Глава Роскосмоса: мы переводим борьбу с аварийностью на Землю

Чем ответит Россия на успехи Space X Илона Маска? Как Роскосмос планирует снизить стоимость полетов, и почему сборщики двигателей «Протнов» использовали неправильный припой? На эти вопросы глава Роскосмоса ответил в большом интервью Business FM

Глава Роскосмоса Игорь Комарова дал эксклюзивное интервью Business FM. С ним беседовал главный редактор радиостанции Илья Копелевич. Руководитель космической корпорации рассказал, чем ответит Россия на успехи Space X Илона Маска, а также как Роскосмос планирует снизить стоимость полетов, и почему сборщики двигателей «Протнов» использовали неправильный припой.

Игорь Анатольевич, как раз в начале недели началась программа запуска спутников «Иридиум» компании Илона Маска SpaceX. С помощью этих новых кораблей с многоразовой первой ступенью, с возвращаемой.. Они говорят, что на 30% это понизит стоимость запусков. Когда я это услышал, стал беспокоиться: выдержим ли мы в перспективе ближайших пяти лет ценовую конкуренцию, не потеряем ли заказы на коммерческие запуски, которые играют очень важную роль в том, чтобы наш космос мог развиваться?

Игорь Комаров: Конечно, показатель стоимости контрактов и новые разработки являются серьезным вызовом не только для нас, но и для всех традиционных производителей ракетно-космической техники, тех, кто производит средства выведения и осуществляет пусковые услуги. Но на этом рынке есть и другие примеры: крупнейшие контракты для крупнейших создаваемых спутниковых систем, например, OneWeb — контракт на 21 пуск сразу был заключен в конкурентной борьбе два года назад. В следующем году мы также приступим к первым запускам — и с Куру, и в дальнейшем с «Байконура», и с «Восточного». 21 пуск нашим одним самым эффективным в своем классе ракетоносителем в мире и самым надежным (более 1800 успешных пусков с фантастическими показателями надежности) — это ракетоноситель «Союз». Недавно мы встречались, более того, подписали новое соглашение с OneWeb по сотрудничеству не только посредством выведения, но в операторских услугах мы будем партнерами, в использовании, и будем совместными операторами по их группировке. Этот создаваемый космический аппарат, крупнейший в мире, показывает, что конкурентоспособность у нас есть. Конечно, те ориентиры, которые они ставят, я имею в виду SpaceХ...

Извините, я не знаю, что такое OneWeb, я боюсь, что многие тоже. Расскажите.

Игорь Комаров: OneWeb нужно знать. Это группировка спутников, планируемая известными английскими бизнесменами с участием инвесторов, которые занимаются и спутниковыми услугами, спутниковой связью Inmarsat, и SoftBank, один из крупнейших банков, он базируется в Японии. Они являются серьезными партнерами, которые собрали в проект несколько миллиардов долларов, и предполагается несколько сотен аппаратов, порядка 800, на орбиту запускать. Контракты подписаны на 21 пуск, в перспективе больше будет использоваться ракетоносителей для формирования этой группировки, которая должна быть создана с 2018 по 2020 годы, и она обеспечит дешевую интернет-связь по всему миру. Конечно, это коммерческий проект, но они ставят такую благородную задачу, что во всех школах мира, включая Африку, Азию, должен быть доступный интернет. Они хотят перевернуть понимание именно интернета в труднодоступных районах и в странах, которые не имеют развитой системы оптоволоконной связи и мобильных операторов, сделать это доступным для всего населения земного шара. Конечно, это колоссальные инвестиции. Два года назад размещался крупнейший контракт на пусковые услуги, который выиграл Роскосмос вместе с «Союзом» производства ракетно-космического центра самарского «Прогресс». Это был крупнейший контракт, и в следующем году мы начинаем его реализацию. Это в плане примеров контрактов и конкурентоспособности. Что касается повторного использования ступеней, то до этого была информация, насколько я помню от SpaceX, от 15% до 20% возможного снижения себестоимости, но в будущем. Ориентиры до этого были и 50%. Мы понимаем: для того, чтобы сделать возвращаемую ступень, там частично топливо должно использоваться именно для безопасного возврата ступеней и мягкой посадки на платформу или в заданное место, что до 30% объема топлива забирает и существенно снижает полезную нагрузку, которая выводится. Кроме того, с учетом тех нагрузок, скоростей, температурных нагрузок, которые объективны при выведении аппаратов и возвращения первой ступени, очень большие температурные и другие воздействия происходят, и надо сказать, что достаточно серьезные и не всегда прогнозируемые затраты на восстановление этой ступени.

То есть, пока не накопится опыт, статистика, нельзя говорить о том, насколько это будет экономически эффективно?

Игорь Комаров: По нашим ощущениям, в ближайшие пять лет вряд ли будет больше 10-20% серьезного снижения. Мы идем, и после совещания, которое у нас было в Сочи по космосу с Владимиром Путиным, Президентом России, мы заявили, и был одобрен наш проект по созданию перспективного нового ракетоносителя «Союз-5». Наша задача стоит в похожих категориях, создавать похожего класса средства выведения. При этом задача на 20% удешевить.

Сама конструкция с возвращением первой ступени, есть ли единое мнение, что нужно стараться сделать всем так же?

