Утешался он, как и многие западные монархи того времени. Ближайшим его советником  становится некий доктор Бомелиус, родом вестфалец, окончивший Кембридж, хороший математик, но при том чернокнижник (скорей всего, астролог, потому что математика может пригодиться для астрологических расчетов) и специалист по ядам, приготовивший, по слухам, яд для многих противников своего хозяина. Но потом Бомелиуса, чем-то перед ним проштрафившегося, недовольный  Грозный обжарил на костре, что чернокнижник каким-то чудом пережил и умер уже в темнице. 

После смерти западного «специалиста» уже сильно больной Иван начал приглашать к себе носителей специфически русского тайного знания, волхвов с Севера, где язычество сохранялось дольше всего.  Об этом также написал Джером Горсей:  «Царь, в гневе не зная на что решиться, приказал доставить немедленно с Севера множество кудесников и колдуний, привезти их из того места, где их больше всего, между Холмогорами и Лапландией. Шестьдесят из них были доставлены в Москву,  размещены под стражей. Ежедневно им приносили пищу и ежедневно их посещал царский любимец Богдан Бельский — единственный, кому царь доверял узнавать и  доносить ему их ворожбу или предсказания о том, что он хотел знать. Этот его любимец, утомившись от дьявольских поступков тирана, от его злодейств и от злорадных замыслов этого Гелиогабалуса, негодовал на царя, который был занят теперь лишь оборотами солнца.

Чародейки оповестили его, что самые сильные созвездия и могущественные планеты небес против царя, они предрекают его кончину в определенный день; но Бельский не осмелился сказать царю так; царь, узнав, впал в ярость и сказал, что очень похоже, что в этот день все они будут сожжены». Но в этот самый день, действительно,  царь умер (или был задушен тем же Бельским).

Период после смерти Грозного был периодом восстановления, попыткой возврата к политике Избранной Рады, активной южной колонизацией. Снова начали расти города, восстанавливаться торговля. Как свидетельствовал капитан Маржерет, бывший на службе у Годунова: «при нем страна не несла урона, что он увеличил казну, не считая городов, замков и крепостей, построенных по его повелению, а также заключил мир со всеми соседями» и «Россия никогда не была сильнее, чем тогда». На рис.5 этот подъем отражается с большой наглядностью. Однако в девяностых наметился следующий спад, опять вызванный изменениями климата – вспомним, что синхронный упадок был и в Западной Европе.

Катастрофа 1570 года была превзойдена в 1601-1603 годах. Это был самый холодный период за 600 последних лет. Он, кстати, был почти наверняка связан с извержением вулкана Huaynaputina в Перу – пепел, попадающий при больших извержениях в атмосферу, экранирует солнечное излучение. Летом 1601 года лили непрерывные дожди, солнца не было, а потом мороз уничтожил все посевы. Неурожай повторился еще дважды. Три года неурожаев,  несмотря на попытки Годунова исправить положение раздачей хлеба и денег, деморализовали страну полностью. Даже владельцы холопов выгоняли их, потому что не могли прокормить. Причем  холопов, которые ходили с хозяевами в походы и умели владеть оружием. Государству ничего не оставалась, как обеспечить их отпускными документами, выдававшимися в Холопьем приказе. Новая волна беглецов вновь двинулась на юг. Как там могли устроиться беженцы без инвентаря, зерна, лошадей? Многие из них занялись разбоем.

Вскоре начались военные столкновения с севрюками. Крупнейшее из них состоялось в 1603-ем под самой Москвой - с ватагой казаков под командованием Хлопко Косолапа. Имя атамана говорит о его происхождении: хлоп-холоп.   Окольничий Иван Басманов, который бился во главе правительственных войск, погиб, причем,  несмотря на победу, потери регулярных  войск были очень велики. Кстати, и известный Иван Болотников был военным холопом князя  Телятевского, бежавшим от голода и пережившим редкую, но для того времени характерную судьбу – в Диком поле он был захвачен татарами, продан в Турцию, где был гребцом на галере. После захвата корабля венецианцами, он был ими освобожден и ему удалось вернуться домой и принять активное участие в Смуте. 

