Сверхчеловек: миф, цель, свершение

Сверхчеловек: миф, цель, свершение. Часть первая. Миф

Миф

1.

Человечество всегда располагало богами. Будь это коллегия антропоморфных правителей Олимпа, или одинокий и ревнивый иудейский демиург с любвеобильным Сыном, или потерявший форму «Абсолют» метафизиков, или «вероятностная мера» всякого рода позитивистов-эмпириков – человеку всегда необходимо средство каким-то образом соотносить себя и свою деятельность с источником движения, которое находится далеко за границей человеческого контроля, и иметь протокол общения со сверх-силой. В этом состоит целесообразность идеи бога: давать человеку — существу, живущему восприятием, доступный его способностям образ сверх-силы, через который его рациональное сознание может практически фокусироваться на процессах верхнего масштаба.

В мифах о богах воплощались стратегии и приёмы практической работы с «богами»: как отдельному человеку вести себя по отношению к силе, которая правит существованием рода, племени, всего человечества, или же грома и морской глубины. В мифических приключениях, перипетиях божественной жизни и смерти, запечатлевались «характеры» богов – отражение этих высших законов на слаборазвитом зеркале человеческого сознания; а также «заповеди» – наиболее значимые и общие императивы и правила поведения. Поощряя одно поведение и порицая другое, общества управлялись с вопросами собственного выживания и становления. Форма представления о божественном в обществе выражает общественный способ сотрудничества с над-человеческими силами. Даже замшелые материалисты, в своей гордыне отказывающие окружающему миру в сознании, почитают божество «слепого случая» своим презрением, и кланяются иконам статистических вероятностей.

Являются ли боги мифом? Да, как является мифом любой натюрморт.

Можно ли испробовать бога? Да, если можешь взять яблоко из вазы на столе, отодвинув мольберт с нарисованной композицией.

2.

Одна из непременных сюжетных линий в жизнеописании божественного – богоборчество неугомонного человека, раз за разом ниспровергающего традиции и мировоззрение своих отцов. Борьба человека с богами – это борьба с узкими и тесными образами высшего мира, в которые не умещается то, что открывается растущему над собой человеку. «Разбейте старые скрижали!» кричит неуёмный человек и ещё раз переоценивает ценности, которые уже не помогают ему в новом неизведанном мире, что разворачивается перед глазами.

И воздвигает новые скрижали — которые ждёт та же участь после достижения границ нового мира.

Когда человек подбирается к очередному мировоззренческому Олимпу, всё явственней оказывается, что старые боги – это не более чем пустые истуканы. Богоборчество становится актуальным, когда созревший птенец тыкается лбом в скорлупу яйца, мешающему встать в полный рос и закричать о своей претензии на жизнь. Те, кто не может пробить скорлупу, говорят о тупике и кризисе, ненавидят сковывающие их границы и проклинают традиции, не в силах преодолеть их.

Тогда начинается декаданс – пыльное время разочарования в целях и традициях, когда человеческие движения горизонтальны, потому суетливы и близоруки. Потерявшим авторитет статуям, сотни лет стоявшим на высоте, подпиливают лодыжки, а толпа, шаря друг у друга по карманам, улюлюкает от восхищения или ужаса — не столько потому что рада этому событию или устрашена им, а потому что будет эмоционально внимать любому происходящему, любому яркому представлению.

Сверхусилие здесь в том, чтобы взломать скорлупу, пробить твердыню неба, которая с начала времён была незыблема. Когда скорлупа наконец трескается, и оседает пыль и гарь обрушения миропорядка, тогда появляются новые недоступные боги. Живые боги новой силы; боги, зовущие в Небо и приказывающие новое возхождение. Но этот подвиг и победа над заточением в скорлупе, сделавшая птенца сверх-птенцом, вдруг оказывается выходом в мир, где недавно победоносное существо ординарно стоит в ряду взрослых и взрослеющих птиц. Сверх-усилие закончилось, началась кропотливая работа по постижению пределов новой вселенной.

Тот, кто пережил это один раз, будет считать новых богов единственно живыми, с гордостью забрасывая в свежий бетон новых храмов расколотые лица свергнутых небожителей. Тот, кто пережил это дважды, будет печален от предчувствия, что всё повторяется, и что вечное возвращение, в котором его заточила судьба, не сулит ничего нового. Тот, кто пережил это трижды, познает  управление этой судьбой,  что избавит его от тоски, а новый горизонт станет для него протяжением своей воли. Новый бог, стоящий на этом горизонте, будет достойным противником и вызовом. Тот, кто пережил это четырежды, никогда не спутает бога с той силой, которая расставляет на его пути вехи божественного и мифического.

И, человек не переживёт это в пятый раз.

Вместо старого бога всегда будет приходить новый, и так будет продолжаться до тех пор, пока человеку для жизни нужны образы. Бог опять умер? От старости? Убит? Осмеян? Эка невидаль. Свято место не может быть пусто. Пусто там разве что у тех, кто ещё не научился смотреть в Небо, а занят лишь разглядываем собственных пальцев, и того, что туда попадает. Этим людям нет дела до высших сил, которые движут происходящим, они плывут как опавшие листья по реке; у них нет необходимости ни в присутствии, ни в отсутствии «бога»: место в сознании, где бы он мог обитать, ещё не оформилось. Но ведь и зародышу человека нужно целых 9 месяцев, чтобы взрастить всё необходимое для начала своего путешествия в явном мире.

3.

Идею Übermensch-а обычно связывают с именем Фридриха Ницше. Его злая мудрость и весёлая наука ставит Сверхчеловека на горизонт, и толкает людей к этому горизонту: «В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель». При том, что Ницше отстоит от стандарта спекулятивных философов, которые «прохлаждаются в тени: во всем они хотят быть только зрителями и остерегаются сидеть там, где солнце раскаляет ступени», высота духа Сверхчеловека остаётся больше поэтическим вожделением, мифом, в лучшем случае – претензией и личным поиском, но не внятным проектом и приказом. Пафос антихристианства, оппозиция к «стадной морали» в ницшеанском имморализме и нигилизме с трудом могут рассматриваться как непосредственно конструктивные. Тем не менее, именно посредством разрушения «старых скрижалей» высвобождается необходимая для строительства энергия.

