НОМО S. ЗДЕСЬ БОЛЬШЕ НЕ ЖИВЕТ...

В опустевших туннелях нью-йоркской подземки не встретить ни человека. В затопленных вагонах вьются стаи рыб. Цивилизация проиграла сражение Эволюции, пусть эта баталия и была мысленной. Автор нашумевшего в США и ряде европейских стран бестселлера "The World without us" ("Мир без нас") Алан Вайсман смахнул человечество с лица Земли, как сбрасывают с шахматной доски фигуры проигранной партии, и посмотрел, что произойдет с нашим наследием, когда Homo sapiens, как вид, перестанет существовать. Культурные ландшафты, оставленные нами, стремительно и живописно пустеют на страницах этой научно-популярной книги. Подобный умозрительный эксперимент позволил оценить роль человека в истории Земли по тому, какая "тень" отброшена им на все ее будущие периоды, эпохи и эоны. Что же эпохального мы сотворили?

Деревья и люди не уживаются вместе.
Редьярд Киплинг

Главная идея американского автора такова: природа в считанные десятилетия вернет себе все, что у нее отобрал (мнил, что отобрал) человек. А ведь нам казалось, что мы непоправимо изменили природу, нанесли ей столько ран, что она не оправится от них. Вот чем помечен наш ареал обитания от полюса до полюса: вырубленные леса, реки, отравленные, как просится на язык, "всей таблицей Менделеева", моря, вышедшие из берегов ввиду глобального потепления (еще не разобравшись до конца в его причинах, мы с чисто человеческой нескромностью приписываем все аномалии климата себе, своей деятельности — мы даже в грехах считаем себя всегда великими). Homo sapiens — это вид животных, оказавший огромное влияние на биосферу и во многом преобразивший ее. Так привыкли считать мы. Но так ли слаба природа, чтобы не справиться со следами человека на Земле в дни нашего небытия? Неужели мы стали подлинно геологической силой, преобразившей планету, как скульптор — глину и камень?

В модели Алана Вайсмана из Аризонского университета природе дан шанс взять реванш. Непонятно, правда, что стерло нас с карты мироздания, оставив — как после взрыва нейтронной бомбы — в целости и сохранности города. Но вот, что бы ни говорили критики книги, им не поспорить с геологической "сермяжной правдой
жизни". Это произошло.

Воистину, Боже, сбылась мечта радикальных экологов! — нас больше нет. "Что ужасного в цветущей пустыне без нас?" — не раз восклицали они. Освободившись от ига человека, Земля заживет своей простой и счастливой жизнью. На улицах мегаполисов все стихнет, в полях повыведутся пахари, а в лесах и степях — охотники, прореживавшие стада слонов, оленей или бизонов. Заводские дымоходы перестанут чадить, машины — монотонно мчаться, и даже ни один бурый медведь не пристроится к брошенной Трубе, чтобы покачать взад-вперед нефть.

Конечно, в задаче "Мир без нас" Вайсман определенно выбрал самые терпимые условия (если эти слова можно отнести к вымиранию гоминидов). Никакой атомной войны, никаких инфернальных метеоритов. Вероятность такого некатастрофичного исчезновения человека, стоит заметить, все же мала, но придется принять правила игры, чтобы понять, насколько бренно все, чем мы гордимся, и насколько неожиданный след на Земле мы оставили. Итак, все технические достижения цивилизации остаются на своих местах — просто они не будут никому принадлежать, кроме играющейся с ними природы. Однако от ее игр не поздоровится ничему.

Природа, по Вайсману, предстает пред нами больным, у которого есть надежда исцелиться, только когда его оставят в покое. Такой "мертвецкий покой" и сейчас можно застать, например, в демилитаризованной зоне, разделяющей две Кореи, или в зоне Чернобыльской. А если заглянуть в прошлое, можно вспомнить заброшенные селения, погибшие города, выжженные земли. Всякий раз руины "культурного" уступали неистовому напору "биологического". Леса и пустоши быстро завладевали тем, от чего отказался человек. Природа умеет брать у нас реванш, стоит лишь дать слабину — покинуть какую-то территорию.

Эту тенденцию Вайсман воплотил во всемирном масштабе.

Все в наших руках?

Конечно, для многих людей невыносима сама мысль о том, что человечество когда-нибудь должно исчезнуть, хотя назвать несбыточным это предположение не может никто. До сих пор любой вид растений или животных — и Homo sapiens вряд ли представит собой исключение — населял нашу планету строго определенное время, в геологическом отношении не очень большое (что геологии планеты какие-то миллионы и десятки миллионов лет — даже не вершина айсберга, а крупица, отколовшаяся от него!).

Гибель того или иного биологического вида часто наступает внезапно, происходит катастрофически (см. "З-С", 7/07). В других случаях обреченный вид постепенно оттесняется более удачливыми и приспособленными к жизни конкурентами и постепенно вымирает, как происходит на наших глазах со многими видами крупных млекопитающих — от тигров и бонобо до коал и панд.

Сегодня человечество как будто переживает стремительный подъем, необычайно экстенсивный период развития. Всего за пару столетий наша популяция, несмотря на регулярные позывы к самоистреблению — мировые войны, — возросла в шесть раз. Ее численность превысила шесть с половиной миллиардов человек. Однако этот рост не может продолжаться не то что вечно — даже сравнительно долго.

Для такой небольшой планеты, как Земля, нас слишком много. Для природы мы стали непосильным бременем. Наши города мертвенными пятнами покрывают поверхность живой планеты, словно расширяющаяся опухоль. А ведь природа тоже имеет свои потребности. Забывая об этом, мы роем яму себе (а не только юбилейную скважину), мы пилим — сами поймем что (а не только распиливаем сиюминутную прибыль, отхваченную от "общего пирога" природы). Так не будет ли — под действием одних лишь естественных факторов — численность человечества сокращаться, приходя в равновесие с потребностями окружающего нас мира? И не туда ли клонится "градиент посягательств" эволюции?

