Чаепития в Академии: Когда Земля умещается в ладонях...

"Чаепития в Академии" — постоянная рубрика "Правды.Ру". Это встречи с выдающимися учеными нашей Отчизны. Беседы с ними ведет писатель Владимир Губарев. К сегодняшнему разговору приглашен известный космонавт, дважды Герой Советского Союза, член-корреспондент РАН Виктор Савиных.

Мне посчастливилось быть свидетелем начала космической эпопеи. Среди множества событий и свершений есть такие, которые особенно меня волнуют. К примеру, полеты Юрия Гагарина или Нейла Армстронга, Германа Титова или Джона Гленна, первые экспедиции на орбитальные станции и на Луну. Если же говорить о самых памятных эпизодах многоликой космической одиссеи, то для меня один из них связан с первой страницей, вырванной из моей книги "Утро космоса". На ней лаконичная надпись: "Читано на борту станции "Салют-7", штамп и подписи участников экспедиции. Вернул на Землю эту страничку Виктор Савиных.

— Сам понимаешь, — объяснил он, — пришлось поступить столь варварски: вырвать страницу из книги. Ведь в спускаемом аппарате вес строго ограничен, приходится учитывать его буквально по граммам, а потому саму книгу оставили на станции — сгорит вместе с ней…

Эта "космическая страничка" из книги висит в рамке на стене кабинета и напоминает мне — нет, не о читальном зале на орбите, а об одном из самых драматических, а потому героических эпизодов в истории космонавтики. Одним из его героев был мой старый друг, космонавт, дважды Герой Советского Союза Виктор Савиных.

Он рассказывает об этом так:

— "Салют-7" замолчал неожиданно. Что там случилось, никто не знал. Раз не работала система энергопитания, то станция должна была замерзнуть. Владимиру Джанибекову и мне предстояло состыковаться с молчащей станцией, открыть люк и войти в нее… Еще при подходе "Союза Т13" к станции в ЦУПе заметили, что две панели солнечных батарей были не параллельны, а развернуты относительно друг друга примерно на 80 градусов. Стало быть, не работала система ориентации солнечных батарей, а это влекло за собой отключение системы энергопитания станции. Можно ли находиться внутри станции экипажу, не знал никто… Открыли люк и вплыли в рабочий отсек станции. Мы были в противогазах. Вокруг непроницаемая темень, жуткая тишина и космический холод.

Станция теряла высоту, не отвечала на позывные с Земли. Она замолчала, погасла, потеряла интерес к жизни — почти, как человек. Двое в мертвой станции, где-то посреди бесконечного космоса. От таких мыслей становится страшно… Стащили противогазы с лица. Запаха дыма вроде бы нет. Оглядели отсек, освещая фонариком стенки станции. Все находилось на месте, следов пожара нет. Нырнув к полу, я открыл шторку иллюминатора. Мы летели на дневной стороне орбиты — и полоска яркого света легла зайчиком на потолке. Стало светлее. Начали обследовать помещение станции. Везде было чисто, сухо, аккуратно закреплены книги бортовой документации, инструменты. В этот момент мне казалось, что я в старом заброшенном доме…

Они вернули "Салют-7" в жизни. 165 суток Виктор Савиных работал на его борту.

Шесть длительных и четыре коротких экспедиции прошли на "Салюте-7". 22 космонавта работали на станции. Почти восемь лет существовала она на орбите и 7 февраля 1991 года вошла в плотные слои атмосферы. Обломки упали на границе Чили и Аргентины. Места были "глухие", а потому никто их там не искал…

А потом был "Мир". И третий по счету полет в космос для Виктора Савиных.

Что было общее во всех его стартах в космос?

— На орбите не было ни единой свободной минуты. Это сказано не для красного словца, — замечает Савиных. — Дело в том, что для каждой экспедиции составлялась весьма обширная и сложная научная программа, которая, по сути дела, открывала новое направление в исследованиях планеты, и я с удовольствием занимался этими экспериментами, понимая, что они бесценны…

Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!

