Нужно отметить, что существовавшая в России недооценка роли повышения материального благосостояния отдельных слоев в обществе была напрямую связана с традиционной нехваткой финансовых средств. Денег в России постоянно не хватало. Не было денег на новые корабли, и деньги на них заняли у Франции, на достойное вознаграждение труда профессорско-преподавательского состава, оплату самоотверженного труда земских врачей и учителей, и даже своей опоре – офицерскому корпусу - царское правительство постоянно недоплачивало! Многие историки регионального уровня прямо указывают, что этот недостаток не позволял удовлетворить и потребности в повышении грамотности рабочих, а также их детей, а еще – само производство поднять на более высокий уровень.



«Всякая мастеровщина» (термин начала ХХ века) и городовой.

В России конца в ХIХ – начала ХХ века требовалось иметь звание никак не ниже звания полковника и непременно получить дворянство, чтобы являться уважаемым человеком и одновременно не испытывать нужды в деньгах. Но только генеральское звание давало возможность чувствовать себя независимым в финансовом плане членом общества, так как разрыв денежного довольствия в императорской армии между младшим офицерским составом и генералитетом иногда различался в 9 – 10 раз.


Русские женщины-крестьянки начала ХХ века.


Крестьянская семья.

Ситуация несколько стала изменяться как раз в ХIХ – начала ХХ века, что сразу же отметил А.П. Чехов. Выведенный им профессор Серебряков, человек незнатного происхождения, в пьесе «Дядя Ваня» (1896) берет в жены дочь сенатора, лишь бы попасть «наверх». Причем, историк С. Экшут на страницах журнала «Родина» отмечал, что профессор Серебряков, помимо пошлости, представлял собой образец новой социальной мобильности: не только индивидуальной, но и корпоративной. Но даже он, имея высокий социальный статус профессора, не имеет высоких доходов и, соответственно, не обладает материальной независимостью. Вот почему, выйдя в отставку, Серебряков решает продать то имение, что принесла ему в приданое его первая покойная жена. Для героинь чеховской драмы «Три сестры» (1900) сестер Прозоровых (хотя все они и генеральские дочери!) такое же значение имеет переезд в Москву, где их брат Андрей должен стать профессором университета. Но, увы, это время определенного материального достатка и социальной стабильности был для этой категории российского общества очень недолгим. В октябре 1917 г. он закончился раз и навсегда.


А вот это уже интеллигенция: кружок московских философов, авторов журнала "Вопросы философии и психологии": Соловьев Владимир Сергеевич, Трубецкой Сергей Николаевич, Грот Николай Яковлевич, Лопатин Лев Михайлович. 1893.

Однако следовало поощрять не только российскую профессуру, но и земские и муниципальные издания, освобождая их от налогов, а также посредством выдачи солидных подъемных сумм на издание. Соответственно издания, проводившие проправительственную политику, в дальнейшем следовало всячески поддерживать, а журналистам помогать материально. Необходимо было наладить выпуск бесплатных изданий для крестьян и рабочих, содержащих всевозможные кроссворды и розыгрыши с призами, в качестве которых вручать подарки от имени царской семьи и т. д.


Крестьяне-мигранты, 1910 год. Сибирь.

Крайне низким в России и образовательный уровень ее населения. Если сравнить его с соседней Японией, вставшей на путь рыночных отношений примерно в одно время со своей северной соседкой, то данные будут просто удручающими: в 1902 году из каждых 100 мальчиков в Японии в начальную школу ходили 88, а в 1907 г. – 97. В России же на каждые 100 человек в среднем было всего 3,3 человека, владевших грамотой. «Вы не найдете в стране даже самой захудалой деревеньки, в которой не было бы начальной школы!» – гордо заявлял в 1909 г. бывший японский премьер-министр Сигэнобу Окума, ну а в России о чем-то таком тогда даже и мечтать не могли. При этом криминальный опыт в 1914 г в России получал в среднем каждый третий ее житель, рост преступности практически в 10 раз превышал темпы роста ее населения.


Курсистки Высших женских архитектурных курсов Е. Багаевой в Петербурге.


