1 января по плану Федерального агентства научных организаций России (ФАНО) должен завершиться очередной этап преобразования Академии наук — реструктуризация. Точнее — объединение академических институтов. Напомним, целесообразность этого намерения, как и реформы в целом, сразу была поставлена под вопрос академической и широкой общественностью (см., например, статью академика Михаила Садовского «Время политкорректности закончилось», «Э-У» № 27 от 04.07.2016). Это не помешало весной текущего года начать активную стадию реструктуризации. В первую очередь объединению подверглись «периферийные» научные центры, тройку больших отделений — Уральское, Сибирское и Дальневосточное — напрямую пока не трогали. Со стороны Академии нарастало недовольство. Одна из главных причин — объединять научные подразделения начали преимущественно не по тематическому, а по территориальному принципу. «В Вологде институт экономико-социологического направления объединяют с очень хорошим институтом по молочному животноводству», — приводил пример академик Александр Некипелов. Он же подчеркивал: «Нелепость таких решений бьет в глаза. Необходимо суммировать их, приходить к видению состояния науки в целом». 

В конце июля было опубликовано открытое письмо президенту РФ (к настоящему моменту его подписали уже сотни академиков и членов-корреспондентов РАН), требующее «немедленно прекратить разрушительную кампанию бессмысленной реструктуризации сложившейся за многие годы системы институтов РАН».

Однако 12 октября последовало первое наступление ФАНО уже на отделения РАН — «атаке», по определению академика Александра Асеева, подверглось Уральское отделение. Территориальное управление ФАНО на заседании Президиума УрО РАН представило план реструктуризации, предполагающий слияние двадцати академических институтов в Екатеринбурге в одну организацию — федеральный исследовательский центр. И концепция документа, и неожиданная декларативная форма его представления вызвала многочисленные протесты ученых и публикации в прессе.

26 — 28 октября проблему реструктуризации институтов обсуждало Общее собрание Российской Академии наук в Москве. Постановление № 51 от 28.10.2016 гласит: «Положение российской фундаментальной науки ухудшается, усиливается вмешательство ФАНО России в управление научными исследованиями, продолжает сокращаться финансирование научных организаций. <…> Президиуму РАН во взаимодействии с ФАНО России поручается проанализировать ход и результаты реструктуризации научных организаций за прошедший период. <…> Предложить ФАНО России приостановить дальнейшую реструктуризацию до проведения этого анализа».

С расспросами о текущем положении дел в УрО РАН мы обратились к директору Института химии твердого тела академику Виктору Кожевникову.

Рост приводит к усложненности*…

— Виктор Леонидович, вы были заранее знакомы с предложенным 12 октября планом объединения?

— Ни я, ни, насколько мне известно, другие директора институтов не были ознакомлены с этим документом. Предварительной рассылки не было, и все с удивлением наблюдали презентацию проекта формирования федерального исследовательского центра путем соединения двадцати институтов. В преамбуле сообщалось, что план разработан совместной комиссией представителей Уральского отделения Академии наук и Уральского территориального управления ФАНО. Тогда все представляется еще более странным: труды такой важной комиссии должны доводиться до широкой научной общественности и тем более до директоров академических институтов.

— Однако председатель Уральского отделения РАН Валерий Чарушин в недавних интервью не раз говорил, что представление подобного плана для него не стало удивительным.

— Удивить нас, действительно, уже трудно. Бурные усилия по подготовке реформ, разумеется, со ссылкой на поручение президента, начались с весны. Все понимали, что какие-то варианты «объединительных» мероприятий необходимо готовить, в институтах уже обсуждалось несколько идей реструктуризации. Так что предложенный план вызвал не удивление, а, скорее, недоумение. Мы его обсудили на следующий день на ученом совете института. Все планы и действия такого рода требуют самого широкого обсуждения: речь идет о кардинальном реформировании системы организации фундаментальных исследований (кстати, до сих пор весьма эффективной по удельным затратам), о судьбах сотен специалистов высокой квалификации. Директора былых институтов РАН выбраны коллективами (а это очень редкая ситуация — в стране руководителей принято назначать), поэтому они отвечают перед людьми за создание возможностей для работы и за поддержание этих возможностей. Наш ученый совет идентифицировал много проблем. Протокол совета был разослан коллегам в соседние институты для информации.