Так рождалась новая область в мировой науке. "Космическая" ее часть представляла лишь видимую вершину айсберга, а главная — "подводная" — находилась на Земле. И теперь уже доктору технических наук и профессору Виктору Петровичу Савиных предстояло стать одним из ее отцов-основателей.

О "точках роста" новой науки Виктор Савиных сказал, на мой взгляд, очень точно:

— Когда-то я услышал выражение — космическое пространство человеческого мозга… В полной мере его смысл я понял и осознал на орбите. Мы находились в относительно замкнутом пространстве, но тем свободнее была наша мысль. Она обнимала все — и небо, и землю.

Полеты Виктора Савиных — это, прежде всего, Открытие Земли, новый взгляд на нее. Казалось бы, цели его исследований, дальнейшая судьба прославленного космонавта уже определены навсегда — благо в родной "Энергии" проектов хватало, и Генеральный конструктор Ю. П. Семенов твердо рассчитывал на Савиных, которому надлежало теперь заниматься исследованиями Земли из космоса.

Но судьба распорядилась иначе.

— Тогда в стране шла компания по избранию ректоров высших учебных заведений на собраниях трудовых коллективов, — рассказывал Виктор Савиных при нашей очередной встрече в начале 2000-х. — От коллектива профессоров родного МИИГАиКа поступило мне предложение возглавить институт. Два министра — высшего образования и общего машиностроения — быстро договорились между собой. В то время речь шла о повышении уровня высшего образования, и в вузах требовались новые люди. Именно тогда МВТУ возглавил летчик-космонавт и заместитель Генерального конструктора А. С. Елисеев. Вот так я вернулся в Московский институт инженеров геодезии и картографии, который когда-то закончил. В отряде космонавтов меня не оставили, так как Министерство высшей школы не входило в список девяти министерств СССР, которые занимались космическими исследованиями и могли иметь своих космонавтов…

Странно, не правда ли, что из изучения космоса высшая школа исключена?

Новый ректор МИИГАиКа, которого вскоре единодушно избирают президентом Ассоциации российских вузов, решил исправить эту ошибку…

Мы встретились с Виктором Петровичем Савиных в его кабинете ректора. Беседа шла конечно же о том, как готовит сегодня университет специалистов и какую роль сегодня играет в этом космическая наука. И тут же услышанная информация стала поистине сенсацией…

— Удается ли заниматься наукой столько, сколько хочется? — спросил я.

— Работа ректора все-таки особенная, — ответил Виктор Петрович. — Еще в то время, когда мне министр ее предложил, я сразу же посоветовался с Алексеем Елисеевым, который тогда возглавлял МВТУ. Он мне сказал, что конечно же времени будет хватать и на науку. Это во многом меня подкупило, потому что позади были три космических полета, во время которых я провел массу интереснейших экспериментов, собрал уникальные научные материалы, и все это хотелось обобщить и осмыслить. По земному зондированию намечалось много направлений исследований, и хотелось их развивать. К сожалению, должность ректора не только хлопотливая, но и весьма сложная. А потому того времени, которое хотелось бы выделить в полном объеме на занятие наукой, явно недостаточно. Однако каждую свободную минуту отдаю именно ей… К счастью, здоровье "космическое", а потому у нас, космонавтов, сутки растянуты на много часов больше, чем у обычных землян. Если серьезно, то подготовка к полетам позволила выработать важную черту: умение рационально и эффективно использовать свое время. Мне было легче, так как я выпускник МИИГАиКа. Здесь у меня была кафедра, я хорошо знал коллектив, а он — меня.

— Это знаменитая аэрокосмическая кафедра, которую одно время возглавлял Ю. П. Семенов, главный конструктор "Энергии"?

— Именно здесь он стал профессором… А потом эту кафедру он передал мне.

— Говорят, что "новая метла по-новому метет"?

— Думаю, что ко мне это не относится. Даже в самые трудные времена я старался сохранить людей — ведь здесь преподают уникальные специалисты. Ну, а теперь особенно нужно заботиться о кадрах, так как их не хватает… Так что конфликтов у меня не было. И это, кстати, позволяет заниматься и наукой весьма продуктивно.