Ну, а это курсистки у себя дома. И обязательно на столе стояла вот такая керосиновая лампа под зеленым абажуром…

Интересно, что много моментов, сходных с теми, что проявляются сегодня, газеты отмечали еще тогда. Можно привести пример с детским развлекательным чтением. Многим деятелям нашей культуры, равно как и читатели ВО, говорят о якобы имеющем место засилье у нас западных фильмов и литературы. Не будем спорить с этим утверждением, но вот что интересно: в 1910 году говорилось о том же самом! Например, в своей рецензии на новый каталог детской литературы М.О. Вольфа в №6 за 1910 год газета «Пензенские губернские ведомости» писала, что в нем почему-то преобладают книги о жизни «западноевропейских народов, американцев, азиатов, романы Ж. Верна, Купера, Мариета и Майн Рида и почти ничего нет о русском народе. Есть книги о жизни Франции, но нет о Ломоносове. В то время как книги Чарской – «когда горцы борются за свободу – это можно, а когда Русь борется с татарщиной… это вредно». Газета на основании этого делала вывод, что, читая такие книги, ребенок, мол, становится иностранцем в душе, и не удивительно, что дети наши вырастают врагами своей родины. Вот всегда любили журналисты такие вот хлесткие фразы и заявления, основанные на скоропалительных выводах, не так ли? Хотя действительно, гимназисты, и пензенские в том числе, буквально голодали ради того, чтобы купить выпуски брошюрок с рассказами о приключениях американского сыщика Ната Пинкертона, несмотря на то, что педагоги дружно осуждали эти издания, заявляя, что эти брошюрки «безнравственны, грязны и могут отвечать лишь на грубые запросы малограмотного читателя». Все это так, но заменителя-то им ведь так и не нашли! Старались действовать лишь запретительными методами. А ведь хорошо известно, что очень многие «пинкертоны» были творением А. Куприна, который не брезговал их сочинять в целях заработка. Но нанять писателей, чтобы из номера в номер в тех же губернских, земских или муниципальных газетах публиковать более качественные аналоги никому и в голову не пришло, так что неумение проводить информационную политику в обществе видно даже на этом примере.


Гимназисты. Не «детки», а прямо жеребцы какие-то… Тоже зачитывались «пинкертоновщиной»…

Удивительно, но получается так, что, хотя российское государство и пыталось всячески регламентировать и контролировать жизнь и духовные помыслы своих граждан, как информационная, так и социальная политика царизма в последние годы империи совсем не учитывала ни масштабности, ни и возникших запросов общества. В итоге все её историческое развитие (как и до этого!) шло путем чрезвычайного напряжения имеющихся социальных ресурсов и – что еще более опасно, обострения всех противоречий, рождавшихся в российском обществе до крайности, что и привело российское самодержавие к столь печальному концу в 1917 году.


Преподаватели начала ХХ века. Все в вицмундирах. Тросточки в руках. Часы (их здесь, правда, не видно) на цепях и с подцепками.

Интересно, что вышесказанное, хотя и другими словами, отмечалось и в пензенской земской печати. Газета писала, например, за 40 лет своей деятельности в губернии возросло число грамотных. И это было хорошо, не так ли? Но при этом «наш крестьянин живет в той же грязной убогой избе с соломенной крышей, постоянно недоедает, неурожай и голодовки обратились в хроническую экономическую болезнь, и что, в общем, он крайне невежествен, и в результате окончательно утратил чувство законности и уважения к власти…». Подчеркнем лишь слова «утратил чувство законности», что лишний раз показывает, что в стране имел место системный кризис самодержавия, как в экономике, так и в политике, и в сфере образования и культуры.