— Объясните аудитории, в чем корень проблем.

— Наиболее трудный момент реорганизации — соблюдение требований закона, по которому деятельность институтов, находящихся в ведении ФАНО, осуществляется при научно-методическом руководстве РАН (ФЗ № 253 «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». — Ред.). Как это реализовать, пока никто понять и объяснить не может.

При реструктурировании институты (организованные отдельными постановлениями правительства) лишаются статуса юридического лица, и для государства просто исчезают. Распоряжение правительства не очень просто отменить, а институты, являясь государственными структурами, имеют определенную устойчивость. Внутри объединенного центра этот статус исчезает, и институт может быть ликвидирован простым приказом директора. В отсутствие принципов выборности и подконтрольности администрации научному коллективу это приведет к росту управленческого волюнтаризма, деградации и исчезновению научных школ, выхолащиванию научных исследований и замещению их формальной отчетностью.

— Особенно спорной выглядит позиция руководителя такого объединения. Вероятно, авторы проекта мыслят в этой роли «эффективного менеджера».

— В академических институтах возникновение людей на управленческих должностях — это всегда выборный процесс. При всех возможных недочетах выборная процедура очень важна — в результате к управлению институтами, как правило, приходят компетентные и вменяемые люди, понимающие содержание научной деятельности. Безумных вещей они не совершают. А назначенцы — это совсем иной сорт, ответственность они несут перед начальством, а не перед научным коллективом, и тут начинают действовать совсем другие законы управления. В свое время они были блистательно изложены Сирилом Паркинсоном.

— Отдельный вопрос — механизмы финансирования центров.

— Бюджетное финансирование сокращается третий год подряд. Объемы хоздоговорных исследований тоже уменьшаются, что является простым индикатором экономической стагнации. Значит, очень скоро придется сокращать людей. Неприятность в том, что для развития исследований должна присутствовать некоторая критическая масса специалистов. Если их будет меньше, ткань науки полностью распадется. В этой связи часто озвучивается аргумент, что большим научным центрам будет проще выдвигать большие научные проекты и, соответственно, бороться за крупные гранты государственных фондов и большие контракты с промышленностью. На мой взгляд, это иллюзия. В рамках сложившей общественной формации не размеры важны, а близость к источникам финансирования. В любом случае финансирование научных исследований будет сокращаться. В бюджете 2017 года строка «финансирование науки» вообще исчезла.

… А усложненность — это конец пути

— Пилотным проектом реструктурирования стало создание Красноярского исследовательского центра, объединившего 11 институтов, в том числе физики и леса, химии и животноводства. На Общем собрании РАН академик Асеев заявил, что из-за создания ФИЦ в Красноярске происходит развал науки. Что вы думаете по этому поводу?

— Недавно в газете «Поиск» было опубликовано интервью с директором Красноярского научного центра академиком Василием Шабановым, где он излагает положительные моменты объединения по территориальному принципу: упрощение получения разрешений на подготовку аспирантов, работу с источниками излучения, коллективное использование приборов и т.д. Для небольших институтов в этом, возможно, есть смысл.

В отношении институтов естественно-научного профиля УрО РАН такой подход не применим. Они в основном представлены организациями со штатом около 200 сотрудников и более, относительно неплохо укомплектованы основным исследовательским оборудованием, имеют весьма достойные показатели по всем аспектам научно-образовательной деятельности. Нет проблем и с центрами коллективного пользования.

Да и говорить о какой-то особой эффективности Красноярского центра на данный момент преждевременно, обоснованные выводы можно будет делать, вероятно, через пару лет.

— Тем более что Шабанов сам признавался: если бы институты не объединились, их могли бы влить в Сибирский федеральный университет, такие намерения озвучивались…

— Происходящее напоминает попытки повышения эффективности экономики в 60-х годах прошлого века через организацию совнархозов путем слияния региональных министерств. Тогда аргументы были примерно такие же: говорили про эффективность, снижение издержек, повышение оперативности, общее использование машинно-тракторного парка… А потом пришлось с большими издержками восстанавливать разрушенное. Не эти ли экономические эксперименты наряду с прочими непродуманными решениями ускорили крах советской экономики, которая в итоге оказалась не в состоянии накормить народ?