Философия Ницше оставляет большой простор для интерпретаторов и критиков на протяжении уже полутораста лет, но вряд ли создатель «Воли к власти» выбрал бы для себя долю просто отразится в чьих-то зрачках, как умершая звезда. Его Заратустра нанёс удар по небесной тверди, но твердь выстояла, в отличии от самого философа. Увидеть, как следующие поколения практически взламывают её там, где она треснула под его нажимом – это было бы для «первого имморалиста» лучшей наградой.

Если человек есть канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, то сверхчеловек – это мост, перекинутый через потерявшего смысл бога — к новому человеку, протянувшемуся к следующему горизонту. Сверхчеловек – это место завершения человеческой формы, место разочарования в мифе и место воздвижения мифа, место Превозхождения.

4.

Есть манера говорить о Сверхчеловеках, как о «полубогах». Но это лишь способ открыто льстить некой персоне, либо скрыто льстить своей способности оценивать. Все мы бредём, шатаясь, или же стройно шагаем в своём собственном мифе на полпути к богу, полубоги. У Сверхчеловека — того, кто вступил на мост, и столкнул в Стикс старых богов, есть немного времени, чтобы почувствовать себя небожителем: величие новых богов заставляет ощутить своё ничтожество перед вызовом нового путешествия. Единственный способ долго оставаться богом – стать истуканом и замереть между временами.

* * *

Есть манера говорить о Сверхчеловеке, как о человеке, который может удовлетворять свои человеческие потребности недоступными большинству способами: питаться «космической энергией», передвигаться «силой мысли», познавать миры недорогим в обслуживании «внутренним оком». Этого человека ищут в пещерах Тибета, традиционных деревнях Китая, наисовременнейших психонанолабораториях, в суровых индивидуальных ритритах и ритмичных коллективных медитациях. Путь к такому Сверхчеловеку сложен, часто недёшев, и лежит через сложные процедуры очищения, пересмотра своей жизни, отшельничества, покаяния или посвящения. Простому гражданину сложно разобраться в эзотерических тонкостях, и ему на помощь приходят книжные издательства, клубы по мистическим интересам, ларьки с китайскими бубенцами и учителя n-го дана с удостоверением от далёкого гуру на просветление масс.

Это – миф о  сверхпотребителе. Он прекрасен тем, что подталкивает ординарного потребителя, что жаждет заглатывать новые впечатления и не прочь приподняться в самооценке над окружающими грешниками, заниматься сколь-нибудь полезной работой. Утомлённый рутиной, движимый благородным желанием тратить заработанные денежные знаки не только на новые носки и телефоны, но и на «духовность», потребитель жаждет потерять себя ежедневного и найти себя иного: менее скучного, более разнообразного, широко о чём-то мыслящего, от чего-нибудь свободного, к чему-то причастного. Респектабельная истина скрыта и далека, требует технологически сложных путей её достижения и комфортабельных средств доставки VIP-пассажира; аскетическая истина очевидна и повсеместна, но требует от аспиранта физических лишений, перцептивного голодания, духовных мучений и прочих флагеллантских строгостей.

Подозрительные эмпирики стоят в стороне от этих сомнительных занятий, но чаще всего одержимы тем же божеством. Бог эмпирика-потребителя, вне зависимости от образа, олицетворяет «материальную» сторону жизни, связан с «реальностью, непосредственно данной нам в ощущениях». Как и мистики, они очарованы воспринимаемым, чувственностью, знаком, и различные виды этой одержимости только дают этому божеству больше пищи. Даже если некие ощущения рассудочный демон академической науки списывает на болезненные автоколебания в мозгу, их всё ещё можно потребить, и даже продать – потому они остаются богоугодными. Следование за этим богом состоит в потреблении восприятия и накоплении наблюдений до тех пор, пока пространство чувственного опыта и его рационализации не переполнится до краёв и не пожрёт само себя в коллапсе вроде дзенского просветления или постмодернистской деконструкции. Тогда истукан das unmittelbar Gegebene, которому истово молились формулами материалисты  и позитивисты всех мастей, станет невыносим и скучен, а радужных астральных бродяг потянет к земле — и ещё одна замечательная эпоха в человеческой жизни подойдёт к концу.

* * *

Есть манера говорить о Сверхчеловеке, как о том, кто стоит выше, как о сверхаристократе. Для ищущих превосходства в общественной иерархии такая интерпретация заманчива. Вопрос о первенстве во власти доходит до экзистенциального предела, и вот Родион Раскольников, а также другие «бесовские» персонажи Достоевского выясняют вопрос о том, кто же властен над их или окружающих жизнью, отсюда следует череда убийств и самоубийств «право имеющих» главных героев. Одержимость аристократизмом и «здоровой» аристократической моралью приводит Ницше к построению картины мира на базисе «воли к власти». Эти «имморальные» кубики объявляются им более благородным строительным материалом, чем шарики «моральной эпохи», и для этого, несомненно, находится достаточно оснований. Бог превосходства внушает борьбу за место в иерархии, и воинское настроение выходит на первый план.

Гитлер берёт на вооружение вдохновение победы, гордость превосходства и эстетику силы, политически своевременно приводит аристократизм к расовым и национальным основаниям, но его нордические сверхчеловеки недолго шагают по земле. В ракурсе расового аристократизма немецкий национал-социализм завял не столько из-за имманентной ущербности мифа о Сверхчеловеке, сколько из-за желания гитлеровской элиты быстро-вкусно заполучить необходимое: вместо того, чтобы по призыву Заратустры «стать предками сверхчеловека», воспитать в себе сверхаристократа и сверхпобедителя, они просто назвались таковыми. Этот трагический пример профанации идеи, тем не менее, оставил миру великий опыт войны, преодоления и победы. Современная эгалитаристская паранойя «демократических» обществ – ещё один вариант подобной профанации: людей объявили равноправными, но мало кто заслужил это право своей жизнью, и потому масса относится к правам безответственно. Боги властолюбивых дают нам тяжёлые уроки, но тем вращают колёса эволюции.

