ОКО ПЛАНЕТЫ > Аналитика событий в России > Жить в России: Социальное благосостояние населения в исторической перспективе (Экспертный доклад ИГСО)

Жить в России: Социальное благосостояние населения в исторической перспективе (Экспертный доклад ИГСО)


28-02-2013, 11:40. Разместил: VP

ИГСО

 

Вопрос соотношения современного положения России с её историей волнует публицистов, политиков и мыслителей самой разной политической ориентации. Однако по большей части акцент делается на величии государственных институтов, о мощи армии, о влиянии державы в мире, в конце концов — об её экономической мощи и культурном авторитете. Гораздо реже ставится вопрос о том, что значили все эти достижения и победы для рядового жителя страны, для того, кого идеологи порой уничижительно называют «простым обывателем», хотя именно на его труде и жертвах зачастую строилось величие державы.

Мы попытаемся поставить вопрос именно с этой, «обывательской» (а на самом деле - демократической) точки зрения, посмотрев на сегодняшнее положение страны в исторической перспективе. Вводимое здесь понятие социального благосостояния предполагает, что мы не ограничиваемся рассмотрением только уровня жизни, а будем оглядываться также и на «качество жизни», на такие социальные параметры как безопасность, вертикальная и горизонтальная мобильность, уровень угнетения, наличие или отсутствие и распространенность гражданских прав и свобод, образование и здравоохранение, уровень социального и политического контроля над массами со стороны власти.

С этой точки зрения величие русской истории покупалось дорогой ценой. Это тяжелая социальная нагрузка модернизационных рывков, крепостничество, превратившее крестьянское большинство населения страны в ресурс европейской интеграции для правящих классов, использование большинства народа в качестве материала для развития передовых экономических и политических структур. Успехи покупались дорогой ценой, а периоды относительного спокойствия и благополучия порождали новые противоречия, воспринимаясь, порой, самими современниками как «застой» и даже «упадок». Однако каждый из драматических рывков, совершенных Россией, создавал предпосылки для нового развития, открывая новые возможности — не только для государства, но и для масс его подданных.

 

1. «Окно в Европу»: век рынка и рабства


Петр Великий поставил целью своего царствования открыть России торговые пути по морю в Европу. Товарный обмен с Голландией, Англией и другими странами казался ему необычайно важным делом. Партия царя и его сподвижников взялась модернизировать государство и российское общество, сделать его более европейским. Результатом такой политики стало открытие балтийского морского торгового пути для России, была европеизирована бюрократия и правящий класс. Однако большинство подданных императора не стали жить лучше. И помешала этому отнюдь не культурная косность населения, а рыночный радикализм власти.

К началу XVIII столетия российское дворянство чрезвычайно страдало от удаленности своих хозяйств от Европы. Велика была зависть к богатству польской шляхты, имевшей возможность дороже сбывать продукты своих земель западным купцам. Но европейские путешественники отмечали крайнюю бедность польских селян. В России в то время уровень жизни тоже нельзя было назвать высоким. Большая часть населения государства проживала в деревне. Переход помещиков от вотчинного хозяйства к рыночному производству (так называемая «дворянская революция» в экономике), происходившая на протяжении XVI-XVII веков, больно ударила по благосостоянию крестьян. Дворяне были связаны с рынком как потребители товаров и их поставщики, тогда как крестьяне вели натуральное хозяйство.

Рост товарно-денежных отношений в Московском государстве привел к обнищанию большинства крестьян. Еще в начале XVI века они жили более зажиточно, чем ко времени и во время царствования Петра I. Изобилие домашнего скота исчезло, поскольку хозяева крестьян старались брать с них как можно больше в виде оброка. Разорение сельских жителей вело к крестьянским войнам. Одно из значительных выступлений — Булавинское восстание — произошло в годы правления первого российского императора (в 1707-1708 годах). Преобразования Петра I и его энергичная внешняя политика имели рыночную ориентацию. Однако более активное включение России в мировой товарный обмен не принесло населению роста достатка.

«Окно в Европу» было к 1721 году прорублено. Ништадский мир закрепил присутствие России на Балтике. Но получателями выгод от этого оказался узкий слой населения: дворяне, сановники и крупные купцы. Даже свободные горожане, которых было сравнительно немного в общей массе населения империи, скорее проиграли. Развитие товарного обмена с Западом шло в обход местного городского производителя. Не он, а мануфактуры Англии, Голландии и Франции получали больше заказов. Тогда как для развития международной торговли средства черпались внутри страны — с основной массы её населения. Крупный российский историк и лидер партии конституционных демократов Павел Милюков так оценил итоги правления Петра Великого: «Ценой разорения страны Россия была возведена в ранг европейской державы»[1].

Закрепощение в XVIII веке только усиливалось, а положение зависимого крестьянина все более сближалось с положением плантационного раба в Америке, о чем неоднократно писали уже и российские авторы следующего столетия. Продолжительность жизни была невелика. Точные данные имеются только начиная с середины XIX столетия. Историк Б.Н. Миронов отмечает, что на протяжении всей эпохи XVIII — начала XX веков «смертность среди православного населения России находилась на очень высоком уровне как в городе, так и в деревне, как среди простого народа, так и среди привилегированной части общества»[2]. Обследования, проводившиеся в XIX веке показали, что смертность среди крестьян была существенно выше, чем у городского населения, особенно — привилегированных слоев. И лишь к концу XIX века низы российского населения начинают по средней продолжительности жизни приближаться к уровню Западной Европы.

Военная служба — чрезвычайно тяжелая и длительная — была почти единственным каналом вертикальной мобильности. Введение Петром I рекрутской системы для набора в армию позволило незначительной части рядовых выбиться в сержанты или младшие офицеры. Срок службы нижних чинов первоначально назначался пожизненным, и только в 1793 году был ограничен 25 годами. В 1834 году он был сокращен до двух десятилетий, а затем до 15 лет. Иные ветераны после 20 и более лет службы могли рассчитывать на должности служащих или управляющих. Дети солдат (прежде всего, в императорской гвардии) если их матери не являлись крепостными, могли рассчитывать на получение образования и лучшее, чем у родителей положение в государственной машине. Но это был очень узкий мостик наверх.

Фактически крепостное право стало ресурсом экономической интеграции в Европу правящего класса. Был установлен и сурово соблюдался паспортный режим, крайне ограничивавший свободу передвижения подданных. Протекционизм в России касался лишь крупных предприятий. Отечественный историк Михаил Покровский отмечал, что государство не стремилось создать условия для роста мелких товарных производителей, а скорее обеспечивало привилегии крупному торговому капиталу, контролировавшему и некоторые крупные заводы. Союз этого капитала и феодальной знати был экономическим и политическим.

При рыночном характере «верхних этажей» производственной системы Российской империи, внизу господствовало натуральное хозяйство. Однако в отличие от архаичных времен, сельские жители не могли рассчитывать на скромный, но стабильный, достаток. Европейская торговля поглощала продукты тяжелого крестьянского труда, а плоды рыночного обмена доставались немногочисленной элите. Даже сфера услуг, выросшая вокруг привилегированных слоев, не была значительной из-за широкого применения рабского труда. Вместе с хозяевами поместий в городах жили многие их несвободные слуги, труд которых и обеспечивал изящную жизнь по европейскому стандарту. В 1724 году в России была введена подушная подать. Она вынудила крестьян искать заработка вне сельскохозяйственного сезона. Рынок привел к росту нагрузки на них, но ничего не дал им взамен.

В России имелось две большие группы сельского населения: помещичьи и государственные крестьяне. Последние считались лично свободными, но всё равно были прикреплены к земле. Их положение было лучшим, чем положение помещичьих крестьян. Характерно, что конфискация Екатериной части церковных земель облегчила жизнь многих крестьян, которые перешли в группу государственных. Подушную подать такие крестьяне должны были платить все равно. На них лежали и многочисленные натуральные повинности. Характерно, что эта группа все время росла. Власти старались предоставлять их как рабочую силу помещикам.