Катастрофы неизбежны. Мы сами успешно подготавливаем их, уничтожая окружающую среду (см. "З-С", 1 — 2/07) или припасая атомное оружие (см. "З-С", 5/06). Закон "чеховского ружья" еще никто не отменял, тем более что он относится прежде всего к драматургии жизни. А ведь может произойти и космическая катастрофа (см. "З-С", 2/05) или род человеческий деградирует, тихо вымрет, подобно многим малым народам, — и тогда судьба этих капель, словно в трагифарсе, отразится в судьбе Океана под названием "человечество".

Что же произойдет с планетой после нашего вымирания? Какой геологический след мы оставим на лице Земли? Что станется с памятниками нашей инженерной мысли и хозяйственной деятельности? Что подлинно мы сотворили на ее тверди и посреди ее вод?

Халтура от "Down-строй"

Пример ряда заброшенных городов, разоренных в древности завоевателями, показывает, что у большинства этих "памятников" — короткая судьба. Они, как дети, которых грех оставлять без присмотра. Наши постройки и при нашей жизни напоминали тяжелобольных людей — за ними требовался постоянный уход. Стоит лишь раствориться в веках "доктору их тела", как они начнут рассыпаться. Без отопления полопаются трубы, и теперь материал зданий будет подвергаться регулярным циклическим нагрузкам: то оттаивать, то замерзать. Зашелушится штукатурка; металлические детали проржавеют; доски и балки сгниют. Случайные удары молний будут вызывать огромные пожары, поскольку горючих материалов в брошенном городе останется предостаточно. Корни деревьев, прижившихся возле стен и даже на их кладке, постепенно разрушат их — тем более что эрозионные процессы — воля "водички и ветерка" — крушили гранит скал, а не только наш бетон. Бури и град со временем выбьют стекла — эта красивая чешуя небоскребов без нашего ухода облетит, как листва. Сами небоскребы без постоянных ремонтов вскоре распластаются по покинутым автострадам, заодно побивая градом камней пустые дома в округе. Особого вреда для природы в этом не будет. Сталь превратится в оксиды железа, как то бывает и с природным минералом — гематитом, а бетон — в гравий и песок. Осколки стекол постепенно скроются в почве.

Не все здания будут разрушаться одинаково быстро. Пожалуй, самые современные постройки окажутся еще и самыми "мимолетными", непрочными. Если бы бетон стоял века, строительные компании разорились бы. Пока же все эти "Haus-строй" и "Down-строй" процветают. А вот Ангкор, Кельнский собор, египетские пирамиды, Московский Кремль или даже собор святой Софии в сейсмически опасном Стамбуле простояли бы без нас еще пару тысяч лет, пусть и превращаясь постепенно в бесформенную громаду, в то время как гордость ХХ века — Эмпайр-Стейт-билдинг — давно сгинул бы. Итак, самыми долговечными оказались бы древнейшие памятники зодчества — чудеса времени своего и нашего. Последнее звучит как приговор современной архитектуре, демонстрирующей — под знаком вечности — тщету и деградацию.

В больших городах отсутствие человека станет заметным с первого дня. В Нью-Йорке, например, одна из главных проблем — постоянно растущий уровень грунтовых вод. Каждый день рабочие вынуждены откачивать почти 50 миллионов литров воды, чтобы метро не залило. Если махнуть на все рукой, то, как признался автору книги сотрудник администрации, "за 36 часов всю подземку затопит". (К слову, шахты Кузбасса, Донбасса, Рура тоже вскоре превратятся в цепочку озер, стоит лишь заглохнуть насосам, откачивающим грунтовые воды.)

Пострадает не только метро. Улицы осиротевшей метрополии просядут; по их желобам побегут реки, каскадами проваливаясь в промоины грунта или впадая в озерцо, раскинувшееся на площади. Последнее касается не только Нью-Йорка. Во многих городах после первого крупного ливня выясняется, что канализационные люки давно забиты листвой и мусором, и вода, не имея возможности просочиться в почву, затапливает улицы и порой даже салоны автомашин. Примеры тому мы наблюдаем почти каждый год.

Тараканы обречены на вымирание

"Мы видим, что Земля без нас буквально расцветает, что она быстро залечивает раны, нанесенные ей. И мы убеждаемся, как хрупка наша инфраструктура, — подчеркивает Алан Вайсман. — В тот день, когда человечество исчезнет, природа моментально приступит к уборке дома". К "большой чистке", как можно назвать то, что будет происходить на планете. К "всемирному Delete". Или к "апокалипсису", который мы не увидим. После Страшного суда ожидается, что избранным праведникам будет дано право и впредь творить добро. Здесь праведник один — Природа.

Со временем "раны Земли" — городa — заживут, шрамы затянутся. Флора и фауна останется в плюсах. Многие виды растений и животных только выиграют от того, что их могучий конкурент в дарвинистской борьбе покинет ристалище шести континентов, четырех океанов. Пока мы убиваем тех же животных в несусветном количестве, не догадываясь об этом.

Так, каждый год миллионы птиц гибнут, отравившись промышленными ядами, ударившись на лету о зеркальный призрак высотки или выбившись из сил от того, что во время сезонных перелетов их попутает неоновый бес рекламы, заставив часами без толку кружить в воздухе. Мир без человека станет прежде всего миром птиц. Повсюду погаснут огни, зато зазвучат щебет и гам птичьих стай. Численность птиц, по оценке Вайсмана, станет прирастать примерно на миллиард в год.

Почти сведенные нами тропические леса (см. "З-С", 8/07) снова начнут наступать на бывшие соевые плантации. В Азии и Африке увеличится поголовье животных, в морях станет восстанавливаться до прежнего уровня численность рыб (см. "З-С", 4/03).