* * *

Есть манера говорить о Сверхчеловеке, как о преодолевшем смерть, как о безсмертном или сверхсмертном. Первый пример такового – Иисус Христос, на которого, критикуя Ницше, непрозрачно намекает христианин В.С. Соловьёв: «Животное не борется (сознательно) со смертью и, следовательно, не может быть ею побеждаемо, и потому его смертность ему не в укор и не в характеристику; человек же есть прежде всего и в особенности «смертный» — в смысле побеждаемого, преодолеваемого смертью. А если так, то, значит, «сверхчеловек» должен быть прежде всего и в особенности победителем смерти — освобожденным освободителем человечества от тех существенных условий, которые делают смерть необходимою, и, следовательно, исполнителем тех условий, при которых возможно или вовсе не умирать, или, умерев, воскреснуть для вечной жизни. Задача смелая. Но смелый — не один, с ним Бог, который им владеет.»

Озабоченность личным выживанием – первейший императив живого существа, с его выполнением связана значительная часть человеческой деятельности. Для некоторых именно личное выживание  задаёт угол поляризации стекла, через которое они видят мир. «Мир – это то, что борется за выживание» — говорят они, и запасают впрок спички, тушёнку и патроны.

Перед личным выживанием, разве что, стоит выживание вида и рода, и те существа, которые способны на осознанное действие, направленное за рамки собственной или чьей-либо ещё персоны, находят здесь такое количество важных стратегических условий, что для них своя или чужая личность запросто становится расходным материалом. Зачастую они противопоставляют себя первым, рисуя оппозицию «эгоизм – альтруизм» или «эгоизм – коллективизм». «Мир – это то, что борется за выживание» — говорят они, и разрабатывают стратегии национальной безопасности или проповедуют сострадание к ближнему. Эго героя, жертвующего собой ради страны, выросло до размеров империи, и потому преодоление смерти государства для него более актуально, чем проблема личной смертности.

Могущественный Спаситель, дарующий заслуженной персоне вечную жизнь после смерти; империя, дающая герою возможность расходовать свою личную смерть во имя вечной жизни общества: два божественных мифа, обладающих безусловной для многих притягательностью; призрачная надежда, побуждающая на действительные поступки и действительные поступки во имя призрачной надежды. И тот и другой миф рано или поздно рухнут, но то, что совершено людьми, воодушевлёнными целью — останется.

Сверхчеловек , спаситель от смерти, сражается на поле фундаментального инстинкта. Для человека, или общества людей, выживание есть необходимый этаж, но уже Потребитель, выросший над этим цоколем, требует большего, чем просто вечного существования: ему нужно ещё и вечное приключение. Ещё сложнее дело с Аристократом — он озадачен борьбой за власть и превосходство, просто приключений ему уже мало.

Так из Христа-Спасителя-От-Смерти мучимых прокураторами палестинских рабов вырос Христос-Великая-Любовь, более адекватный обществу имеющих представление об эстетике рабов римских, а когда тот встретился с воинственными арийскими племенами, был дополнен ещё и Христом-Воителем, после тяжёлой битвы побеждающим некоего Антихриста. Победить Антихриста в себе – вот сверхчеловеческий призыв к людям этого Христа; призыв к изменению человеческой жизни, нужный многим. Обещание же вечной физиологической бодрости обналичим после конца света.

5.

Боги живут среди людей как миф; человек среди богов – как дорога к преодолению мифа; Сверхчеловек же – краткий миг этого Превозхождения. Что за сила, в таком разе, расставляет богов и определяет необходимость превосходить их? Поддавшись интеллектуальной инерции, можно назвать её «сверх-богом» — и так поставить себе следующую Цель.

Сверхчеловек: миф, цель, свершение. Часть вторая. Цель

Цель

1.

Ницше, создатель ещё одного мифа о победе над старыми богами, провозгласил Сверхчеловека целью. При всей [им]моральной силе призыва, «заблистать через 300 лет» такому Сверхчеловеку будет сложно, особенно если пытаться определять его через теряющие историческую актуальность оппозиции. «Антихристианин», «переоценка ценностей», «вечное возвращение» – колесо отрицания раскручивается. Как эта самозамкнутая цикличность сочетается с устремлённостью Сверхчеловека вперёд, его открытостью в будущее – вот противоречие, которое Ницше, судя по всему, оставил неразрешённым.

Дискурс философов последних столетий переполнен туманными рекурсиями вида «самое себя», которые, подразумевается, самое себя объясняют; солипсическими конструкциями вида «аутопоэзис»; манипуляциями с приставкой «не-», сочленяемой с предельными категориями: «не-бытие», «не-сущее», «не-деяние». «Отрицание отрицания» – всё только для того, чтобы беготня упражняющегося интеллекта по кругу за собственным распушенным хвостом, называемым «истина», не прекращалась; и счастье диалектических философов, что бег на месте – общеукрепляющий, хоть и вгоняет в тоску.

Между тем, задача о цели вращения колеса решается просто, если увидеть его ось. Бессмысленность бесконечных оборотов удручает тех, кто прикован взглядом к ободу; они отчаялись ждать счастливого конца пути. Его не будет. Единственный способ избавиться от [воз]вращения – осознать куда и зачем оно встроено, осознать целесообразность высшего по отношению к текущей routine порядка. Колесо не исчезнет, его бег продолжится; не исчезнет и наблюдатель, которого стараются умертвить уставшие от кармического вращения медитаторы и декадентствующие за бокалом вина убийцы субъекта; но появится тот, кто в конечном итоге сможет управлять вращением. Технически этот манёвр называется «превозхождением управления».