В 1724 году долю крепостных приходилось тогда 63%, а государственные крестьяне составляли 19% землепашеского населения. И хотя дворянство старалось добиваться ликвидации этого полусвободного сословия и перевода государственных крестьян в руки «заботливого» не обезличенного хозяина, но действовать резко власти не могли. Мешало, что многие государственные крестьяне жили в отдаленных областях. Их эксплуатация в рамках помещичьих хозяйств даже при всем государственном насилии не могла иметь большого рыночного эффекта. С течением времени доля крепостных в массе земледельческого населения снижалась. Несмотря на то, что в первой половине ΧΙΧ века правительство практиковало массовую продажу государственных имений, в 1858 году государственные крестьяне составляли 45%. Дело было не только в расширении империи, но и в тяжелейших условиях жизни и высокой смертности помещичьих крестьян.

Быт крепостных крестьян в России был чрезвычайно убог. Исследователь истории русского крестьянства Л.В. Милов применительно к XVIII  веку говорит про «суровый режим очень скудного питания, жесткий режим экономии»[3]. Их участие в рыночных отношениях строилось не на стремлении потреблять больше фабричных товаров, а на необходимости отдавать заработанное. В городе большая часть рабочих влачила жалкое существование. Их заработки были слишком малы, чтобы придать этому классу значительный вес как потребителю. Кроме наемных работников существовал и класс мелких собственников: ремесленников и лавочников. Они не были обязаны нести повседневно трудовые повинности как крепостные крестьяне, проводившие на барщине до шести дней в неделю. Они не жили, чаще всего, в одних помещениях с домашней скотиной. У них нередко возникала возможность дать детям образование или шанс «выбиться в люди» через каналы государственной службы или по духовной линии. Но и для них каналы вертикальной мобильности были ограничены сословными перегородками. 

 

2. Второе «окно» и эра хлебной торговли


Правление Екатерины II ознаменовалось завоеванием нового выхода России к морю. Благодаря южному водному пути и возросшему спросу на хлеб в Европе вывоз продуктов сельского хозяйства увеличился. Наряду с пенькой, льняным полотном и другими товарами деревни быстро стали расти поставки зерна на мировой рынок. Эксплуатация сельского населения усилилась еще в годы Русско-турецкой войны 1768-1774 годов, что способствовало новой вспышке крестьянского сопротивления. Бесправные и нищие крестьяне вместе с казаками под началом Емельяна Пугачёва в 1773-1775 годах поднялись на борьбу, немало встревожив правящий класс.

После восстания правительство стало более осторожно проводить политику усиления крепостных порядков, что касалось и государственных крестьян. Было упорядочено использование крепостных рабочих на заводах. Однако выгоды от участия дворян в европейской торговле были так велики, что ради неё отказывались от любых попыток улучшить положение помещичьих рабов. В остальном же последняя четверть XVIII столетия ничем не отличалась для основной массы населения России от петровского века: рыночные успехи империи не сделали зажиточными тех, кто обеспечивал эти победы своим трудом. Крепостное право распространялось на новые области при Екатерине II и Павле I. Крестьян раздавали в собственность дворянства целыми сотнями тысяч душ.

В XIX веке под влиянием «духа просвещения» официальная пропаганда изображала крестьян и помещиков собратьями по общему делу. Однако все это не имело никакого отношения к действительности. Материальное благополучие дворянства было основано не на принципе «зажиточные крестьяне создают большую ренту». Оно строилось на максимально возможном присвоении результатов крестьянского труда и максимальном применении его в своем хозяйстве. В рыночный обмен был полноценно вовлечен не крестьянин, а помещик. В такой системе не могло быть потребительского рая для производителей — трудящихся на земле, которой так славилась Россия. Города в России были, в первую очередь, административными, а не производственными центрами. Приток иностранных товаров и торговая связь с Европой обеспечили отставание российского производства.

Внутренний рынок был для Российской империи не столь важен в XVIII-XIX веках, как внешний вывоз, главным образом, из-за слабости массового покупателя. Эта слабость, в свой черед, была результатом товарной ориентации на Запад. Система не могла быть иной в силу своей феодальной основы, но периферийный характер российской экономики лишал большинство населения возможности даже надеяться на повышение уровня жизни. О росте потребления в крепостной среде не могло быть и речи: бедность была законсервирована. Расслоение среди крестьян происходило все время, но выделялись из общей массы в группу зажиточных немногие.

В 1780-1790 годы среди частных крестьян 56% были на барщине, а 44% — на оброке. В черноземных губерниях преобладала барщина. Происходило расширение барской запашки за счет крепостных крестьян, страдавших от малоземелья. Часть крестьян была переведена на «месячину». Они были вынуждены все время работать на барина, получая содержание продуктами. Посаженные на оброк крестьяне имели относительно большую экономическую самостоятельность. Однако оброк все время поднимался: только за 1760-1790-е годы он вырос с 1-2 рублей до 4-5 рублей с ревизской души. Усиление эксплуатации шло в этом процессе вместе с падением курса рубля, что никак не облегчало жизнь крепостных. Их положение фактически являлось рабским, а условия жизни были крайне тяжелыми. Расцвет хлебного рынка в Европе стал проклятием для большинства населения России.

В первой половине XIX материальное положение крестьян не улучшилось. Нагрузка на государственных крестьян возрастала. Изданный в 1803 году указ о вольных хлебопашцах позволял помещикам за выкуп освобождать крестьян с землей поодиночке и целыми селениями. Но результаты этого правового изменения были смехотворны: класса свободных крестьян так и не возникло, за время его действия освободились лишь 1,5% крепостных крестьян. Дворянство не стремилось открывать дорогу к росту благосостояния своим крепостным, а правительство не делало этого для государственных крестьян. В результате среди всех групп сельских тружеников копилось недовольство существующими порядками.

Российский крестьянин был расчетлив и сметлив. Однако превратить эти качества в достаток с помощью труда мешала феодальная зависимость. В сознании крепостного крестьянина земля никогда не отделялась от того, кто на ней трудился. При вере в доброго царя, помещик воспринимался как паразит. Без земли и снятия крепостного ярма рассчитывать на улучшение уровня жизни не приходилось. Именно на решение этих задач были стихийно направлены крестьянские волнения 1850-1860 годов. Война, получившая название Восточной или Крымской (1853-1856), усилила недовольство крестьян. За 1861 год, по официальным данным, произошло 1176 крестьянских восстаний. Это был значительный рост: с 1855 по 1860 годы их случилось 474. Власти вынуждены были приступить к реформам.

Отмена крепостного права в России произошла под давлением разных факторов. Низкая производительность труда зависимых работников была одним из них. При этом на рынке зерна произошел рост: помещики не желали упускать выгодной возможности, связанной с экономическим бумом 1850-1873 годов в Европе. Для новых торговых успехов требовалось осовременить помещичьи хозяйства, проложить железные дороги к портам и создать более передовую правовую систему. Без последнего не приходилось рассчитывать на развитие кредитования. Однако в ходе реформ — как это было и в прежние времена — материальные интересы массы населения страны не брались в расчет.

Правящий класс империи понимал, что ему выгодно так освободить крепостных, чтобы получить в их же лице работников для больших хозяйств. Крестьяне были освобождены без земли, точнее, с «кошачьими наделами». Власти и дворянство не хотели создавать армию мелких земледельцев наподобие американских фермеров. Это были бы конкуренты помещиков. Позднее поощрение роста  самостоятельных и устойчивых крестьянских хозяйств стоило жизни Петру Столыпину, премьер-министру Николая II. Убийство его произошло не без участия Охранного отделения полиции.

Во время отмены в 1861 году крепостного права крестьяне (включая государственных) должны были вносить выкупные платежи. Взамен они получали приусадебные участки и небольшие отрезы земли. Данная мера принуждала крестьян искать заработка, обеспечить который им мог сам помещик. Этим была закрыта дорога сельских жителей к материальному благополучию. Когда в мировой экономике разразился кризис 1873-1879 годов, а затем наступила хлебная ценовая депрессия, власти постарались административно удержать крестьян на насиженных местах. Ускоренное превращение России в промышленно-городскую державу разворачивается уже в правление Николая II.

Бедственное положение деревни сохранялось все годы после отмены крепостного права, независимо от колебаний мировых цен на хлеб. Слово «крепостной» было заменено на слово «обязанный» в наименовании «свободных» крестьян[4].  Суммарно крестьяне уплачивали 294% выкупной ссуды, которая вносилась государству. Подушная подать была отменена лишь в 1882 году. В конечном итоге, реформы создали рынок труда России.