— Я хорошо помню всевозможные разговоры о том, что пилотируемая космонавтика не нужна. Одним из аргументов, когда мы доказывали обратное, было исследование природных ресурсов из космоса, мол, без дистанционного зондирования Земли у нашей цивилизации нет будущего… Напоминаю, об этом ученые и космонавты говорили на самой заре космонавтики. Каково с этим положение сегодня?

— Мы первыми начинали эти работы. Получали фотографии, создавали новую аппаратуру. Пытались разобраться, что именно можем получать с орбиты. Именно с этих исследований начиналось дистанционное изучение планеты. Сравнивали с аэрофотосъемкой. Анализировали, насколько информативнее наблюдение с орбиты, дешевле ли оно… Во время пилотируемых полетов отработали оригинальную аппаратуру, затем она устанавливалась на автоматических спутниках. Появились "Океаны", "Метеоры"… Знаю, что в различных КБ создавались новые автоматы, которые значительно расширяли возможности использования космоса. Однако надеждам не суждено было реализоваться! К сожалению, сейчас из-за катастрофического состояния нашей экономики эти работы свернуты. Уже три года мы не запускаем "Ресурсы"… Раньше три-четыре аппарата в год выводилось на орбиты. Информацию получали настолько обширную, что не успевали ее даже обрабатывать. Казалось бы, следует развивать наземное обеспечение таких спутников, но мы пошли по другому пути — прекратили пуски новых аппаратов. А это сразу же отбросило нас назад. Теперь некоторые наши организации, которые используют информацию из космоса, покупают такие снимки за рубежом, у американцев.

— Раньше Академия наук принимала самое активное участие в этих работах. Инициатором многих из них был Мстислав Всеволодович Келдыш. А сейчас?

— Одно время Академия наук как бы отдалилась, отошла от космических исследований. Наверное, из-за того, что в руководстве ее не было людей, которые непосредственно связаны с космонавтикой. Ведь Келдыш был Главным теоретиком космонавтики, чем, пожалуй, многое объясняется в его пристрастии именно к этой области науки. Ну, а вслед за Президентом Академии шли и другие крупные ученые… Однако в последнее время ситуация начинает постепенно меняться. Появились энтузиасты космических исследований среди крупных ученых. К примеру, академик В. М. Котляков, директор Института географии РАН, очень активно участвует в пилотируемой программе на Международной Космической Станции. Там находится прекрасная аппаратура, цифровые камеры, а потому для исследований Земли есть прекрасные возможности.

— Почему же они плохо используются?!

— Эти проблемы лежат за пределами космонавтики, они здесь, на Земле…

— Хотя бы один пример в подтверждение этого!

— По своей сути, он очень страшный… Всем памятна трагедия, которая случилась на Кавказе. При сходе ледника погибли люди, пропала съемочная группа, были уничтожены туристические базы и поселки. Постоянно идут разговоры о том, что беда пришла неожиданно, мол, предвидеть ее было невозможно. А ведь это большая ложь! На борту МКС в это время работал экипаж. За неделю до трагедии велась съемка Кавказа. На этих фотографиях отчетливо виден ледник. Более того, совсем нетрудно определить, что он начал свое движение…

— Так почему же никто об этом не предупредил!?

— А эти снимки никто не смотрел! Все аналогичные службы, которые существовали у нас раньше, прекратили свое существование, так как их работа не финансируется.

— Может быть, эти снимки были засекречены?

— Их можно посмотреть на любом компьютере, подключенном к интернету. Сейчас съемки с МКС передаются сразу же в глобальную сеть, мол, пожалуйста, пользуйтесь все, кто пожелает! Однако у нас желающих становится все меньше… А американцы очень широко используют такие исследования. Естественно, они являются монополистами в передаче подобной информации, потому что владеют каналами связи с борта МКС. У них право выбирать, кому именно давать такую информацию…

— А вы получаете?

— Самое интересное они тут же дают сюда. К примеру, в последние дни передали снимки извержения вулкана — зрелище очень красивое и необычное. Когда началось наводнение на Ганге, вся съемка пришла… И это не случайно. Дело в том, что всех космонавтов, которые уходят на МКС, готовим мы. Я имею в виду дистанционное зондирование Земли. Кстати, два космонавта пришли к нам и здесь получили второе образование. Они летчики, а теперь и инженеры… Весьма активно работаем с кандидатами в отряд космонавтов. Профессора нашего космического факультета читают им лекции, ведут практические занятия.