Ни одно превозхождение не является окончательным, есть лишь предельное – до которого человек может сейчас дотянуться своей жизнью и сознанием. То, что является осью для одного колеса служит ободом другого, цель переходит в средство, средство – в цель с изменением масштаба осознания и действования. В этом есть также запрещение «бесконечности»: человек знает свой предел и может оценить его изменение, но что он может знать о беспредельности? Только название, которым он обязан умению произвольно состыковывать приставки с корнями слов, да страсти к величественным зрелищам.

2.

Каждый раз, когда человек идёт к любого рода цели, он идёт, чтобы продолжить вращение и замкнуть очередной оборот эволюции. На другой, недоступной и притягательной стороне колеса судеб стоят устрашающие, манящие, приказывающие и мудрые боги – и они остаются таковыми, пока этот оборот не исчерпал себя. Как только туман этой фата-морганы рассеялся, человек слышит зов нового будущего. Ни у кого нет выбора не следовать ему, так же как нет выбора остановить время.

Каждое преодоление в какой-то мере сверхчеловеческое, потому как опрокидывает исчерпавшую себя человеческую форму, приказанную богами эпохи или божками часа. Конкретный сверхчеловек приносит людям огонь, даёт им руны, обещает жизнь вечную, указывает в великое никуда. Каждый раз он погибает, выполнив свою задачу. Этот конкретный миф живёт так или иначе в каждом человеке, как часть общего родового опыта, возвращаясь и проявляясь в ситуациях, требующих меньших по масштабу жизненных превозхождений. Родовые колёса превозхождения и составляют то существо, что можно назвать «человек эволюционирующий».

Абстрактный Сверхчеловек – эссенция всех и всяких таких механик; вневременная идея Превозхождения, приложенная к человеческому виду, движущемуся в циклах эволюции; сила, инкарнирующаяюся в локально необходимые и понятные людям очертания «конкретного» сверхчеловека.

Двойственность «абстрактное-конкретное» можно с пользой приложить и к идее божественного, понимая под «конкретным» богом совокупность мировоззренческих установок, определяющих данное мироповедение общественного человека, в первую очередь в рамках решения предельных, бытийных, смертоносных вопросов. «Абстрактный» бог находится на оси этого вращения, определяя целесообразность и штампуя экземпляры икон для каждого необходимого случая. Но попытка обратить внимание на этого «абстрактного» бога не является чем-то из ряда вон выходящим на достаточно большой исторической шкале; это регулярное действие любопытного человека, движимого жаждой очередного приключения.

И этот бог так же будет опрокинут. Попытка осмыслить рекурсию такого «вечного возвращения» может привести к потере рассудка, что и случилось с братом Елизаветы Фёрстер-Ницше, ухаживавшей за больным философом до конца его дней. Но этот предел, пугающая невозможность и опасность – лишь вызов, который у нас нет выбора не принять, и потому уже содержит в себе если не рациональное, то деятельное решение. При этом разум, который не может справиться с этой проблемой не должен быть потерян, но должен быть превзойдён другим инструментом человеческого мироповедения, адекватным масштабу задачи, и получить высшее управление. Для сохранения устойчивости в решении предельных вопросов разуму нужна сверх-разумная опора; опора, стоящая вне рассудочной деятельности, и организационно презвозходящая её.

3.

Всё, чем занималось человечество за свою историю – это искало превозхождение в перипетиях божественного сценария. Попытка оформить, рационализировать и понять само превозхождение – это попытка перестать быть мёртвым орудием судьбы; или ребёнком, движения которого определяются кнутом и пряником; или воином, истово ищущим возвышения над соседом и, в пределе, над богом. А также превзойти и осознать не только свою алгедоническую зависимость, или аристократические потуги, но и саму способность оценивать и понимать. Эти «грехи» слепоты, алчности, гордыни и оценивания не должны быть отброшены и уничтожены, но превзойдены, обязательно в цельности с их обратной, непременно присутствующей благой стороной: они должны получить высшую целесообразность и высшее управление, находящееся в руках уже не какого-то олимпийского существа или безответной вероятности, а человека. Или – сверхчеловека.

Человек оказался способен приручить животное в себе, технологично справившись с похотью, агрессией, иерархичностью и эмоциями, развив эмоциональную дисциплину, язык и разум. Теперь черёд Сверхчеловека подчинить своей воле человека – с его недо- или переразвитым разумом, находящимся в наркотическом тумане «cogito ergo sum», который совсем уже не медленно переходит в беспокойную цивилизационную агонию.

«Что такое обезьяна по сравнению с человеком? Посмешище либо мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для Сверхчеловека – посмешищем либо мучительным позором. Вы совершили путь от червя до человека, но многое еще в вас – от червя.» Заратустра суров, надменен, справедлив. Может ли червь узнать и понять цели человека? В лучшем случае только одну – намерение располовинить червя лопатой. Где в черве уместятся даже самые простые человеческие намерения? Способен ли червь к человеческому действованию, к реакциям и осознанию? Собака стоит ближе к человеку на эволюционной лестнице, и потому имеет много больше общего, но и для неё человек является сверхсуществом, в контексте деятельности которого животное приращивает навыки, и тем эволюционирует.

В той же мере и человек не может вполне вместить целей того, кто эволюционно стоит выше. Вопрос может быть задан и ответ получен, но как пёс в человеческой речи лишь улавливает интонации и простые связки отдельных чувственно-насыщенных слов, так и для человека семантическое разнообразие такого сверхчеловеческого ответа претерпевает редукцию до возможностей синтаксиса, который сформирован текущей человеческой деятельностью.

Но эта проблема – не повод для отчаяния, отстранённых спекуляций или зарывания головы в песок, она лишь требует решения. Человек должен эволюционировать, это его основная и единственная работа, и тот эволюционный шаг, который должно совершить общество в текущий момент, будет включать осознание эволюционной механики.