3. На пути к городской России


Еще в 1814 году Вольное экономическое общество подсчитало, что в России производительность сельского труда была в 5-6 раз ниже, чем в Англии. За 1802-1860 годы произошло увеличение посевных площадей на 53%, тогда как сбор хлебов возрос только на 42%. Этим были отчасти обусловлены тяжелые условия жизни крестьянства. После отмены крепостного права в жизни этой колоссальной массы общества не произошло улучшений. Более того, крестьянство было зажато в тиски, что помогало процветанию помещичьих хозяйств и выталкивало все больше людей в город. Немалую роль здесь играл голод. Помощь государства была незначительной и эпизодической.

Социальное благосостояние большинства населения России как в XVIII-XIX веках, так и после отмены крепостного права было крайне низким. Жители села, даже получив личную свободу, в большинстве случаев не видели возможности улучшить свое положение. Они оставались внизу сословной пирамиды. Лев Толстой так описывал материальное положение крестьян: «Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка — пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, – и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить»[5]. Наличных денег было у людей очень мало.

Недоедание крестьян оценивалось в 30% от необходимого количества пищи. Периодически возникал голод, нередко приводивший к восстаниям. Отмечалось и ухудшение «рекрутского материала» за 1870-1890-е годы, а также и то, что 40% крестьянских сыновей мясо впервые в жизни пробовали в армии. Крестьяне в России потребляли продуктов на сумму в пять раз меньшую чем английские селяне того времени. Отток рабочих рук из сел в города ускорил промышленное развитие страны и привел к росту рабочего класса, его общая численность (включая занятых на дому и т. п.) с 1897 по 1913 увеличилась на 60%. Доля рабочего класса в общей численности населения возросла с 7% в 1897 до 11% к 1917 году. При этом 50-60% армии наемных трудящихся составляли потомственные кадры.

Дифференциация среди российских рабочих в конце XIX века — начале XX века была очень велика. Только что прибывшие из деревни работники могли найти себе место чаще всего там, где оплата была ниже, и не было нужды в квалификации. Они требовались на ткацких фабриках, в качестве прислуги или на иных работах, где хватало деревенского «образования». Оплата труда таких рабочих была самой низкой и составляла 5-10 рублей в месяц. Оплата труда большинства рабочих колебалась от 8 до 15 рублей в месяц. Рабочие заводов в крупных городах могли получать до 25-30 рублей в месяц. Представители рабочей аристократии (профессиональные токари, слесари, мастера, бригадиры) зарабатывали 50-80 рублей в месяц.

Положение квалифицированных рабочих было значительно лучше, чем у тружеников села. Объединяла их общая беда, точно выраженная в 1905 году социал-демократической газетой Австрии: «Русское право состоит в том, что никакого права нет». И хотя рабочие города имели возможность вертикального продвижения, связанного с ростом профессионализма или угодности начальству по иным причинам (надзор за товарищами), но они не обладали социальными правами и, как правило, не имели гарантий от работодателя. Старики и инвалиды, как и века до этого, находились на попечении работающих членов семьи. Услуги врачей были платными. Общественных детских садов и ясель были единицы, так в Москве, на весь огромный город в начале ХХ века детские дошкольные учреждения посещало всего 848 детей. Не было государственных пособий для больных, беременных и ухаживающих за маленькими детьми женщин.

Велика в России начала XX века была продолжительность рабочего дня. Она составляла по закону 11,5 часов в сутки, что могло составлять в неделю до 70 часов. Не случайно требование 40-часовой рабочей недели стало одним из важнейших для наемных работников. Увенчивало систему политическое бесправие основной массы населения, как в городе, так и в селе.

В начале ХХ века уровень жизни населения России понемногу рос, сокращалось число неграмотных, в университетах появлялось больше студентов. Но всё равно по всем этим показателям страна существенно отставала от передовых государств Европы и даже Японии (что сказалось и на итогах Русско-японской войны). За революцией 1905 года последовали реформы Петра Столыпина, совпавшие с новым циклом мирового экономического подъема. Это несколько ускорило рост зарплаты рабочих и улучшило материальные условия жизни сельского населения. Но уже в 1914 году разразился новый экономический кризис, а затем началась Первая мировая война.

Результатом всех противоречий российского общества стали три революции в начале XX столетия. Структурная слабость российской экономики, неспособность самодержавного режима обеспечить условия для развития внутреннего рынка и быстрого подъема промышленности предопределили крушение всей системы. Выдержав первый штурм масс и пойдя на очень скромные, большей частью декоративные реформы, монархический строй пал в феврале 1917 года. В октябре 1917 года от власти были уже отстранен весь старый правящий класс. Началась Гражданская война.

Победив в войне, большевики столкнулись со сложностями мирного строительства. Мировая социалистическая революция не произошла, а в системе капитализма после Первой мировой войны начался очередной «временный подъем» — наступили «ревущие 1920-е годы». Владимир Ленин в этой ситуации сформулировал программу «отступления» — новую экономическую политику (НЭП), которая должна была с одной стороны сохранить завоевания 1917 года, а с другой стороны, обеспечить индустриальный, научно-технический и культурный прогресс РСФСР (СССР). Для русской деревни период 1923-27 годов был своего рода «золотым веком» — продовольственная ситуация резко улучшилась за счет того, что крестьянские хозяйства стали отдавать меньшую часть своей продукции на рынок, а больше потреблять сами. Вырос и уровень грамотности на селе, открылись новые каналы вертикальной мобильности. В городе социальные итоги НЭПа были не столь однозначны. Хотя исчез дефицит товаров, заработная плата рабочих и служащих часто оказывалась недостаточной для приобретения самого необходимого, а материальные тяготы большинства ещё ярче бросались в глаза на фоне преуспеяния новой буржуазии («нэпманов»). Экономисты отмечали, что «жилищные условия рабочей семьи непрерывно ухудшаются из года в год»[6]. Средняя жилая площадь уменьшилась в 1924-26 годах с 5,1  м на человека до 4,7 м, а расходы на оплату жилых помещений выросли в 7 раз, их доля в семейном бюджете увеличилась с 1,2% до 5,4%, или в 4,5 раза.  

Отсталость страны — её промышленная слабость — диктовала свои условия. Время свободы закончилось быстро: в острой политической борьбе была побеждена сначала левая оппозиция, опиравшаяся на недовольную часть рабочих, а следом и правая оппозиция, пытавшаяся защищать интересы села. Возглавляемая Иосифом Сталиным партийная бюрократия получила всю полноту власти и неограниченные возможности для осуществления нового модернизационного рывка авторитарными методами.

Решающее значение для радикальных перемен в СССР имел мировой экономический кризис 1929-1933 годов, приведший к снижению цен на зерно. Это лишило правительство пространства для маневра в условиях кризиса хлебозаготовок. Деревня требовала поднять плату за зерно, отдаваемое государству. Но власти не могли пойти на это, поскольку не в состоянии были предоставить селу больше дешёвых промышленных товаров сельским покупателям — не позволяло слабое индустриальное развитие. Коллективизация стала способом разрешения кризиса: насилием над деревней, где все еще проживало большинство населения. Не город стал подпитывать деревню, а ресурсы последней были брошены на решение задач индустриализации. За 1928-1938 годы страна пережила  колоссальные перемены и построила «основы социализма».

Изменение положения деревни не могло не отразиться на всем обществе. Создание колхозов произошло через принудительное слияние мелких производителей без достаточной техники и иных средств, необходимых для организации крупных хозяйств. Колхозники были ограничены в гражданских правах: им было запрещено без разрешения покидать места проживания и работы. В стране в 1933-1934 годах был введен паспортный режим и восстановлена система прописки, уничтоженная в 1917 году революцией. В прежний период прописка являлась пережитком крепостного права и ограничивала свободу передвижения рабочей силы в России. Меняя адрес, подданные были обязаны сдавать паспорта на прописку в полицию. Она могла не прописать человека, а потребовать (по политическим причинам или из-за национальности) его выселения. Сталинская система прописки соединяла старое политическое начало с экономическим. Она помогала государству управлять потоками рабочей силы и контролировать её.

