Можно ли «воспитать» элиту? Постановка проблемы

Гуларян А.Б.

Можно ли «воспитать» элиту? Постановка проблемы.

«Поэт в России – больше, чем поэт» – эта строка из стихотворения Евгения Евтушенко «Перед поэмой» (1964) давно стерлась от частого употребления. Вот и автор представленной статьи не удержался и процитировал ее в очередной раз. Между тем, русская культура действительно логоцентрична и литературоцентрична, поэтому русское общество испытывает особый пиетет перед писателями и поэтами. И хотя, по данным некоторых социологических опросов мы уже не являемся «самой читающей страной в мире», каждое произнесенное в России слово имеет значение и вес[1].

Также не для кого не является секретом, что отношение русских писателей и поэтов к правящей элите своей страны во все времена можно назвать, мягко говоря, сложным. Началось это еще в XIX веке, в период формирования самой интеллигенции, когда идеологи «критического реализма» обрушились с жесткой критикой на придворную правящую элиту.

Всего два примера, как говорится, из хрестоматии.

Поэт Николай Некрасов, стихотворение «Размышления у парадного подъезда» (1858). Период подготовки «Великой реформы». Как всегда в России, всё секретно, но нет ничего тайного. Но оставшийся за сценой «владелец роскошных палат» (считается, что его прототипами стали министры М.Н. Муравьёв и А.И. Чернышов) показан бесконечно далёким от крестьянских нужд и чаяний, о которых спорила вся страна. Это прямое обвинение государственного чиновничества в пренебрежении интересами народа.

Великий русский писатель Лев Толстой, роман «Анна Каренина». Третий герой романа (ибо какой без третьего адьюльтер?) А.А. Каренин – человек, у которого рассудок преобладает над чувством, что при положении крупного государственного чиновника превращает его в холодную расчетливую вычислительную машину. С точки зрения его супруги Анны – он монстр, злой и глупый человек. Но прототипом такого малопривлекательного персонажа выступил обер-прокурор синода К.П. Победоносцев.

После установления советской власти внешне ситуация кардинально изменилась. Хотя по существу всё осталось по прежнему. Советские писатели начали создавать замечательные образы руководителей-коммунистов (Семён Давыдов и Макар Нагульный из «Поднятой целины» Михаила Шолохова, Антона Савельева из романа «Вечный зов» Анатолия Иванова), руководителей производства (Дмитрий Бахирев из «Битвы в пути» Галины Николаевой) и чекистов (герои Льва Овалова, Григория Брянцева, Василия Ардамацкого). Показательно,что эти герои были выходцами из народа, «людьми, как все», что конечно, придавало им дополнительное обаяние.

Но одновременно началось безудержное восхваление сначала мёртвого, а потом и живого вождей (в советское время это называлось Лениниана и Сталиниана). И если обобщенные образы идеальных коммунистов из романов Шолохова и Иванова пользуются популярностью до сих пор, слащавость и неприкрытое лицемерие «ленинианы» и «сталинианы» вызвали у общества реакцию отторжения. Правда, произошло это не сразу: сначала советское общество переболело «культом личности». Но уже во времена Н.С. Хрущева, после разоблачения «культа личности» стало неудобно восхвалять ныне живущего вождя. И хотя подобные попытки в дальнейшем возобновились при Л.И. Брежневе, они привели только к отдалению в советском общественном сознании созданного «ленинианой» идеального образа первого вождя от представителей «актуального» советского руководства. Что привело к выдвижению лозунга «возвращения к ленинским идеалам» во время «пятилетки пышных похорон» и ранней «перестройки».

Это очень симптоматично. Задачу создания обобщенного положительного образа государственного руководителя вообще невозможно решить в рамках реалистического искусства. К живущему и действующему человеку всегда слишком много претензий. Умерший человек – благодарный объект изображения, но и здесь у советского руководства не хватило чувства такта по отношению к В.И. Ленину и элементарного здравого смысла относительно персоналий умерших предшественников: выливать на умершего помои и не думать о том, что завтра такие же помои выльют на тебя. Созданию обобщенного положительного образа «идеального» руководителя высшего звена, подобного образам низовых руководителей Шолохова, Николаевой или Овалова помешала политическая система, ибо политика всегда конкретна, и человек, олицетворяющий политику, тоже конкретен. Ситуация зашла в тупик.

Подводя промежуточный итог, следует признать, что в стране существует идеологический конфликт элит – творческой интеллигенции и государственной элиты. Это уже приводило два раза к крушению отечественной государственности, и угроза подобного развития событий сохраняется. Несмотря на неудачу «болотного» движения. Не в последнюю очередь потому, что политическая элита страны не идеальна, она сама дает пищу для критики своими действиями.

В настоящее время положение стало меняться. Появились писатели, в своем творчестве создающие комплиментарные образы представителей государственной власти и бизнес-элиты. Они пытаются создать образ «идеального» руководителя, продемонстрировать, как должен вести себя безупречный представитель элиты. Это, прежде всего, писатели-фантасты Роман Злотников и Вадим Панов. Жанр фантастики позволяет создать конкретный образ идеального политического деятеля, не привязываясь к конкретным условиям «текущей реальности».