4.

Когда человек был очень близок к животному, задача для него состояла в том, чтобы подчинить себе восприятие, чувства, бушующие эмоции и инстинкты, и тем вывести границу определения себя за рамки «чувствую, значит существую». На цивилизационном уровне эта задача отчасти решена. Решена в достаточной мере – в той, которая позволяет осторожное продвижение биологического вида homo отчасти-sapiens дальше по эволюционной лестнице.

Сверхчеловек ближайшего настоящего – это человек, подчинивший себе разум.

Для организма, ограниченного демаркацией «мыслю, значит существую», это – головокружительный кульбит. Рациональность, как всякая система, набравшая гравитационную массу, не запросто выпустит человеческое «Я» за пределы своей орбиты, и даже не позволит налегке оторваться от своей поверхности. «Слишком многое в вас от червя», но у рождённого ползать нет выбора не разорвать кокон, когда за спиной раскрываются радужные крылья.

Набор первой космической скорости нуждается в наибольших затратах энергии на преодоление притяжения и собственной инертности. Потому Превозхождение потребует сжечь нечто чрезвычайно калорийное в камерах сгорания первой ступени: ту древнюю материю, где нужная для направленного взрыва энергия долго собиралась, очищалась и концентрировалась – человеческую личность.

5.

Задача подчинения человеку собственного разума долгое время решалась точечно, в индивидуальном порядке, была эзотерической и героической практикой – не столько из-за пущей необходимости в охранении тайны, сколько из-за немногочисленности людей, способных выполнить, а тем более – понять такую задачу.

Нынешнее время по многим причинам выводит эту задачу на цивилизационный уровень, то бишь актуализирует необходимость включить в схемы управления глобальными процессами так же и рычаги управления рациональностью. Процесс её решения стартовал с появления рудиментарных форм уже достаточно давно, и «управление сознанием» или «управление массовым сознанием» – одно из грубых и где-то варварских приближений современности. Необходимость в таком уровне управления и соответствующих технологиях продиктовано именно глобальным масштабом проблем, которые решает оператор, в данном случае – некая элита соответствующего уровня.

Но модус времени пронизывает тело цивилизации до атомарного, личностного и субличностного уровней, потому и каждый индивидуум, и общества любого масштаба несут в себе эту необходимость и ответственность, а личная задача от глобальной отличаются не иначе как самоподобные части фрактала.

Эта фрактальная структура проявляет два важных ракурса. С одной стороны, она даёт геометрически выводимую надежду на то, что технология решения задачи на личном уровне применима к глобальному, с соответствующими поправками на масштаб. С другой стороны, энергозатратность процесса высока даже на личном уровне, и только вовлечение всей массы социума и его способности к системному производству энергии, способности к получению сверхаддитивного результата целесообразного совместного действования, может поставить производство люденов на поток и предоставить каждому индивидууму достаточно энергии для изменения себя.

6.

Критически важным является тот факт, что сверхчеловек не самоценен. Достижение нового состояния диктуется не частными стремлениями, описанными выше: поиском безсмертия, одержимость  восприятием, борьбой за положение в обществе или тотальная рационализация и «текстуализация» мира, превращение Вселенной в «Логос». Напротив, очищенные от присущих частностям эксцентричностей, эти движения должны сплавиться в сверхсумме, которая образует инструмент постижения нового мира, стоящего за грязью и болью родовых мук, в которые вошла цивилизация; мук, которые пройдёт каждый, не в табличной статистике или в салонных разговорах, а в живой вовлечённости в происходящее. Именно нужда в расширении: экспансионистский императив запертого в объёме нагретого газа; жадность травы, покрывающий склон холма где только можно; ищущие выхода агрессивные амбиции воинов; и новые правила новой вселенной требуют появления на свет существа с адекватными задаче ТТХ и, в соответствии с фрактальной связностью, адекватной организации общества.

Сверхчеловек – не эстетическая прихоть или выпиленный из куска мрамора моральный идеал. Для человека – это способ погибнуть, совершив Превозхождение. Иначе, он погибнет в Низхождении. Мера человеческой формы подходит к качественному завершению, вместе с упёршимися в экспансивный предел рынками сбыта разнообразного барахла или деликатной манерой решать политические вопросы благообразным лицемерием. Теоретический Сверхчеловек – миф, вроде того, о котором пел Заратустра или что рисуют в воображении поэты-перфекционисты. Практический сверхчеловек скорее всего разочарует поэтов, но это будет живой человек новой эпохи. Для человеческого рода он –способ выжить в цивилизационном кризисе. И если люден не возьмёт управление, разрядка запасённой человечеством энергии в рамках планеты отбросит человеческий род назад к биологическому виду сверхумных поедателей корешков, если биологическая жизнь будет возможна после этих фейерверков.

7.

Сверхчеловек – это выход человека за свои личные и цивилизационные пределы, в физический, психический и когнитивный Космос; туда, куда тянутся, но не могут дотянуться деревья; туда, куда протянулась эволюционная дорога «от червя к человеку», по которой идут все существа на этой планете. На животной части этой дороги стоят манки похоти и любознательности; человеческая её часть вымощена обломками империй и мировоззрений. Находясь на острие эволюции, для человека будет преступлением по отношению к жизни не использовать эту дорогу, как взлётную полосу.

Космос – судьба человечества. Солнечная система – чуждый и непокорённый край, каким были и материки Земли, во времена, когда люди мало чем отличались от животных. Германские предания времён Великого Переселения народов называли древнюю Скандинавию «кузницей племён», «officina gentium». Оттуда волнами накатывались на римлян яростные нордические захватчики, и прямо заявляли, что ищут земель для поселения. Но и агрессивные кимвры и тевтоны, и уставшие к тому времени римляне, и многие другие племена, включая кельтов и скифов, прошедшие через свои взлёты и падения, когда-то сами пришли из арийской прародины – места, откуда с интервалом в несколько веков выдвинулись несколько волн арийцев, через несколько тысячелетий генетической, социальной, техногенной, культурной и мировоззренческой эволюции подчинивших своей воле планету.