Таким образом, силы ослабленного Московского государства после голода 1601-1603 гг. едва-едва  справлялись с силой казачьих окраин. Как показали дальнейшие события, они уже уступали им. Казакам не хватало только лидера, который мог бы объединить всех. И он вскоре появился – якобы спасшийся от убийц наследник царского рода царевич Дмитрий. Началась Смута  Ее история – это  история, скорее, гражданской войны, чем польской и шведской интервенции. Как иначе мог бы выиграть Лжедмитрий, выступивший из Польши с войском 2000 человек, войну с государством, побеждавшим незадолго до того куда более сильных противников? И на что рассчитывали поляки-авантюристы Мнишека, отправившиеся в такой поход?

А вот на что – сначала к ним присоединились 2000 донских казаков. Самозванец двигался к Москве, очень осознанно выбрав свой маршрут, – через северские земли. На его  сторону перешел Чернигов, где было много беженцев, потом все заметные северские города - Путивль, Рыльск, Севск, Курск, Кромы (исключение составил лишь Новгород Северский). Подтягивались и польские отряды – поляки увидели за первыми успехами перспективу. К моменту встречи с московским войском войско Лжедмитрия составляло уже 15 тыс.  человек, в большинстве северских казаков. И эта собранная по нитке армия вдруг показала выучку и стойкость и обратила в бегство правительственную армию из 50 тыс. человек. Говорят, Лжедмитрий ходил потом по полю и плакал – русские побили русских. Потом последовало несколько поражений, но Лжедмитрий быстро восстанавливал численность своей армии за счет севрюков, война  против него обещала быть безнадежной. Были перебежчики. Правительство решилось даже на призыв с севера страны, хотя это население берегли, как приносящее доходы от ремесла и морского промысла. Московское войско было окончательно деморализовано смертью Бориса Годунова. Царские воеводы поняли, что проиграли, и решили присягнуть Лжедмитрию. Самозванец победил, показав привлекательный пример будущим последователям.

 Гражданская война обычно имеет социальное топливо, неразрешимое противоречие. По С. М. Соловьеву  это была «борьба между общественным и противуобщественным элементом, борьба … собственников, которым было выгодно поддержать спокойствие… с так называемыми казаками, людьми безземельными, бродячими …. которые хотели жить за счет общества, жить чужими трудами». По его впечатлению, «толпы степных казаков должны были увеличиться толпами казаков внутренних». И описал их, как «людей, по разным обстоятельствам тяготившихся своим положением… искавших случая пожить за чужой счет». 

Но почему «ДОЛЖНЫ были увеличиться», как до такой меры усилился «антиобщественный элемент», который до того жил за счет своих трудов? И какова  в этом роль общественных обстоятельств?

Ответ на первый вопрос уже понятен – дело не в желании жить за чужой счет, но в том, что голодовки лишили своей доли огромное количество людей. Ответ на второй вопрос дает правление Ивана Грозного, не сумевшего предложить в ответ на катастрофу ничего разумного.   

Тень журналиста Янова.

Появление этого очерка было вызвано желанием описать феномены, вызванные наступлением малого ледникового периода в России. Априори было ясно, что Россия должна была перенести их тяжелей из-за более низкого уровня аграрного производства (чему она обязана более короткому вегетативному периоду – ныне он составляет 160-170 дней по сравнению с 210-230 днями на аналогичной широте в Западной Европе). Если похолодание как бы перекинуло Западную Европу  в условия России, то Россия отреагировала на него активной миграцией на юг и дальнейшим развитием ремесла на севере. Социальный сдвиг в сторону террора напоминал регрессивные действия Филиппа II, и был обусловлен затратами первой широкомасштабной войны, которую повел Грозный. По сути, изменения были подобны тем явлениям, которые произошли в Западной Европе.

Однако у нас существует удивительная историографическая традиция объяснять сходные явления  для Западной Европы и России с помощью разных понятийных аппаратов. Ярче всего это проявляется в построениях А. Янова, который написал книгу[1], где он предложил уникальную конструкцию самодержавной революции, которую церковь руками Грозного провела против якобы проевропейской традиции Ивана III, деда Ивана IV. Она, по Янову, уничтожила бурно развивающуюся Россию и перевела ее в ранг «небытия». Нет спору, что Грозный был несчастьем страны. Но вина переносится на церковь без всякого учета других факторов.

