ОКО ПЛАНЕТЫ > Общество > Цикл "Национальная идея": Ценностная инверсия Великой смуты

Цикл "Национальная идея": Ценностная инверсия Великой смуты


26-08-2012, 00:44. Разместил: буревестник

Предлагаем вашему вниманию главу "Коллапс российского государства в начале XVII века: Смутное время" из монографии "Высшие ценности Российского государства".

 
Свобода, автономность индивидуума
Нормативно законсервированная домостроительская Московская Русь парадоксальным образом оказалась в начале XVII в. самым свободным государством Европы. Произошедшая инверсия тем более удивительна, что от смерти Ивана Грозного до коронации появления Лжедмитрия I прошло всего двадцать лет.
 
Лжедмитриевы реформы представляли собой первую в отечественной истории попытку реализации либеральной политики. Предоставлялось право свободного несанкционируемого въезда в страну и выезда из нее за границу. Утверждение принципа свободы внешней и внутренней торговли фактически отрицало сложившуюся сословную модель с ее особыми преференциями и обязанностями купечества. Декларируемая свобода передвижения де-факто упраздняла формируемый «заповедными летами» институт крепостного права. Крепостничество само по себе вряд ли возможно было номинировать в качестве национальной ценности. Однако надо понимать, что его установление было вызвано объективной государственной необходимостью. Государству нужен был воин и налогоплательщик, механизм рекрутинга которых и предоставляло крепостное право. Отказ от идеи сословного закрепления был для того времени авантюрой, означавшей угрозу финансовой и военной дестабилизации. Вводилось ограничение продолжительности сыска беглых – пять лет. После этого срока преступления не расследовались. Это стало катализатором резкого роста преступности. 
 
Совершив преступление, лиходей мог теперь, отсидевшись пять лет на казацких окраинах, вернуться в центральную Россию в качестве «хозяина жизни».
 
Особо диссонировало с мировоззренческим контекстом XVII в. установление Лжедмитрием I права свободы в вопросах веры. Ничего подобного не было тогда ни в одной из стран Европы. Такая религиозная толерантность поразила, в частности, посетивших Москву англичан. Великобритания, констатировали они, значительно уступала России по степени воплощения принципов веротерпимости.
 
Лжедмитрием были упразднены и многие нравственные правовые регуляторы. Ревизии подверглись базовые ценностные нормативы Стоглавого Собора. Суровому ригоризму Стоглава противопоставлялась куртуазная культура шляхетского типа. Был снят запрет на публичные увеселения, разрешались осуждаемые прежде как бесовские действия 
европейские танцы.
 
«Есть, - пояснял Лжедмитрий I свое видение принципов государственного управления, - два способа царствовать – милосердием и щедростью или суровостью и казнями, я избрал первый способ». Выдавая себя за сына Ивана Грозного, новый коронованный московский государь декларировал по существу разрыв с его политикой. Лжедмитрий I стремился перенести на российскую почву политическую и ценностную модель Речи Посполитой с характерным шляхетским демократизмом и вольностями. В этих своих устремлениях он не был одинок. Формировался слой русской аристократии, уподобляющей свой образ мысли образцам польской шляхты. Именно в начале XVII в. в России стал складываться новый тип человека – секулярная личность. Освобождение мышления от традиционных нормативов религии неизбежно актуализировало вопрос о гражданской свободе. Происходила таким образом отчетливая ценностная инверсия по линии ценность - антиценность.
 
Идейная деавтаркизация, возрастание степени открытости по отношению к Западу
Смутное время – одна из низших точек на исторической кривой, отражающих состояние цивилизационной идентичности России. Еще недавно позиционирующаяся как Третий Рим страна фактически добровольно отказалась от ценности национального суверенитета. В 1610 г. Земский Собор избрал на русский престол польского королевича католика Владислава. Москва единодушно присягнула новому государю. Низложенный прежний царь Василий Шуйский был направлен в качестве пленного в Польшу. Характерно, что русские сами передали его в руки поляков. Этапирование бывшего московского царя по польским городам преподносилось как национальный триумф Речи Посполитой. От имени Владислава Москвой управляла компрадорская, говоря современным языком, олигархическая группировка Семибоярщины.
 
Описания бесчинств поляков в российской столице близко к понятию этноцида. В Китай-городе польскому истреблению подверглось около семи тысяч жителей. Сожжение поляками Замоскворечья следующим образом описывалось очевидцем событий: «Излился фиал горя – разгромлен был царствующий город Москва. Рухнули тогда высоко вознесенные дома, блиставшие красотой, - огнем истреблены, и все прекраснокупольные церкви, прежде славой божественной сиявшие, скверными руками начисто разграблены были. И множество народа христианского мечами литовцев изрублено было, а другие из домов своих и из городов бежали поспешно, ища спасение».
 