Земля, беременная Сверхчеловеком, должна стать матерью космических народов. Космический вызов человеку требует найти ту человеческую форму, которая адекватна задаче.  Движение в Космос и Превозхождение – два момента содержания единого процесса, внешняя и внутренняя, цивилизационная и личная сторона человеческой эволюции. Нужен ли Природе сверхчеловек, чтобы заселить космос, или Она подталкивает нас к любой экспансии, чтобы произвести Сверхчеловека – где бы ни поставили точку отсчёта, у нас есть только один вектор движения.

8.

Данная работа не ставит целью сосредоточиться на личном или цивилизационном усилиях, не стремясь стать ни наставлением по чистке пистолета, ни доктриной национальной безопасности. Она скорее являет собой пролог проекта сверхчеловека. Но сколь бы ни был он детален и красочен или наоборот – беден, он лишь проекция намерения Превозхождения на бумагу. Кровь, тело, разум сверхчеловека не должен и не может быть идентичен проекту; настоящий сверхчеловек будет построен из человеческих действий, нанизанных на это Намерение. И именно намерение является определяющим, и только тот, кто может держаться этой оси не собьётся с пути, обманутый символом, рисунком сверхчеловека.

Сверхчеловек: миф, цель, свершение. Часть третья. Свершение

Свершение

1.

Сверхчеловек появляется не за чтением книг, в уличных демонстрациях или медитациях в оздоровительном клубе. Начало другого человека – в одном новом действии, новом паттерне поведения, отблеске нового осознания, которые появились не для того, чтобы просто разбавить свинцовую монотонность бытия, а как реакция на вызов нового времени, как предвестники новой необходимости, как реализация нового способа выживать и побеждать.

Для охотника-собирателя скотовод и земледелец – люди, превзошедшие их порядок действования. Безумное занятие – зарывать в землю зёрна, которые можно немедленно потребить; кормить скот вместо того, чтобы самому съесть его. Но изъеденный мир собирателя – неизведанная целина для земледельца, целый открытый космос. Их отличает только наличие небольшого навыка, дающего большую возможность вырасти, надстроить над «я-потребителем» новый этаж сознания, «я-производителя».

Навык сверхчеловека нынешнего часа – навык намерения. Служить ему, возделывать его, строить в нём, осознавать его и управлять им – также, как разумом. Мы должны пойти туда, не знамо куда, и сделать то, незнамо что – так же, как мы поступили когда-то с разумом, начав с элементарных идентификаций и тождеств, и придя к предельным когнитивным вопросам и управлению рациональным синтаксисом. Над «я-мыслящим» должен подняться «я-намеревающий», и не в позе отрицания и попирания, но в состоянии повелевания и управления.

2.

Эволюция есть превозхождение порядка действования. Отбросив свойственное одержимым восприятием философам узкое определение «опыта», как только чувственного результата, отпечатавшегося в сознании, найдём «опыт», как всякое и любое человеческое действие, включая активное восприятие и осознание, своей фактичностью отвердевшей в ткани мира. Сие «отвердевание» есть восстановление в деятельной перспективе оператора некоторого энергетического факта, влияющего на суперпозицию сил. Обладание опытом – есть обладание и управление множеством таких энергетических фактов, включая такой, как способность сочетать оные в целесообразные суммы — и тем ещё более существенно влиять на окружающее.

Как человеческое сознание есть эссенция бесчисленного множества человеческих движений, сжатых в обобщённые и передаваемые через поколения управляющие конструкции, так и человеческое тело есть отвердевший в «материи» (а точнее – в человеческом восприятии и через него) опыт миллиардов лет целенаправленного химического и биологического поиска.

Природа толкает птенца из яйца, а человека – к Сверхчеловеку, но этот неумолимый призыв слеп к специфике положения. Сконцентрировать этот императив в конкретный удар и прорыв должен сам человек, используя лучшие доступные ему инструменты, в нашем случае – человеческий разум. Сам Превозходящий и является конкретным остриём и реализацией природного намерения.

Каждое и всякое человеческое действие наращивает личный и цивилизационный опыт, но трепыхание крылышками внутри скорлупы ещё не превозхождение. Можно выдать выносливость в таком барахтании за полезную работу, но утомление и разочарование настигнут быстрее.  Если для совершения особого действия нужна особая организация усилия, то для совершения сверх- или мета-действия, каким является Превозхождение, нужна целенаправленная концентрация мета-усилия – человеческого опыта. Потому, Превозхождение следует искать не в некоем освобождающем магическом ритуале, катарсической операции на психике (а то и попросту – на мозге), или просто напряжённом героическом свершении, но в целенаправленной организации всех и всяких действий и поступков, ординарных и великих, в упорядоченном расположении намерений вдоль центральной оси человеческой жизни.

«Что же мне конкретно сделать для Превозхождения?» — вопрошает человече, — «В какую конкретно сторону Земли нужно идти, чтобы попасть на Небо?» Но, двигаясь по Земле, можно лишь зайти в райский её уголок, или, в зависимости от предпочтений, адское местечко, перед входом в которое предприимчивые, более озабоченные земным, нежели небесным, граждане часто размещают технологично-гламурную или древле-аскетичную вывеску «Небо» и [не]дорогой в преодолении шлагбаум. Набивший оскомину, но и в измочаленном виде не теряющий актуальности парадокс ситуации состоит в том, что дорога в Небо – это дорога, по которой невозможно шагать, но не шагая по ней, её невозможно пройти. Успешные (а более всего – изображающие таковых) адепты у-вэй подобными выкрутасами здорово затуманили головы окружающим, особливо тем, кто жаждет вычурной поэзии на духовные темы.

