне по ряду государств Азии он говорил о необходимости консолидации “демократических” стран региона, которым угрожают “авторитарные режимы”, образующие ту самую “дугу”.
Но речь, скорее, следует вести о “звеньях” единой цепи, огибающей Азиатский материк и связывающей в единое стратегическое целое акватории Тихого и Индийского океанов. Среди этих “звеньев” - от Корейского полуострова до зоны Персидского залива - наибольшие опасения вызывают Тайвань и Южно-Китайское море (ЮКМ).
То, что тайваньская проблема остаётся в состоянии стратегического тупика, не очень заметно на фоне быстрого роста китайско-тайваньской торговли, который наблюдался с приходом в 2000 г. к власти на Тайване Демократической прогрессивной партии (ДПП). ДПП сменила у руководства Тайванем партию Гоминьдан, которая до этого безраздельно правила на острове свыше 50 лет. С возвращением в 2008 г. к власти гоминьдановцев развитие двусторонних отношений распространилось и на другие сферы китайско-тайваньских отношений.
Однако это ни на шаг не приблизило Китай к решению стратегической задачи, заключающейся в “восстановлении единства нации”. Более того, китайско-тайваньские отношения во всё большей степени начинают приобретать характер обычных отношений независимых государств. И это, по-видимому, стало неожиданным для руководства КНР, стратегия которого в прошлом десятилетии сводилась к относительно незаметному для островитян поглощению “мэйнлэндом” через развитие всесторонних связей с Тайванем. Поэтому представляются не случайными резкие заявления Пекина о том, что КНР не может “бесконечно ждать” решения тайваньской проблемы. Между тем сама эта проблема имеет все шансы к дальнейшему усложнению по мере подключения Японии к её двум основным участникам, т.е. США и Китаю.
Почти зеркальное отражение к тайваньской имеет и проблема с ситуацией в Южно-Китайском море. Внешне всё сводится к тяжбам Китая с рядом его южных соседей по вопросу обладания архипелагом Спратли, расположенного в центре ЮКМ и имеющего исключительно важное стратегическое, а также экономическое значение. Так, в конце марта с.г. МИД КНР выступил с предупреждением по поводу совместных филиппино-вьетнамских военно-морских учений в ЮКМ, которые характеризовались как “усиливающие территориальные споры” и “угрожающие миру” в регионе2. Однако всё более заметным становится присутствие в этом море США, Японии, Индии, причем ясно, на чьей стороне.
Природа связанности “звеньев” “дуги нестабильности”.
Хотя каждому из “звеньев” свойственна своя специфика потенциальной конфликтности, все они сегодня связаны маршрутом транспортировки углеводородов из зоны Персидского залива, а также из Африки в Индию, Китай, Тайвань, Южную Корею и Японию. Примечательной представляется реплика обозревателя журнала “Экономист” на высказывание того же Синдзо Абэ по поводу “авторитарных режимов”, почему-то расположившихся вдоль маршрута транспортировки нефти в Японию. По нему доставляется свыше 80% импортируемых страной углеводородов3.
Контроль этого маршрута всеми ведущими региональными игроками рассматривается в качестве ключевого элемента проблемы обеспечения безопасности, поскольку его блокирование неизбежно вызовет коллапс их экономик, что будет означать национальную катастрофу. Поэтому мероприятия по военной поддержке безопасного функционирования этого трафика, принимаемые одним игроком, другим, естественно, рассматривается в качестве вызова его национальным интересам, требующим “адекватного ответа”.
Сама “адекватность” “ответных мероприятий” может трактоваться весьма широко.
Например, в ответ на стратегию “жемчужного ожерелья” на Азиатском материке и в Индийском океане, которую якобы реализует Китай в отношении Индии, последняя проявляет всё большую активность, включая военную. Причем не только в том же Индийском океане, но и в странах Юго-Восточной Азии, а также в акватории ЮКМ.
О “связанности” ареалов Тихого и Индийского океанов постоянно говорится в последнее время в США. Так, в ходе презентации новой американской военной стратегии, прошедшей в начале января с.г. под руководством президента Б.Обамы, руководитель Комитета начальников штабов генерал Мартин Демпси констатировал: “Все тренды - демографические, геополитические, экономические и военные сдвигаются в сторону АТР…” и “…стратегические вызовы [США], которые в основном теперь будут исходить не только из Тихого океана, но также из прибрежных вод Индийского океана”4.