Городское население СССР растет вместе с новыми заводами. В политике устраняются завоевания революции. Власть сосредотачивается в руках партийного лидера. Террор 1936-1938 годов устраняет сотни тысяч связанных с революцией кадров, включая членов партии на руководящих постах. Вместе с атмосферой страха на предприятия пришли новые порядки: исчезла 40-часовая неделя, ограничены права трудящихся на смену места работы (введены трудовые книжки). Однако страна сохраняет бесплатную медицину и образование. С неграмотностью ведется борьба, увеличивается число студентов и выпускников вузов. Для городского населения действует пенсионная система.

Колхозники остаются в 1930-1953 годах огромной ущемленной в правах группой населения. Они оказались возвращены в старое — крепостное — положение. По трудодням (индивидуальному вкладу в общий труд) распределялись между членами не колхозные доходы, а остатки после сдачи государству урожая. Деревня в таких условиях дает стране не только продукты труда, необходимые для индустриализации, но и рабочие руки для нее. СССР становится все более городской страной, с плановой, а не рыночной экономикой. К 1940 году доля городского населения в СССР выросла примерно вдвое по сравнению с 1914 годом. Ликвидирована неграмотность, развивается система образования, в стране создана собственная массовая культура довольно высокого уровня. Успехи колоссальны, но бытовая сторона жизни трудящихся выглядит удручающе.

4. Советский успех и реставрация


В 1928-1940 годы в СССР была успешно совершена модернизация общества и экономики. Страна преодолела абсолютное отставание по производству основных видов промышленных товаров от наиболее передовых государств, а по многим показателям обогнала Англию, Германию и Францию. В 1937 году объем производимой советской индустрией продукции составил 429% от уровня 1929 года. Возникли новые отрасли: автомобильная, авиационная, алюминиевая промышленность, производство подшипников, тракторостроение и танкостроение. Успехи сельского хозяйства были гораздо скромнее. Перед войной 1941-1945 годов производилось всего на 5% больше продукции, чем в конце НЭПа. Поголовье скота было меньшим, чем в начале 1929 года. Все это плохо сказывалось на снабжении городов.

Передышка, наступившая после потрясений 1929-32 годов связанных с насильственной коллективизацией и форсированными темпами индустриализации, дала возможность Сталину сформулировать новый лозунг: «Жить стало лучше, жить стало веселее». В качестве официальной цели было провозглашено «социалистическое изобилие», понимаемое, впрочем, как обеспеченность базовых потребностей советских граждан всеми необходимыми товарами. Пропаганда говорила о «хорошей» и даже «зажиточной» жизни как цели социалистического строительства. Одним из символов роста благосостояния стало появление в магазинах «Советского шампанского». Его массовое производство было налажено в 1937 году. В том же году началась и новая волна массовых репрессий.

В 1940 году доля СССР в промышленном производстве мира составила почти 10%. При этом душевая доля промышленной продукции составляла от 1/5 до 2/3 уровня достигнутого «передовыми капиталистическими странами». Но лишь в 1960-е годы доля индустрии в национальном доходе превысила сельское хозяйство. В государственных расходах огромной была статья обороны, а военная индустрия была очень велика.

Модернизация была оплачена дорогой ценой. Неудачное начало войны с фашисткой коалицией (в немалой мере подготовленное кадровыми чистками Сталина в РККА) и затяжная борьба стоили огромных потерь. Борьба за восстановление страны велась с тем же напряжением, что и в годы индустриализации. Ей сопутствовал энтузиазм, основанный на больших ожиданиях от великих свершений. Однако условия жизни трудящихся оставались тяжелыми. В сравнении со временем НЭПа не хватало многих потребительских товаров. Рабочие вынуждены были подписываться на облигации государственных займов. Колхозники в большой мере вообще были выброшены из товарно-денежного обмена. Но благодаря официальной пропаганде коммунизм постепенно стал все сильнее восприниматься как потребительский рай.

Экономика СССР управлялась бюрократией, становившейся тем большей, чем большими делались масштаб и сложность индустрии страны. Энергия масс направлялась и поддерживалась бюрократией. Однако в сталинской системе их потребностям уделялось мало внимания. Строительные сметы были большими, квартиры для руководителей строились с маленькими комнатами для прислуги (чаще всего, это были деревенские девушки), а массы трудящихся ютились в бараках и коммунальных квартирах. Работать же с конца 1930-х годов приходилось по 48 часов в неделю и более. Лишь в 1968 году трудящимся был возвращен второй выходной, и впервые с 1920-х годов в стране установилась 40-часовая рабочая неделя.

Улучшению жизни трудящихся города и деревни в СССР предшествовал кризис сталинской модели «реального социализма». Нищета и бесправие колхозников, чье положение было хуже, чем до коллективизации, вели к бегству людей из села. С 1949 по 1953 годы число трудоспособных работников в колхозах (без учета западных областей страны) упало на 3,3 млн человек. Реальной была угроза голода. Дефицит продовольственных товаров создавал напряжение в городах. Власти не могли полностью исключить возможность рабочего протеста; возникали подпольные марксистские группы. Были сложности с эффективным управлением выросшей индустрией.

Реформы после 1953 года происходили неравномерно. Сразу после смерти Сталина по всей стране было нормализовано рабочее время. Из лагерей было выпущено 1,2 млн человек. Специальным приказом Лаврентия Берия были запрещены пытки. Политический режим был смягчен, уменьшились военные расходы, для повышения заинтересованности в результатах труда колхозников и улучшения состояния колхозов были повышены закупочные цены. Однако в верхах шла борьба. Новый руководитель страны Никита Хрущев попытался децентрализовать бюрократическое управление экономикой за счет создания советов народного хозяйства (совнархозов). Уменьшился бюрократический аппарат предприятий, была ликвидирована масса дублирующих мелких предприятий, сократились бессмысленные встречные перевозки грузов. За 1956-1960 годы вошло в строй в три раза больше новых типов машин, приборов и агрегатов, чем в предыдущую пятилетку. Но до рядовых рабочих реформа не дошла.

Решение сократить число рабочих, трудившихся на сдельной основе, и практиковавшееся снижение расценок имели важные последствия. С одной стороны снижались стимулы к труду, с другой — рабочие отмечали в 1962-1963 годах снижение уровня жизни. Кульминацией стал расстрел демонстрации рабочих в Новочеркасске в 1962 году. Наряду с социальным кризисом в городе, в раскрепощенной после смерти Сталина деревне был снова виден экономический кризис: выкуп сельскими предприятиями техники у государства (МТС) резко ухудшил их денежные возможности.

К 1964 году снова ухудшилось снабжение городов сельскохозяйственными товарами. Падение урожайности на целинных землях привело в 1963 году к нехватке хлеба. Зерно пришлось закупать за границей. В индустрии снижались темпы роста и увеличивалась рассогласованность в работе предприятий. Еще при Хрущеве обозначился дрейф в сторону новой централизации управления. В 1964 году страну возглавил Леонид Брежнев, а вместе с тем сменилась и политика. Начались реформы А. Н. Косыгина, ориентированные на децентрализацию управления. В ходе этих преобразований предприятия получили возможность более свободно распоряжаться своим фондом заработной платы, что привело в 1965-70 годах к заметному росту денежных доходов рабочих. Однако промышленность, производившая продукцию для населения, не поспевала за ростом заработков. Роковой для мировой экономики 1973 год оказался переломным. Рост мировых цен на нефть создал у руководства страны иллюзию ненужности перемен. Реформа была свернута. Развитие нефтяного экспорта привело к резкому усилению зависимости экономики СССР от внешнего рынка. Эти события предопределили итоги периода, вошедшего в историю как «эпоха застоя». Она продолжалась вплоть до падения мировых цен на углеводороды в начале 1980-х годов.

Несмотря на то, что «эпоха застоя» завершилась масштабным социально-политическим и экономическим кризисом, невозможно отрицать достижений этого времени. 1960-1970-е годы были временем наибольшего материального благополучия за всю советскую эпоху. Развернулось жилищное строительство, было создано множество домов отдыха и санаториев. Улучшилось положение в розничной торговле. Продолжало возрастать число граждан с высшим образованием, хотя статус этой группы понизился по сравнению со сталинской эпохой. Бюрократия шла на уступки трудящимся по многим вопросам, кроме политических. В экономике реформы Косыгина содействовали возрождению и распространению рыночных механизмов. 

 

Статистика изменения процента грамотного населения[7]:

 

 

 

1917

1920

1926

1937

1939

1959

1970

1979

Сельское население:

Муж.