Удивительно, что русские сами передали себя в руки онтологического противника.

В то же самое время в Новгороде был проведен альтернативный по отношению к Москве Земский Собор. Царем на нем был избран также иностранец – шведский королевич лютеранин Карл.
 
Действия шведов на северо-востоке страны мало отличались от описанных выше бесчинств. Метания между польским и шведским наследными принцами объясняются установившимся тогда неверием русских в собственные силы, представлением о панацее в виде иностранного властителя.
 
Переориентация от понимания иностранного как «чужебесия» в эпоху Ивана Грозного к интерпретации его как позитива фиксируется уже при Борисе Годунове. «Никто из прежних московских царей, - указывал Н.И. Костомаров, - не отличался такой благосклонностью к иностранцам, как Борис. Он пригласил в свою службу ливонских немцев, принимал также к себе иностранцев, приезжавших из Германии, Швеции, Франции, составил особый отдел войска из иноземцев, дал всем ливонцам, населенным еще при Грозном в Москве, льготы от податей и повинностей, а для некоторых из них предоставил право беспошлинной торговли, позволил построить в Немецкой слободе протестантскую церковь, пригласил к себе нескольких иностранных врачей и аптекарей… Иностранцы, довольные обхождением с ними Бориса, говорят, что он даже помышлял выписывать из-за границы ученых мужей и заводить в Москве высшую школу…». При Лжедмитрии I апелляция к Западу приобретает уже характер культа.
 
Именно в начале XVII в. формируется тип русского западничества. Первым западником Н.А. Бердяев считал князя И.А. Хворостинина, окольничего и кравчего при дворе Лжедмитрия I. Недовольный грубым и глупым, с его точки зрения, проявлением московской религиозности, он фактически демонстративно примкнул к католическим ксендзам и полякам. И.А. Хворостинин одним из первых в России стал заводить у себя латинские религиозные книги и образа. Не ограничившись собственным переходом в латинство, он и своим крестьянам запретил посещение православных церквей, глумясь перед ними над православием. Все это – очевидная ценностная инверсия.
 
Региональная автономизация
Несколько столетий выстраивалась и последовательно укреплялась идеология русского централизованного государства. В Смутное время в поразительно короткий срок ценность единства была отброшена. Это особо наглядно проявилось в одновременном избрании на русский царский престол различными регионами России собственных ставленников. Такая ситуация сложилась, в частности, в 1610-1612 гг., когда Москва присягнула Владиславу, Новгород – Карлу, в Пскове к власти пришел Лжедмитрий III (самозванец Сидорка), в Ярославле функционировал собранный Д. Пожарским и К. Мининым Земский собор, чеканилась собственная монета.
 
В начале XVII в. доминировало еще династическое средневековое понимание государственной власти. Сообразно с ним региональная дезинтеграция осуществлялась не через провозглашение суверенности регионов (как будет при последующих кризисах государства в истории России), а как избрание государя, альтернативного выбору Центра. Ряд получивших признание самозванцев имели собственные столицы. Лжедмитрий II сидел в Тушино. Лжедмитрий III, как было сказано выше, в Пскове. Лжепетр – в Царицыно, Лжеавгуст – в Астрахани.
 
Легитимность Василия Шуйского, официально коронованного царским венцом, ограничивалась по существу лишь Москвой.

Утвердивший его на престоле Земский Собор был созван исключительно из москвичей. «Ему, - свидетельствовал об избрании Василия Шуйского хронист Конрад Буссов, - поднесли корону одни только жители Москвы, верные соучастники в убиении Димитрия, купцы, сапожники, пирожники и немногие бояре».
 
Традиционно политически противопоставляла себя Центру Северская Украйна. Это противостояние дало Л.Н. Гумилеву даже основание утверждать о формировании в Смутное время в южнорусских землях особого этноса «севрюков». Именно они составляли основу воинства Лжедмитрия I и Ивана Болотникова.
 
Помимо социальной, имелась и этническая конфликтная подоплека в событиях Смуты. Произошедший региональный раскол России описывался С.Ф. Платоновым следующим образом: «Можно удивляться тому, как быстро и дружно встали южные города против царя Василия Шуйского. Как только узнали в Северщине и на Поле о смерти самозванца, так тотчас же отпали от Москвы Путивль и с ним другие северские города, Ливны и Елец, а за ними и все Поле до Кром включительно. Немногим позднее поднялись заоцкие, украинные и рязанские места. Движение распространилось и далее на восток от Рязани, в область мордвы, на Цну и Мокшу, Суру и Свиягу. Оно даже передалось через Волгу на Вятку и Каму в пермские места. Восстала и отдаленная Астрахань. С другой стороны, замешательство произошло на западных окраинах государства, в тверских, псковских и новгородских местах». Вновь – инверсия.
 