— Чем вызван такой интерес?

— Космическая география — весьма перспективная область современной науки. Она очень информативна, дает возможность сразу посмотреть на большие территории, оценить их состояние и те изменения, которые происходят. Резко изменилась оперативность получения информации. Раньше, к примеру, на борту "Ресурсов" процесс был долгим, так как мы имели дело с пленкой. А сейчас все в цифровом виде, и это позволяет создавать принципиально новую технику. Сейчас и в "Энергии" имени С. П. Королева, и в Центре имени М. В. Хруничева разработаны "легкие спутники", которые просто необходимы на орбитах, чтобы ни землетрясения, ни наводнения, ни сходы ледников и лавин не становились бы для нас неожиданностью. Только в этом случае можно избегать трагедий.

— Разве нравственно ссылаться на отсутствие денег, если после трагедии на ликвидацию последствий уходит их намного больше?!

— Но такова у нас политика! Надежда на "авось", к сожалению, проявляется особенно отчетливо в образовании. Все провозглашают, что без хорошего образования нет у страны будущего. А в том же бюджете средств оставляют в лучшем случае столько же, сколько было в прошлом. Даже инфляция не учитывается. Большего позора для общества быть не может, если оно заставляет своих учителей и работников вузов выходить на митинги, объявлять голодовку и требовать повышения зарплаты. У нас же, к сожалению, это становится нормой, а, следовательно, о высоком и добротном уровне образования мы говорить не имеем права…

— Я недавно услышал рассуждения о том, что в России слишком много людей с высшим образованием. Говорил об этом чиновник довольно высокого ранга, из чего я сделал вывод о том, что правительство лелеет мечту еще больше снизить расходы на высшую школу. Мол, если специалистов слишком много, то нужно сократить число вузов… Есть такие идеи?

— К сожалению, да. Как будто они отражают реальность. Заводы стоят, персонал сокращается, значит, и инженеры не нужны. Я могу судить по космическим и авиационным заводам. Молодежь туда не берут. Казалось бы, зачем для них готовить специалистов?! Но это весьма примитивная политика, сиюминутная. Если бы такие предприятия, а они, безусловно, самые современные и передовые, работали на полную мощность, то специалистов с высшим образованием не хватало бы… Кстати, настало время, когда на рабочих местах нужны люди с высшим образованием, точно так же, как и в армии. Если мы хотим создать передовое, процветающее и богатое государство, то нужно уметь рационально использовать те средства, которые есть. А это подразумевает, что мы должны заботиться именно об образовании, потому что более эффективного и разумного использования их не существует.

— Сейчас идет "бунт академиков". Крупнейшие ученые страны, и в первую очередь математики, бьют тревогу: школьное образование плохое, а та реформа, которая предлагается чиновниками, еще больше снижает его уровень. Академики правы?

— Безусловно! У меня самая большая проблема с физикой. Ее в школах практически не учат. Педагогов нет. Мы вынуждены в первом семестре на двух специальностях — космической и оптической — читать курс школьной физики. Мы не проводим вступительный экзамен по физике, так как знаем, что большинство абитуриентов его не сдаст.

— Есть возможность сравнить прошлое и сегодняшний день. Я имею в виду школу…

— Учились мы с большим энтузиазмом. У педагогов было желание дать нам знания. Все жили плохо — и учителя и ученики, особенно в сельской школе, в которой я учился. Сейчас центр обучения скатывается к компьютеру, к телевизору. Это неплохо. Но они не дают знания. Это суррогат их. Снижение уровня образования беспокоит всех нас, мне кажется, главные проблемы будущего сконцентрированы именно здесь.

— Происходит ли сейчас единение между наукой и образованием? Мне кажется, это очень важно?