Высшее образование забиралось даже в самую глушь…

Ну, а вывод из всего здесь изложенного может быть однозначным. И на, так сказать, «уровне двух столиц», то есть Петрограда и Москвы, и на уровне такого богоспасаемого губернского города как Пенза, журналисты, начиная с появления «Заметки» врача Диатропова, старались по мере сил сделать все возможное, чтобы, так или иначе, очернить существовавшую в России власть и российскую государственность. При этом они умудрялись делать это даже в тех случаях, когда выступали с проправительственных позиций! Например, печатали верноподданническое письмо матроса Беленького, и тут же в пух и прах критиковали генералов и адмиралов, а в целом и все военное ведомство, допустившее поражение России в русско-японской войне. Между тем совершенно очевидно, что писать им следовало о том, что главная вина за поражение лежала на революционерах, разложивших тыл армии, продававших японцам наши военные секреты, организовывавших забастовки на наших заводах на деньги, получаемые ими от японцев!


Строились и школы, и земские больницы. Ну вот такие, как эта, например.

Но и правительство тоже виновато, потому, что пренебрегало информационным обеспечением собственной безопасности и даже не помышляло о том, что «вода камень точит», а значит рано или поздно количество негативной информации перейдет в другое качество и выльется в Февральский, а затем и Октябрьский переворот. При этом его отличало поразительное добродушие, как это ни странно звучит, по отношению к своим врагам, пусть даже отдельных кого-то из них, случалось, и вешали, держали в Петропавловской крепости или ссылали на три года в Шушенское под «лампу с зеленым абажуром». Между тем условия ссылки там того же Ильича были более чем льготные: приличное содержание за счет казны, так что на столе у него там всегда было мясо. Охотился он там, бродил по тайге с ружьем, опять же, выписал к себе туда жену, и в итоге он не то чтобы был там изнурен, а напротив, поправил здоровье и отъелся! Между тем достаточно было ввести смертную казнь всего лишь за одно только членство в партии эсеров или большевиков и… все – никто бы в них вступать не осмелился. А нет партии, нет и объединяющей массы силы!


Появились в России и женщины, не боявшиеся летать на тогдашних аэропланах. Обратите внимание, у пассажирки «летуна» ноги связаны. «По соображениям морали и нравственности!»

Ну и, конечно же, вся наша российская интеллигенция, а издавали у нас газеты отнюдь не мужики, почему-то при всей их образованности совсем не понимали, а может быть не хотели понимать, что если они дадут простому люду свободу, то… ни горничных, ни поломоек, ни кухарок (которых тогда имели даже семьи гимназических учителей, не говоря уже о «бедных профессорах» университетов – прим. авторов) у них уже не будет, и им самим придется себе в квартире и полы в доме мыть, и белье стирать, да к тому же ещё и писать в газету или читать лекции, стоя за кафедрой! Простое чувство самосохранения должно было подсказать им, что все это их «превосходство ума» и социального положения народ им обязательно припомнит и за «непохожесть» накажет. И хотя предвидеть «профессорский пароход» они, конечно, в то время не могли все же следовало им лучше знать хамоватый и завистливый тип многих наших людей, их зависть к людям «чистого труда» – «очки надел и думает, что все можно, а ещё и в шляпе!» – и не выпускать джина из бутылки.

Причем история к тому времени уже наглядно и не раз успела доказать, что тот, кто должен быть порабощен, порабощен все равно будет… но… наши журналисты либо этого не знали, либо просто не хотели знать, и поступали как люди, которые сожгли дом, чтобы лишь немного погреться у огня! Конечно, сознательно они против России не выступали и в большинстве своем отнюдь не хотели того, что потом у нас произошло, однако получалось все прямо по народной поговорке: «дурная голова, рукам покоя не дает», и в случае с нашей отечественной журналистикой конца ХIX– начала ХХ века по-другому ну просто и не скажешь!


Ну, а пахали в большинстве своем по-прежнему вот так…

P.S. Очень интересный фактический материал о пензенском земстве и отражении его деятельности в периодической печати того времени содержится в диссертации Анны Юрьевны Питеровой «Пензенская губернская печать о деятельности земства в период с 1864 по 1917 гг.: На примере "Пензенских губернских ведомостей" и "Вестника Пензенского земства": диссертация ... кандидата исторических наук: 07.00.02. - Пенза, - 248 с., защищенной в 2005 году.


Интерьер благородного дома «Серебряного века».

Продолжение следует…