Именно концентрация опыта вызывает взрыв сознания, прорывающий уже декоративную, но ещё упрямую небесную твердь. Достижение критической массы инициирует реакцию без сознательного контроля со стороны человека, потому его задача только в том, чтобы выстроить из себя направленную в Небо стрелу, и тогда эволюционная баллиста сработает автоматически. Здесь начинается и заканчивается пресловутое «не-делание», с сопутствующими парадоксами, что впечатляют зрителей.

Критическая масса для такого взрыва, тем не менее, достаточно велика, а объём человеческой жизни, выраженный в количестве действования, ограничен. Потому, единственный способ сформировать достаточно мощную кумулятивную струю состоит в том, чтобы использовать высокобризантное взрывчатое вещество, каким является очищенная от тормозящего шлака человеческая личность, и осознанно направить детонацию вдоль конкретной оси Превозхождения, используя конус устремлённой к нему человеческой воли. Эта механика так же однозначна в своём результате, как имплозивное устройство атомной бомбы, и цивилизация вполне готова, чтобы поставить процесс на конвейер.

3.

Спектр доступных человеку действий, начиная с физиологической пульсации и заканчивая высшими проявлениями сознания и есть его эволюционное пространство. Это разнообразие операционально формирует человеческий мир – мир, где человек может действовать: дышать, творить, мыслить. В Философии Действования мир есть то, что свершается. Сущее суть происходящее. Сознательное суть действующее. Эволюционирующее суть движущееся.

Превзойти разум – значит  вывести свершающую человеческую волю из зеркального скорлупы «мыслю, следовательно существую», в пространство без рациональных ограничений: «opero ergo sum» – «действую, значит существую»; в космос, где граница рациональности не является границей свершения и границей человеческого «Я», где мысль противопоставляется действованию только как часть – целому.

Наблюдаемая реальность – лишь часть действительности, доступная нашим рецепторам в меру и силу их строения. Действительность, доступная эффекторам, всегда шире, чем реальность, доступная аффекторам. Разум, из перцептивной реальности производящий интеллигибельную, всегда жил и живёт [внутри] последней, и всего лишь должен соответствующим времени образом принять свою ограниченность и подчинённую роль, адекватно выстроится внутри своей области ответственности. Уже не с подозрением к «слепому случаю» или на коленях перед яростным белым пятном в Небе под именем «Всемогущий Боже», а как осознающий организационный элемент  перед лицом разнообразия превозходящих человека сознательных сил, и тем занять своё важное место в этой иерархии управления.

4.

Как бы ни звучало всё это фантастично для обывателя или недостаточно научно для академического научного работника, практически этот путь проходим. Для стремящихся пришло время перестать хмыкать о [не]возможности, спекулировать в сомнениях или хлопать глазами в удивлённом бездействии. Ищущие повода выжидать пойдут вторым эшелоном, основательно застрявшие в прошлом – третьим. Первый эшелон – рубежники, уже стоящие через границу миров, так или иначе будут вынуждены упорядочить свои языки и видение, чтобы начать  обобщать результаты индивидуальных попыток, и приступить к итеративной выработке достаточно эффективной в массовом применении технологии.

И процесс уже давно стартовал. В каждом из нас живёт эволюционный императив разной степени зрелости. Каждый из нас в большей или меньшей степени является переносчиком, транслятором организующих мировоззренческих установок, которые помогают в реализации этого императива. Даже мизерный КПД всё ещё свидетельствует о наличии «полезного действия», которое, буде выполнено, превращается в нужный опытный концентрат.

Технология изготовления Сверхчеловека – это вычисление для каждого человека кратчайшей траектории действования, которая позволяет сконцентрировать достаточное для превозхождения количество опыта; и исполнение этой траектории своей жизнью. Проходя эволюционный путь «от червя», мы выполняем бесчисленное множество движений для того, чтобы взрастить своё действующее сознание, сделать его более сильным и организованным, способным к более мощным свершениям и масштабным решениям. Ни один этап этого пути не может быть пропущен, как не может быть пропущен этаж высотного здания. Но нет нужды строить этажи, на которых заведомо невозможно жить, или которые обречены на обрушение.

Каждый природный закон, инстинкт или же умопостигаемое правило, выросшее на их основе, строят такие этажи, начиная с конфигурации электронных орбит и заканчивая мировоззренческими установками. Каждый промежуточный природный уровень должен обладать разнообразием и устойчивостью, достаточной для собственного выживания и стабильности превозходящих уровней.

Потому является безусловным для общества, этой машины по производству социального сознания людей, соответствовать правилу высшей эффективности. Человеческое общество управляется с собой при помощи рациональных конструктов, и потому рацио движется к тому, чтобы реализовать свой масштаб природного управленческого фрактала на определённой для него эволюционной территории.

Ни одна теория не сможет указать каждому отдельному человеку его химическую, географическую, социальную и всякую прочую эволюционную траекторию. И такое указание лишено эволюционного смысла: самостоятельное прохождение человеческого пути даже в зиллионный раз добавляет немаловажную одну зиллионную опыта. Есть надежда, однако, что теория может указать направляющие, вдоль которых накопление количества не идёт против превозхождения его в качество.

5.

«Так гласит справедливость: «Люди не равны». И они не должны быть равны! Чем была бы любовь моя к Сверхчеловеку, если бы говорил я иначе? Тысячами мостов и тропинок пусть стремятся люди к будущему, и все сильнее должны произрастать меж ними вражда и неравенство: так внушает мне великая любовь моя.» (Заратустра – «О тарантулах»)

