К. Э. Циолковский и его «Космическая философия»

В наши дни имя Циолковского ассоциируется, в первую очередь, с его достижениями в области ракето- и аэродинамики. Но это лишь немногие области науки, в которых ученый проявил себя. В данной статье мне хочется подробнее раскрыть личность Циолковского, и отдать дань уважения не только его конструкторским достижениям, но и его глобальным и по-настоящему великим мыслям в области философии, направленным на развитие и восхождение всего рода людского. Но обо всем по порядку.

Константин Эдуардович Циолковский – известный ученый-самоучка, живший в конце XIX – начале XX в. Этот драгоценный камень в науке и философии является знаковой и важнейшей фигурой для России. Личность Циолковского невероятно широка. Ученый и изобретатель, мыслитель и философ, он использовал себя в широчайшем спектре направлений деятельности, в чем, конечно же, был личностью ренессансной.

Благодаря именно его работам в области ракетодинамики, мысль о выходе в космос перестала быть сказочной. В частности, Циолковским была выдвинута идея использования жидкого водорода и кислорода в качестве топлива для преодоления силы тяготения Земли. Так, в своей статье «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903г.), он впервые описал жидкостный ракетный двигатель, послуживший впоследствии, и служащий до сих пор, для полетов в космос. Ученый утверждал, что человечество может и должно осваивать космическое пространство, проектировал космические города, расположенные на орбите Земли, конструировал космические лифты, способные доставлять людей и грузы к космическим городам с поверхности планеты. Своей мыслью Циолковский опережал многих ученых-современников.

Помимо ракетодинамики и идеи полета в космос, изобретатель много времени уделял воздухоплаванию и аэродинамике. В своем сочинении «Теория и опыт аэростата» (1892г.), он впервые дал научно-техническое обоснование для создания управляемого дирижабля с металлической оболочкой. Такая оболочка дирижабля, в отличие от аэростатов из прорезиненной ткани, существовавших в то время, была непроницаемой и не давала газу улетучиваться. Более того, дирижабль Циолковского был дирижаблем переменного объема, что позволяло сохранять постоянную подъемную силу при различных высоте полета и температуре среды, и имел систему подогрева газа, что позволяло дирижаблю путешествовать по воздуху неограниченное время. А в 1891г. в статье «К вопросу о летании посредством крыльев», ученый обратился к неразработанной и малоизученной области летательных аппаратов тяжелее воздуха. Продолжая развивать свои идеи в данной области, Циолковский, в своей статье «Аэростат или птицеподобная (авиационная) летательная машина» (1894г.), впервые дает описание, расчеты и чертежи цельнометаллического моноплана с толстым изогнутым крылом. Он первым говорит об обтекаемости фюзеляжа летательного аппарата, необходимой для уменьшения сопротивления воздуха, и, соответственно, увеличения скоростей. Работа ученого по созданию аэроплана предвосхитила разработку самолетов, появившихся спустя 20 лет.

Помимо всего прочего, Циолковский доказал необходимость систематического изучения сил воздействия воздушного потока на движущееся в нем тело. В 1897 г. он строит первую в России аэродинамическую трубу, с помощью которой изучает эффекты, проявляющиеся при обтекании твёрдых тел (самолётов, автомобилей, ракет) воздушным потоком. Так же Циолковский много времени посвящал разработке теории полета реактивных самолетов, разработал свою схему газотурбинного двигателя, в 1927г. выдвинул теорию и схему поезда на воздушной подушке, впервые предложил «выдвигающиеся внизу корпуса» шасси.

Но перечисленные выше успехи и заслуги в области ракетостроения и воздухоплавания не были единственными, и занимали далеко не самую главную, как это принято считать, роль в жизни ученого. В частности, об этом писал Е. Н. Кузин – директор Государственного музея истории космонавтики им. К. Э. Циолковского:

«Не теоретическое обоснование возможности создания цельнометаллического дирижабля изменяемого объема и конструкции аэроплана со свободнонесущим крылом и фюзеляжем, в основу расчета которого впервые в мире был положен аэродинамический расчет, и не работы, посвященные другим научным проблемам, - главное в его творчестве. И даже «ракета» - как писал ученый - «это только способ проникновения в космическое пространство». Главное - это Человек с его вечными вопросами бытия, поиска смысла и цели жизни, места во Вселенной.
Главная цель всякой науки - дать ответ на вопрос, как сделать людей счастливыми. В человеке изначально заложено природой стремление к счастью и совершенству - вот основа всей системы этики Циолковского. Это волновало и занимало его всю жизнь».

