Во грехе или во Христе

Расчётливое убийство жирафа и его разделка на глазах у детей в Дании, предложение на высоком уровне о введении уроков инцеста в школах Норвегии, утверждение парламентом Бельгии закона об умерщвлении больных детей, выставка одежды изнасилованных и убитых детей в Норвегии — всё это ничто иное как страшные признаки падения в бездну. Кожей чувствуешь зло и тьму, которые когда-то казались чем-то эфемерным и даже выдуманным, а сейчас уткнулись в них лбом и чувствуем их смрадное дыхание.

Но это зло не только с Запада, а и в самой России, внутри самих себя. Борьба, описанная в Библии, а также Достоевским и многими русскими классиками, никогда не знала национальных или цивилизационных границ. Она везде и повсюду. Но знаете в чём разница?

Две трагедии последних дней России — убийство московским школьником Сергеем Гордеевым учителя и полицейского и расстрел прихожан в южносахалинском соборе чоповцем Сергеем Комаровым — имеют одну общую черту при всех их различиях. Это отчаянные выходки отчаявшихся людей, побеждённых злом, но не сдавшихся до конца. Это их вызов себе, всем вокруг и главное — Богу.

15-летний Гордеев говорит: "Но перед Богом я каяться не буду, я в него не верю". В словах этих отчаянная попытка доказать себе, что он не верит в Бога, — что его нет, — но не уверенность в этом. Парень, будучи на стыке детства и зрелости, так и не обрёл смысла жизни, а потому мстит Всевышнему за это. "Я потерял веру и цель", — говорят, — были его слова.

Потерял веру, но не смирился с этим, а искал выхода. И захотел испытать на прочность Бога — если он или нет, может ли он убить кого-то или убить себя и как поведёт себя Бог.

Здесь трагедия, которую с особенным вниманием разбирал в русском человеке Достоевский — богоборчество от отчаяния, и ненависть от собственного неверия в равной степени к себе, к окружающим и к Богу. Пошёл убивать не забавы ради, не от желания урвать кусок пожирнее, а пытаясь ответить на изначальные вопросы. Только не увидьте в этом оправдания преступлению и злу.

Оправдания и быть не может никакого.

В его преступлении виноваты все — и родители, не увидевшие такой страшный надлом и, может, даже этому способствовавшие, окружающие люди, не заметившие за рутиной учёбы и успехами отличника загнанную в угол душу. Но главное он сам — Сергей Гордеев, позволивший бездне победить себя окончательно и совершить зло его руками.

Южносахалинец Сергей Комаров тоже боролся с Богом. И пришёл к разрушительному родноверию через столь же неудачные поиски истины. Но он старше, а значит практичнее. Он долго боролся с пожирающей пустотой внутри себя и неверием, и искал выход в псевдорелигиозных учениях, которые сеют ненависть в таких сломленных душах. И снова — обратите внимание — никто из близких не увидел надлома, перемены характера. Из скромного доброго молодого человека, учившегося на театральном и служившего в десантных войсках, в какой-то момент он превратился в агрессивное полуживотное со свастикой на теле и фразами в духе "не тварь я дрожащая, но право имею".

Комаров, в отличие от московского школьника, пал в бездну основательно и практически без шансов. Если тот мальчишка ещё имел, как мне кажется, колебания по поводу бессмертия и наличия истины, то здесь взрослый и духовно убитый человек жил только одним злом. Казалось бы, уже без шанса.

Но — и тут самое главное! — даже в таком крайнем состоянии он не захотел мириться со своей бездной, он решился на последнее — поквитаться с Богом. Это чисто русское движение, отчаянная попытка вынырнуть из бездны за счёт деятельного греха. Он, может, в душе — где-то совершенно в глубоком тайнике — надеялся, что под угрозой расстрела Образов перед ним явится Сам и повернёт его к Себе, а тот обратится к Нему в слезах и с молитвой.

Помните выстрел Власа в Христа у Достоевского? Там чуть другое, но душевный заряд тот же — испытать Бога и себя на прочность, бросить вызов Ему и той бездне, которая поглотила душу. Неоязычник Комаров — этот Влас, 21 века, — безусловно, куда более пропащий, чем тот, 19-го века.

Да, оба русских преступника оказались в итоге побеждены злом и совершили преступления — и оправданий тут не может быть никаких. Но сколько здесь отчаяния и тайного осознания собственного падения! Сколько здесь ещё живой души. Раненой, исколотой, поверженной, но живой...

Именно в этом наше коренное отличие от современного жителя прогрессивного Запада. Они плохи не тем, что потворствуют злу и уступают ему, но тем, что не сопротивляются ему, не страдают от него, так как не видят во зле зла, но даже наоборот.

Упав в бездну и отказавшись от Бога, даже не почувствовали, не осознали этого: без жалости, без боли, без самоуничижения, без отчаянных попыток вырваться и восстать, без желания даже обвинить в своём падении Бога. Ничего — полное хладнокровие и натянутая улыбка. Ничего живого, только ширящаяся раковая опухоль...

Хладнокровно и аккуратно разделали жирафа, под любопытные взгляды детей. Хладнокровно и аргументированно рассуждают об умерщвлении больных детей. Юридически грамотно узаконивают инцест как одно из прав человека и традиционный национальный обычай. Спокойно любуются одеждой изнасилованных малышей. Дикое спокойствие в восприятии греха, дичайшее...

Вспомните Брейвика — такое же адское хладнокровие до и после. Вспомните ещё раньше, как ужасало наших дедов хладнокровие фрицев при совершении жесточайших преступлений. Как вбилось словно гвоздь в память, когда какой-то бюргер аккуратненько делал бордюрчики на братской могиле невинно замученных им же...

Борьба света со тьмой ведётся в человеческих душах везде и всегда, испокон веку и по сей день, в разных уголках света и у разных народов. И нельзя сказать, что Россия исключение.

Но до тех пор пока в русском народе будет сохраняться живая душа, пока зло будет восприниматься как зло и мы не смиримся с ним, как бы ни погрязли в грехах, пока даже худший из нас думает о Боге и ищет Истину, а не узаконивает грех и воспитывает детей на освежевании жирафа, до тех пор будет жива Россия, а вместе с ней и мир. Мир во Христе.