Для каждого человека есть свой путь к превозхождению. Каждый путь индивидуален, как отпечатки пальцев, но все человеческие пути имеют общность настолько же, насколько все люди имеют близкое по строению тело и душу: голову и четыре конечности; способность любить или гордиться. Без дифференцирования нет управления, потому для создания умопостигаемого расписания эволюционной работы требуется инструмент различения и оценки собственного состояния на эволюционной шкале. Трезвое осознание и признание своего места на такой карте – это вопрос выбора наилучшей стратегии работы. Попытка утвердить единый для всех времён, народов, территорий и варн кодекс поведения либо обречён на низкую эффективность, либо должен утверждать наиболее общие поведенческие директрисы. «Не убий, не прелюбодействуй, не кради…» – против этой нищенской формулы боролся Ницше, но естественным образом преуспел только в среде тех, кто с разных сторон оценил эти самые убийство, прелюбодеяние и кражу, и может знать кратковременные и долговременные результаты таких поступков, определить их применимость  – среди аристократов. Они переросли то мизерное разнообразие, которое им предлагает набор негативных установок, и требуют понимания и более высоких мотивов, чем страх, боль или удовлетворённость.  Для них эти заповеди стали детскими пелёнками, мешающими движению. Но для многих других эти заповеди всё ещё являют собой указатель на новый горизонт сознания – недоступный, отделённый от их «греховного» образа действия бездной личной работы. Нельзя позволить «нигилистам» лишить этих людей горизонта. Так же, как и бессмысленно загонять воинов на место смердов. Они не равны.

Осознание и принятие неравенства человеков на эволюционной шкале – это шаг к более эффективному управлению его возходящим движением. Каждому – по делам его, и каждому – для дел его. Попытка управлять разнообразным в своём состоянии человечеством с помощью десятка-другого, даже  обильно откомментированных, заповедей, предназначенных скорее для погонщиков верблюдов – разве не глупость? Попытка обозначить без разбору всех, кто как-то инертен к этому призыву: и смердов – тех, кто должен, и воинов, кто уже перерос – как «грешников» – разве не глупость? Не потому ли цари всё больше прислушивались к этим заповедям так же, как к охам и вздохам престарелой матушки: уважительно кивая, но пропуская мимо ушей?  Не это ли так возмущало воинственного Заратустру? Не поэтому ли христианство в своей любвеобильности так нужно в одно месте и так презираемо в другом? Не поэтому ли среди ариев Христос из  бедного палестинского страдальца стал воином, чтобы стать уважаемым?

Миф должен двигать людьми, и человечество не должно терять ничего, что движет, что сколь-нибудь полезно для Превозхождения. Но любой инструмент должен быть поставлен на своё место. Для того, чтобы это место определить, следует различать. Философия Действования предлагает инструмент для ориентирования в эволюционном поле – теорию варн, цель которой не в утверждении кастового порядка, а в установлении эволюционного различения.

6.

В движении человека к своему сверх-состоянию, как и в движении цивилизации за свои пределы, можно выделить четыре необходимых действия.

Первое действие – вывод личного, а равно – общественного целеполагания за рубеж известного, малого, земного, человеческого. В иерархии целей вывести на передний план задачи космического масштаба, и подчинить им остальные. Не в том ли всегда полагали величие человеческого духа, чтобы перед страхом, жаждой удовольствий, карьеризмом или умствованиями поставить сверхчеловеческое, божественное, космическое? Человек, в чьих глазах отражаются звёзды, всё ещё может бояться, хотеть кушать или быть тщеславным, но это для него проходные ресурсные состояния на пути в Небо, а не конец пути. Тот, кто собирается «сначала накормить народ», и не склонен к подниманию головы выше верхушек плодоовощных культур, не должен быть уничтожен или проклят, но должен подчиняться тому, кто знает зачем нужно кормить этот народ. Не нужно мешать тем, кто очарован политическими склоками и драками за самок, ресурс или территорию: они будут считать, что это очередная претензия на их аристократический статус и обидятся. Нужно лишь следить, чтобы аристократия тянулась в Небо, а не к позолоченному унитазу, и измеряла себя в терминах цивилизационных свершений, а не нищенского стремления к дорогим приобретениям. Тогда их борьба будет борьбой за человеческое величие, а не соревнование в фееричной дегенерации.

Второе действие – построение такого видения мира, в котором эти цели определяют всякую рациональную работу: синтаксис мышления, методологические оси науки, базовые моральные установки. «Переоценить все ценности», используя меру сверхчеловеческой цели. Неподъёмная задача совершить такую переоценку через некий аналитический труд может ещё многим отважным нигилистам повредить разум, но легче совершить это в распределённом режиме: машина по «переоценке» заложена в каждом из рода человеческого. Всё, что необходимо – изменить целеполагание, сдвинуть намерение, устремить дух – для Понимающих; или заставить организованно действовать, увлечь работой Исполняющих. Тогда, работа, производимая вдоль этой оси целеполагания, переработает цивилизационный жирок в новые мышцы.

Третье действие – выстроить свою личную жизнь, и жизнь общества в соответствии с данным мировоззрением, в соответствии с этими правилами и целесообразными установками; упорядочить в таком соответствии всякое организованное действование: физиологическое, этническое, социальное, государственное. Упорядочить – и раскрепостить этот порядок, позволив ему свободно расти в установленном мировоззренческом пространстве, вдоль осей фрактала Превозхождения, этим избежав ситуации, когда порядок иссушит сам себя.

Четвёртое действие – вложить в этот порядок свою жизнь от каждого начала до каждого завершения, исполняя его, накапливая всякий разнообразный опыт следования этому Пути, отхода от него и возвращения к нему. Возгонка этого опыта и делает всю машину Превозхождения рабочей и живой.

Заключение

Философия Действования выстраивается вокруг оси сверхчеловеческой целеустремлённости, и, словно биохимический реактор, стремиться вырабатывать аминокислоты и протеины для строительства жизнеспособных в новой эпохе клеток: опорных мировоззренческих элементов и рационального синтаксиса, нанизанного на опыт Намерения. Расовая философия пытается нащупать генетический код, который будет эффективным способом организовывать в социальные ткани и волокна клеточную структуру устремлённой в Космос цивилизации. Опрокинув миф о Сверхчеловеке, человек настоящего должен стать им – новым действительным превозхождением своего предела, устремлённым в Небо острием биологической жизни на этой планете.

«Задача смелая. Но смелый — не один, с ним Бог, который им владеет».