ОКО ПЛАНЕТЫ > Версия для печати > Цикл "Национальная идея": Национальная идея Франции

Представляем вашему вниманию главу "Национальная идея Франции" из книги "Высшие ценности Российского государства", в которой представлен анализ идеи, объединяющей современную французскую нацию: её истоки, основы и ценности.

Насколько универсальны национальные ценности по отношению к широкому политическому спектру в современных демократических государствах? История развития например французской общественной мысли доказывает, что национальная идея может быть политически интегральна. Во Франции первоначально она составляла ценностный арсенал отнюдь не только консерваторов, а и левых, республиканско-демократических сил. Именно так преподносил ее в своих сочинениях видный французский историк Жюль Мишле. Художественное обрамление французская национальная идея получила через романтизм, ярким представителем которого был Виктор Гюго. К патриотизму и национальным ценностям Франции апеллировали в 1870 г. стоящие на крайне левых позициях французские коммунары. Так что стереотип о консервативной политической партикулярности национальной идеи исторически не подтверждается.

Французы нашли юридическую формулу для выражения ценности национального государственного существования. Она воплотилась в концепции суверенитета. Еще в XVI в. ее сформулировал видный французский юрист Жан Боден. Представление о национальной суверенности базировалось на утверждении единства и неделимости государства-нации. В дальнейшем это положение нашло соответствующее конституционное закрепление.

Произошедшая ценностная трансформация заключалась в переориентации с короля, как носителя суверенитета, на государство. Преданность монарху замещалась идеей патриотизма. Фигура короля ценностно делигитимизировалась. Идея монархии утрачивала свой сакральный ореол.

Русский патриотизм в отличие от одномерного французского – двумерный. Наряду с ценностью национального государства в нем в качестве второго полюса системы выступает фигура верховного суверена. «Царь» и «Отечество» - два базовых архетипа русской патриотической рефлексии. Смешанный тип понимания суверенитета определяет национальную специфику российского патриотизма (рис. 3.1.1).

Один из основных механизмов закрепления ценностей в общественном сознании заключается в их образном отображении. Народу необходимы в качестве ценностных ориентиров образцы для подражания. Каждая нация исторически формировала свой пантеон национальных героев. Одним из наиболее распространенных приемов их сакрализации является причисление к лику святых. Церковь в данном случае выступает проводником государственной политики по укреплению аксиологических потенциалов национального государства.

В 1920 г. католической церковью была канонизирована Жанна д’ Арк. Ее канонизация стала одним из факторов вывода Франции из состояния общественной фрустрации послевоенных лет. Образ национальной героини задавал ценностный ориентир в консолидации французского народа. Он стал впоследствии непременным атрибутом патриотической пропаганды. Сегодня Святая Жанна рассматривается как символ национальной идентичности французов, ценностно противостоящий глобализационной унификации. Ее подлинный исторический облик оказался идеомифологически переформатирован, но это французов не смущает. Каких-либо кампаний по развенчанию сакрального образа Жанны д’Арк, в отличие от аналогичных дискуссионных вбросов «за историческую правду» в отношении российских национальных героев, во Франции не проводится.

Могут ли быть сформулированы общие государственные ценности в условиях многоэтничности? В России этническое многообразие страны рассматривается как препятствие выдвижению национальной идеи. Мировой опыт свидетельствует об обратном. Патриотическая ценностная рефлексия оказывается особенно сильна в тех странах, народонаселение которых исторически складывалось в качестве иммиграционного «плавильного котла»: США, Канады, Австралии. Чем выше была степень этнической разнородности, тем в большей мере ощущалась потребность в выработке национально-интеграционного ценностного арсенала. Государственные институты целенаправленно решали задачу национальной идейной консолидации разнородного конгломерата.

Со славянофильских времен идет традиция определения российского этнического интеграционализма как исторически уникального явления. Западному моноэтнизму противопоставлялся русский симфонический полиэтнизм. Из констатации российской этногенетической уникальности следовал вывод о неприемлемости для России мировой матрицы общенациональных идеологем. Однако достаточно обратиться к истории этногенеза мононациональной Франции, чтобы убедиться, что русский полиэтнизм не является чем-то беспрецедентным.

Германо-франки дали Франции ее название, романцы – язык, галлы – естественные границы государственного распространения. Все эти народы слились в единую французскую нацию, привнеся в ее единый ценностный арсенал свое этническое своеобразие.