Африка особенно быстро вернулась бы в состояние первозданной дикости. Ее флора отнюдь не ослаблена вторжением многочисленных чужеродных видов, случайно завезенных сюда. Ее фауна — слоны, жирафы, бегемоты, носороги — не так сильно истреблена человеком, как животный мир Америки и Австралии. Павианы, одни из немногих приматов, приспособленные жить за пределами тропического леса, возможно, со временем стали бы играть в биологическом сообществе африканской саванны ту же роль, что древнейшие предки человека.

Особенно выиграют от этого мысленного эксперимента антилопы гну. Ведь скотоводческие племена масаев, населяющие Кению и Танзанию, являются их естественными конкурентами. В сезон дождей они выпасают стада коров в саваннах, а в засуху пригоняют на водопой, отваживая антилоп. Без масайских копий стада коров разбредутся, и животные станут легкой добычей львов и даже гиен. Если же коровы в африканских саваннах вымрут, степь сможет прокормить примерно вдвое больше травоядных, чем прежде. Численность антилоп гну достигнет примерно полутора миллионов.

Постепенно возрастут и популяции других крупных животных. В борьбе за просторы планеты они нам заметно проигрывали. Так, до появления наших предков в Америке, численность тамошней мегафауны (см. "З-С", 3/00) была примерно в три раза выше, нежели крупных животных, обитающих сейчас в Африке. Уже тогда, более 10 тысяч лет назад, люди убивали животных не только, чтобы спастись от голода, но и ради развлечения, выказывая, например, свою мужественность. "Мы рано научились убивать других живых существ просто так — даже когда мы не голодны", — отмечает Вайсман. По его предположению популяция мегафауны — крупных, массивных животных — еще может восстановиться на нашей планете, если исчезнет причина, катастрофически проредившая ее: человек. Так, численность слонов за одно столетие может возрасти в двадцать раз.

В Мировом океане состав видов пока еще не очень изменился, несмотря на триумфальное шествие человека по планете. Так что его исчезновение пришлось бы как нельзя кстати для морских обитателей. В этом случае мы напоминали бы победоносное войско, которое, едва взявшись осаждать город, вдруг отступило бы от него. Даже в условиях глобального потепления многие коралловые рифы восстановятся в течение нескольких столетий. Земля удивительно быстро оправится от нашего присутствия и "отдохнет от нас".

Наше исчезновение непременно будут оплакивать вши, тараканы и крысы — невыносимые приживалы, которые, оставшись без средств к существованию, погибнут. Так, вши, паразитировавшие на человеке, потеряв кормильца, вымрут за год. Тараканы и крысы в данной модели исчезнут — жаль, что мы этого не увидим! — в течение нескольких зим. Ведь все это — наши "домашние животные", фактически прирученные нами. Как ни умны крысы, им не выжить без невольной помощи человека. Не будет пищевых отходов, оставляемых нами на каждом шагу, и они околеют от голода в каменных мешках городов или станут добычей осмелевших хищных птиц и зверей. "Неистребимые", на наш взгляд, тараканы, прижившиеся в умеренных и северных широтах, вымрут в промерзших квартирах (вот и "рецепт борьбы с тараканами" от Вайсмана: не отапливайте квартиры зимой, и тараканы не доживут до весны, как, впрочем, и водопроводные трубы).

Одичавшие собаки, как ни сбивались бы в стаи, все равно не выдержали бы жестокой борьбы со своими прямыми конкурентами из окрестных лесов. Да и лошади тоже имеют мало шансов на выживание. Так что наши домашние "питомцы" почти поголовно будут перебиты хищными птицами и зверями — вот так в старину приканчивали ближайших друзей и родных свергнутого монарха.

Биологи уверенно называют лишь одно домашнее животное, которое, потеряв "суверена", сообразило бы, как выжить. Это — кошка. Конечно, в последние тысячелетия она приспособилась к жизни рядом с людьми. Однако ее врожденный охотничий инстинкт не притупился. Она легко прокормит себя — тем более что всюду будут мелькать стайки птиц.

Особенно возрастет численность лесных птиц, а вот количество птиц, живущих в открытой местности, например, перепелов или полевых жаворонков, снизится. Эти птицы заметно выиграли от того, что человек расчистил от леса обширные территории, но теперь площадь, прежде занятая лесом, постепенно восстановится. Хуже придется и тем птицам, что привыкли жить рядом с людьми, — например, ласточкам, скворцам или воробьям.

Овощные культуры, разводимые веками, претерпят "отрицательную селекцию", одичают и станут приносить невкусные, мелкие плоды или клубни — благо оценить их эволюцию будет уже некому. Городские парки разрастутся, на ничьих глазах превращаясь в леса. Природа не терпит пустоты. Место, огороженное человеком, место, так долго расчищаемое им, захватят дебри. Города станут экспериментальными "огородами" природы, где она будет культивировать наиболее быстро растущие виды. На любых клочках земли станут пробиваться растения и деревца. Поначалу появятся "пионеры дикости" — березы, ивы и тополя. Вслед за этими "квартирьерами", взрывающими городское бездорожье, выглянут буки, дубки и некоторые виды хвойных деревьев. Особенно разрастется китайский ясень (айлант), которому по темпам роста трудно найти себе равных (см. "З-С", 4/07).

Бывшие мегаполисы превратятся в настоящие заповедники. Все больше животных будет переселяться в города, где выбор рукотворных гнезд, нор и берлог окажется невероятно велик. По лесистым холмам, разбежавшимся вдоль улиц и авеню, станут бродить медведи и волки, койоты и лисы. В опустевших домах приживутся коршуны и канюки. Городская фауна — и в видовом отношении, и по своей численности — будет более разнообразна, чем в окрестных лесах.

Уже лет через двадцать городa зарастут. Сколько раз это было в бурной истории мира! Сколько раз говорилось: "Города нет. Посмотри… Там только корни больших деревьев. Они раздвигают камни… Деревья и люди не уживаются вместе". Но теперь сказать будет некому — и городов не останется.

