И Конфуций такой молодой…

Многим может показаться, что социалистический Китай сейчас активно возвращается к своим духовно-идеологическим истокам, то есть конфуцианству — идеологии, с принятия которой на государственном уровне и началось в свое время становление Китая как великой державы Дальнего Востока. Чем же интересно учение Конфуция для властей современного Китая? Почему они делают ставку именно на эту политическую идеологию?

 

Свидетельством такого интереса может быть тот факт, что сейчас во всех странах открываются институты Конфуция — культурные центры, где любой желающий может выучить китайский язык, а также освоить какое-нибудь традиционное китайское искусство, например, каллиграфию. И, что примечательно, эти учреждения названы именем мудреца с Персикового холма — а не какого-нибудь выдающегося китайского каллиграфа или лингвиста. Это подчеркивает центральная роль философа Кун-цзы и его учения в формировании китайской государственности и культуры — раз уж именно ему «доверили» формирование положительного образа Китая в «варварских» странах.

 

Но, может быть, это всего лишь модный тренд, вроде отечественных ушанок, матрешек и самоваров? Скорее всего, нет, поскольку наследием Конфуция сейчас активно интересуются и в самой Поднебесной. С 2005 года в несколько раз выросло число школ, где преподавание гуманитарных дисциплин ведется по методике средневековых конфуцианских учреждений.

 

Преподаватели объясняют это тем, что коллективное заучивание текстов и написание по ним сочинений является самой эффективной методикой для усвоения учащимися в возрасте от 5 до 10 лет, когда ребенок более склонен не анализировать, а подражать. Более того, в отчетном докладе ЦК КПК на XVII Съезде компартии Китая, что состоялся в октябре 2007 года, были призывы к созданию «гармоничного общества внутри Китая и гармоничного мира за его пределами». Ну как тут не вспомнить соответствующую цитату из Лунь Юй, книги, где были записаны беседы Конфуция с учениками: «Учитель сказал: такой принцип, как «золотая середина», представляет собой наивысший принцип». То есть на съезде наглядно продемонстрировали, что сказанное Учителем более трех тысяч лет тому назад не потеряло актуальности и сейчас.

 

Итак, неужели Китай и, в первую очередь, КПК действительно возвращается к конфуцианству? На самом деле, говорить так не совсем корректно, ибо ни Поднебесная, ни правящая в ней партия никуда от него и не уходили. Да, конечно же, во времена «культурной революции» конфуцианство прилежно искореняли — как и всякое другое «старье», однако борьба велась в основном против внешней атрибутики этого учения. Однако после смерти Мао Цзэдуна, когда Китай начал преодолевать негативные последствия «Большого скачка» и «культурной революции», одним из первых лозунгов, который был выдвинут руководством страны, звучал как «построение общества сяо кан» (этот термин можно перевести как «общество со среднезажиточным уровнем жизни»). Однако именно такое общество всегда было идеалом великого Кун-цзы и его последователей! Подобное говорит о том, что конфуцианство пустило в душах всех китайцев настолько глубокие корни, что никаких погромов, устроенных хунвейбинами, не хватило на то, чтобы выкорчевать их.

Однако почему конфуцианство оказалось столь привлекательным для властей современного Китая? Тому есть несколько причин. И первая среди них — это

 

СТАВКА НА ЗОЛОТУЮ СЕРЕДИНУ

 

Как было сказано выше, Конфуций считал принцип золотой середины важнейшим из всех существующих принципов. Как это ни странно, но сейчас соблюдение подобного принципа является важнейшим условием, при котором КПК может сохранить единство своих рядов, и, следовательно, власть. Дело в том, что быстрый экономический рост Китая вызвал много негативных для общества сяо канн эффектов — в частности, резкое социальное расслоение и увеличение разрыва доходов между богатыми и бедными. В связи с этим многие члены партии начали ратовать за возврат к временам товарища Мао, требуя нового «справедливого» передела собственности и доходов (да-да, то самое «отнять и поделить»). Так сформировалась сильная левая оппозиция, которую не смог ослабить даже недавний арест ее лидера Бо Силая.

 

С другой стороны, за годы экономического роста окрепла и правая оппозиция, настаивающая на еще большей либерализации экономики и политического строя. С их точки зрения, идея общества сяо кан уже устарела, надо делать ставку на тех, кто платит большие налоги, то есть на крупных предпринимателей. Однако для руководства КПК на данном этапе такое тоже неприемлемо — они очень хорошо знают, чем это может кончиться, насмотрелись во время крушения СССР.

 

Таким образом, обращением к идеалам конфуцианства власти не только обозначают некую среднюю линию, которой стоит придерживаться, для того чтобы не вызвать больших потрясений в стране, но и одновременно дают понять, что в Китае есть свой собственный рецепт решения многих проблем. Ведь и социализм, и либеральная экономическая теория – это все западные заимствования, но если использовать их в чистом виде, то не миновать беды. Только сочетание этих идей с традиционной китайской идеологией может дать положительные результаты. Таким образом, конфуцианство рассматривается властями как надежный национальный фильтр, через который следует пропускать любую заимствованную идею и который сможет очистить ее от всего, что неприемлемо для Поднебесной.