Нелишне напомнить, что пространство ответственности “Тихоокеанского командования США” (USPACOM) простирается от западного побережья американского континента до меридиана, проходящего через стык границы между Индией и Пакистаном на берегу Аравийского моря, т.е. охватывает 2/3 акватории Индийского океана. Военные США уже давно вполне адекватно оценили основные мотивы новой геополитической “Большой игры”, а также географию пространства, на котором она в основном будет протекать.
Исторические аналогии.
Всё более заметное силовое противостояние на море актуализирует популярную на рубеже XIX-XX вв. аббревиатуру SLOC (Sea Lines of Communications) 5.
Проблемой контроля SLOC в первую очередь (а не пресловутой “пиратской угрозой”) обусловлена военная активность последних лет всех основных региональных игроков в районе Аденского залива, в Индийском океане в целом, в Малаккском проливе, а также в Южно-Китайском море. Вместе с этой аббревиатурой в аналитических работах возникают и весьма известные в начале XX в. фамилии адмиралов и теоретиков борьбы на море, таких как А.Тирпиц, Дж.Фишер, А.Т.Мэхэн, Дж.С.Корбетт.
Вместе с ними появляются и аналогии между ситуацией, складывающейся в настоящее время в АТР, и тем, что наблюдалось в период, предшествовавший Первой мировой войне6. Сегодня на место Великобритании начала ХХ в. ставятся США, которым “бросает вызов” новая “кайзеровская Германия”, каковой предлагается считать КНР.
Можно точно указать время, когда постепенно накапливавшиеся проблемы в отношениях между двумя ныне ведущими мировыми державами вышли на поверхность. Ситуация в АТР в целом и его отдельных субрегионах начала вызывать опасения с октября 2008 г., когда уходящей администрацией Дж.Буша было принято решение о возобновлении продаж американских вооружений Тайваню, что в очередной раз актуализировало тайваньскую проблему.
В комментарии к недавнему исследованию SIPRI, в котором говорится о гонке вооружений в АТР, газета “Жэньминь жибао” от 20 марта с.г. отмечает, что, во-первых, гонку вооружений в регионе “уже трудно остановить” и, во-вторых, в ней обвиняется Вашингтон, который “является главным получателем выгод” от неё. При этом делается ссылка на “стратегический сдвиг против Китая” внешней политики США и указывается, что “каждое действие Белого дома будет встречать противодействие Китая…, а китайское участие в поддержании мира в регионе невозможно без модернизации вооружённых сил”7.
На роль же новых “Балкан” едва ли подходят Северная Африка, Ближний Восток и даже Иран. Отсюда генерируется много шума в мировую прессу, но трудно ожидать, что неутихающие здесь конфликты выйдут за локальные масштабы. У КНР нет пока силовых ресурсов для активного в них вмешательства. Однако новыми “Балканами” вполне и в любое время могут стать Тайвань и Южно-Китайское море.
Ситуация усугубляется отсутствием в АТР межгосударственной системы безопасности. Разнообразные региональные форумы превращаются в площадку выяснения отношений между ведущими державами. Это отчётливо продемонстрировал “Восточноазиатский саммит”, прошедший на разных уровнях осенью 2011 г. в Ханое и на Бали.
Перспектива формирования тройственного союза “США-Япония-Индия”.
В ходе упоминавшегося турне по странам Азии Синдзо Абэ призывал к “консолидации” в первую очередь Индию, развивать всесторонние связи с которой Япония начала с середины прошлого десятилетия, вслед за активизацией американской политики на индийском направлении. Причём, уже тогда не вызывала сомнения антикитайская направленность обоих этих процессов. В это же время начали отмечаться и первые попытки формирования квазисоюзнических отношений в треугольнике “США-Индия-Япония” при участии Австралии и некоторых других стран региона. Речь идёт о т.н. “Инициативе 4-х”, заявленной в мае 2007 г. “на полях” заседания “Форума АСЕАН”.
В “Совместном заявлении”, принятом по итогам очередного заседания американо-японского “комитета 2+2” в июне 2011 г., были, во-первых, подтверждены взаимные обязательства по обеспечению общих интересов сторон в регионе, и, во-вторых, констатировалась необходимость “…укрепления безопасности и обороны [США и Японии] в трёхстороннем формате…” с такими странами, как Австралия, Южная Корея и Индия8.