Циолковский работает одновременно во многих сферах деятельности. Разрабатывая новейшие летательные аппараты, ученый ищет и философское обоснование жизни человека на земле. Параллельно выходят его работы «Права и обязанности существ», «Будущее Земли и человечества», «Монизм Вселенной», «Причина космоса», «Ракета в космическое пространство», «Цели звездоплавания» и «Звездоплавателям», «Космические ракетные поезда», т. е. со всей очевидностью можно сказать, что Циолковский-философ прошел путь от раздумий философского характера к работам в области космонавтики.

В своих философских размышлениях о месте человека во Вселенной, Константин Эдуардович огромное значение уделяет гениям, утверждая, что именно благодаря гениям осуществляется прогресс, а значит и развитие человечества. В своей статье «Гений среди людей» (1918г.), ученый говорит:

«Гений придумал молоток, нож, пилу, ворот, блок, насос, лодку, мельницу, лук со стрелами, удочку, сети, одежду, обувь, дом. Он приручил животных, научил людей земледелию. Гений изобрел машины, которые облегчили труд человека в десятки, тысячи и миллионы раз и делают продукты совершеннее. Гений научил людей разговаривать на расстоянии тысяч верст и передавать мысли из одной части света в другую со скоростью молнии (даже без проводов). Он дарует жизнь больным, спасает умирающих, искалеченных, заменяет оторванные руки и ноги искусственными, возвращает голос и зрение, дает слух, восстанавливает разрушенные органы, научает быть здоровым и жить долго. Он увидел то, что ранее никто не видел. Микроскоп показал ему строение невидимых клеточек, этих основ живой материи, механизм существ и их мельчайших органов, огромный мир бесконечно малых животных и растений».

Циолковский говорит о принципиальной важности гениев в становлении человечества, и, в доказательство этого суждения, рассчитывает пользу от их труда:

«Какой-нибудь усердный земледелец или рабочий всю жизнь усердно трудился и доставил столько-то полезных продуктов. Его оценка такая-то. Другой человек изобрел швейную машину. Он сократил и продолжает сокращать после своей смерти труд множества людей. Экономия времени, труда и здоровья этих людей дает также множество очевидно необходимых продуктов. Сосчитайте-ка цену этих продуктов от времени применения машины хотя до настоящего времени! Получим колоссальное число. Выходит, что один человек даже при грубой и далеко не полной оценке может дать в биллионы раз больше другого, тоже очень полезного и почтенного труженика».

Действительно, все блага цивилизации, которыми мы пользуемся сегодня, были открыты и изобретены в свое время гениями. По сути, все блага цивилизации направлены для облегчения труда и высвобождения свободного времени для людей. Достижения гениев увеличивают срок жизни с помощью медицины, сокращают время создания необходимых для жизни благ с помощью техники, сокращают время преодоления расстояний с помощью автомобилей и самолетов. Все это направлено на то, чтобы у нас с вами было больше времени для созидания, для научных разработок, для творчества, и, в конце концов, для появления еще большего количества гениев.

Циолковский говорит о том, что, для наиболее быстрого развития человечества, гениев необходимо отыскивать еще в детстве, и способствовать раскрытию их творческого потенциала. В своих размышлениях о том, каким образом отыскивать гениев, ученый обращается к основам – он задается вопросом, нельзя ли предсказать появление на свет гения по родовой линии? Но проведя исследования, мыслитель отвергает генетическую наследственность, обосновывая это тем, что даже у ничем не выдающегося рода рождались гении:

«В деле прогресса человечества мы редко замечаем влияние наследственности. Все эти фарадеи, эдиссоны, форды, граммы, колумбы, ватты, стефенсоны, ньютоны, лапласы, франклины и проч. вышли из народа и не имели талантливых предков. Никаких следов наследственности мы тут не видим. Ясно, что гений более создается условиями, чем передается от родителей или других предков. Таланты у предков, может быть, и были, но, очевидно, на весь мир не проявлялись: они выражались мелочно.
Только в очень редких случаях сказывается явно наследственность дарований. Так Гершель-сын и Дарвин-сын были знамениты, хотя далеко не так, как их отцы. Примеров таких в истории гораздо меньше, чем обратных. Вывод такой: гений создается неизвестными нам условиями и подходящей средой».