53%

52,4%

67,3%

91,6%

99.1%

99.6%

99.6%

Жен.

23%

25,2%

35,4%

76,8%

97,5%

99,4%

99,5%

Всего

37%

37,8%

50,6%

84,0%

98,2%

99,5%

99,6%

Городское население:

Муж.

80%

80,7%

88,0%

97,1%

99,5%

99.9%

99.9%

Жен.

61%

66,7%

73,9%

90,7%

98,1%

99,8%

99,9%

Всего

70,5%

73,5%

80,9%

93,8%

98,7%

99,8%

99,9%

Всего:

Муж.

58%

57,6%

71,5%

86%

93,5%

99,3%

99.8%

99.8%

Жен.

29%

32,3%

42,7%

66,2%

81,6%

97,8%

99,7%

99,8%

Всего

43%

44,1%

56,6%

87,4%

98,5%

99,7%

99,8%

 

Положение колхозников в 1965-1980 годах систематически улучшалось. Они уже не были особым прикрепленным к земле классом. Но на них распространялся общий для страны режим прописки: не имея работы, трудящиеся не могли менять место проживания. Существовали закрытые города, действовали лимиты на трудовую миграцию в крупные города и другие ограничения. Однако села оставались источником рабочей силы для растущих городов: с 1967 года по 1985 год деревенские районы ежегодно оставляли в среднем 700 тысяч человек. Урбанизация ускорилась, и в 1970-1980-х годах в сельском хозяйстве было занято уже лишь 20% трудоспособного населения. Они могли рассчитывать на лучшие жилищно-бытовые условия, чем выходцы из села 1930-1950-х годов. Не были закрыты и каналы вертикальной мобильности.

Скорость урбанизации в СССР на фоне западноевропейского опыта была космической. Об этом свидетельствуют данные о росте доли городского населения: 1897 год – 14,6%, 1914 год – 17,03%, 1926 год – 17,7%, 1939 год – 33,5%, 1959 год – 52,13 %, 1975 год – 66,5%, 1987 год -  72,7%, 1996 год – 73%. За 70 лет (с 1917 по 1987 год) СССР из преимущественно сельской страны превратился в страну городскую. Так же стремительно на территории большинства регионов СССР совершался демографический переход. К 1960-м годам в РСФСР и в большинстве европейских регионов СССР сложился преимущественно современный тип демографического поведения, прежде всего — утвердилась модель малодетности. В тот период это было свидетельство модернизации общества, утверждения в СССР современных культурных норм.

Весьма существенен был рост средней продолжительности жизни. Если в 1896-97 годах в 50 губерниях Российской империи (по которым наличествует статистика) средняя ожидаемая продолжительность жизни составляла 30,54 года, а в 1926-27 годах (по европейской части РСФСР) – около 43 лет, то в 1970-71 года (по РСФСР) этот показатель составил почти 69 лет. Дальше, правда, следовал долгий период стагнации с периодическими снижениями и уровень 70-х годов был восстановлен в России только в 2010 году, в 2011 ожидаемая продолжительность жизни превысила  69 лет.

Экономический рост в СССР постепенно затухал с 1959 года. Начиная с этого времени, советское общество пожинает плоды рывка, такие как рост уровня жизни, резкое снижение репрессий, решение в значительной мере жилищного вопроса, прогресс общественного здравоохранения и образования. Чрезвычайно велики были успехи науки. Но кризис системы усиливался. Мобилизационная модель роста, основанная на централизованном планировании, исчерпала себя, экономика становилась слишком сложной для эффективного управления прежними методами, а преобразования блокировались консервативной властью партийного аппарата. С середины 1960-х годов развитие экономики и общества в СССР всё более становилось инерционным, создавая в обществе ощущение «застоя».

В таких условиях возникшая к 1970 году советская модель потребительского общества упиралась в дефицит. В обществе, которое, в общем и целом, справилось с проблемой преодоления бедности, возник запрос на «качество» (товаров, жилья, образования, качество жизни в более широком смысле). Этот спрос оставался неудовлетворенным, поскольку советская промышленность, ориентированная на количественные показатели, просто не воспринимала соответствующих сигналов рынка и общественного мнения.

Обществу недоставало демократизации, как в области политики, так и бытовых нравов. Люди болезненно воспринимали даже сравнительно умеренный контроль над их повседневной жизнью со стороны различных государственных учреждений. Раздражали общество и привилегии номенклатуры КПСС.

Выросшая в ходе модернизации массовая интеллигенция была недовольна как ограничением своих свобод, так и снижением вертикальной мобильности, которое становилось всё более заметно по мере затухания экономического роста. Другим фактором, ограничивающим социальные возможности молодежи, стала номенклатурная система, основанная с 1964 года на принципе «стабилизации кадров», что привело к фактически пожизненному пребыванию начальников почти всех уровней на своих должностях.

Карьера в государственном и хозяйственном управлении была возможна только на основе политической лояльности. При этом существовали технический и научный варианты карьеры. В сфере культуры действовали ограничения и контроль, но возможности для талантов пробиться существовали.

В совокупности все эти факторы способствовали накоплению массового недовольства «снизу» на фоне постепенного осознания необходимости перемен «сверху». В условиях, когда не существовало массовых независимых классовых организаций, а интеллигенция всё более ориентировалась на ценности западного мира, преодоление кризиса советской системы оказывалось возможно лишь в форме перехода к капитализму.

Цены на сырье упали почти одновременно со смертью целого поколения политиков, управлявших страной на протяжении предшествующих десятилетий. Страна вошла в полосу кризиса.

СССР имел несколько шансов реставрации буржуазных порядков. Вероятно, один из них был связан с возможной победой Лаврентия Берия над партийным аппаратным лагерем. Вторая возможность могла реализоваться при расширении рыночных механизмов регулирования, продолжения реформ с развитием внутреннего рынка и без усиления сырьевого экспорта. На деле реставрация произошла на базе сырьевого вывоза. Внутренний спрос пал жертвой этого курса. Выбор в пользу сырьевой интеграции в глобальную экономику сыграл решающую роль в распаде СССР. На основе советской бюрократии формировался новый буржуазный класс, а условия жизни населения в 1990-е годы резко ухудшились. Не связанные с внешним спросом отрасли пришли в упадок.

 

5. От рыночного хаоса к потребительскому буму


Даже если исходить из того, что переход к капитализму, а также интеграция в мировую экономику были закономерны и неизбежны, процесс этот мог происходить в различных формах. Политическая борьба 1990-93 годов завершилась победой  радикальной неолиберальной фракции, возглавлявшейся Борисом Ельциным и Егором Гайдаром, хотя им и пришлось сделать ряд уступок другим общественным силам. Страна перешла от планового ведения хозяйства не к регулируемому рынку, что позволило бы сохранить внутренний спрос и многие производства, а к рыночной анархии. В итоге многие завоевания советской эпохи в сфере благосостояния населения были утрачены, а социальная сфера оказалась под ударом радикальных неолиберальных реформ. Реставрация 1990-х годов завершила процесс демонтажа завоеваний революции, начавшийся еще в 1920-е годы. Однако общественное сопротивление начала 1990-х годов, как и недовольство директорского корпуса крупных предприятий привели к тому, что сложившаяся в итоге модель была основана на компромиссе — значительная часть институтов социального государства сохранилась, хотя и утратила комплексность. Реформы в сфере образования и здравоохранения были приостановлены. Такой же компромисс наблюдался в сфере жилищной политики: приватизация квартир сочеталась с государственным регулированием жилищно-коммунального хозяйства.

В целом данный компромисс оказался во многом выгоден для населения, став основой для последующего роста уровня благосостояния в стране. Следует отметить, что именно этот компромисс, а не только политические маневры, манипуляции и репрессии Бориса Ельцина позволили предотвратить сползание страны к гражданской войне, чуть не вспыхнувшей в 1993 году, обеспечив относительную стабильность государства, которое, по мнению многих, находилось в середине 1990-х годов на грани распада. Это доказывает, что низовое сопротивление было не напрасным, хотя и не достигло (и не могло достичь) целей, которые ставили перед ним его активисты, лидеры и идеологи, мечтавшие по возможности сохранить порядки, существовавшие в СССР.