 Предложу читателю самому оценить, как работает Янов-историк.   

1.             КОГДА БУРНО РОСЛИ ГОРОДА? Янов доказывает тезис, что в первой половине XVI века шло бурное развитие городов, и что оно прекратилось после опричнины: «…экономика России в первой половине XVI века переживала бурный подъём. Как и повсюду в Европе, сопровождался он усилением дифференциации крестьянства и перетеканием его в города – т.е. стремительной урбанизацией страны, созданием крупного производства и образованием больших капиталов. Множество новых городов появилось в это время на русском Севере: Каргополь, Турчасов, Тотьма, Устюжня, Шестаков. Еще больше выстроено было крупных крепостей в центре страны – Тульская, Коломенская, Зарайская, Серпуховская, Смоленская, Китай-город в Москве. А менее значительных городов-крепостей выросло в это время несчетно: Курск, Воронеж, Елец, Белгород, Борисов, Царицын на юге, Самара, Уфа, Саратов на востоке, Архангельск, Кола на севере». -- Что развитие России в XVI веке шло активно, сомнений нет. Но вначале переберем предложенные Яновым списки северных городов: Каргополь появился в 1146 году, Тотьма в 1137, Устюжна в 1252, да и Шестаков, вроде бы, был или первым городом новгородской колонизации Вятки, или появился в XV веке. Только Турчасов упоминается впервые в 1532-ом. Крепости в центре – верно, строились в первой половине XVI века, хотя Смоленск укрепил уже Годунов, при нем же была построена стена Белого города в Москве. Что касается списка новых городов – тут сплошные ошибки. Уфа была основана в 1574 году. Царицын возник или в 1558, или в 1589 году, второе более вероятно. Курск Елец и Кола – старые города, основаны еще в начале XI века, 1146 и 1264 году соответственно. Погибшие при татарах Курск и Елец были обновлены уже при Годунове в 1592 и 1596 годах. Подавляющая часть остальных городов из списка Янова также появилась уже после смерти Грозного - Архангельск основан в 1584-ом по указу Грозного, Воронеж и Самара в 1586 году,  Саратов в 1590, Белгород в 1593-ем.  Под Борисовым Янов, наверное, имеет в виду Царев-Борисов. Неужели и тут неясно, в честь кого был назван город, возникший, кстати,  в 1599-ом и уже в 1604 –ом перенесший осаду татар благодаря наличию отличной артиллерии? Следовательно, подъем городов первой половины XVI века перед правлением Грозного Янов иллюстрирует двумя городами его правления и большим списком городов, возникших после его смерти. А почему бы тогда не вспомнить еще и Орел (1566), также возникший во времена опричнины? А также десяток-другой крепостей того же времени? Или, если уж так хочется демонстрировать расцвет  до Грозного городами конца XVI века не вспомнить Тюмень (1586) и Тобольск (1587)? Как же так – Россия «страшно деградировала» и после того вдруг так активно росла? Янов откровенно не способен защитить свой тезис по  им же предложенному критерию. Зачем он   перевирает данные, которые не подтверждают, но опровергают его построения, совершенно непонятно.

2.             СЛУЧИЛСЯ ЛИ ПРИРОДНЫЙ КАТАКЛИЗМ? Описывая спад, относящийся главным образом к 1570-ым годам, Янов патетически вопрошает: «Что же произошло в ту роковую четверть века? Какой-нибудь гигантский природный катаклизм? Нашествие варваров? Что должно было случиться в стране, уверенно, как мы видели, шагавшей к процветанию и могуществу, чтобы она так внезапно и страшно деградировала?» И отвечает на него с уверенно (чего-чего, а  уверенности у него переизбыток): «Сейчас скажу лишь, что нет, не зарегистрировали исторические хроники в эту фатальную для страны четверть века (и даже тут ошибка – «четверть века» - это 35 лет 1553-1588 годов СА) никаких природных бедствий, никаких варварских нашествий. Катастрофа была всецело делом рук её собственного правительства». Трудно поверить, что хотя бы о голоде и чуме 1570-71-ого годов Янов ничего не знает. Знает, но этот факт откидывает, как мешающий  его построению.