— К счастью, происходит. Появились программы интеграции высшей школы и Академии наук. Учебные заведения и институты РАН работают вместе, и это дает большой эффект. Крупные ученые все чаще появляются в учебных аудиториях. Мы открываем Аэрокосмический центр. В его создании участвуют Российская Академия наук, Министерство природных ресурсов и высшая школа. В рамках проекта идет активное сотрудничество с американцами. В частности, проведен эксперимент в районе Гавайских островов. Там была полная "этажерка" — велось наблюдение из космоса, работали самолеты и вертолет, а также осуществлялись наземные и морские измерения. Другой проект предусматривает изучение выброса рек в моря, загрязнение Мирового океана. В общем, перспективы Аэрокосмического центра весьма обширные. Сейчас мы ставим станцию по приему информации со спутников… Очень много сейчас говорится о климате. Гипотез и теорий множество, а четких ответов нет. Можно удариться в ту или иную крайность, и только через несколько лет понять, что ошибались… Такого допускать нельзя, нужны точные данные, и у нас есть возможность получать их.

— Можно ли сделать такой вывод: для космонавтики наступает "время Х" — главное в ее развитии теперь — изучение Земли?

— Это должна быть своеобразная "вторая космическая революция"…

— А первая?

— Она началась с запуска первого искусственного спутника Земли и полета Юрия Гагарина…

…Прошло несколько лет. Так случилось, что Виктор Петрович Савиных стал Президентом Университета геодезии, картографии и аэрофотосъемки. Ректором переизбрать его уже не могли — по возрасту.

Шел 2007-й год. Юбилейный для нашей космонавтики — 100 лет со дня рождения Сергея Павловича Королева, 150 лет со дня рождения Константина Эдуардовича Циолковского и 50 лет со дня запуска первого советского искусственного спутника Земли. Вполне естественно, я провел серию встреч с учеными, которые причастны к этим великим событиям.

А тут случилось еще одно: в очередной раз чиновники взялись за реформирование образования. Первое, что они сделали — попытались "отделить" науку от образования. Хотя на словах все звучало иначе, но на самом деле чиновники взяли за образец американские университеты, которые являются крупными научными центрами. Почему бы не сделать это и у нас?

Естественно, что мнение член-корреспондента РАН, опытного ректора, прославленного космонавта и, наконец, мудрого человека Виктора Петровича Савиных, на мой взгляд, обязательно должно быть доведено до общественности.

— Работа ректором, — сказал Виктор Савиных, — это новый очень длительный полет. 19 лет на посту ректора пролетели стремительно.

— И что самое важное произошло за это время?

— Удалось соединить образование и космос.

— А наука? Ведь избрание в Российскую Академию наук не может быть случайным — это признание именно как ученого?

— Сейчас много ректоров избрано в РАН, и это естественный процесс, так как название "университет" подразумевает, что в этом высшем учебном заведении наука присутствует. Причем на весьма приличном уровне. Любой университет не может жить без науки. У нас она связана с космосом, с зондированием Земли с орбит, с фотографией, с геодезией.

— Какую помощь Академия наук оказывает вашему университету?

— Когда я стал ректором, то сразу же увидел, что у нас вузовская наука не очень сильно развивается (мягко говоря). Мне доводилось бывать в разных университетах в той же Америке, и там я видел иное отношение к научным исследователям. Уровень намного выше, чем у нас. В то же время мне стало ясно, что без взаимодействия с Академией наук у нас ничего не получится. Так постепенно начали налаживаться связи между институтами РАН и университетом.

— Какие именно институты?

— Институт физики Земли, Институт географии, Гидрометцентр, Институт геологии и некоторые другие. Была программа интеграции — мощная и нужная программа объединения академической и вузовской науки. У нас появились совместные проекты. И в результате — получены хорошие результаты, особенно по геодинамике, по прогнозированию землетрясений. Естественно, мы используем геодезические методы. Кстати, с их помощью было предсказано землетрясение в Спитаке. Это направление исследований самым тесным образом связано с Академией наук.

— Космонавтов много, но в науку мало кто пошел. Почему?