Одним из главных победителей в извечной борьбе человека и природы в нашем гипотетическом случае станет Лес. Через два-три столетия почти вся Европа, от Лиссабона до Урала, вновь покроется густыми лесами — естественной растительной средой доисторических времен.

Лет через триста, когда обветшают и прорвутся дамбы, городa, построенные в дельтах рек, например, Хьюстон или Гамбург, скроются под речными наносами, подобно хазарской столице. Нахлынувшая морская вода затопит Нидерланды: ведь значительная часть страны лежит на землях, отвоеванных у моря; уйдут под воду и некоторые острова.

Всего через пять столетий мало что будет напоминать о таких мегаполисах, как Москва, Берлин или Нью-Йорк. Так, в минувшем году лишь радиолокационные исследования, проведенные при участии НАСА, позволили обнаружить в джунглях Камбоджи остатки почти такой же по размерам агломерации поселений в районе храма Ангкор-Ват, покинутой всего лишь в XVI веке (см. "З-С", 12/07). На их месте будет расстилаться холмистая местность, поросшая густым смешанным лесом. Руины рухнувших зданий напомнят о себе лишь характерным волнистым рельефом. А вот статуя Свободы в Нью-Йорке, пожалуй, переживет миллионы лет — только со временем она окажется на дне залива, подобно Александрийскому маяку, и покроется мириадами ракушек.

Вообще же через тысячу лет уцелеют лишь немногие творения рук современных инженеров: например, некоторые мосты, возведенные нами, выстоят, подобно величественным римским акведукам. Под Ла-Маншем все так же будет зиять туннель, связавший экс-Англию с бывшей Францией. Он продержится, пожалуй, еще несколько миллионов лет, как и портреты американских президентов, высеченные в гранитной скале Маунт-Рашмор в Южной Дакоте. А вот Панамский канал зарастет, и две части Америки, разделенные им, воссоединятся.

К этому времени лик нашей планеты неузнаваемо изменится. Тишина. Пустынные пейзажи. Глубокие пески. И случайные обломки распавшихся зданий. Это Вечность будет отдыхать посреди планеты Земля, упорством времени решая ее проблемы. Феномены природы окажутся гораздо сильнее чудес света.

Секреты разумного кваканья

Слова, слова, слова! Вот, что останется от нас, когда исчезнут даже руины. Волны эфира все также будут мчать со скоростью света сигналы наших теле- и радиопередач, наполняя межзвездное пространство позывными "Фабрики звезд" или нетленными словами о "третьем сроке", "пятом туре чемпионата", "десятой пятилетке". Космические радиоархеологи где-нибудь в созвездии Тельца долго будут восстанавливать по обрывкам перехваченных передач историю еще одной исчезнувшей цивилизации.

А еще от нас останутся устаревшие космические аппараты "Вояджер-1 и 2", "Пионер-10 и 11", которые упрямо держат курс за пределы Солнечной системы. Они продолжат бесцельно бороздить космос до тех пор, пока, может быть, их впрямь не перехватят инопланетяне, чтобы посмотреть весточку от нас.

Тот же "Вояджер-2", на рубеже 1970 — 1980-х промчавшийся мимо планет-гигантов, впору сравнить с бутылкой, брошенной в океан и несущей письмо счастливым обитателям других берегов. Братья по разуму, ежели в их руки когда-нибудь попадет "Вояджер", осмотрят припасенный в нем позолоченный компакт-диск и, правильно им распорядившись (прилагаемая инструкция обязывает!), узнают код ДНК, полюбуются сотней земных пейзажей, прослушают музыку Бетховена и Чака Берри, внемлют голосам Джимми Картера, американского президента в 1977 — 1981 годах, и Курта Вальдхайма, генерального секретаря ООН в 1972 — 1981 годах, а также обратят внимание на шумы, неизменно сопровождающие нашу земную жизнь: кваканье лягушек, грохот проснувшегося вулкана и сладкое чмоканье поцелуя.

Кваканье, впрочем, останется, наверное, когда не будет и следа нашей жизни. На лягушек Алан Вайсман пока не покушался. Возможно, их и увидят вожди эскадрильи НЛО, прилетевшей в ответ на приглашение на планету Земля. Увидят и будут — подобно диссертантам МГУ — долго вслушиваться в звучный, дребезжащий язык незнакомого племени. Может быть, что-то даже поймут…

Яд человеческий

Зато куда более прочную память о себе мы оставили, сами того не желая. Лишь при исследовании грунта или даже подлеска внимательный инопланетный "варяг", доведись ему посетить нашу планету, приметит следы куда-то испарившейся цивилизации: алюминиевые "жестянки", стекло, пластиковые трубы. Мусор — вот наш главный вклад в геологию планеты! Только планетарные катаклизмы, вроде нового ледникового периода, окончательно похоронят отбросы жизнедеятельности человека.

А что будет с громадными промышленными комплексами, которые и в наших руках — при неусыпном контроле — пугающе часто напоминали о себе авариями? В считанные дни выйдут из строя электростанции, потому что их работа требует постоянного участия человека. Заброшенные склады ядохимикатов и АЭС неминуемо разрушатся, отравляя или радиоактивно заражая обширные территории окрест. Уже через неделю выйдут из строя системы аварийного охлаждения АЭС. Пройдет около года, и перегревшиеся и расплавившиеся атомные реакторы один за другим начнут разрушаться. Лет через сто бетонные стены растрескаются, и радиоактивный уран станет заражать воздух, грунтовые воды и почву. Следы радиоактивного заражения планеты рассеются лишь через миллионы лет — как-никак на Земле сейчас около четырех с половиной сотен действующих АЭС.

