Единство «народа» - такая же химера , как и «пятая колонна»

Сергей Голубицкий

Комментарии читателей к первой статье («Кукуруза пупушой, молдаван дурак большой») оставили ощущение стойких заблуждений по целому ряду вопросов, требующих, очевидно, прямого прояснения.

Во-первых, вздором является предположение, дескать, Голубицкий пришёл в «чужой палисадник» (PolitRussia), чтобы троллить и, тем более, перевоспитывать. Начнём с того, что портал изначально задумывался (если я правильно понимаю прямые декларации демиургов PolitRussia) как место для столкновения идей, а не как террариум для наблюдения за результатами массовой вивисекции. То обстоятельство, что на портале абсолютное большинство составляют сторонники идеологии, которую для удобства и краткости можно обозначить как «вставание с колен», нисколько не является неожиданной. Рискну предположить, что многие удивятся, когда узнают, что подобная диспропорция во взглядах вовсе не является фирменным знаком России и, более того, характерна для любой страны, проходящей определённую стадию исторического развития.

Я пишу для PolitRussia с единственной целью: зафиксировать в сознании аудитории элементы мировоззрения, с которыми большинство этой аудитории, как им кажется, не согласно. Я практически не сомневаюсь, что «несогласие» это иллюзорное и порождено не принципиальными возражениями, а неадекватной терминологией и наивными мифологемами. Соответственно, вижу перед собой и подспудную задачу: объяснить неадекватность и искусственность концептов, с помощью которых вменяемые в быту люди начинают произносить совершенно невменяемые речи.

Во-вторых, читатели явно заблуждаются по части важности и значимости языка, наивно отмахиваясь от него как от какого-то второстепенного фактора, не оказывающего сколь-нибудь важное влияние на нашу жизнь. Поверьте специалисту по социальной мифологии: в жизни человека – как частной, так и общественной – нет вообще ничего даже отдалённо приближённого по значимости к языку. Поскольку именно язык формирует все социокультурные концепты, а также служит для создания мифологем и отливания идеологических клише, которые затем благополучно инкорпорируются в мозги 90% населения (опять же, любой страны и в любую эпоху!). Все мои идеи, равно как и полный набор «сказок», во имя которых большинство читателей «сражается» в комментариях, – не более, чем продукты языка. Продукты, сознательно слепленные и вложенные в головы по множественным каналам – от средств массовой информации до библиотек и университетских аудиторий.

Всем этим, надеюсь, у меня будет ещё повод поделиться с аудиторией PolitRussia, сегодня же мы продолжим разговор о «дружбе народов», начатый на прошлой неделе. Однако прежде, чем переходить к конкретике (украинско-русской дружбе, украинско-польской, украинско-сербской и т.д.), необходимо внести одну принципиальную коррекцию в наш дискурс, без которой невозможно дальнейшее изучение заявленной темы.

Коррекция, о которой идёт речь, связана с социальной мифологемой народ. Дело в том, что никакого цельного народа в природе не существует. И никогда не существовало. Коли так, то бессмысленно обсуждать и остальные завязанные на эту мифологему культурные концепты, дружбу народов в том числе.

Мифологема народа во все времена создаётся и запускается в общественное сознание правящей элитой с единственной целью: ради удобства управления и манипулирования верноподданными. В реальности народ никогда и нигде не существовал как целое, а являл собой совокупность социальных, сословных либо идеологически объединённых групп.

Эти группы – в зависимости от той или иной научной теории – называются по разному: классы, сословия, варны, родоплеменные кланы, прослойки, а также тайные общества, кружки по интересам, ложи и т.д.

Забавно, что, даже сознавая неоднородность народа, властные элиты рано или поздно отказываются от естественной градации и возвращаются к мифологемам, внедряющим в сознание идею монолитности.

Хрестоматийный пример. Советская власть, которая начала с того, что чётко разделила общество на классы, затем свела их к двум широким группам: «классово близким» и «классово чуждым» элементам (относительно революционного пролетариата), а под конец – снова провозгласила монолитную спайку, в виде новой общности под названием советский народ.

Разумеется, никакой спайки не было. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть с какой головокружительной скоростью советский народ разложился после 1991 года на естественные фракции. Однако мифологема спайки советский народ была просто необходима властной элите для управления государством как только стало очевидно, что уничтожать и разрушать до бесконечности невозможно и рано или поздно приходится заниматься социальным констурктивом.

Другой пример – Россия образца 2014-2015 года. Сейчас мы наблюдаем процессы, которые соответствуют ранним этапам большевизма, требовавшим первичного размежевания внутри общества для того, чтобы на основе правильным образом воспитанного большинства сформировать новую монолитную иллюзию – что-то вроде советского народа 2.0, управлять которым и проще и спокойнее.