— Науку надо любить. Для этого нужно сидеть над книгами, разрабатывать направления, методики исследований. Еще когда я учился здесь в институте, то мой учитель профессор Иванников привлекал студентов к науке. Позже в КБ академика С. П. Королева, куда пришел работать, я сразу же начал заниматься научными исследованиями. Мы делали оптические приборы для первых космических кораблей, орбитальных станций, лунников. Для этого нужна была теория, то есть наука. Проблемы построения оптических систем, которые работают за атмосферой, были необычно сложными и неведомыми. Проводились исследования, осуществлялись эксперименты, подавляющее большинство из них несло два определения: "совершенно секретно" и "впервые в мире". Оттуда у меня страсть к науке. Не все космонавты пришли в отряд с желанием заниматься ею, и это естественно, потому что профессия "космонавт" — многоплановая. Как говорится, каждому свое…

— Твой "Крестный отец" Алексей Елисеев пришел ректором в МВТУ имени Баумана, где он когда-то учился. Но ректор из него не получился… Почему?

— МВТУ — это такая организация, которая требует особых качеств от руководителя. А Елисеев — человек жесткий. Он пришел с космической фирмы, где все расписано по часам, где все регламентировано. Ты должен с утра до вечера работать до тех пор, пока задание не будет выполнено… Елисеев хотел те же правила ввести и в ВМТУ. Естественно, большинству это не нравилось. К другому стилю работы здесь привыкли. К тому же он хотел построить новый ВМТУ — мощный университет. Место было выделено за городом, и профессорам не очень хотелось туда ездить — далеко от центра и не очень удобно.

— Как вам удалось стать университетом?

— Нас сравнивать с МВТУ нельзя. Мы — маленький университет, у нас всего пять тысяч студентов.

— А в чем же особенности?

— В специализации. Мы выпускаем уникальных специалистов, которых нигде, даже в других геодезических вузах, не готовят. К примеру, специалистов по оптике, по геоинформатике. У нас даже есть привязанная к Земле архитектура. Космическая геодезия, морская геодезия, картография, — все это сосредоточено в нашем университете. Мы готовим немного специалистов, но все они востребованы уже с четвертого курса. Этим я горжусь.

— Вам удалось соединить образование и науку, то есть сделать то, о чем сейчас министерские чиновники много говорят?

— Да. Но финансирование явно недостаточное. Много усилий уходит на всевозможные игры, в которых приходится участвовать, так как нужно завоевать гранты. Не хочу углубляться в проблему, но она год от года усложняется. Не для крупных университетов, куда деньги дают в рамках национальных проектов, а для небольших, таких, как наш. Мы готовим специалистов для работы с системой ГЛОНАС, но деньги отдали другим, тем университетам, где этим не занимаются.

— Кому именно?

— В частности, шестьсот миллионов рублей отдали МГИМО… По этому поводу я могу вспомнить только очень старый анекдот: "Пессимисты изучают английский язык, оптимисты — китайский, а реалисты — автомат Калашникова".

— Ты — реалист?

— А что остается делать, когда специалисты по иностранным языкам должны эксплуатировать сложнейшую космическую систему, состоящую из искусственных спутников Земли, центров приема и переработки информации, сложнейших наземных комплексов. Мне кажется, этот пример ярко показывает, какие именно реформы с высшем образовании затеяли наши чиновники!

— Если сравнивать прошлое — когда ты учился, и сегодняшний день, какова ситуация с наукой и образованием?

— Наука в вузах сегодня финансируется иначе. В прошлом наш вуз был сильно завязан с военно-промышленным комплексом, и мы деньги получали в основном по этой линии. Естественно, проблем у нас практически не было. Получали столько, сколько было необходимо. А сегодня в каждый проект надо обязательно вкладывать свои, университетские деньги. Только в этом случае ты можешь рассчитывать на помощь государства. Но у специализированных университетов таких денег нет, да и быть их не может. Это не только беда нашего вуза, но и всех остальных, которые не числятся гигантами. К примеру, в этом году ни один из специализированных университетов, которые занимаются науками о земле, не получил деньги. Ни горный, ни геологоразведочный, ни мы — никто! Это ведь небольшие учебные заведения, и они не могут по финансам соревноваться с крупными… А, как известно, сегодня деньги решают все!