Другой проблемой, с которой природе придется бороться очень долго, станут разнообразные виды пластмасс. Это Господь Бог творил "рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся", да созидал твердь. Мы же последнюю сотню лет научились творить иную твердь, лишь досаждающую живым существам: мы производили и производим в невиданных количествах целлулоид и плексиглас, полиэтилен и полипропилен. Ежегодно в мире изготавливается около 180 миллионов тонн пластмассы — тому свидетельством горы мусора, встречающие нас теперь чуть ли не везде. Всего за сто лет человечество накопило около миллиарда тонн пластика. Сам собой этот мусор не исчезнет — разве что смытые реками и ручьями бесчисленные груды пластмассы осядут где-нибудь на дне океана.

Глобальная химизация планеты и ее радиоактивное заражение — вот итог деятельности человека, которого впору назвать "уранообразующим видом" или "самым ядовитым из всех животных, населявших планету". Последствия такого загрязнения среды — этого медленного убийства живой планеты Земля — будут ощутимы, пожалуй, дольше всего.

- Лишь через 35 тысяч лет почва очистится от свинца, которым мы пропитали ее в — такую короткую! — промышленную эпоху.

- Через 100 тысяч лет в ходе эволюции, может быть, появятся микроорганизмы, которые займутся переработкой автомобильных шин, мертвым грузом все еще разбросанных здесь.

- Пройдет четверть миллиона лет, прежде чем распадется плутоний, накопленный нами в арсеналах атомного оружия.

- Некоторые ядовитые вещества — например, полихлорированные бифенилы, — не разложатся и через несколько миллионов лет, подсказывая случайно залетевшим сюда инопланетянам, что некогда на этой планете жил биологический вид, наладивший производство подобных ядов в крупных масштабах. В свое время бифенилы использовались при производстве лаков и пластификаторов. Эти химические вещества — подлинно "каинова печать" человека. "Конечно, такой вид животных просто не мог не погибнуть, отравившись в собственных ядовитых миазмах", — отметили бы .визитеры, прибывшие на НЛО.

- Наконец, накопленный нами уран-238 будет распадаться еще 4,5 миллиарда лет — ровно столько, сколько сейчас лет Земле.

Так что книга Вайсмана лишний раз заставляет поразмышлять о последствиях нашего вмешательства в экосистему Земли. Заглядывая в мир, где человеку не найдется места, и пытаясь понять, что произойдет в этом "безлюдном мире", мы не можем не задуматься над тем, "а что, собственно, происходит сейчас". Может быть, это научит нас лучше относиться к нашей родине — Земле. "Неужели все мы должны исчезнуть, чтобы Земля выздоровела? — риторически вопрошает Вайсман, и сам же дает ответ. — Я не верю в это. Моя книга предназначена не "миру без нас", а миру, в котором мы все еще живем. Ведь нам нужно научиться жить в согласии с Природой, если мы хотим подольше задержаться на этой планете".

"Мы подвержены катастрофам!"

Из интервью Пола Саффо, директора Института будущего (Пало-Альто, Калифорния)
журналу Bild der Wissenschaft

— Современное общество становится все более сложным, особенно это касается его инфрастуктуры, технологии и системы управления. Эта сложность делает нас подверженными разного рода катастрофам?

— Технологические новшества всегда таковы, что люди едва ли понимают, как это все функционирует. Многие, например, даже не догадываются, что, расплачиваясь на бензоколонке по кредитной карточке за купленный только что бензин, мы используем спутниковую связь. Люди осознают это, лишь когда спутник выходит из строя, как это случилось пару лет назад, и на всей территории США вы не можете расплатиться подобным образом кредитками. Мы слишком полагаемся на наши машины и компьютеры, о которых ничего не знаем, пока они внезапно не сломаются. Вот это пугает!

— Значит, наше общество стало впрямь более подверженным катастрофам?

— Да, но причина кроется не в наших технологиях, а в тех системах, которые основаны на данных технологиях. Вот, например, осенью 2006 года в Калифорнии наблюдалось массовое распространение инфекционных бактерий E.coli. Проблема здесь заключалась в том, что раньше люди выращивали, скажем, шпинат и сами его ели. Теперь все централизованно: массовое производство, массовая переработка… Вот с этим и связано массовое распространение бактерий. Так что в обществе должны действовать надежные системы контроля, чтобы предотвращать подобные катастрофы.

— Гибель цивилизации майя была следствием борьбы за власть и стремительного роста населения, которое уже не могло себя прокормить (см. "З-С", 1/06. — Прим. ред.). Подобный сценарий возможен для нас?

— Конечно! Теоретически могла бы погибнуть вся наша цивилизация и мог бы даже исчезнуть человеческий род. Я, впрочем, считаю, что этого не случится. Действительно, цивилизация майя — классический пример общества, не справившегося с экологическими проблемами и политическими конфликтами. Параллели с нашим современным обществом просто напрашиваются.

— Какие же нации имели бы лучшие шансы на выживание?

— В будущем роль наций окажется несущественной. Мы станем свидетелями стремительного развития отдельных мегаполисов или городов-государств. Признаки этого уже повсюду налицо, что делает сомнительной саму способность государства контролировать всю свою территорию. Так, градоначальник Шанхая заявляет пекинским властям, что они не должны вмешиваться в строительство нового аэропорта. Двадцать лет назад такое было просто немыслимо!

— Что произойдет, если мир когда-нибудь станет "одной большой мировой деревней"?

— О, нет! Такого не будет никогда. Мир, наоборот, становится все более разнообразным, к тому же это разнообразие стремительно варьируется. В наше время вы можете менять культуру, словно переключать телеканалы. Пройдитесь по Мюнхену. Вот вам встречается буддист, вот — индуист, вот — католик. Раньше образ жизни общества был строго задан традициями этого общества, которые не приходилось выбирать. Все ходили в одну и ту же церковь, встречались в кафе на углу с одними и теми же друзьями. Сегодня ваши ближайшие друзья могут жить, скажем, в Токио и поддерживать с вами связь по Интернету. Боже мой! Всего сто лет назад в Германии, например, национальные традиции, национальная идентичность были настолько важны, что из-за этого можно было внезапно начать войну с Бельгией. Сегодня до всего этого просто нет дела!