 

С этим согласны и многие исследователи конфуцианства, например, профессор Ду Вэймин. В одной из своих работ он говорит о том, что «даже если рыночная экономика и важна для развития государства, если страна стала рыночной и семейные ценности, и общественные идеи расцениваются критериями функционирования в рыночной экономике, этого недостаточно для здорового развития идентичности. В данном смысле конфуцианство может стать полезным для понимания того, что означает быть китайцем». Иным словом, сами по себе заимствованные западные экономика и идеология не принесут пользе Поднебесной без осознания ее через национальный фильтр, которым как раз и выступает учение Конфуция.

 

Другой привлекательной стороной конфуцианства является то, что эта политическая система долгое время работала как

 

АНАЛОГ ДЕМОКРАТИИ

 

Казалось бы, что общего между демократией, подразумевающей выборность должностей государственной власти и конфуцианством, утверждающим, что на любой пост нужно назначать человека сообразно с его заслугами? На самом деле, на Дальнем Востоке именно конфуцианство обеспечивало тот самый социальный лифт, какой на Западе предлагала демократия. Сам Конфуций был яростным противником той системы, при которой право на власть монополизировалось несколькими кланами, он выступал за назначение по заслугам, а не по родовитости. Однако именно это подразумевает и демократия – управлять государством должны те, кому народ доверяет. В обоих случаях выбор управленцев из всех слоев общества приводил к тому, что власть пользовалась поддержкой большинства населения, то есть к стабилизации режима.

 

То, что учение Конфуция аналогично демократии, пусть не по форме, а по содержанию, отмечают и многие современные китайские ученые. Так, профессор Гэ Хайтянь отмечая схожесть функций обоих политических систем, делает интересный вывод: «Демократия представляет собой идентификационный и компенсаторный механизм, который берет на себя функции архаического обряда социального рождения и объединяет «рассыпавшееся» западное общество в единое целое. В Китае политическая модернизация, понимаемая как демократизация, не имеет смысла, потому что народ не чувствует себя отчужденным от власти. Данный факт объясняется неискоренимым коллективизмом китайского народа, реальной демонстрацией властью собственного присутствия на постоянной основе. Здесь все население вплоть до высших чиновников является легко заменимым элементом системы, которая существует в едином этико-символическом пространстве. А для китайского менталитета западную демократию трудно понять: поскольку «государство – семья, народ – хозяин, все мы живем в большой семье», а как можно отца выбирать?».

 

Таким образом, конфуцианство оказывается и для власти, и для общества Поднебесной куда удобнее классической демократии западного типа, поскольку, обеспечивая функционирование социального лифта, не предполагает таких «неудобных» для властей Китая элементов демократии как многопартийность и ответственность политиков перед избирателями. Действительно, разве отец обязан отчитываться детям о своих поступках (речь идет, конечно же, о классическом китайском отце)? Как говорится, и овцы сыты, и волки целы. А ощущение государства и общества как «большой семьи» стимулирует и все спорные вопросы решать «по-семейному», не вынося сор из избы и не обращаясь к таким непонятным и беспокойным посредникам, как международное право и институты его реализации.

 

Еще одна привлекательная сторона конфуцианства – это ориентированность этого учения на морально-этические вопросы. Ведь основой государства, по Конфуцию, является

 

БЛАГОРОДНЫЙ МУЖ

 

С давних времен ученые-конфуцианцы постоянно спорили со своими оппонентами из числа приверженцев другой политической системы, легизма, которые утверждали, что для того, что бы все было хорошо, нужно лишь разработать хорошие законы. Приверженцы учения мудреца с Персикового холма возражали им: ни один хороший закон не будет работать, если у власти окажутся плохие люди (да и законов на все случаи жизни не напасешься). Для нормального функционирования любой власти, утверждали конфуцианцы, необходимо, прежде всего, выдвигать на управленческие должности людей из числа «благородных мужей», которые не ищут выгоды для себя, а заботятся об общественном благе.

 

В справедливости этого принципа китайские власти имели возможность еще раз убедиться совсем недавно, когда выяснилось, что борьба с коррупцией, несмотря на всю строгость антикоррупционных законов и эффективность их исполнения, не приносит желаемых результатов. Действительно, тысячи людей были арестованы, и многие из них даже приговорены к высшей мере наказания, а масштабы казнокрадства и взяточничества не только не уменьшились, а, наоборот, увеличились. Отчасти этому способствует «слишком быстрое», по мнению многих специалистов, экономическое развитие Китая – там, где за считанные дни создаются миллиардные капиталы, мало какой чиновник избегнет соблазна воспользоваться ситуацией и пересыпать немножко (или не совсем немножко) чужих денег в свой карман. А это, в свою очередь, приводит к тому, что предприниматели начинают скрывать свои доходы и выводить деньги из страны, что негативно сказывается на экономике.