Самым большим откровением для читающей публики, добровольно уже отождествившей себя с большинством, станет констатация того факта, что грядущий советский народ 2.0 будет не чем иным, как ещё одной иллюзией монолитности, призванной скрыть с глаз печальную истину: за широкой спиной монолитного народа будет стоять (как и стояла всегда раньше) весьма и весьма немногочисленная социальная группа под названием «властная элита», управляющая народом и монопольно распределяющая материальные блага общества.

Сегодня в российском официальном (санкционированном властью) дискурсе очень модно использовать до недавнего времени смещённые в маргинальную конспирологию мифологемы пятой колонны, национал-предателей и малого народа. Используются эти понятия, само собой разумеется, без малейшей оглядки на исторические коннотации, поскольку эти коннотации, стоит в них разобраться, станут вредить стройной конструкции. Конструкции, которую возводили, разумеется, для промывания мозгов, а не для торжества истины.

С тем большим удовольствием посодействую читателю в исторических изысканиях. С национал-предателями и пятой колонной сложностей не возникает никаких: первый термин заимствован у Гитлера, второй – у франкистского генерала Эмилио Мола. Согласитесь, довольно странные источники вдохновения для идеологии «вставания с колен» страны, претендующей на борьбу с фашизмом.

Цитаты для справки

Национал-предатели. «Aber gar auf Dankbarkeit revolutionarer Mordbrenner, Volksausplunderer und Nationalverrater zu rechnen, bringt nur ein neuburgerlicher Patriot fertig» // Только новоиспечённые буржуазные патриоты готовы рассчитывать на благодарность убийц-революционеров, грабителей народа и национал-предателей». (Mein Kampf, 1925). Филологической справедливости ради можно дополнить, что Гитлер скорее всего своё хлёсткое словечко придумал не сам, а вывел из переписки Фердинанда Лассаля. «Ich habe in meinem Leben kein Wort geschrieben, das der Kleindeutschen Partei zugute kame; ich betrachte sie als Produkt, der blossen Furcht von: Ernst, Krieg, Revolition, Republik und als ein gut Stuck Nationalverrat» // В жизни своей не написал ни слова, которое бы пошло на пользу малой немецкой партии, рассматриваемой мною как продукт неприкрытого страха перед серьёзностью, войной, революцией, республикой, а также как образец национального предательства (Briefe von Ferdinand Lassalle an Carl Rodbertus-Jagetzow, herausgegeben von Ad. Wagner, Brief vom 2. Mai 1863).

Пятая колонна. В октябре 1936 года четыре колонны испанских фашистов окружили Мадрид и генерал Мола в заявлении на радио повстанцев намекнул, что внутри осаждённого города у него есть сторонники – «пятая колонна», которая присоединится к четырём остальным как только они вступят в осаждённый город. Радиоэфир цитировали многие газеты, например: «Police last night began a house-to-house search for Rebels in Madrid... Orders for these raids... apparently were instigated by a recent broadcast over the Rebel radio station by General Emilio Mola. He stated he was counting on four columns of troops outside Madrid and another column of persons hiding within the city who would join the invaders as soon as they entered the capital» // Прошлой ночью мадридская полиция обходила дом за домом и проводила обыски, пытаясь обнаружить повстанцев… Поводом для рейдов, вероятно, послужило недавнее выступление генерала Эмилио Мола на радиостанции повстанцев, в котором он заявил о поддержке четырём наступающим на Мадрид колоннам со стороны пятой, скрывающейся в самом городе и готовой присоединиться к повстанцам, как только они вступят в город (New York Times, 16 октября 1936).

Сложнее (и интереснее!) обстоят дела с малым народом. В своём прямом звучании этот жупел заимствован из работы академика Игоря Шафаревича «Русофобия» (1982) и это обстоятельство не только деформировало изначально перспективное звучание понятия, но и сильно его дискредитировало.

Шафаревич, надо полагать, исходил из благих побуждений: в своей примечательной во многих отношениях работе он попытался обнажить «страшную тайну» (ироничные кавычки мои – СГ.) о реально существующей схизме в русском народе. Той самой помянутой выше схизме, которая существует во всех нациях, однако под тем или иным предлогом скрывается от посторонних глаз с помощью химерических терминов вроде советского народа.

Благие намерения Шафаревича, к великой печали, так и остались намерениями, потому что его, надо так полагать, подвела собственная математическая гениальность: высчитав процент евреев в среде российских революционеров, академик перенёс на них всю ответственность за трагические потрясения в Отечестве. Проблема, однако, в том, что высокий процент евреев-революционеров наблюдался лишь во властных верхах, тогда как в среднем и, тем более, низовом звеньях властных структур, большинство большевистских бесов составляли титульные нации: на Украине свирепствовали украинцы, в России – русские.