Новая напасть для Земли — глобальное потемнение

Ученые доказали существование глобального потемнения: за последние 30 лет количество солнечного света, достигающего земной поверхности, снизилось почти над всей территорией планеты. В своей работе они использовали данные об атмосфере, собранные с 3250 метеорологических станций, которые располагаются по всему миру. Исследователи интересовались изменениями, произошедшими в атмосфере в 1973 — 2007 годах.

Основной причиной ухудшения прозрачности воздуха являются микроскопические частицы, находящиеся в нем во взвешенном состоянии. Это, напрмер, сажа, образующаяся при сжигании топлива. В рамках исследования ученые оценивали количество подобных частиц в атмосфере.

Ранее предполагалось, что рост промышленного производства должен приводить к увеличению количества частиц в верхних слоях атмосферы и снижению ее прозрачности. Однако в 2005 году в журнале Science появилась статья, в которой исследователи доказывали, что загрязнение имеет прямо противоположный эффект. Они утверждали, что в 90-х годах прошлого века прозрачность атмосферы увеличилась, что привело к росту количества попадающего на поверхность солнечного света и усилению глобального потепления.

Теперь исследователям удалось установить, что прежние теории оказались верны. Ученые отмечают, что подобное "разнообразие" результатов объясняется тем, что мы плохо знаем, как влияют на климат дисперсные частицы,попадающие в атмосферу. Например, они могут служит основой для формирования капель и облаков, помогая отражать часть солнечного тепла обратно в космос и ослабляя воздействие глобального потепления. Однако кусочки сажи поглощают солнечный свет, тем самым разогревая верхние слои атмосферы и, наоборот, помогая глобальному потеплению.

Природа берет реванш

Вы никогда не задумывались, каким будет мир через пять миллионов лет? Через сто миллионов лет? Через двести миллионов лет? Вы полагаете, при первом же вопросе любой ученый распишется в своем неведении и запросится в астрологическую академию? Как бы не так! Разве нет возможности оценить будущее научными методами? Законы селекции, принципы генетики, закономерности климатических изменений будут действовать и через двести миллионов лет.

Им подчинится все живое.

Зная, например, скорость и направление движения континентов, можно представить себе, где они расположатся спустя миллионы лет. Зная расположение континентов, можно оценить, каким будет климат в тех или иных районах мира.
Нам известно и многое другое. Организмы позвоночных животных и впредь будут состоять из костей, мышц, различных органов тела. Сердце и впредь станет все так же сокращаться. Даже через двести миллионов лет будут существовать пределы роста животных и пределы скорости их передвижения.
Основываясь на этих прописных истинах, ученые пытаются представить себе, какие виды животных станут доминировать на нашей планете, если с лица Земли когда1нибудь исчезнет человеческая цивилизация.

Обезьяна еще произойдет от человека

"Будущее — это дикость". Именно под таким названием несколько лет назад выпустил книгу британский палеонтолог Дугал Диксон (русский перевод этой книги опубликован. — Прим. ред.). На шкале его времени — три отметки: "5 000 000 год нашей эры", "100 000 000 год нашей эры" и "200 000 000 год нашей эры". Прогнозируя будущее, Дугал Диксон строго следовал законам эволюции и консультировался с известными зоологами, биологами, геологами и исследователями климата. Миры, сотворенные им, населили самые удивительные животные.

5 000 000 ЛЕТ СПУСТЯ. Большая часть планеты покрыта снегом и льдом. Канада и Скандинавия стали одним громадным ледником. В Европе ледяная пустыня простерлась почти до 50-го градуса северной широты. Уровень Мирового океана упал на 150 метров, ведь очень много воды превратилось в лед. Моря далеко отступили от берегов или высохли. На месте Средиземного моря тянутся сплошные солончаки.

В заснеженной Европе лучше всего приспособились к вызову, брошенному природой, "шерстистые крысы". Они населили обширные просторы тундры. В этих зверях, достигающих размера овцы, трудно признать потомков альпийских сурков. Длинная, густая шерсть делает их, скорее, похожими на современных обитателей тундры — овцебыков. Им недостает разве что рогов, да вместо копыт растут когти. Шерстистые крысы разрывают ими мерзлую землю в поисках корешков травы. В минуту опасности они ведут себя, как все сурки: посвистывая, предупреждают друг друга и, собравшись в кружок, готовятся встретить врага.

У врага же — быстрые ноги и белоснежная шкура, надежно скрывающая его. Он нападает незаметно. Это —"снегобежка". В нем соединились черты двух современных хищников — ласки и горностая. Его морду украшают длинные клыки — главное его оружие.

Куда спокойнее в тропиках! Там бродят "пурпуролицые обезьяны" — потомки американских цепкохвостых обезьян. Леса Амазонии давно исчезли, но эти зверьки приспособились к проживанию в открытой местности. Везде они находят пищу, ведь они питаются не только плодами и листьями деревьев, но и мелкими животными, снующими в траве. Они давно пользуются орудиями труда, например, плетут сети из веток и трав, а потом ловят рыбу. В модели Диксона из этих умников выведутся наши братья по разуму. Так что, ждали инопланетян, искали снежных людей и дождемся-доищемся: грядут они, новые "сапиенсы", с острым умом и цепким хвостом.

Почему новые? Потому что в эту даль времен не званы даже отдаленные наши потомки. Никого из них не останется на Земле, ни одного человека! Вымрут все высшие приматы. Компьютерная модель Диксона лишила их — и нас! — среды обитания. Homo sapiens исчезнет — это лишь прогноз одного английского созерцателя — через пару миллионов лет. Будущее не принадлежит нам. И только "пурпуролицые обезьяны", все так же озираясь по сторонам, будут плести травяные верши, а потом перебегут к реке и забросят снасти, чтобы достать из воды свою золотую рыбку. 