Три наиболее значимых компонента традиционно фиксируются и в этногенезе русского суперэтноса: славянский, тюркский и финно-угорский. Однако в российском случае в отличие от французского аналога публичная национальная ценностная система так и не была завершена. Объективно, как вещь в себе, существует, а публичного выражения, особенно в современной версии страны, не имеет. Причина – отсутствие целенаправленной и исторически последовательной государственной политики по достижению национального интегрализма. Соответственно, возникает постановка задачи изучения в этом отношении опыта французского государства.

Стартовые условия осуществления этнической консолидации во Франции были даже более тяжелыми, чем в России. Раздробленность средневековой Руси выражалась, главным образом, в форме внутридинастического княжеского раздела вотчин. Проблема этнической обособленности княжеств при этом не возникала.

Совсем другое дело Франция. Еще в XVIII в. треть подданных французского короля, разговаривающих на местных диалектах - «патуа», элементарно не понимала друг друга. Политика по укреплению национальной идентичности французов, в противовес этническим идентификаторам — бургундцам, бретонцам, провансальцам и т. п., целенаправленно проводилась французским государством в течение нескольких столетий.

Задача выработки национального ценностного арсенала вменялась в качестве одной из основных функций Французской Академии. Она была учреждена в 1634 г. кардиналом Ришелье в рамках реализуемого им политического проекта государственной централизации. Практический вопрос, поставленный перед академиками, состоял в выработке словаря французского языка, имевшего обязательный, нормативный характер. Ввиду того, что язык не представляет застывшей догмы, а есть отражение процесса развития социума, по сей день Французская академия продолжает решать сформулированную Ришелье задачу.

Стоит ли говорить, что смысловое назначение деятельности РАН с выработкой национального ценностного арсенала никогда напрямую не связывалось. Русский язык определяется в Конституции РФ как государственный. Однако кто установил те пороги заимствования неолингвистических образований, после которых национальное языковое ядро уже перестанет существовать? Под вывеской русского языка вполне может сложиться совершенно иная лингвистическая реальность. Неуправляемый процесс языковых модификаций соотносится с вызовами глобализации и объективно подрывает национальное единство России. Франция дает в этом отношении подсказку для осуществления государственной политики, купирующей такого рода угрозы. Это делается французскими властями уже на протяжении четырех столетий.

С первых постреволюционных лет в Советской России была установлена традиция обучения детей правописанию с фразеологемы-девиза «Мы не рабы, рабы не мы». Ценностная нагруженность фразы очевидна. Долгое время советский букварь начинался именно с этой идеологический апелляции. Затем она по непонятной причине была заменена другой, уже ценностно выхолощенной фразой - «Мама мыла раму». Такая замена отражала постепенную утрату советской школой ее идеологической ориентированности. Но во Франции с начала введения в 1880-х гг. всеобщего светского образования фраза, открывающая курс правописания, остается неизменной. «Наши предки были галлы» - акцентированно внушается каждому, садящемуся за ученическую парту французу. Идея преемства национальной истории от галлов до наших дней составляет, таким образом, фундамент французской модели социализации.

Ценностям национального государства могут противостоять другие аксиологически завершенные системы. Такая система может быть выстроена вокруг индивидуума. Свободы и права отдельно взятого человека противопоставляются в данном случае общенациональным групповым интересам. Именно на этом ценностном диссонансе выстраивается вызов по отношению к национальному государству феномена глобализации. Смежный глокализационный процесс актуализирует, в противовес государственнической идентичности, групповые идентификаторы более низкой степени общности. Глокализация вновь поднимает на щит идеологию этно-региональной идентичности. Реанимируется перспектива неофеодальной политической раздробленности. Ценностно-идеологическим обрамлением нового течения выступает концепция мультикультурализма. Юридически она оформляется в виде апелляции к праву каждого народа на политическое самоопределение.

Целесообразно в этой связи обратиться к опыту ценностного подавления вызовов этно-региональной дисперсии периода выстраивания национального государства. Во Франции таким инструментом стала административная реформа. Сепаратизм старых французских провинций удалось окончательно сломить в конце XVIII в. посредством их дробления на множество мелких департаментов. В настоящее время их во Франции ровно сто.