Циолковский сокрушается о частом попадании гения в неблагоприятную окружающую среду. Зачастую, гении рождаются в заурядных семьях, где даже самые близкие люди не могут понять и в должной мере оценить талант «неродивого» родственника:

«Братья Галилейского учителя приходили к нему издалека, чтобы унять его пыл. «Он вышел из границ», — говорили они окружающим, оправдывая свое вмешательство в дела взрослого родственника. Только после смерти отца он, вероятно, мог отдаться всецело своей проповеди. Жена Сократа, Ксантиппа, была, кажется, недовольна мужем и, по преданию, обливала его в досаде помоями. Слово «Ксантиппа» недаром стало синонимом злой жены. Мамаша Чехова не знала хорошо, чем занимается ее сын, и говорила окружающим, что Антоша пишет стихи. Папаша его читал вслух «Запечатленного Ангела» и мешал сыну работать над тем, что повыше.
Жены, семьи, братья, родственники всего менее верят в своего гениального члена и судят о нем обыкновенно по внешним успехам, которые сначала бывают очень сомнительны и даже отрицательны. Но домашние, по крайней мере, снисходительны, любовны, хотя и делают сцены и устраивают жизнь невыносимой для отмеченного роком. Так, Лев Толстой бежал от жены. В одном из евангелий упоминается, что даже братья Галилейского учителя не верили ему. Они говорили: «Если действительно ты делаешь такие дела, то открыто объяви о себе народу… Тебе нечего опасаться: и само правительство примет твою сторону».

Итак, в семье — любовь, заботы, снисхождение, слезы, но полное непонимание, страх за судьбу любимого, обуздание, а иногда невыносимая жизнь. Вот почему гений бежит от семьи, оставляет отца и мать, оставляет родню и близких, чтобы найти друзей по духу, которые и идут с ним на муки, на посмеяние, на костер и на казнь. Семья тормозит истинного гения, и только в виде исключения он иногда находит сочувствие или поддержку родни».

Такое же отношение к юному гению, по мнению Циолковского, исходит и от сверстников и земляков. С их стороны одаренный терпит тоже лишь недоверие и насмешки. Отношение сверстников отличается от отношения внутри семьи разве что отсутствием любовного умиления высокими стремлениями гения. Отношение общества к гению очень сильно влияет на последнего, и способно как возвысить и подтолкнуть его к открытиям, так и окончательно подавить все его высокие стремления. Циолковский рисует пример отношения общества к юному гению:

«Положим, гению пришла в голову великая идея: он задумал заставить воду работать — вертеть жернова и молоть зерно. Прежде всего эта мысль в семье и между земляками рождает насмешки и даже осуждение. Семья добрее. Но когда они видят, что ее молодой и сильный член вместо работы на пользу семьи проводит время в раздумывании, становится рассеянным, избегает общения, даже забывает пить и есть, то начинаются сцены, упреки, негодование, иногда слезы и сожаление. Его оплакивают как помешанного, как погибшего. Все трудятся, все ищут смертного хлеба и имеют его в скудости, а один из здоровых членов ест и пьет, но стал плохим помощником и не вносит уже своей лепты в благосостояние семьи. Не досадно ли это? Тут возможны и трагедии.
Если гений силен, а семья слаба, то он упорствует. После мысли он делает попытки ее воплощения. Устраивает водяную мельницу. Понятно, что вначале он терпит неудачу. Его мельница даже не может своротить жернов. Все предпочитают молоть ручными жерновами даже тогда, когда получается подобие успеха.
Идеи и первые попытки их осуществления подвергаются осмеянию, и редко при жизни изобретателя осуществляются его мечты. Их осуществляют последующие поколения, иногда через десятки, а иногда через сотни и тысячи лет.
Что же получил мыслитель? Посмеяние, голод, нужду, озлобление близких и их несчастье. Гений принес им горе. Тень бедствий пала и на родных.
Всякая машина, если и исполняется изобретателем, сначала бывает негодной, вызывающей скептицизм, насмешки и преследование. Таковы были: швейная машина, паровая машина, пароход и т. д.
Чем грандиознее идея и ее польза, тем слабее бывает первое исполнение. Причина понятна. Это — трудность ее реализации.
Изобретателей считали полоумными, и они ничего, кроме бедствий, не получали. Только их последователи достигали некоторого практического результата, за которым шел блестящий успех, плоды которого пожинали не бедные мыслители, давно уже сгнившие в могиле, а капиталисты и власть имущие. Потом уже изобретение делалось общим достоянием и было всем полезно».