Для иллюстрации своей мысли позволю себе такой литературоведческий пример. Когда в Англии XVIII века писатель и разведчик Даниэль Дефо задумал создать обобщенный положительный образ идеального предпринимателя, он описал приключения своего героя на необитаемом острове, что для тех времен воспринималось как фантастические приключения между звездами. Но если бы Дефо попробовал бы вписать свой персонаж в современную ему английскую реальность, то у него в лучшем случае получилось бы нечто похожее на «Ярмарку тщеславия» Теккерея, «Дэвида Копперфильда» (или «Больших надежд») Чарльза Диккенса. Поэтому неудивительно, что именно российская фантастическая литература сейчас обратилась к проблеме обобщенного положительного образа руководителя.

Роман Злотников давно уже обратился к проблеме должного поведения человека-лидера в сложной исторической ситуации, еще в ранних своих романах «Русские сказки», «Виват император!» и «Элита-элит». Повесть «Время вызова. Нужны князья, а не тати»[2] уже целиком дидактична. Автор взял нескольких героев, которые попадают в сложные жизненные ситуации, но находят в себе силы выбиться «из грязи в князи», и остаться при этом людьми. Именно после этого творческого успеха Роман Злотников в ряде частных бесед прямо поставил задачу создания у современной российской бизнес-элиты национально ориентированной системы ценностей, её «воспитания» с помощью литературы. А в циклах романов «Царь Фёдор»[3] и «Генерал-адмирал»[4] он уже пытается эту проблему решить: подсказать высшим государственным служащим и бизнесменам (в сюжетах Злотникова государственное управление и бизнес-деятельность зачастую объединяются) какие задачи и в какой последовательности им необходимо решить, чтобы вывести страну из кризиса. В обоих случаях читателям предлагается квест так называемого «попаданца» в прошлое. В обоих случаях – преуспевающего предпринимателя. В обоих случаях – в тело представителя царствующей династии. «Попаданцы» начинают с небольшого бизнес-проекта и основания своих собственных школ для подготовки кадров для этих бизнес-проектов. Опираясь на подготовленную в школах новую элиту и заработанные на бизнес-проектах деньги, они проводят дальнейшие реформы в области экономики, культуры, и только в последнюю очередь – политики.

По-своему описал идеального руководителя Вадим Панов в своём цикле «Герметикон»[5]. В этой парадоксальной метафоре нашего мира (стимпанк совмещенный с межзвёздными перелётами) разворачивается борьба двух геополитических сил: галанитов и адигенов. Галаниты – это легко узнаваемые «местные» янки, но с «троцкистским душком». Они придерживаются тактики «перманентной революции», дестабилизируя один за другим режимы на планетах «Бисера» (периферии Герметикона). Прямой аналогии андигенам, контролирующим планеты «Ожерелья» (ядра Герметикона) в нашем мире нет. Отдаленно они напоминают европейскую дворянскую аристократию XIX века. Но историческая европейская аристократия зачахла и сошла на «нет», а андигены твердо правят Герметиконом, не собираясь сдавать позиции галанитским выскочкам. Неуязвимость андигенам дает с одной стороны, жесткость системы правил чести, выработанных предками за тысячу лет, а с другой ‑ гибкое применение этих жестких правил. В андингенской семье один брат может убить другого брата на дуэли, если это велит андигенская честь. И взять на себя кровь за брата, если это велит честь семьи. Андигены монолитны во вне своего сословия, и атомизированы внутри него. К своим подчиненным андигены относятся как к подданным: требуют беспрекословного подчинения, но и предоставляют полную защиту и безопасность. Панов поставил себе нетривиальную творческую задачу: вживить средневекового аристократа в мир модерна. И, судя по популярности его романов, справился с ней.

Но удастся сегодняшним российским писателям «воспитать» современную российскую элиту подобно тому, как английские писатели XVIII-XIX веков «воспитали» английских джентльменов?

В российской части Интернета существует сайт «Лаборатория фантастики» - «Фантлаб»: http://fantlab.ru/. На сайте посетители выкладывают свои впечатления о прочитанных книгах. Очень интересно ознакомиться с отзывами читателей на разобранные произведения Романа Злотникова и Вадима Панова.

Отзывы на повесть Романа Злотникова «Время вызова. Нужны князья, а не тати» выдержаны в комплиментарном направлении. Вот только четыре из них (не в хронологическом порядке): [6]

Можно сделать вывод, что Роману Злотникову удалось решить поставленную творческую задачу, он расшевелил читающую публику и изменил мировоззрение хотя бы части молодежной аудитории.

Чопорные андигены Вадима Панова оказались более далекими для русской читающей аудитории, которая высказывается о них довольно прохладно. Но и у них нашлись на «Фантлабе» свои поклонники: [7]

Нам же можно только надеяться, что со временем российским писателям удастся создать собирательный образ идеального представителя российской элиты. Подобно тому, как английским писателям в XVIII-XIX веков удалось создать собирательный образ идеального английского джентльмена.