С наукой дело обстоит еще хуже. Здесь неудачные решения оборачиваются разгромом научных школ, и воссоздать их быстро не получится. Лишенная фундаментальной науки Россия прочно закрепится в клубе аутсайдеров мирового развития. Нам это надо?

— В Иркутске весь научный центр высказался резко против объединения. Полемика была жаркая: в результате на стороне Академии в нее включился губернатор Левченко, а академик Кузьмин выступал в Совете Федерации, где отстоял право центра не подвергаться реструктуризации. Кстати, то июльское письмо Президиум Иркутского научного центра поддержал единогласно. На Урале эта бумага подобного энтузиазма не вызвала. Насколько, по-вашему, консолидирована позиция Уральского отделения?

— Да, у нас общая позиция еще не выработана. Однако в институтах анализируются различные варианты возможных объединений. Я думаю, все ожидают результатов отнесения институтов по исследовательским категориям. Тогда будет более понятно, какие оценки используются и, следовательно, как можно двигаться дальше.

— Так с этого все начиналось еще в 2013 году: было сказано, что реструктуризации подлежат организации, утратившие основные аспекты научной деятельности. Но оценка научной эффективности институтов, которая должна была выявить отстающие, так и не завершена.

— Результаты отнесения институтов по категориям нам обещают представить в январе 2017 года. Тем более гонки не нужны. Надо, чтобы все детально понимали, что, как и для чего должно быть сделано. Только в таком адаптивном режиме и возникают действительно надежные, долговременные решения. Поиск подходов к повышению эффективности исследований — есть часть научной работы, вот и надо ее вести, а не заниматься штурмовщиной. 

— По поводу научной работы: документы, появляющиеся в ходе реформы и адресованные людям, профессионально призванным разбирать сложнейшие научные проблемы, лишены внятной аргументации. И это уже правило: никто не ставит себе задачу доказать, что предлагаемые меры не то что эффективны — просто работоспособны. Это такая чиновничья простота или, наоборот, изощренная тактика дезориентирования тех, кто привык искать логику?

— Это такой способ жизни. И родился он не сегодня. Тезис насчет управления государством кухарками, или в более современной версии — об управлении сложными профессиональными социумами специальными менеджерами (на что его начальство определит, тем и управляет) — обоснован давно. Типичным результатом такого подхода является нарастание бумажного вала планов и отчетности, которые создают видимость порядка, но часто затмевают существо дела. В нашем случае, например, забыли элементарную вещь, о которой много говорили (в том числе и президент, и председатель правительства): перед началом каких бы то ни было действий необходимо провести анализ текущего состояния институтов, на основании ясных критериев выделить наиболее слабые организации и, собственно, их-то и реструктурировать.

— Каких шагов, по-вашему, нужно ждать?

— Думаю, в ближайшее время резких изменений не будет. С того памятного заседания Президиума УрО РАН прошло уже два месяца. Как мне кажется, все уяснили, что предлагавшаяся конфигурация не является оптимальной. 28 октября на Общем собрании Академии было принято обращение к ФАНО с просьбой приостановить все мероприятия по реструктуризации, проанализировать достигнутое, посмотреть, как изменились показатели деятельности реструктурированных организаций и действовать далее с учетом полученных результатов. Подчеркну, обращение исходит не от отдельных академиков, а от всей Академии, представленной Общим собранием. 23 ноября прошло заседание президентского совета по науке и образованию, где ФАНО отчиталось: в реструктуризации приняло участие около 60% институтов. То есть сделано, что сделано, и исполнено, как исполнено. Дальше гон устраивать бессмысленно.

Однако есть опасение, что, несмотря на все призывы притормозить и посмотреть на результаты, могут возникнуть новые волны управленческого цунами. Поэтому в институтах идет анализ различных вариантов объединения.

— Что делать?

— Первичной задачей является неустанное объяснение простой, проверенной временем истины. А именно: институты Уральского отделения, расположенные в Екатеринбурге, — это в основном отлично сформированные, эффективные организации, способные обеспечить решение всех научных проблем, связанных с модернизацией экономики и социальной сферы Уральского региона, а также способные давать и результаты мирового уровня. Поэтому, если мы хотим добиваться успехов, не нужно придумывать экзотические решения по очередному «перетряхиванию» академических институтов, а нужно их развивать, насыщать оборудованием и ресурсами.

* Третий закон Паркинсона.