Несмотря на обвал производства в начале 1990-х годов, это время не может характеризоваться только как период обнищания и социальной дезорганизации. Наряду с потерей и обесцениванием значительной массы рабочих мест возникали новые рабочие места, открывавшие непривычные карьерные возможности: появлялись целые сектора хозяйства, ранее не существовавшие в СССР — от коммерческих банков до туристических фирм. Многие воспользовались шансом для открытия собственного бизнеса, хотя преуспело в этом лишь меньшинство. Рост вертикальной и горизонтальной мобильности населения, последовавший за распадом СССР и отказом государства от мелочного контроля над гражданами, и расширение потребительского выбора (пусть и на фоне ограниченного платежеспособного спроса), отчасти компенсировали жертвы, которое население несло в связи с распадом советской индустриальной системы.

Как и в ряде других стран бывшего коммунистического блока, переход от системы советского типа к системе политических институтов буржуазного типа не означал автоматического утверждения демократии западного образца, но, тем не менее, сопровождался стремительным расширением сферы личной свободы, наличием независимой прессы и т.д. (болгарский социолог Димитрина Петрова говорила применительно к Восточной Европе 1990-х годов о «свободе без демократии»).

В совокупности все эти факторы не только стабилизировали общество, предотвратив реализацию апокалиптических сценариев развития, всерьез рассматривавшихся в середине 1990-х, но и заложили основу для последующего роста экономики и жизненного уровня.

Восстановление жизненного уровня началось уже во второй половине 1990-х, однако было прервано в 1998 году крахом рубля, произошедшим под влиянием мировой финансовой нестабильности. Этот первый в постсоветской истории кризис, вызванный переменами в мировой экономике, свидетельствовал о завершении интеграции России в глобальную систему и возникновении новых правил игры в хозяйстве и обществе.

Резкая девальвация рубля, вызвав серию банковских крахов, ударила по начавшему формироваться новому среднему классу, уничтожив или обесценив его сбережения. Этот кризис сопровождался и переломом в общественном мнении, способствуя возникновению в обществе новых политических настроений — от умеренной критики капитализма в его неолиберальной форме до радикальных течений, для которых антикапитализм уже не был равнозначен возврату к СССР.

Именно на этой общественной волне к власти пришел Владимир Путин, с приходом которого общество, не имеющее сил для того, чтобы изменить себя снизу, связывало надежды на преобразование сверху. Эти преобразования произошли в 2000-2003 годах в форме укрепления государственной власти, централизации финансов и преодоления «вольности» региональных элит, грозившей фактическим распадом России на удельные княжества и вотчины.

Экономическая ситуация 2000-2007 годов складывалась для России благоприятно. Промышленный спад был преодолен и начался рост производства. Было бы неверно объяснять эти позитивные сдвиги исключительно повышением цен на нефть и другие виды сырья, поставляемые Россией на внешний рынок. Рост промышленности начался в 1999 году раньше, чем повысились цены на углеводороды. Падение рубля повысило конкурентоспособность продукции на внешнем, но особенно — на внутреннем рынке. Это привело к стихийному замещению импорта, не только за счет возобновления работы старых советских предприятий, но и за счет появления новых, созданных иностранным капиталом. Показательно, что именно на этих предприятиях возникли и новые свободные профсоюзы, начавшие в середине 2000-х годов успешную борьбу за повышение заработной платы и улучшение условий труда.

Восстановление производства и рост доходов от экспорта стали основой для повышения уровня жизни не только среднего класса, численность которого по оценкам экономистов выросла по меньшей мере на треть — с 12% в конце 1990-х годов до 18-19% к концу следующего десятилетия. Низы общества тоже смогли вкусить плоды экономического успеха — доля населения, живущего за чертой бедности, быстро сокращалась. Несмотря на сохранение разрыва между столичными городами и провинцией, который достиг критических масштабов в 1990-е годы, можно говорить о росте провинциального среднего класса, потребительские и бытовые стандарты которого приблизились к столичным.  Замена прописки на более мягкую систему регистрации не сделала рынок труда полностью свободным, но удалила наиболее серьезные ограничения. Фактический отказ от жестких мер контроля над перемещением населения дал возможность значительной части активной молодежи из провинциальных городов попробовать свои силы в Москве и Петербурге.

Показательно, что улучшение качества жизни стало заметно в России раньше, чем произошел рост реальных доходов. Так, среднемесячная начисленная заработная плата (в ценах 1991) года в 2005 году была почти на 100 рублей меньше, чем в 1991 – 447 рублей по сравнению с 548. Ухудшилось и соотношение среднемесячной заработной платы и выплат социального характера к величине прожиточного минимума, в 1991 году оно составляло 335, а в 2004 – 264%. Однако товарное наполнение доходов, реструктуризация потребления в результате появившихся новых потребительских возможностей, создали ощущение повышения качества жизни, роста благосостояния. Показательно, что социологи, сравнивая оценки разных лет, не без удивления констатируют, что хотя объем продаж товаров длительного пользования достиг уровня 1990 г. только к 2000–2003 гг., люди воспринимали 1990 г. «как год дефицита, а 2000 г. — как год изобилия»[8].

О реструктуризации потребительских бюджетов россиян в пользу более «зажиточной», «услуго-ориентированной» модели, говорят следующие данные. Доля расходов на питание в структуре общих расходов домохозяйств сократилась с 49% в 1995 до 33,2% в 2005 году, доля расходов на оплату услуг, напротив, выросла с 13,7 до 23, 5%, причем доля расходов на оплату услуг  в системе образования выросла почти вдвое, с 1,2% до 2,2%. Сопоставимо выросла только  доля расходов на медицинские и жилищно-коммунальные услуги.

Как и в ряде западных стран за десятилетие до того, рост жизненного уровня происходил на фоне сохраняющейся и даже усугубляющейся структурной слабости экономики — износ инфраструктуры, устаревание промышленного оборудования, недостаток вложений в научно-технические исследования и т. д. Однако проблемы подобного рода накапливались постепенно и, по большей части, не влияли на повседневную жизнь граждан, тогда как рост благосостояния семей был достаточно заметным.

Кроме того, немалую роль в росте благосостояния населения играли теневые доходы, которые получались на самых разных «этажах» доходности и в разных сферах. Доходы от нерегистрируемой предпринимательской деятельности играли и играют важную роль в формировании материальной обеспеченности россиян. И далеко не только богатых или хорошо обеспеченных, но и просто — небедных. Так, в Приволжском федеральном округе, например,  40% товарного продовольствия дают так называемые ЛПХ – личные подсобные хозяйства, на деле являющиеся фермами, но не зарегистрированные должным образом. Существование теневых доходов, с одной стороны, бьет по экономике, так как заметная часть доходов не облагается налогами. С другой, поддерживается уровень благосостояния и потребительского спроса. Поэтому слишком агрессивные и преждевременные попытки региональных властей «наводить порядок» в данной сфере встречаются значительной частью населения без особого энтузиазма.

Для 2000-х годов характерен общий рост подушевого потребления на фоне сохраняющейся высокой социальной дифференциации. Однако отличие от советской модели потребительского общества не исчерпывается значительно большим разрывом между богатыми и бедными. Этот разрыв отчасти компенсируется выросшим товарным разнообразием, создавая специфические потребительские «ниши» для различных имущественных групп, что до определенного момента снижает социальное напряжение.

Жилищная ситуация в 2000-егоды также существенно улучшилась. Если в 1990 году на одного городского жителя приходилось 15,7 кв м жилой площади, то в 2010 уже 22,1 метра. В сельских поселениях к 2009-10 годам соответствующий показатель достиг 23,1 метра, хотя следует учесть, что среднестатистические данные несколько «улучшаются» наличием изрядного числа пустующих и неиспользуемых помещений. Относительно общей массы населения сократилась число семей с крайне низкой обеспеченностью жилой площадью: с 6,1 до 4,3% от числа всех домохозяйств. Правда, улучшение общей жилищной ситуации в России было достигнуто не в последнюю очередь за счет сокращения численности населения.

