«М» и «Ж»

Батька Ангел: «Мы промеж себя порешили — у нас тута ни господ, ни товарищев, а только «хлопцы» и «ребята».

Полковник Львов: «А женщин как будете величать?»

Батька Ангел (после некоторой паузы): «Баб тоже придумаем, как…»
(«Адъютант Его Превосходительства», 1-я серия)

 

Помнится, незабвенный генерал Макашов, призывая к штурму московской мэрии, подбадривал своих вооруженных дружинников таковыми словами: «Чтоб не осталось больше в России ни сэров, ни мэров, ни пэров, ни херов!» Сэров в нашем Отечестве как не было, так и нет, а вот мэров и особенно херов — в избытке... По многим причинам я люблю бывать за границей, и одна из них — причем далеко не последняя — заключается в том, что ко мне перестают обращаться «мущщина». Только лишь войдя в самолет, все мы, российские, от профессиональных торговцев Родиной в костюмах «Бриони» до конкретных пацанов, увешанных рыжевьём и затянутых в «Боско ди Чильеджи Спорт», неким волшебным образом превращаемся в господ — во всяком случае, на вербальном уровне. Я хорошо понимаю, насколько это невсамделишно, оксюморонно; я очень люблю строки Тимура Кибирова, написанные в конце 80-х: «…только потом разит от лакейских потуг джентльменами сделаться вдруг», — и все же, все же, все же…

 Советская власть, ломая и калеча все, до чего дотягивалась, не пощадила, разумеется, и языка, превратив его в отвратительный новояз, средство общения между обитателями гигантского конгломерата коммуналок, каковым был СССР. Четвертьвековые попытки не только придумать, но и ввести в обиход нормальное обращение человека к человеку ни к чему толком не привели, что можно констатировать с уверенностью. Конечно, отдельные адвокаты, особенно перед телекамерами западных телеканалов, пытаются выговаривать «ваша честь», но «гражданин судья» все одно привычнее. Министр внутренних дел призвал вверенное его заботам население обращаться к людям в погонах «господа полицейские» — на что никто и ухом не повел, что правильно, иначе со смеху бы перелопались. И князь Церкви, как в конце 80-х, «уважаемый митрополит», и президент России, принимающий парад, по-прежнему «товарищ главнокомандующий», и продавщица — вне зависимости от возраста — «девушка»…

Я не знаю, где тут причина, а где следствие: язык ли сопротивляется реалиям жизни и отказывается выговаривать «дамы и господа» ввиду тех лиц, что сидят в партере, или действительность, то есть бытие, в полном соответствии с марксистской теорией определяет сознание — но мы остаемся обществом «М» и «Ж», как в туалете типа сортир… и мириться с этим, во всяком случае у меня, не получается.

Почему, черт возьми, китайцы, у которых была такая же советская власть — и даже похлеще нашей, — после того как сорок лет ко всем до единого, невзирая на возраст, пол и чин, обращались исключительно «тунчжи» («товарищ»), смогли реанимировать старорежимные обращения (мне лично особенно нравится слово «сяоцзэ» — «маленькая госпожа», аналогичное европейским «мисс», «мадемуазель», «фрейлейн»), а мы не можем?

 В языках, где нет различия между первым и вторым лицом, обращением «ты» и «вы», существует целая система речевого этикета, состоящая из десятков различных элементов, а мы что — способны только на оклик «женьщщина!»? Фи…

 Те баталии, которые ныне устраивают феминистки вокруг традиционных обращений к незамужним женщинам, — явления совершенно иного плана. Да, во Франции запретили употребление слова «мадемуазель» и понятия «девичья фамилия» в официальных документах. Да, в Израиле феминистки требуют от Академии языка иврит придумать другое слово «муж» вместо существующего, поскольку тысячелетиями употреблявшееся слово «бааль» означает одновременно «муж» и «повелитель». Да, в США вот-вот введут единое обращение «миз» к женщине любого возраста и семейного положения. Но совершенно ясно, что ни одна из тех, кто борется за равноправие — например, бывший госсекретарь США Кондолиза Райс, вот уже 30 лет требующая, чтобы ее величали «миз», — просто не переживет обращений «девушка» и «гражданочка».

 Дождусь ли дня, когда полицейский скажет мне: «Сударь, пройдемте», или: «Милостивый государь, нарушаем?» Сомнительно. Но внук мой, надеюсь, до этого дня доживет.