Гедонизм
Секуляризация сознания сопровождалась выстраиванием взамен теоцентричной аксиологической системы эгоцентричной модели. Эгоцентризм породил этику гедонизма. «Я-интересы» стали ставиться выше «мы-интересов» коллектива.
 
Это наглядно проявилось в ситуации предварявшего смуту всероссийского голода. Многие попытались нажиться на народном бедствии. Московские торговцы, скупив съестные припасы столицы, придерживали их, ожидая, когда цены на продовольствие достигнут максимума. И это в то время, когда в Москве в пищу шло мясо собак, кошек, мышей, массовый характер имели случаи людоедства. Многие зажиточные крестьяне, рассчитав возможные барыши, часто изгоняли свою челядь из дому, предпочитая обогатиться за счет продажи продуктов, чем растрачивать корм на домочадцев. Голод царствовал на большей части российской территории, но отнюдь не все земли пострадали от недорода. Хороший урожай был получен в окрестностях Курска. Однако вывозить хлеб в другие регионы России куряне не торопились. Часто зерно зарывалось до лучших времен в землю, где оно сгнивало. Нередки были случаи продажи на московских рынках вареного человеческого мяса.
 
Стяжательство было не единственным массовым искушением эпохи Смутного времени. Еще при Иване Грозном преступления на почве распутства – прелюбодеяние, изнасилование, содомия – карались смертной казнью. Теперь все они приобретают почти легальный характер. Сам почитаемый по традициям Руси в качестве земной иконы царь московский не чуждался ни одного из перечисленных пороков. Насильно превратил в наложницу дочь Бориса Годунова Ксению, совершил это, будучи помолвленным с Мариной Мнишек, вступал в содомитские отношения с будущим еретиком и латинистом И.А. Хворостининым.
 
При Лжедмитрии II Тушино становится своеобразной бордельной столицей России.

Аксиологический образ Тушинского лагеря реконструируется по следующему фрагменту в сочинениях Н.И. Костомарова: «Поляки приказывали русским в окрестностях курить вино, варить пиво и доставлять в лагерь. Из Литвы, Польши и Московского государства стеклись толпами в Тушино распутные женщины; сверх того, удальцы хватали русских жен и девиц, привозили в лагерь и не иначе отпускали, как за деньги, но часто, отпустивши, гнались за отпущенными и снова хватали и в другой и в третий раз брали за них деньги. Иные женщины до того осваивались с веселою жизнью в лагере, что когда отцы и мужья выкупали их, то они снова бежали в Тушино. Игра в карты и кости забавляла удальцов и доводила до частых драк и убийств». Из Тушино описанные нравы транслировались в другие уголки России.
 
Именно в Смутное время в России стремительно и повсеместно распространилась мода курения табака. Осуждение этого поветрия со стороны Церкви не имело никакого значения. Резко возросла динамика потребления алкоголя. Именно в этот период на Руси возник институт кабаков (при Борисе Годунове). Многочисленными были случаи смертельного исхода для пьяниц. Орудовали специальные шайки, работающие по пьяным. Широкий резонанс вызвала, в частности, смерть от алкогольной передозировки русского посланника в Швеции.
 
Ревизия прошлого, отрицание исторической преемственности
В свое время И.Л. Солоневич определял «русского историка» как специалиста по извращению истории России. Осуществление одной из наиболее масштабных историографических фальсификаций приходится на конец XVI – начало XVII вв. Источниковедение четко фиксирует следы относящейся к этому времени переработки летописных документов. Определяющее значение в данном случае имел, по-видимому, фактор политического заказа. Задача утверждения легитимности новых династий: Годуновых, Шуйских, Романовых, а также Вазы (к ней принадлежали королевичи Владислав и Карл Филипп) – предполагала историческое обоснование их прихода к власти. Соответственно требовалась найти в истории законные, в смысле божественного провидения, основания лишения престола прежней царской фамилии.
 
Целенаправленному дезавуированию подвергся, прежде всего, образ Ивана Грозного. И это не случайно: именно с ним ассоциировался апогей могущества державы Рюриковичей на международной арене. Территория России за его царствование возросла с 2,8 до 5,4 млн кв. км, рост численности населения составил почти 50%. Инфернализация Грозного означала, соответственно, и дезавуирование достигнутых московским государством в его правление успехов.
 
Отсюда следовало основное назидание – о противопоказанности для России самих попыток цивилизационного торжества над Западом.

Впоследствии те же мотивы будут в значительной мере определять критику И.В. Сталина. Конструировался идеомиф о правлении Ивана Грозного как времени тотального патологического террора. В действительности, по расчетам Р.Г. Скрынникова, опирающегося на статистику церковных отпеваний, количество жертв грозненских репрессий измерялось 4-5 тыс. человек. И это – за пятидесятилетнее царствование.
 