Но кроме отношения семьи и земляков, есть отношение специалистов к гению. И отношение специалистов тоже зачастую болезненно для гениев, поскольку специалисты зачастую несклонны воспринимать нечто новое. Это может происходить по разным причинам:

Во-первых, изучение новой научной мысли или сложного изобретения само по себе тяжелое занятие;

Во-вторых, в действующие заводы и фабрики вложены большие капиталы, и, в случае нововведения, необходимо будет все перенастраивать, а многие капиталисты потеряют большие деньги;

В-третьих, могут препятствовать такие человеческие чувства, как зависть или гордость, – порой нововведение по беглому взгляду специалиста определялось как ненужное и бесполезное, а впоследствии, когда данное нововведение получало положительные отзывы, специалист мог упорствовать, не меняя своего мнения, поскольку пришлось бы признаться в собственной невнимательности.

Перечисляя все эти «награды», приходящиеся со стороны общественности на долю гения, Циолковский пишет:

«Как будто для человечества все равно — вознагражден ли изобретатель или человек, неповинный в изобретении, попросту хищник. Но это заблуждение. Во-первых, такая судьба отбивает охоту к изобретениям. Во-вторых, гибнет изобретатель, который мог бы сделать новые открытия. В третьих, гибнет его даровитый род, который мог бы принести еще несколько плодовитых мыслей. В четвертых, совершается возмутительная несправедливость, с которой не может примириться ни один человек, кроме тех, которые ограбили и провалили изобретателя.
Вор редко чувствует свою неправду. Насильник всегда находит себе оправдание или, по крайней мере, не судит себя очень строго. Но смотря на других, таких же, он возмущается.
Как же быть? Такова человеческая природа… Судящие неправильно и осуждающие мысль напускают на себя вид строгого беспристрастия, даже добродушия».

Итак, на творческом пути гения существуют труднопроходимые препятствия со стороны окружающей среды. Общество чаще всего воспринимает гениальную личность как нечто из ряда вон выходящее. Зачастую общество не может распознать и понять своего светоча, и бессознательно пытается погубить его – принимает его как отклонение от нормы, пытается сдержать его творческие порывы. Циолковский ужасается от такого вывода, и говорит о необходимости построения нового, более гуманного, способного находить и поощрять гениев, типе общества:

«Но, опять-таки, прежде всего нужно совершенное общественное устройство. Только тогда не будет напрасно распятых, повешенных, сожженных, заключенных, изгнанных, обиженных и заморенных нуждой и голодом. Только тогда мы не будем растаптывать и убивать своих собственных благодетелей. Только тогда будем узнавать и поддерживать их на тяжелом пути».