Любопытно, что на фоне выросшего неравенства доходов населения, в плане жилищной ситуации наблюдалась противоположная тенденция — разрыв между хорошо и плохо обеспеченными относительно сократился, доля домохозяйств с обеспеченностью общей площадью жилья, превышающей среднюю более чем на 25%, снизилась за рассматриваемый период с 31,5 до 26,7%. Это связано с тем, что именно в области жилищной политики советская система в наибольшей степени практиковала политику привилегий и поощрения избранных социальных групп, сделав именно данную сферу важнейшей в СССР «зоной неравенства». Переход к рыночной экономике создал, наряду с новыми параметрами неравенства, и новые возможности стихийного перераспределения, что позволило формирующемуся среднему классу улучшить свои позиции. Сохранение государственного регулирования цен в жилищно-коммунальном хозяйстве, как и сдерживание роста цен на транспорт в первой половине 2000-х годов, позволили населению высвободить большие ресурсы для других целей.

 

6. Начало нового века


Покупательная способность населения выросла под влиянием целого ряда факторов. Не последнюю роль сыграл рост курса российской валюты по сравнению с началом 1990 годов. Укрепление рубля было прервано финансовым крахом 1998 года, но затем курс рубля стабилизировался и вновь начал укрепляться. В условиях открытого рынка это облегчило доступ к импортной бытовой технике, электронике и многим другим товарам. Как отмечают эксперты Высшей школы экономики, «своего наименьшего уровня расходы домашних хозяйств на конечное потребление достигли в 1999 г. (91% от уровня 1988 г.). Затем они стали расти на 7–14% в год и к 2008 г. достигли 225% от уровня 1988 г. Напомним, что речь идет о расходах в сопоставимых ценах, т.е. влияние фактора инфляции тут исключено»[9].

Наиболее заметным успехом 2000-х годов стал массовый рост парка легковых автомобилей, причем речь идет не только о количественных, но и о качественных изменениях. Подержанные иностранные автомобили, заполнившие дороги России в середине 1990-х годов, начали понемногу вытесняться новыми моделями, как иностранного, так и отечественного производства. К началу 2012 года общее число легковых автомобилей в стране достигло 35 миллионов штук. Из них не менее 16 миллионов составляли иномарки, число которых за один лишь 2011 год выросло более чем на 10%. Правительственная программа утилизации автомобилей, которая была запущена в 2009-2011 годах, в значительной мере поддержала покупательский спрос на машины в период кризиса.

В 2000-е годы выросло потребление мяса, фруктов, а потребление картофеля, хлеба и сахара, напротив, снизилось. Улучшение ситуации было особенно заметно на фоне острого кризиса конца 1990-х годов. Дефицит в магазинах более или менее удалось преодолеть к 1993 году, но массовые задержки заработной платы продолжали оставаться реальностью вплоть до 1999 года, заставляя многие семьи ограничивать потребление и заменять покупное продовольствие продукцией собственных огородов. Эксперты ВШЭ продолжают говорить о несбалансированном питании, характерном для российского общества, однако в целом «состав потребляемых продуктов питания в настоящее время выглядит более здоровым, чем до начала реформ»[10]. Вопрос о качестве продуктов остается спорным, однако невозможно отрицать рост их доступности и разнообразия при отсутствии дефицита.

В течение 2000-х годов на фоне снизившейся индустриальной занятости наблюдался лавинообразный рост численности студентов, и быстро увеличивалось число вузов. Так, если в 1993/94 учебном году в Российской Федерации  насчитывалось 626 высших учебных заведений, из них 548 государственных и муниципальных, то в 2005/06 учебном году в Российской Федерации насчитывается уже 1068 вузов, из них 655 государственных и муниципальных. Количество студентов на 10 000 человек населения также растет: со 176 в 1993/94 учебном году до 495 в 2005/06. В 2007/08 учебном году число студентов на 10 000 населения составило уже 525, в 2009/10 – 523, в том числе в государственных и муниципальных вузах – 432. В 2010/11 учебном году в России было 1115 учреждений высшего профессионального образования (из них 653 – государственных и муниципальных) и 493 студента на 10 000 населения (409 – в государственных и муниципальных вузах). Снижение числа студентов объясняется «демографической ямой» 1991 – 1996 годов.

Это явление получило в обществе противоречивую оценку. С одной стороны, несомненно, речь шла о расширении доступа к образованию и соответствующим жизненным возможностям в условиях изменившейся экономики с растущим постиндустриальным сектором. С другой стороны, широко распространены были жалобы на снижение качества и престижа образования, причем, как ни парадоксально, больше всего возмущения по этому поводу высказывали чиновники Министерства образования и науки.

Широко распространился тезис о том, что разросшаяся система образования  «не соответствует рынку труда», где наблюдается дефицит квалифицированных рабочих. Однако сопоставление тенденций в образовательной системе и динамики развития рынка труда, напротив, выявляют явное совпадение — снижение индустриальной занятости сопровождается соответствующим сокращением подготовки кадров. Дефицитные специальности оказываются таковыми на рынке труда, потому что объективно перестали быть массовыми. Бизнес стремится переложить свои проблемы на государство, требуя от  него вкладывать ресурсы в  массовую подготовку кадров, на которые он же сам не предъявляет массового спроса. Тем самым создавалось бы перепроизводство рабочих кадров, что избавило бы хозяев корпораций от необходимости платить высокие зарплаты и за свой счет готовить собственные кадры по дефицитным специальностям. Массовое производство рабочих кадров в рамках системы профобразования, создаваемой за государственный счет, может стать экономически целесообразно лишь в случае возрождения государственной промышленности (не только в плане оправданности затрат на обучение, но и в плане обеспечения рабочих мест для будущих выпускников).

Снижение качества образования действительно имело место, но не из-за роста количества вузов и студентов. В течение индустриального рывка ХХ века имел место не менее быстрый рост, но не за счет снижения качества (престиж и заработки могли снижаться при переходе к массовому производству специалистов, но их квалификация даже росла). С 1913 по 1920 год число студентов на 10 тысяч человек населения выросло в два раза, в период с 1950 по 1970 год примерно в 2,5 раза, а в период 1995-2012 годов — 2,8-2,9 раз. Иными словами, темпы роста можно назвать высокими, но отнюдь не астрономическими или аномальными. Заметим, что быстрый рост численности студентов наблюдался в те же годы и в западных странах.

Снижение качества является не автоматическим следствием количественного роста, а логическим результатом деятельности Министерства образования и науки, которое проводит политику последовательного снижения стандартов обучения и соответствующую кадровую политику. Но даже на фоне имеющихся проблем создание в 2000-е годы расширенной образовательной инфраструктуры — важное достижение России. Качество преподавания при наличии этой инфраструктуры может быть повышено. А вот повысить качество преподавания в вузах после уничтожения самих этих вузов (чего требуют реформаторы) будет уже невозможно. Кроме того, сектор образования крайне существенен как сфера занятости – в нем трудятся более 9% занятого в экономике населения, более 15% работающих в общественном производстве женщин.

Это не означает, что число студентов не может при определенных условиях сокращаться, но лишь на фоне радикально меняющейся структуры спроса на рынке труда — в результате проводимой государством реиндустриализации. В ином случае свертывание числа вузов, ликвидация части институций, учреждений — прямой удар по экономике, поскольку именно расширение образовательной инфраструктуры было не только достижением постсоветской России, но и по сути самой важной и масштабной инвестицией, которая за этот период была сделана.

В плане медицинского обслуживания картина является неоднозначной, однако и здесь можно выделить целый ряд позитивных тенденций, имевших место в 2000-е годы. Количество койко-мест составляло 10 на 1000 человек, по этому показателю Россия находилась вполне на европейском уровне, опережая ряд западных стран: Германию, Великобританию, Францию и США. Однако уровень обеспечения медицинской помощью сильно колеблется по регионам, так же как разительно отличаются между собой и сами больницы.

В 2000-е годы в России резко снизилась детская смертность. В период 1991-2005 гг. снижение на 24,4% произошло прежде всего за счет резкого уменьшения младенческих потерь – на 38,2%. В 2006 году этот показатель сократился ещё  на 7,2%. Снизилась материнская смертность — 23,8 умерших на 100 тыс. родившихся живыми против 25,4 в 2005 году (на 6,3%). А в 2009 году медики констатировали, что детская и младенческая смертность в России сократилась вдвое за 19 лет.

В целом улучшился доступ к лекарствам, за счет открытия отечественного рынка для импорта и расширения аптечных сетей, хотя цены на многие препараты оказались неоправданно высокими даже для условий рыночной экономики, что говорит о слабости государственного регулирования в этом секторе.