Масштабы репрессий в Европе того времени были несоизмеримо выше. Достаточно сказать, что только за одну Варфоломеевскую ночь 1572 г. во Франции было истреблено более 30 тыс. гугенотов. Если при Иване IV смертная казнь выносилась за семь преступлений (государственную измену, убийство, изнасилование, содомию, похищение людей, поджог заселенного дома, ограбление храма), то при Алексее Михайловиче – уже за 80, а при Петре I – более 120. Так являлся ли опричный период российской истории апогеем репрессивной политики государства?
 
Апокрифичными признаются современными историками сведения, почерпнутые главным образом из западных источников, о патологических поступках московского царя, таких как, например, собственноручное убийство им сына Ивана. Вскрытие могилы царевича в 1963 г. позволило установить содержание в его останках ртути, почти в 33 раза превышающее допустимую норму, что указывает – смерть его наступила не от удара жезла, а в результате отравления.
 
Помимо генерации антигрозненских идеомифов разрыв с прошлым заключался в организации в церковных кругах кампании по справе в соответствии с греческими оригиналами богослужебной литературы. Патриарх Никон только завершил начатую в Смутное время ревизию. За книжной справой скрывался вызов в отношении концепта «Святой Руси». Признание ошибочности русской богослужебной практики означало подрыв модели русскоцентричного миростроительства, десакрализацию Московского царства, лишение оснований его позиционирования как Третьего Рима.
 
Девальвация ценности государственного служения
При Иване Грозном, не в последнюю очередь усилиями самого царя, утверждалась новая идеология государственного служения. Служили теперь не персоне государя – сюзерена, а русскому государству. Эта идея отразилась, в частности, в переписке Ивана IV с Андреем Курбским, обвиняемым в том, что предал он не лично великого князя Московского, а саму Русь.
 
Ценностная инверсия начала XVII в. заключалась в переносе на российскую почву нехарактерной для нее западноевропейской модели вассалитета, интенции – служить тому, кто платит. Когда же несколько персон позиционируются в качестве законных государей одновременно, выбор сюзерена сводится к банальному вопросу размера предлагаемых выплат. Не случайно Лжедмитрий I менее чем за год своего правления полностью истощил богатейшую московскую казну. Его феерический триумф продолжался до тех пор, пока не кончились деньги. Когда же они закончились, ратные люди от него отвернулись.
 
Переходы от одного претендента на престол к другому были обычным делом. Нельзя отыскать ни одной крупной политической фигуры Смутного времени, которая бы оставалась вне охватившего служилое сословие перелетного синдрома. Даже спаситель России Дмитрий Пожарский позиционировался одно время в качестве сторонника шведского принца Карла Филиппа. Долгое «ярославское сидение» народного ополчения связывалось с переговорами с Новгородом и Швецией о возможности выступления королевича во главе собранного воинства.
 
Антисистема, контркультура
В ситуации, сложившейся в России в Смутное время реальной властью на местах обладали многочисленные разбойничьи шайки. Нормативное закрепление получило то, что считалось ранее девиацией. Являвшаяся цивилизационной периферией казацкая вольница была перенесена на всю Россию. Не случайно, когда почти через полстолетия у Алексея Михайловича возникла возможность присоединения украинских земель, серьезным соображением против было нежелание пускать на Московскую Русь казаков, а соответственно, подвергать себя угрозе новой смуты.
 
Центром российской антисистемы стало Тушино. Поименование Лжедмитрия II - «тушинский вор» - было не только пропагандистским ярлыком, а реальным отражением образа жизни и деятельности претендента на царский престол. Н.И. Костомаров следующим образом описывал состав «тушинского лагеря»: «Тут были преступники, так называемые «банниты», осужденные за разные своевольства и избегавшие законной казни, проигравшие и пропившиеся шляхтичи, которым ради насущного хлеба надобно было приняться за какое-нибудь ремесло, а по тогдашним польским понятиям только военное ремесло и было достойно шляхетского звания. Были здесь и неоплатные должники, бежавшие от заимодавцев, наконец, были такие молодцы, для которых было все равно, в какую бы сторону ни отправиться, лишь бы весело пожить; а по их понятиям, весело пожить – значило грабить, разорять и вообще делать кому-нибудь вред. Польская вольность произвела чрезвычайное множество таких, о чем свидетельствуют и современные акты, и горькие жалобы польских моралистов. Все это бросилось в Московскую землю под знамя новоотысканного Дмитрия».
 
Из Тушино совершались разбойные рейды в ближние и дальние уголки России. Зачастую с населенного пункта одновременно кормилось несколько шаек. Уже после того как Д.И. Пожарский разбил поляков, долго еще Россия освобождалась от рыскавших по стране разбойных группировок. Криминалитет имел даже своего кандидата на царский престол на Земском Соборе 1613 г. – малолетнего сына Марины Мнишек Ивана, прозванного в народе «воренком».

Вернуться назад