— Значит, создание четырех университетов-монстров, я имею в виду в Сибири, на юге России, в Москве и Питере — это ошибочное решение? Но ведь таким образом чиновники надеются догнать и перегнать Запад!?

— Кто кого догонять должен — это еще очень большой вопрос… Не надо забывать о небольших университетах, которые дают кадры для науки и промышленности и которые востребованы. Возможно, нужно развивать четыре мегауниверситета, но не следует думать, что только они способны решить проблемы высшего образования в стране. Опасность же очевидна: гиганты станут в десять раз богаче — ведь именно им направляются основные средства государства, а маленькие университеты станут намного беднее, так как окажутся на обочине финансирования. Это неверно, это глубочайшая ошибка.

— Будем надеяться, что эти опасения не оправдаются!?

— К сожалению, реформирование высшего образования, которое сейчас пытаются осуществить "сверху", ведет к его кризису. Западные модели показали и уже доказали свою неэффективность, об этом немало примеров в прошлом. Один из них — становление и развитие космонавтики в стране и в мире. Ничего нельзя копировать, надо искать и находить новые, оригинальные пути. В этом должна быть суть любых реформ. Особенно бережно следует относиться к тем направлениям в жизни общества, которые сделали страну "великой". А это, в первую очередь, образование и наука.

— В будущее надо смотреть с оптимизмом?

— Безусловно. Иначе ничего не получится…

— В таком случае, каковы планы? Насколько они престижны?

— Не буду скрывать: тщеславные планы есть, и связаны они с космосом.

— Необычный эксперимент или программа?

— Сейчас начну противоречить сам себе. Только что сказал, что не надо копировать американцев, но тут же сошлюсь на их опыт. Джон Гленн полетел в космос в 75 лет. Его пример заразителен. В недалеком прошлом я предложил себя в качестве кандидата от России на полет в составе экипажа "Шаттла", даже придумал неплохую, на мой взгляд, программу. Кстати, она напрямую связана с исследовательскими работами нашего университета. Тогда руководители Роскосмоса в шутку говорили, мол, молод еще, нужно подождать, пока постарше не станешь… Годы идут быстро, и хотя мне еще далеко до рубежа Гленна, все-таки космическую подготовку уже можно начинать…

— А как со здоровьем?

— Убежден, что любую комиссию пройду. Это уже не шучу!

— А расширение контактов между университетом и большой наукой?

— Конечно же, планы есть. Меня сейчас по возрасту из ректоров уволили и избрали президентом университета, а, следовательно, у меня появилось больше возможностей именно для науки в вузе. Теперь и в Академии наук контакты расширяются, так как я стал член-корреспондентом РАН. Вместе с академиком В. Г. Бондуром мы создали Центр экологического мониторинга и информационных технологий "Аэрокосмос". В нем создаются интереснейшие и необычайно важные современные космические технологии. Кстати, в этой области мы пока опережаем даже американцев, и они это признают, так как "Аэрокосмос" постоянно выигрывает разные международные конкурсы. В том числе и те, что проводят сами американцы. При нынешнем положении нашей космонавтики, которая никак не может выйти из затяжного кризиса, связанного с недостаточным финансированием, работа таких центров, как наш, помогает сохранять оптимизм.

— Значит, он не исчез?

— Можно по-разному оценивать происходящее сегодня в России, но я хочу подчеркнуть главное: наша страна начала дорогу в космос. И сегодня есть мечты, есть планы развития космических исследований. В частности, в той же Академии наук России рождаются уникальные программы. Я имею в виду и межпланетные полеты, и исследования астероидов, и изучение дальнего и ближнего космоса. Продолжается работа и на Международной Космической Станции. Опять-таки можно по-разному относиться к этим экспериментам, обсуждать их эффективность, однако они все-таки проводятся, и в них участвуют наши космонавты. Как в любом деле, в космонавтике есть и взлеты, и падения, есть великие достижения и есть периоды затишья. Чтобы верно оценивать происходящее, нужно всегда помнить, что выбор дороги в будущее обязательно базируется на оценках прошлого. А космическое прошлое нашей Родины — великое и фантастическое!

Беседу вел

Владимир Губарев