Для разрушения альтернативной аксиологической системы следует бороться не с самими ценностями, что ведет лишь к их укреплению, а с их жизненными основаниями. Одним из таких оснований выступает, в частности, территориальное единство. Вполне назрела соответствующая реформа по разрушению репродуцирования альтернативных по отношению к национальному государству сепаратистских аксиологических систем и в Российской Федерации.

Одним из потенциалов национальной идеи является масштаб ее экспорта. Даже будучи сугубо интравертной она все равно оборачивается различными формами внешней трансляции. Присущие ей мобилизационные функции ориентируют на занятие активной диалогичной позиции во взаимоотношениях с внешним миром. Соответственно, системно проработанная национальная идея должна иметь не только внутригосударственное, но и иногосударственное значение. Позиционирование России как мировой державы подразумевает выработку такого идеологического концепта, который не ограничивается буферной зоной, а имеет планетарную конвертируемость.

Характерен в этом отношении опыт революции во Франции. Апелляция к французской нации сочеталась со всеевропейской ценностной экспансией идеалов общества нового типа. Одной из революционных мер стало, в частности, предоставление гражданства Франции значительной группе революционеров других стран. Впоследствии эту практику взял на вооружение СССР, ставший в первые десятилетия своего существования местом прибежища многочисленных представителей левой оппозиции.

Франция по сей день остается страной, занимающей первое место в мире по числу предоставлений убежища для иностранцев. А Россия – кому она сегодня может стать прибежищем? Собственная идеологическая неопределенность не позволяет ей стать ориентиром сколь бы то ни было значимой в мире политической силы. Зато по числу лиц

Россия все более утрачивает ореол привлекательности для иностранных беженцев. По существу, ее ареал исчерпывается бывшими республиками СССР. Доля вынужденных переселенцев и беженцев из стран дальнего зарубежья вообще не превышает в последние годы четырех десятков человек. Чем СССР первых десятилетий советской власти был более привлекателен, чем современная Россия? Очевидно – не уровнем материального благополучия. Причина заключалась в привлекательности номинируемых ценностей в первом случае, и в отсутствии их четкой формулировки – во втором (рис. 3.1.4, 3.1.5).

Национальные ценностные ориентиры находятся, как правило, в конфликте с ценностями иносистемного происхождения. Аксиология в этом отношении всегда конфликтогенна. Национальная идея никогда не охватывала обществ целиком. У нее в различные исторические эпохи непременно обнаруживались скрытые или явные противники. Пример успешной организованной борьбы с ними за утверждение национальных ценностных ориентиров представляет голлизм. Его генезис связан с противостоянием движениям, аксиологически ориентированным на иностранные государства.

Голлисты предельно точно разоблачали «ценностную шизофрению» своих политических оппонентов, указывали на противоречие претензий на выражение национальных интересов с приверженностью ценностям зарубежных аксиологических моделей. Так, вишисты сочетали в своей идеологии проповедь крайнего национализма правокатолического толка с политическим коллаборационизмом в отношении «родового врага» - Германии. Характерна в этой связи реакция вождя «Аксюн франкез» Шарля Морраса на поражение Франции в 1940 г., оценившего случившееся как «божественный сюрприз».

Французские коммунисты однозначно ориентировались на генеральный курс СССР. Использование при этом национально-патриотической риторики ставило ФКП в двусмысленное положение. Такая двойственность позволила лидеру французских социалистов Леону Блюму охарактеризовать ее как «иностранную националистическую партию».

Третий вектор ценностной ориентированности в спектре французских политических сил представляли США. Принятие плана Маршалла выражалось в виде своеобразного торга – национальные ценности в обмен на экономическую помощь. Характерно, что в ответ на обвинения в пособничестве Москве французские коммунисты использовали в отношении либерально-демократического крыла политических сил маркер «американской партии во Франции».

«Франция, - пояснял он свой ценностный выбор в «Мемуарах надежды»», - пришла из глубины веков… Ее география, гений составляющих ее народов, окружающие ее соседи придают ей постоянный характер, передаваемый из поколения в поколение… Государство, отвечающее за Францию, призвано быть хранителем одновременно ее вчерашнего наследия, ее сегодняшних интересов и ее надежд на будущее».

Голлистская формула вполне может быть взята в качестве ценностной формулы национальной идеи и для России. Есть у нас и «иностранные партии». Точность в их идеологической идентификации и внешней адресации также составляет один из уроков голлизма.