На фоне снижающейся смертности с середины 2000-х годов несколько улучшается демографическая ситуация, хотя и нет признаков радикального перелома. Средняя продолжительность жизни, резко упавшая в 1990-е годы, выросла. Рост рождаемости и снижение смертности в данном случае, несомненно, связаны с улучшением жизненной ситуации населения. Сегодня можно говорить о «восстановлении в правах» модели двухдетной семьи, о постепенном повышении «потребности в детях» до дореформенного уровня. Это, несомненно, результат роста среднего уровня жизни, распространение в сознании людей представлений о стабилизации и улучшении ситуации.

По-прежнему серьезной социальной проблемой остается высокая смертность мужчин в трудоспособных возрастах, хотя в последние 2-3 года ситуация несколько выправилась. Но радикально ее можно изменить, только остановив коммерциализацию тех структур здравоохранения, которые  необходимы для диагностики и предупреждения заболеваний, являющихся сегодня самыми частыми причинами смерти: сердечно-сосудистые и онкологические заболевания.

Приток мигрантов, вызывающий неоднозначное отношение в российском обществе, свидетельствует о существенном разрыве между уровнем зарплат и, более широко, социальной ситуацией в России и в соседних государствах. Из страны, которая поставляла трудовых мигрантов за рубеж, Россия сама превратилась в общество, принимающее иностранных рабочих.

Повышение уровня жизни и улучшение условий существования для большинства населения России на протяжении 2000-х годов явились основой политической стабильности и обеспечивали в течение этого времени устойчиво высокий уровень популярности президента Путина. При этом важно отметить, что после потрясений 1990-х годов значительная часть населения воспринимала политическую стабильность саму по себе как важное достижение, независимо даже от содержания проводимой политики.

Для населения России в плане социального благосостояния 2000-е годы оказались фактически одним из самых успешных периодов истории, а по количественным и качественным показателям потребления — самым успешным за всю её историю. Это благополучие было достигнуто в условиях, когда граждане пользовались значительно большей свободой, чем в предшествующие эпохи, а страна не вела больших кровопролитных войн.

Рост социального благосостояния в России стал возможен не только благодаря притоку в страну нефтедолларов, начавшемуся в 2000-е годы. Не меньшую роль сыграли два других фактора — восстановление промышленности и отчасти сельского хозяйства в 1999-2003 гг. и возможность для населения опереться на «задел» советского социального государства в таких сферах как жилье, транспорт, здравоохранение, образование и т. д.

 

7. Развилка социально-экономической политики


К мировому кризису 2008 года российское общество подошло в условиях, когда политическая и экономическая стабилизация сочетались с возросшим уровнем социального благосостояния, что создавало почву для роста оптимистических ожиданий. Политика накачивания денежной массы, проводившаяся западными правительствами и центральными банками, привела к тому, что большое количество свободных средств хлынуло на рынок нефти, которая после краткосрочного падения в 2008 году снова стала дорожать. Благоприятные внешние факторы в сочетании с внутренним запасом прочности, накопленным в течение 2000-х годов, способствовали тому, что Россия относительно легко перенесла первую волну мирового экономического кризиса 2008-10 гг. и уже в 2011 году наблюдалось быстрое восстановление занятости, покупательной способности, жизненного уровня. Этому же способствовала политика правительства в 2011 и начале 2012 годов проводившего меры по стимулированию промышленного производства и потребительского спроса (эти меры вызвали резкую критику либеральных экономистов как «популистские»).

Однако в условиях возвращения экономического кризиса, уже ввергшего в рецессию страны еврозоны, невозможно не видеть целый ряд опасностей, возникающих перед российским обществом. Опыт других стран, где рост жизненного уровня и увеличение потребления опирались на структурное ослабление экономики, не может не послужить для нас предостережением.

Системный переход 1991-96 годов сопровождался демодернизацией и примитивизацией экономики, последствия чего не только ощущаются до сих пор, но с течением времени начинают сказываться всё сильнее. Запас прочности, накопленный в эпоху советской модернизации, материальная, технологическая и культурная база, которая послужила своего рода «трамплином» для потребительского «рывка» 2000-х годов, ограничены. Страна объективно нуждается в новой масштабной модернизации, предполагающей радикальное обновление и развитие инфраструктуры, технологической базы промышленных и транспортных предприятий, создание современной энергетики, массовую подготовку соответствующих кадров, включая восстановление и развитие соответствующих научных и научно-производственных центров. Эта проблема не может быть решена за счет одноразовых кампаний, провозглашения национальных программ или создания новых государственных корпораций — она требует формирования и реализации комплексной социально-экономической стратегии, сравнимой с Новым курсом Ф.Д. Рузвельта в США или с модерназиционным рывком в СССР. Формирование такой стратегии и преодоление политических препятствий для её реализации является центральным вопросом дальнейшего развития России.

Новая ситуация чревата существенными рисками именно потому, что достигшее более высокого уровня благосостояния общество становится гораздо более требовательным, а в перспективе может оказаться и куда более чувствительным к ударам экономического кризиса, чем это было ранее.

Диалектика социального развития России состоит в том, что вызовы, стоящие перед страной, противоречия, с которыми предстоит разбираться, порождены не столько неудачами или ошибками, накопившимися на протяжении постсоветского периода, сколько как раз его достижениями. Изменившееся общество нуждается в новом экономическом рывке, соответствующем его потребностям и возможностям. Рост потребления и благосостояния, как и в середине ХХ века, создает новые диспропорции и противоречия, что в свою очередь требует перемен в управлении, организации государства, в структуре народного хозяйства.

Достигнутый к концу 2000-х годов уровень благосостояния россиян стал возможен благодаря сочетанию возможностей, обеспеченных возникшими при советской власти институтами социального государства с новыми потребительскими, личными и профессиональными возможностями, обеспеченными открытием границ страны и рыночной экономикой. Именно поэтому в обществе существует запрос на своего рода «смешанную экономику» сохраняющую в значительной мере советскую традицию, требующую активной роли государства, но не отрицающей рынка. Такой образ экономического будущего общество связывало с политикой Путина на протяжении 2000-х, однако в это же самое время стихийно набирали силу и противоположные тенденции, выразившиеся в целом ряде стратегических решений, ориентированных на демонтаж институтов социального государства, свертывание инфраструктуры образования, коммерциализацию медицины. Эти действия не только создают прямую угрозу сложившемуся равновесию, но и ставят под вопрос шансы дальнейшего развития. Если будет демонтировано социальное государство, то достижения 2000-х окажутся подорванными, а структурные слабости не только не будут преодолены, но, напротив, обернутся более глубокими системными проблемами.

Если мы хотим сохранить достигнутый уровень социального благосостояния, закрепить и развить то, что мы получили в наследство от предыдущих поколений, которые своими жертвами, трудом и героизмом сделали возможным относительно комфортное существование миллионов людей в современной России, нам необходим новый стратегический рывок — новое социальное государство, энергетическая и инфраструктурная революция, развивающаяся на этой основе наукоемкая индустриализация.

Наши возможности основываются на достижениях прошлого. Но для того, чтобы идти вперед, мы должны научиться не только пожинать плоды усилий предшествующих поколений, но и продолжать их дело, оставаясь достойными своей истории, своей страны и своих предков.

 

8. Приложения



[1]         См. http://cornholio.narod.ru/history6/chapter3par3.htm

[2]         Б.Н.Миронов. Социальная история России периода империи (XVIII — начало ХХ в.). СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003, т. 1, с. 190.

[3]         Л.В. Милов. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. Изд. 2-е. М.: Роспэн, 2006, с. 356.

[4]         Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен / При участии Н. Никольского и В. Сторожева. — М.: Мир, 1911. — Т. 5., с. 86

[5]         Цит. по: http://1sci.ru/a/197

[6]         Антология социально-экономической мысли в России. 20-30-е годы ХХ века. Под ред. Проф. А.И. Кравченко. М.: Academia, 2001, с. 488.

[7]         http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D0%B2_%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0#1930-.D0.B5_.D0.B3.D0.BE.D0.B4.D1.8B

[8]         Уровень и образ жизни населения России в 1989-2009 годах. Доклад. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011, с. 30.

[9]         Там же, с. 16.

[10]       Там же, с. 28.


Вернуться назад