3.             БЫЛ ЛИ ГРОЗНЫЙ ИДЕОЛОГОМ ЦЕРКВИ? Янов трактует спор последователей Нила Сорского (нестяжателей) и Иосифа Волоцкого (иосифлян) начавшийся во времена его деда, как «предРеформацию». Как известно, иосифляне получили доверие власти, поскольку сформулировали обоснование самодержавной власти и оказывали ей поддержку. Иван III поначалу поддерживал нестяжателей, которые не принимали имущественных накоплений церкви, и позволили бы провести секуляризацию, но не менее он был заинтересован и в укреплении власти. Янов утверждает, что Грозный провел «самодержавную революцию», опираясь на иосифлян. Но  при их и без того доминирующем положении – зачем им была нужна революция?  Оказывается, их положение расшатывала Реформация в Европе,  революция была проведена против единственно верной (по Янову) идеи воевать против Крыма и Османской империи и ставила целью завоевать - не больше, не меньше – всю Европу. Цель революции выглядит достаточно фантастично, но послушаем дальше.  Для этого Грозный подавил свое собственное правительство и начал террор, в котором погибли также сторонники «самодержавной революции». Кто были этим сторонники,  остается все же неясным. Как церковь могла ставить такие задачи перед царем – остается вопросом без ответа. 

4.             ЦЕРКОВЬ – НАСЛЕДНИЦА ТАТАР? В попытках доказать вредность церкви Янов называет ее «наследницей татар», «фавориткой завоевателей»,  иосифлян – «носителями монгольского начала». О роли церкви в освобождении от ига он начисто забывает. Напомню, пожалуй, замечательное письмо новгородского архиепископа  Вассиана Рыло, решительно вмешивающегося в дела трусящего Ивана III и пишущего ему вдогонку на Угру в 1480-ом году: «Если ты рассуждаешь так: прародители закляли нас не поднимать руки против царя, - то слушай, боголюбивый царь: клятва бывает невольная, и нам повелено прощать и разрешать от таких клятв; и святейший митрополит, и мы, и весь боголюбивый собор разрешаем тебя и благословляем идти на него, не так как на царя, а как на разбойника, и хищника, и богоборца. Лучше солгать и получить жизнь, нежели истинствовать и погибнуть, отдавши землю на разорение, христиан на истребление, святые церкви на запустение и осквернение, и уподобиться окаянному Ироду, который погиб, не хотя преступить клятвы. Какой пророк, какой апостол, какой святитель научил тебя, христианского царя великих русских стран, повиноваться этому богостудному, скверному и самозванному царю? Не только за наше согрешение, но и за нашу трусость и ненадеяние на Бога попустил Бог на твоих прародителей и на всю землю русскую окаянного Батыя, который пришел, разбойнически попленил нашу землю, поработил нас и воцарился над нами: тогда мы прогневали Бога, и Бог наказал нас. Но Бог, потопивший Фараона и избавивший Израиля, все тот же Бог вовеки! Если ты, государь, покаешься от всего сердца и прибегнешь под крепкую руку Его и дашь обет всем умом и всею душою своею перестать делать то, что ты прежде делал, будешь творить суд и правду посреди земли, любить ближних своих, никого не будешь насиловать и станешь оказывать милость согрешающим, то и Бог будет милостив к тебе в злое время; только кайся не одними только словами, совсем иное помышляя в своем сердце. Такого покаяния Бог не принимает: истинное покаяние состоит в том, чтобы перестать делать дурное".  Это обращение - ярчайший документ нашей истории.   Как смело, ярко, сильно сказано – Бог с нами, покайся, восстань, верь и действуй! Вассиан Рыло не боится открыто и ясно осуждать двуличие Ивана III, его насильничанье, его пренебреженье праведным судом и правдой. Архиепископ задает очень высокую меру ответственности, справедливости, бесстрашия, и одно из ее требований  - бунт против татарского хана, на ту пору еще государя Руси! 