Соблазн по традиции перевесить всё на евреев понятен, однако он деформирует реальность. Реальность же такова, что импульс к смене власти хоть и исходил из, безусловно, узкой прослойки населения, но реализовывался непосредственно самыми широкими народными массами, причём и эта прослойка являлась именно что плотью от плоти самого народа. В противном случае, судьба русской революции была бы точно такой же, что и судьба революций венгерской и германской, которые, как известно, не были поддержаны народом и потому удушены на корню.

Перспективное звучание термина малый народ, о котором я помянул, заключается именно в представлении о том, что малый народ на самом деле является не внешним вкраплением в монолит большого народа, а выступает его органичной и неотъемлемой частью. Народа не монолитного, а именно что расщепленного – на народ малый и народ большой.

Именно такое, недеформированное, прочтение мы находим в источнике вдохновения Игоря Шафаревича – работах французского историка Огюстена Кошена. Огюстен Кошен был честным французом и погиб в окопах Первой мировой войны (8 июля 1916 года в сражении на Сомме). В историю он вошёл как первый исследователь Великой французской революции, заподозривший её искусственность и манипулятивную природу. При жизни Кошен опубликовал единственную работу – «La crise de l'histoire ravolutionnaire: Taine et M. Aulard» (Кризис революционной истории: Тэн и месье Олар, 1909).

После его смерти были изданы три сборника статей, посвящённых общему вопросу: роли так называемых societes de pensee (интеллектуальных кружков – термин Кошена) в событиях второй половины XVIII века во Франции. На русский язык статьи Кошена были переведены в 2004 году (сборник «Малый народ и революция»).

Ключевая идея Кошена: демократическая революция во Франции была запущена усилиями не класса буржуазии при поддержке простого народа, а интеллектуальными кружками – группами людей, объединённых определёнными взглядами на жизнь. Эти взгляды разительно отличались от представлений простого народа, а с идеологией дворянства пересекались лишь в аспектах образования, знания иностранных языков, опыта международного общения и энциклопедизма.

К интеллектуальным кружкам Огюстен Кошен относит многочисленные философские салоны, политические клубы, масонские ложи и – сюрприз! – зачатки партий! Именно интеллектуальные кружки, по мысли Кошена, сначала запустили революционные процессы, а затем управляли ими, находясь при этом в тени.

Кошен прожил короткую жизнь и не успел, к сожалению, объяснить два важнейших момента: почему во Франции появились интеллектуальные кружки и, главное, какие механизмы управления были задействованы для канализации революционных процессов в желаемое русло.

К сожалению, в своей «Русофобии» Шафаревич ничего не добавил к интереснейшим наработкам Кошена, а лишь завёл их в тупик, видимо, зациклившись на «масонских ложах», которые являлись лишь малой частью влиятельных интеллектуальных групп французского общества накануне революции. К тому же, в ХХ веке компания «фримасонов» дополнилась иллюминатами Вейсгаупта – обстоятельство, придавшее конспирологическому соблазну ещё большую пикантность.

Дело не только в том, что «масоны» из французских лож (и русских, кстати, тоже) имеют к евреям не сильно большее отношение, чем к эфиопам, и заведомо меньшее, чем к шотландцам, англичанам, немцам и русским. Малый народ в трактовке Шафаревича отвлекает от самого перспективного в теории Кошена: непосредственно самого феномена малого народа, присутствующего в нациях. Лишь разобравшись в данном вопросе, можно переходить ко второму этапу – анализировать и изучать механизмы власти малого народа над всем обществом.

Было бы нелепо в коротком эссе транслировать всю совокупность изысканий по заявленной теме. Полагаю, достаточно лишь обозначить пунктиром генеральные линии, имеющие прямое отношение к дружбе народов. Вот эти линии.

Феномен малого народа, присутствующего в каждой нации и играющего ключевую роль в её истории, объясняется разной мерой вовлечённости общества в производственные процессы. Иными словам, есть социальные страты, которые непосредственно связаны с таковыми процессами (крестьяне, ремесленники, купцы и буржуа), а есть те, кто находятся в свободном от этих процессов состоянии. Априори таковыми являлись исключительно дворяне, наделённые от рождения материальной независимостью. Эта страта расширялась за счёт представителей интеллектуальной элиты: университетских преподавателей, художников, скульпторов, поэтов, политической элиты и проч.

В конце концов сформировался социальный слой малый народ, который отличался от большого народа в собственной нации по всем принципиальным позициям:

-  большой народ в массе своей консервативен, интровертен, националистичен и придерживается охранительной идеологии;

-  малый народ всегда либерален, всегда устремлён вовне, экуменистичен и наднационален.