100 000 000 ЛЕТ СПУСТЯ.  Оледенение давно сменилось потеплением. Вулканы — эти фабричные трубы природы — выбросили в атмосферу огромное количество углекислого газа. Средняя температура значительно превысила современный уровень. Полярные шапки растаяли. Экваториальные районы вновь покрылись влажными лесами.

Пышная растительность давала обильную пищу животным. Их поголовье росло, а сами они становились все крупнее. Оценивая количество растительной массы, которое способны будут произвести в ту эпоху тропики, Диксон населил их самым исполинским животным за всю земную историю — "диночерепахой". Она весит 120 тонн и должна съедать до 600 килограммов зелени в день. Врагов у такого увальня, способного растоптать одним движением, нет. Поэтому среди "диночерепах" выживали даже особи с дефектами панциря. В конце концов, этот костно-кожистый щит, сохранявшийся у черепах с древнейших геологических времен, у "диночерепахи" почти исчез. От него остался тонкий "корсет", стягивающий их рыхлое, мясистое тело.

Тем временем "царем воздуха" стала "сарычевая оса" — небольшое хищное животное размером с сарыча. Внешне оно напоминало птицу, но это — насекомое невиданных размеров. В его появлении нет произвола автора. Прогревшаяся Земля утопает в лесах и лугах. Бурный расцвет растительного мира привел к изменению химического состава атмосферы. Теперь она содержит кислорода больше, чем когда-либо.

В истории планеты уже был период, когда количество кислорода в атмосфере заметно превышало нынешнюю норму. Речь идет о карбоновом периоде. Это время благоволило насекомым, чей размер тела ограничен особенностями их дыхательной системы. С ростом парциального давления атмосферного кислорода насекомые могут стать намного крупнее, чем теперь. Так, в карбоновом периоде размер крыльев стрекозы достигал одного метра. В модели Диксона случилось нечто подобное.

Прежняя добыча птиц — насекомые, мелюзга полей и лесов, — разрослась и сама начала преследовать пернатых. "Сарычевая оса" стала самым опасным хищником джунглей. Ее мощные жвалы и конечности, а также фасеточные глаза, благодарякоторым угол обзора достиг 180 градусов, позволяли ей всюду уверенно  чувствовать себя. Планируя от дерева к дереву, она отлавливала одну птицу за другой.

Но не со всеми птицами запросто справится даже оса. В величайшем горном массиве планеты — он образовался там, где Австралия, переместившись на север, столкнулась с Азией, — поселился "большой синий буревик". Это — потомок журавлей, безраздельно властвующий в воздухе. Длинные, узкие крылья позволяли ему стремительно преодолевать огромные расстояния. Сколько раз его предки, разогнавшись изо всех сил, случайно бились о скалу! Таким крупным птицам было трудно маневрировать в горах. Выживали чаще те, кто, силясь замедлить полет, взмахивали всеми конечностями. Со временем мускулистые ноги "буревиков" покрылись мощным оперением и превратились в подобие вторых крыльев. Эти птицы научились грести ими даже против ветра. Обычно же "буревики" держали их сложенными.

Эволюция позаботилась и о том, чтобы "буревик" не ослеп. На высоте 10 тысяч метров над уровнем моря, где Диксон поселил эту птицу, воздух очень разрежен и не защищает глаза от вредного ультрафиолетового излучения. Птицы могли выжить здесь лишь потому, что у них появилось "третье веко", которое оберегало их глаза, словно стекла солнцезащитных очков.

Особенно худо в эту эпоху пришлось нынешним хозяевам природы — млекопитающим. Сто пятьдесят миллионов лет — почти как и динозавры, — над сушей владычествовали звери. Теперь кончился еще один цикл природы. Сыграв свою роль, звери сошли со сцены. Лишь отдельные их виды — подобно современным кайманам и игуанам, оставшимся от "золотого века" рептилий, — населяли давно облюбованные ниши.

Это, например, "горные свинки", готовые целый день лежать и пережевывать сладкие зерна, которые добывают громадные "серебристые пауки", живущие с ними в своеобразном симбиозе. Пауки сплетают прочные сети, что тянутся километров на двадцать. Толщина паутинных жгутов достигает толщины телефонного кабеля. Семена и зерна, приносимые ветром, повисают в этих сетях. Вдоль паутинок, как вдоль кормушек, переползают свинки. Им не надо много двигаться. Пища, как манна небесная, сама сыплется на них. Свинка обрастает жирком, но идиллия длится недолго. Когда зверек откормится, паук съест его.

200 000 000 ЛЕТ СПУСТЯ.  Сейчас скорость движения континентов составляет от двух миллиметров до пяти сантиметров в год. При таком неспешном дрейфе понадобится ровно двести миллионов лет, чтобы все разрозненные пока части света, составили наконец единое целое — Пангею-II. Ее северо-западное побережье покроется густыми влажными лесами. Их произрастанию способствует ветер, дующий со стороны Всемирного океана, ведь он приносит обильные осадки.

В этих лесах обитают "исполинские кальмары", весящие около восьми тонн. Эволюция, как и геология, любит повторения. Морские обитатели вновь выбрались на побережье. Сухопутные кальмары стали намного крупнее своих морских сородичей, а продолжительность их жизни достигла почти ста лет. Однако, как и прежде, жизнь, выбравшаяся из моря, сумела населить лишь узкую полоску лесов вдоль побережья. За ней — бескрайняя унылая пустыня. Ведь климат — суровый континентальный климат — в срединной части Пангеи-II совсем не благоволит ни флоре, ни фауне. Летом температура достигает плюс пятидесяти; зимой — минус тридцати. Зной и мороз попеременно мучают всех, кто решил поселиться здесь, а таких охотников немного.