В контексте процитированного “Заявления” особо примечательным представляется предложение по созданию “комитета 2+2+2” в составе министров иностранных дел и обороны трёх ведущих держав региона, т.е. США, Японии и Индии. Оно было сформулировано министрами иностранных дел Японии и Индии в ходе визита последнего в Токио в конце октября 2011 г.9
Эта идея, видимо, начала реализовываться, о чём свидетельствует первая трёхсторонняя встреча на уровне заместителей министров иностранных дел США, Японии и Индии в Вашингтоне 19 декабря 2011 г., которая теперь будет проходить регулярно. В пресс-релизе посольства Индии в США по итогам переговоров говорится, что в ходе их проведения обсуждался “…широкий круг проблем регионального и глобального уровней с позиций общих интересов сторон”. Сама встреча рассматривается в качестве “…начала консультаций трёх наших правительств, которые разделяют общие интересы в АТР и в мире в целом”10.
Во второй половине апреля с.г. подобные переговоры прошли в Дели. Широкий круг вопросов, которые стороны обсуждали, включал ситуацию в Восточной Азии в целом и, в особенности, “напряжённость в Южно-Китайском море”. Эти переговоры последовали сразу за американо-индийскими военно-морскими учениями, прошедшими 13 апреля в Бенгальском заливе, в ходе которых американский авианосец Carl Vinson (входящий в составUSPACOM и находившийся до этого в Персидском заливе) заправлялся топливом от танкера ВМС Индии.
В заключение обратим внимание на три момента, имеющих прямое отношение к России.
Во-первых, наблюдается процесс генерирования “дугой нестабильности” пространства нестабильности в северном от неё направлении. Это пространство, в частности, захватывает Пакистан и субрегион Центральной Азии. Иными словами, оно приближается к нашим южным границам.
Во-вторых, слабая вовлечённость России в экономические процессы в АТР обусловлена неразвитостью Сибири и Дальнего Востока, что является не только препятствием для повышения веса РФ в региональных делах, но и превращается в главный вызов безопасности страны в целом.
Наконец, нельзя не отметить, что складывающаяся в АТР ситуация создаёт негативный фон для предстоящего осенью текущего года саммита АТЭС во Владивостоке.
Примечания
1 U.S. – Japan Joint Statement on Global Supply Chain Security//Ministry of Foreign Affairs of Japan, May 1, 2012 [http://www.mofa.go.jp/region/n-america/us/pmv1204/index.htm]
2 China warns Vietnam, Philippines ‘damaging peace’ in sea//The Mainichi Daily News, March 30, 2012.
3 Abe blows, Japanese trumpet, cautiously//The Economist, May 5th, 2007. p.38.
4 Daniel Wasserbly, Obama looks to leaner military, As-Pac focus//Jane’s Defence Weekly, 11 January 2012, p. 5.
5 Robert D. Kaplan, Center Stage for the Twenty-first Century// Foreign Affairs. 2009. March/April. p. 16-32; Andrew Jr. Krepinevich, The Pentagons Waiting Assets//Foreign Affairs, 2009. July/August. p.18-33.
6 John Mearsheimer, The Rise of China Will Not Be Peaceful at All//The Australian, 2005, November 18.; Joseph S. Nye, China’s Rise does’t Mean War//Foreign Policy. 2011. January/February. P. 66; Joseph S. Nye, U.S.-China relationship: A shift in perceptions of power//Los Angeles Times. 2011. April 6.
7 Arms race will happen, but who to blame//People’s Daily Online, March 20, 2013.
8 Joint Statemtnt of the Security Consultative Committee. Toward a Deeper and Broader U.S.-Japan Alliance: Building on 50 Years of Partnership, June 21, 2011, by Secretary of State Clinton, Secretary of Defence Gates, Minister for Foreign Affairs Matsumoto, Minister of Defense Kitazawa, http://www.mofa.go.jp/n-america/us/security/pdfs/joint1106_o1.pdf, p. 3-5.
9 Japan, India agree to boost cooperation in security, economy//The Mainichi Daily News. December 29. 2011.
10 First US-Japan-India trilateral meeting//hindustantimes. Thu. 29 Dec. 2011. Следует отметить, что концептуальная проработка процесса формирования стратегического треугольника“США-Япония-Индия”, видимо, осуществляется уже с 2007 г., когда на регулярной основе стали проводиться встречи экспертов ведущих аналитических центров трёх стран, а именно: The Center for Strategic and International Studies, The Japan Institute of International Affairs, The Confedaration Indian Industry (The United States, Japan and India: Toward New Trilateral Cooperation//csis.org/files/media/csis/pubs/070816_us_j_ireport_pdf, August 16, 2007). Таким образом, упомянутые трёхсторонние “консультации” начались, фактически, 5 лет назад.
Источник: ru.journal-neo.com.
Рейтинг публикации:
|