 

Поняв, что метод репрессий не работает, власти обратились к традиционному рецепту – образу благородного мужа, который заботится не о своей выгоде, а об общем благе. Однако если в традиционном Китае это понятие больше ассоциировалось с интеллигентом, то сейчас рамки стали более широкими – по мнению властей, предприниматели тоже должны стремиться соответствовать идеалу благородного мужа. Неслучайно в Поднебесной сейчас постоянно проводятся агитационные кампании, целью которых является стимулирование бизнесменов вступать в ряды КПК. Конфуций, наверное, в гробу бы перевернулся, если бы узнал, что его потомки допускают «презренных торговцев» в ряды правящей элиты, однако для современного Китая этот процесс является основой политической стабильности.

 

В тоже время власти не забывают и о классических благородных мужах, то есть об интеллигенции. Конфуцианская идеология говорит о том, что именно они являются основой государства, поэтому в наши дни делается все для того, чтобы они не забывали об этом. Поняв, какую опасность таит в себе оппозиция образованных слоев населения по отношению к власти (как это было во время «Большого скачка» и на площади Тянаньмэн в 1989 году), лидеры КПК стараются не допустить этого – и в этом их убеждает пример «Северного соседа», где и в советские времена интеллигенция стояла на третьем месте после рабочих и крестьян, а уж после развала СССР слово «интеллигент» стало синонимом слова «неудачник». Все это привело образованных людей в стан оппозиции любой государственной власти – а именно это было бы катастрофой для современного Китая.

 

Дело в том, что в народе образ благородного мужа до сих пор связывается именно с интеллигенцией. Так что подавление выступлений на площади Тянаньмэн в июне 1989 года имело именно для властей весьма печальные последствия – раз власть давит танками благородных мужей, значит, она нелегитимна, поскольку истинный правитель никогда не применяет таких грубых методов к тем, кто является основой государства. В КПК это осознали, и с тех пор пытаются не повторять ошибок прошлого — о чем свидетельствует достаточно мягкое противодействие протестующим студентам во время недавних событий в Гонконге. Ну и, конечно же, почитая интеллигенцию как основу государственного строя, власти препятствуют ее переходу в оппозиционный лагерь — ведь, как говорил Конфуций, благородного мужа следует привлекать к управлению государством, а не отталкивать от этого.

 

ИДЕОЛОГИЯ СТАБИЛЬНОСТИ

 

Как видите, привлекательность учения Конфуция в современном Китае обусловлена тем, что эта идеология обеспечивает стабильность в государстве и обществе, причем делает это намного лучше, чем заимствованные с Запада политические доктрины. Хотя бы потому, что китайцам конфуцианство понятно без всяких разъяснений — оно настолько глубоко пронизывает всю культуру Поднебесной, что многие его положения усваиваются на интуитивном уровне. Ну и, конечно же, учение Конфуция помогает решать и ряд частных проблем — например, распада традиционной китайской семьи, к которому привела политика контроля рождаемости. В итоге теперь на десять старших членов семьи приходится один молодой, которому просто физически тяжело заботиться о своих родственниках. Однако если этот молодой китаец следует пути благородного мужа, то вопрос заботы о старших просто не стоит на повестке дня — ведь благородный муж обязан это делать через всякие «не могу».

 

Поэтому неудивительно, что на переломном этапе развития государства власти Китая обратились к той традиционной политической идеологии, которая, во-первых, понятна для основной массы населения, а, во-вторых, эффективность которой проверена тысячелетиями — в отличие от иллюзорных «суверенных демократий» и «духовных скреп», существующих лишь в сознании тех, кто придумал эти доктрины. Ну а что касается методов внедрения учения Конфуция в сознание современных китайцев, то они весьма разнообразны. Цитаты из работ Великого Учителя и его последователей давно уже можно встретить на страницах школьных учебников, причем сейчас их там явно больше, чем изречений Мао Цзэдуна, работы конфуцианских классиков издаются миллионными тиражами (конфуцианцы Старого Китая даже мечтать о таком не могли). Каждый год в стране проводятся конференции, где обсуждается современное состояние учения мудреца с Персикового холма и его актуальность. Не осталось в стороне и «важнейшее из искусств», то есть кинематограф — вышедший на экраны в 2010 году фильм «Конфуций» посмотрели миллионы людей, как в самой Поднебесной, так и за рубежом.

 

Итак, в современном Китае дело Конфуция по-прежнему живет и побеждает. Однако насколько оправдана ставка китайских властей на эффективность данной политической идеологии? На самом деле, это очень сложный вопрос, поскольку, как показывает исторический опыт, конфуцианство неплохо справлялось с задачами стабилизации государства и общества только в «спокойные» периоды. А вот когда наступали кризисы, население Китая как-то быстро забывало о долге, обязанностях и правилах поведения благородного мужа — несытое брюхо оказывалось глухо даже к учению Великого мудреца. Впрочем, не исключено, что на современном этапе развития Китая этого не случится, поскольку китайцы всегда отличались умением извлекать уроки из прошлых ошибок.

 

При написании статьи были использованы работа Гэ Хайтяня «Конфуцианство и политическое руководство в современном Китае», Ивана Сидорейко «Конфуцианство и политическая система Китая» и древнекитайский трактат «Лунь Юй».