Однообразие песков Срединной пустыни нарушают лишь многометровые башни, возведенные не человеком — "гигамитами", потомками термитов. Микроклимат внутри их жилищ довольно сносный. Солнечные лучи проникают сюда сквозь отдельные окошки, обогревая башни, но не раскаляя их. Целыми днями "гигамиты" бродят в поисках капелек воды. Они увлажняют ими дно башен. Там, на теплой, размокшей земле, растут водоросли. Каждая башня — это небольшой оазис посреди пустыни. Вереница насекомых изо дня в день занимается ирригацией, словно древние жители Нильской долины. Если они прекратят свой труд, пустыня возьмет верх. Оазисы погибнут. Культура гигамитов вымрет. Что побуждает их трудиться?Инстинкт? Предвидение? Коллективный разум? А что заставляло древних людей рыть каналы, сооружать плотины?

Людям в модели Дугала Диксона не найдется места на Земле. Но жизнь, меняя обличья и повадки, будет продолжаться и процветать без них. Можно быть спокойным за нашу планету; она не станет пустовать, преображаясь по воле природных законов. А мы? Чему научат нас наши предсказания? Быть может, потомки, лучше нас поняв, что требуют законы эволюции, приспособятся к ним…

В поисках новых любимцев природы

Ученые и писатели-фантасты не раз задавались вопросом: "Какой вид животных может стать новым "венцом творения", сменив человека?" Претенденты назывались самые разные. Мы рассмотрим всего две возможности. Когда-то российский зоолог Игорь Акимушкин констатировал: "Моллюски, членистоногие и позвоночные — три высшие ветви эволюционного развития животного мира". Долгое время доминировали позвоночные животные — и прежде всего человек. Когда же этот природный цикл завершится, преимущество получат соперники позвоночных. Одни из самых сообразительных живых существ — это осьминоги. Американский зоолог Джильберт Клинджелл отмечал, что осьминоги "весьма близко подошли к уровню умственного развития, высшим критерием которого является человеческий интеллект". По его словам, "если бы осьминоги сумели преодолеть береговой барьер и выйти из океана на сушу, они, вероятно, заселили бы ее множеством удивительных органических форм".

Вот фантастический сценарий становления цивилизации осьминогов. Скрывшись в глубине Океана, эти моллюски спаслись от промышленных ядов, отравивших обширные районы суши и поверхностные воды. Всеобщий мор миновал их. Постепенно их интеллект рос. Эти хитроумные существа научились пользоваться орудиями труда, стали возводить из камней подводные крепости, придумали язык для общения друг с другом. Жесты щупалец стали в этом языке словами. Кроме того, осьминоги общались друг с другом, меняя цвет кожи или таинственно фосфоресцируя — свечение это вызывали бактерии, селившиеся в слизи, что покрывала тело моллюска. Изменился сам образ жизни осьминогов. Они превратились в общественных животных, развили определенные моральные кодексы, создали свою, осьминожью, цивилизацию, которая вовсе не была цивилизацией технократов. С одной стороны, в море удобнее жить, чем на суше, и потому не надо выдумывать массу приспособлений, чтобы помочь себе; с другой стороны, под водой труднее изобретать разные технические новшества. Однако береговой барьер был для осьминогов непреодолим.

В другом сценарии первенствовали муравьи. Эти крохотные и крепкие насекомые, жившие огромными семьями, сообща приноравливались ко всем тяготам экологической катастрофы. Уже сейчас муравьи умеют... возделывать землю и приручать домашних животных: они выращивают грибные сады, доят тлей. Они пользуются орудиями труда, — например, сшивают листья с помощью своих личинок, — и сооружают громадные пирамидальные постройки. Некоторые органы чувств развиты у них до совершенства. Так, они наделены объемным обонянием и умеют распознавать форму предмета, распространяющего запах. Они видят все, что происходит в ультрафиолетовой части спектра. Великолепно определяют временные интервалы. С помощью ног легко улавливают вибрацию поверхности и даже общаются на языке, напоминающем азбуку Морзе. Вдобавок муравьи — в высшей степени социальные животные. Их огромные сообщества, насчитывающие порой сотни тысяч особей, строго организованы. Муравьиный народ отличается поразительным чувством долга и коллективизмом. Наконец, муравьи — великолепные строители, причем их постройки — в отличие от людских — прекрасно вписываются в ландшафт. Из хвоинок, стебельков, щепочек, прутиков, даже камешков они возводят громадные многоэтажные города — муравейники. Выстраивают множество тоннелей, каналов, ходов. Общая длина их подземных и наземных магистралей достигает порой нескольких километров. Во все стороны от муравейника они прокладывают утоптанные дорожки, напоминающие мощеные римские дороги, что разбегались во все стороны от Рима.

Пережив целый ряд мутаций в воображении фантастов, муравьи резко увеличились в размерах. Вырос и их хитиновый панцирь. Дыхательный аппарат стал совершеннее, что опять же способствовало росту муравьев. Эти насекомые научились вылепливать из выделяемых ими секретов прозрачные, студенистые шарики. Они пользовались ими как линзами: фокусировали солнечный свет и разжигали огонь.

Постепенно эти огромные, но не утратившие своих качеств муравьимутанты стали владеть всей планетой. Они очистили и дезактивировали сушу и моря, когда-то отравленные человеком. Повсюду насадили сады, возделали поля и луга, стали культивировать и разводить отдельные виды деревьев, придумали множество приборов и инструментов, разработали свой сложный язык и даже создали свою муравьиную науку. Теперь их ученые-палеонтологи, исследуя далекое прошлое Земли, пытались понять причину таинственной гибели людей, в огромном числе населявших когда-то планету. Назывались самые разные сценарии: падение астероида, изменение климата, эпидемии опасных болезней, ядерные конфликты, внезапное повышение космического излучения после взрыва сверхновой звезды в окрестности Солнечной системы...