В своих размышлениях, Циолковский идет от противного, отсекая возможности отыскивания гениев. Ни семья, ни земляки, ни специалисты, как мы убедились, гениев не отыскивают. Более того, первые часто пытаются ограничить деятельность последних, насмехаясь над ними и называя чудаками. Циолковский так же рассматривает вариант поручения отыскивания гениев самим гениям. Но и тут он встает в тупик, поскольку у гениев тоже бывают слабости. Зачастую одна черта гения чрезмерно развивается в ущерб другим. Ученый приводит примеры агрессивного и неадекватного поведения известных гениев, и приходит к выводу, что только исключительные, имеющие сбалансированное чрезмерное развитие всех качеств, гении способы распознать в ребенке зарождающегося гения. В большинстве же случаев, гении не могут отыскивать других гениев. В итоге Циолковский приходит к единственному оставшемуся выводу:

«Несмотря на все сказанное, задача наша может быть решена. Решение основывается на особом приеме изучения людей. Глубокое изучение людей возможно только при совместной жизни нескольких сотен человек. Больше не нужно, потому что изучение большого числа людей будет не под силу среднему человеку, со средней памятью и умом. Жизнь должна быть очень тесной, вернее близкой, доступной для наблюдения, открытой. Она должна протекать в одном большом здании, что по математическим соображениям весьма выгодно и в материальном отношении. Сохранение тепла, чистый без пыли и бактерий воздух, поддержание гигиенических условий, бани, кухни, столовые, библиотеки, мастерские, говорильные и молчальные залы, детские, школы, орудия производства, прачечные и т.д. - все это доступно в совершенном виде только при артельной жизни».

Ученый утверждает, что для резкого скачка в развитии, человечеству необходимо переходить к коллективному образу жизни. В свой работе «Горе и гений» (1916г.) он описывает примерный тип идеального общественного устройства, который сводится к жизни в плотных небольших коллективах. Описывая такое общество, Циолковский большое внимание уделяет особым свойствам самих людей – будущих жильцов коллективной артели:

«Но вот беда: немногие способны к такой [коллективной – авт.] жизни. Именно, как это показали известные исторические опыты и попытки, сейчас передерутся, переленятся, перессорятся, переругаются и разбегутся. Каждый хорош и сохраняет нравственное равновесие, пока живет со своей семьей в особом доме - почти по-звериному.
Помимо того, что эту совместную жизнь нужно обставить так, чтобы удовлетворить всем естественным потребностям членов, - это сравнительно легко сделать: всякий получит даже то, о чем он и не мечтал ранее: много свободного времени, короткий обязательный труд, чистый воздух, здоровую пищу, гигиеническую и красивую одежду, обеспеченность детей, сколько бы их не было и т. д. Нет, этого мало! Надо, чтобы члены были подходящие друг к другу и к новой форме жизни, чтобы не умерло, не распалось общество, чтобы они умели согласно работать и мирно жить. Надо, чтобы при свободе они умели сами себя держать в руках, - одним словом, нужны люди с особыми свойствами. Где же найти таких членов? Вознаграждены за свои качества они будут прекрасно, но как заполучить их, да и есть ли они вообще на Земле?».

Циолковский приходит к выводу, что да, есть. Я склонен с ним согласиться. В XXI веке многие ученые подтверждают факт, что в плотных коллективных группах производительность людей увеличивается в несколько раз, а иногда и в сотни раз! Этого ни одна наука объяснить не может. Быть может, и вправду коллективная жизнь в коммунах наиболее близкая и естественная форма жизни для человечества?

В завершение данной статьи приведу высказывание Циолковского из его статьи «Гений среди людей» (1918г.). Автор призывает всех нас проявлять больше чуткости, благожелания и добродушия в повседневной жизни:

«Уж лучше нам, средним людям, без строгого разбора (или очень снисходительно) помогать всем стремящимся ввысь. Я не говорю, чтобы безрассудно рисковать общественным достоянием, но будет довольно для большинства изобретателей и мыслителей, если не давать им умирать с голоду и холоду, если дать им досуг, передышку от житейских забот и предоставить книги, орудия и мастерские для попыток осуществления их идей, нередко уродливых, вздорных, ненаучных, нерассчитанных, не новых и недостаточно обдуманных.
Притом склонность к мышлению, к изобретению, к новшеству сто раз может быть бесплодной, а в сто первый раз принести изумительные плоды.
Коли бы четвертая часть человеческих работников была поглощена новыми мыслями и изобретениями и сидела бы на шее остальных, то человечество все же чрезмерно бы выиграло, благодаря непрерывному потоку изобретений и интеллектуальных трудов, исходящих из этой оравы стремящихся ввысь».