5.            ЕВРОПА – СВЕТ ЦИВИЛИЗАЦИИ XVI ВЕКА?   Ну, и последнее. Янов считает Европу высшим демократическим образцом для России даже в пору XVI века.. Грозный для него – носитель антиевропейского начала, сговорившийся с церковью – носителем монгольского начала. Однако сговор так и  не доказан, а вот первая секуляризация церкви проведена все же была. Речь идет о неоднократно упоминавшемся соборе 1580 года. Речь Грозного сохранилась лишь в передаче Горсея. Но, похоже, по фигурам красноречия, по некоторым фрагментам, находящим подтверждение в практике Грозного, что у Горсея была в руках настоящая запись этой речи. В ней Грозный пугает церковников своими разговорами с папским нунцием и напоминает о прежних попытках добычи денег у церкви: «Разве не старался недавно папа настоятельными представлениями своего нунция убедить нас отдать вас в его власть, а ваши должности, привилегии и доходы — в его распоряжение? Разве не упрашивала нас неоднократно греческая церковь через патриарха Александрийского отменить вашу митрополию? Именно так, и всякий раз я пытался, по справедливости, уничтожить ваше сословие, чтобы восстановить тысячи моих обедневших знатных родов…» Он угрожает созвать Земский собор и потребовать церковь к ответу: мы созовем парламент или царский совет из всех наших князей и бояр, митрополитов, епископов, священников, архимандритов и игуменов, чтобы они не только рассудили по правоте душевной, насколько необходимо в настоящий момент большое количество средств на защиту государства от короля и князей Польши и Ливонии, от короля Дании, объединившихся с нашими мятежниками, сносившимися с Крымом, но также видели и слышали наше выполнение долга перед богом и его ангелами…» -- После дальнейших угроз церковь сдалась и, по рассказу Горсея: «Своими стараниями духовенство избежало уничтожения своего сословия, но не могло повлиять на непоколебимое требование царя отдать ему 300 тысяч марок стерлингов [весовые марки[2]], которыми он таким образом овладел. Кроме того, он получил многие земли, города, деревни, угодья и доходы, пожалованиями которых усмирил недовольство своих бояр; многих из них царь возвысил, поэтому большинство его доверенных лиц, военачальников, слуг лучше исполняли все его намерения и планы». Всегда и всюду Грозный действовал угрозами и насилием, но решал все же реальные  финансовые задачи. Именно такой способ правления сильно сближал его с европейскими владыками-современниками. Не зря  книгу Флетчера о России, сразу после ее появления в Англии запретили, поскольку она несла слишком много аналогий с правлением Елизаветы I.

6.             ГИПОТЕЗА ЛИ ЭТО? У Янова слишком много ошибок, противоречий, никак не доказанных утверждений.  Обсуждать их далее не имеет смысла. И сам политолог пишет: «Впрочем, вполне может быть, что гипотеза моя неверна. В конце концов я – заинтересованное лицо. Я говорю – или пытаюсь говорить – от имени своего потерянного поколения и вообще от имени интеллигенции, которую самодержавие традиционно давило и которая столь же традиционно находилась к нему в оппозиции».  В этом признании – основа кухни Янова. Он опрокидывает в прошлое проблемы иных времен. К науке это не имеет отношения.

Рассуждения Янова основаны не на фактах (как с ними он обращается, мы видели), а на «красотах» стиля (что стоит такие перлы «…нестяжательское движение организовано Иваном III. Он вытащил этих несчастных старцев, которые хотели жить в келье, вдалеке от светских бурь, и превратил на протяжении четырех поколений в политическую партию».  “...когда великому князю [Ивану III] позарез нужна была адекватная идейная поддержка, либеральная интеллигенция, им выпестованная, для такой поддержки не созрела”).  Потому-то гипотезой его конструкция быть не может.   Это, увы, – «историческое фэнтэзи», не очень далеко ушедшее от сочинений Фоменко или Бушкова, но более маскирующиеся под научный труд.

Урок нам.

 Для современного человека история давних времен, связанная с климатом, приобретает особое измерение после природных катастроф, связанных с потеплением. Подчиненность экономики и нашей жизни климату, состоянию запасов природных источников энергии или сырья для  промышленности вдруг попадает в центр внимания. Это как раз тот момент, когда зависимость национальных вариантов всемирной истории от климатических и географических факторов становится более ясна.

История –  не столько борьба монархов или идей, но сильнейший диктат экономической необходимости. Понять, как он выглядел в истории – понять саму историю человечества.