Легенды и мифы Фрунзенской набережной. Достоверность различий

Один полковник Генштаба рассказал мне две печальные истории про своих товарищей, тоже полковников. Клялся, что истории – подлинные. Нельзя же не доверять слову офицера!

Первая история.

У одного полковника была жена. Она была переводчица. В те годы (1970-е) в Ленинграде проходил Пушной аукцион. Она туда ездила переводить. Один раз она работала с иностранным бизнесменом, и он по итогам совместной работы подарил ей норковую шубу.

Едет она в поезде и думает: как бы эту шубу легализовать? Придумала. Тогда камеры хранения другие были. С квитанциями. Вот она коробку с шубой туда сдала, квитанцию взяла, на пол бросила, ботиночком повозила, подобрала и в карман сунула. А дома, не сразу, конечно, говорит этак небрежно:

- Ой, слушай! Я из вокзала выходила, квиток нашла от камеры хранения. Держи, время будет, зайди, посмотри, что такое.

Полковник положил квитанцию в бумажник. И забыл. Действительно, охота была чужое барахло выручать. Дня два прошло.

Жена, сохраняя спокойствие, однажды утром спрашивает:

- Да, кстати! Ты на вокзале был? Ну, в смысле в камере хранения?

- Ах, да, - говорит он. – Сегодня заскочу.

И заскочил. Берет коробку, открывает – е-мое! Шуба норковая, новехонькая. Что делать? Едет к своей любовнице и преподносит ей этот прекрасный дорогой подарок.

Но честно объясняет, что да как.

Любовница говорит:

- Надо что-то твоей сказать. Давай набьем пакет барахла. Детских вещичек, например. Я как раз приготовила дочкины маечки-тапочки. На выброс.

Так и сделали.

Приходит полковник домой. Садится ужинать на кухне. Жена слегка нервничает:

- Как день прошел, что слышно?

- Сидорова наверх тянут, - говорит полковник. – Страшное дело. Уже помощник первого зама. Все управление гудит. А на Колю Вакулина указ есть. Теперь нос задерет. Или как раньше будем пулечку писать? Даже интересно.

Жена прямо вся на иголках. Но улыбается.

- Да! – говорит полковник. – Насчет камеры хранения. Ты вообще-то больше с земли бумажек не подбирай…

- А что? – говорит жена.

- А то, что там детские вещи. Причем ношеные.

Идет в прихожую, приносит пакет и брезгливо так вываливает около раковины, где мусорное ведро. Тапочки, трусики, маечки. Пионерское бельишко. А на маечке ленточка такая, типа метки. Написано: "Копылова Люся".

- Ах, Копылова… - говорит жена.

У нее в руках совершенно случайно была сковородка.

 
А ведь всю войну прошел, ни царапинки, - завершил историю рассказчик.

_____________________________________________________________________________________________

Легенды и мифы Фрунзенской набережной 

ПУЛЯ – ДУРА

Вот вторая история.

Два полковника поехали на охоту. Побродили по лесам, по болотам. Постреляли. Никого не подстрелили. Не особенно огорчились. После полудня устроили привал. Развели костер, вытащили припасенную снедь. Пару бутылочек коньячку, как водится. Выпили, закусили, поболтали.

Тут один из них отлучился в дальние камыши по нужде.

А у первого в голове созрел замечательный розыгрыш. Он схватил два патрона, выковырял из них дробь и зарядил этими – уже холостыми! – патронами свою двустволку.

Возвращается его товарищ. Еще выпили по чарочке.

И тут первый – вот тот, который шутник – начал потихонечку, этак в слово за слово, сваливать вину за неудачную охоту на своего товарища. Дескать, он все время первым стрелял, и мазал.

Тот, понятное дело, возражал.

В ходе спора они выпили уже почти две бутылки. Поскольку это все-таки не ссора была, а дружеская полемика.

Но тут первый говорит:

- Ты уж меня извини, но стрелять ты вообще не умеешь.

- Я?

- Ты, ты! Не обижайся… Ты с двадцати шагов в голую задницу не попадешь!

- Я? В голую задницу?

- Поспорим? Вот я сейчас отойду на двадцать шагов, и давай!

- На что спорим?

- На бутылку армянского пять звезд!

- По рукам!

- По рукам! – полковник-шутник взял свою двустволку, показал, что она заряжена, защелкнул и протянул полковнику-мазиле.

Отсчитал двадцать шагов, повернулся спиной и издевательски приспустил штаны.

Он представлял себе, как это будет смешно: грохнет выстрел или даже дуплет – холостой потому что! – а он обернется и скажет что-то вроде: "Эх, ты! Вильгельм Телль на полставки!"

Полковник-мазила был пьян вдребезги. Просто не держался на ногах. Но остатки соображения у него все-таки были. Он переломил ружье, уставился на патроны и сквозь коньячный туман с опаскою подумал: "а вдруг там крупная дробь, или, боже упаси, картечь?.. не, ребята, это не игрушки".

Достал патроны с самой тончайшей бекасиной дробью, нумер одиннадцать.

Перезарядил ружье.

И бабахнул. Из обоих стволов.