Из этой дихотомии вытекает огромное число отличий второго порядка:

-  большой народ противится смешению с другими народами, защищается от них на уровне языка и бытового уклада, и при этом служит «сырьём» для нужд государства (от войны до «строек века»);

-  малый народ вообще не воспринимает этническое обособление как преграду для своих целей и задач, легко усваивает чужие языки, легко адаптируется в чужих бытовых укладах, равно как не испытывает затруднений с эмпатией, то есть способностью вчувствоваться в «чужого», поставить себя на его место (чего большой народ не может делать по определению – иначе он утратит свою «почву» и потеряет чувство «укоренённости»), в том числе толерантностью к инакомыслию.

Как всё сказанное соотносится с темой «дружбы народов» и, главное, поможет дальше углубиться в конкретику? Предлагаю читателю две аксиомы:

1. Никакого народа как целого не существует, поэтому и говорить об отношениях дружбы или вражды одного народа к другому нелепо. В каждом народе всегда живут два народа (это как минимум, на самом высоком уровне обобщения). При этом проблемы с дружбой народов (а равно и с изучением чужих языков, вернее, нежеланием изучения, неумением взглянуть на ситуацию глазами другого и проч.) возникают исключительно у большого народа. Для малого народа таких проблем не существует по определению: он всегда открыт вовне, к внешнему миру. Это последнее обстоятельство, к сожалению, вовсе не означает, что открытость малого народа полностью синонимична миролюбию: часто в истории именно малый народ выступал главным инициатором агрессии, направленной вовне.

2. Нравится нам это или не нравится, но реальность такова, что никогда в истории ещё не было ситуации, чтобы на продолжительном отрезке времени власть в государстве и обществе принадлежала большому народу. Этого не может быть и не бывает по всему глубинному устройству любого человеческого общества. Всегда, в 100 случаев из 100, власть принадлежит элите. Элите, которая отдалена от большого народа бесконечно дальше, чем большой народ отдалён от малого народа.

Сразу же напрашивается вопрос: если странами всегда управляет элита, откуда же берутся столь зверские конфронтации на уровне идеологии, подобно той, что мы наблюдаем сегодня?

В рамках описанной парадигмы сложностей с ответом на заданный вопрос не возникает: в силу различных стечений конкретных внутренних и внешних обстоятельств элита, управляющая страной, может задействовать под свои нужды либо интересы малого народа, либо интересы большого народа.

В частности, вся жуткая напряжёнка нынешнего дня сводится к тому, что властная элита в России пребывает в конфликте интересов с властной элитой стран Западной цивилизации, а потому вынуждена спекулировать на чувствах своего большого народа. Отсюда все это жонглирование с мифологемами вставания с колен, спасением нации, патриотизмом, борьбой с фашизмом и проч. фантомами из лексикона, понятного консервативному, интровертному и националистичному большинству.

Страны Запада уже многие десятилетия управляются элитой, ориентированной исключительно на ценности и интересы малого народа, то есть экстравертной, наднациональной и либеральной части общества. Российская элита сегодня пытается играть собственную игру, разговаривая на языке большого народа, однако в условиях тотальной интеграции российского государства и его экономики в западную финансовую и экономическую систему, а также полной невозможности самостоятельного развития в ситуации, когда материальное благополучие достигается за счёт продажи углеводородов тому же Западу, можно предположить, что продлится эта игра недолго и закончится либо восстановлением статуса-кво (то есть возвращением в естественного лоно Западной цивилизации), либо катастрофическим прозябанием в изоляции по северокорейскому сценарию.

Наконец, последний вопрос: каково же соотношение большого и малого внутри всякого народа? Точную цифру назвать невозможно, поскольку она разнится от государства к государству и от эпохи к эпохе. Скажем, у народов, стоящих на заре индивидуализации сознания (процесс, который Западная цивилизация завершила более 200 лет назад, а Россия только-только начинает осваивать) золотым сечением можно считать метафору 10:1, приблизительно таким образом распределяются в российском обществе идеи национальной интровертности и консерватизма по отношению к либеральному культурному и цивилизационному экуменизму.

Для обществ, продвинутых в своём развитии (от первобытной стадности – к коллективизму – затем к воинственному индивидуализму – под конец к трансперсонализму) более реалистична пропорция 5:5. Это именно то, что мы наблюдаем сегодня в странах Западной Европы, Америки, Канады и Австралии.

Наконец, в будущем, когда окончательно утвердятся трансперсональные отношения (наверное, будет полезно раскрыть эту самую передовую концепцию в развитии общества в какой-нибудь отдельной статье), пропорция большого и малого народов повсеместно сместится в обратную сторону – 1:10. Полагаю, когда это случится, все войны останутся в истории. Хотя не исключён, конечно, и вариант, при котором инфернальная природа человека не допустит благостного сценария и всё завершится уничтожением цивилизации и постапокалиптическим существованием.