Игорь Комаров: Я думаю, что в перспективе эта технология будет использоваться, вопрос только, насколько она далекая. Достаточно ли у нас сейчас развита технология, чтобы обеспечить материалы, которые бы позволили это использовать, двигатели, которые отвечали бы всем этим требованиям, то есть серьезные сомнения, что при нынешнем уровне и развитости и материалостроения, и двигателестроения, в принципе, ракетно-космической промышленности мы сможем это обеспечить. Задача у нас, на мой взгляд, прагматичнее. У нас по всем параметрам — по стоимости производства ракетоносителей, по стоимости двигателей, средств систем управления — по всему сделать на 20% более конкурентоспособные изделия, что мы и собираемся воплощать в пятом «Союзе». Если мы этой цели добьемся, то, считаем, будем конкурентоспособны. Для этого у нас есть двигатели, которые уже апробированы, это РД-170, которые использовались в проекте «Энергия-Буран», и они отрабатывались. И сейчас опыт их производства, их разработки есть, мы сейчас ими занимаемся, модернизацией. Они могут быть использованы до десяти раз, и они у нас существуют. Соответственно, и ракетоноситель мы создаем, который позволит нам серьезно удешевить и стоимость вводимых услуг. Поэтому хочу заверить, что каждый из компонентов ракеты мы должны сделать на 20% дешевле. Если мы этого добьемся...

Можно не возвращать пока первую ступень.

Игорь Комаров: Во-первых, можно не возвращать первую ступень. Во-вторых, когда будет отработана эта технология, мы опять же будем конкурентоспособны, потому что двигатели, которые обеспечивают возврат ступеней, у нас есть.

Раз уж мы заговорили о новых аппаратах, вы рассказали вкратце про ракетоноситель «Союз-5». Я знаю, что разрабатывается новый корабль для космонавтов «Федерация», который будет уже принципиально иным по сравнению с тем, на чем мы до сих пор летаем. В целом, опишите, под какие задачи он создается, чем он будет принципиально отличаться, есть ли у наших конкурентов в космосе нечто подобное на столе?

Игорь Комаров: Надо сказать, что принципиальные отличия начинаются с методик разработки этого корабля и используемой технологии. Это принципиально другой, полностью цифровой корабль, использовались совершенно другие методы разработки, другие материалы, предполагается серьезное использование композитных материалов при разработке и построении этого корабля, более комфортные условия для экипажа, более безопасные системы предусмотрены, совершенно другие возможности по системе связи, по работе экипажа.

Но это все равно капсула со спускаемым аппаратом?

Игорь Комаров: На самом деле, да, корабль состоит из понятных отсеков, и по функциям мы сейчас модифицируем в два типа разработку этого корабля: это корабль, который будет работать на низкой околоземной орбите, и мы будем использовать его и для МКС, и для околоземных полетов; и другая модификация более тяжелая, более энергооснащенная по понятным причинам, которая сможет достигать Луны, Марса, то есть других планет. Чтобы этот же корабль мы могли использовать и в коммерческих целях, и для космического туризма, и к МКС, к орбитальным станциям, мы делаем модификацию, сейчас прорабатываем вопрос увеличения с четырех мест до шести, и более простые и надежные механизмы управления, которые мы могли бы использовать и для туризма. То есть мы стараемся максимально расширить спектр использования этого корабля с учетом того, что необходимо будет сделать ряд модификаций.

Можно я буду какие-то простые вещи запоминать и доносить? Во-первых, сейчас мы знаем, что в наших «Союзах» летает до трех космонавтов, тут будет до шести. Я так понимаю, он будет больше.

Игорь Комаров: В базовой версии будет четыре члена экипажа.

Макет пилотируемого транспортного корабля нового поколения «Федерация» в РКК «Энергия». Фото: Антон Новодережкин/ТАСС

Но в пассажирской — до шести.

Игорь Комаров: Для коммерческих целей — до шести.

Соответственно, я понимаю, что он будет больше, что на его же базе строится космический аппарат, который будет летать к Луне и Марсу. Это то, что далеко находится за рамками возможностей наших нынешних космических аппаратов, и американских, и китайских тоже, нет?

Игорь Комаров: Есть аналогичные разработки — и корабль Orion, и другие разработки, которые делают и американцы. Сейчас работают китайцы также над кораблями, которые в перспективе будут реализовывать пилотируемые миссии — на Луну и Марс.

Вот на Луну он прилетит, он будет садиться на Луну и самостоятельно взлетать с Луны?

Игорь Комаров: Предполагается, да. И взлетно-посадочные функции, то есть и взлет с поверхности планеты предполагается, конечно.

Наверное, у него там должна быть какая-то, по-простому скажу, подставка, он же не может доставить столько топлива для вторичного взлета, то есть это какая-то модульная станция, модульный принцип: что-то сначала сбрасывается на Луну, он к этому месту прилетает, встает на это?

Игорь Комаров: Остается та часть, которая использовалась при десантировании, посадочный модуль, и есть часть, которая потом отправляется назад, к Земле.

Я знаю, что 2022 год пока ориентир, это не так уж нескоро. Для космической техники пять лет — это чуть-чуть... Давно ли, вообще, идет работа по этому проекту, какая часть ее уже сделана, когда могут начаться испытания?

Игорь Комаров: Испытания должны начаться в конце 2021 года, это определено указом президента, и этот срок у нас не меняется.

Когда началась работа по этому проекту?

Игорь Комаров: Сейчас мы предполагаем, что корабль «Федерация» стартует с «Байконура», да, вы правы, в 2022 году. Работа началась несколько лет назад, и надо сказать, что очень много сделано.

То есть это совсем уже именно российской эпохи разработка, это не то, что начиналось еще при СССР?

Игорь Комаров: Она совершенно новая, эта разработка делалась уже по другим принципам — по цифровому проектированию и с использованием современных методов и моделирования, другие материалы использовались. В этом плане современная цифровая разработка российского периода космонавтики. «Энергия» традиционно у нас наибольшей компетенцией обладает в этом направлении.

А челнок? Я просто помню, что показывали макет челночного корабля на каких-то аэрокосмических салонах когда-то, перспективный — не стоит это в приоритетах?

Игорь Комаров: Вопрос технических возможностей. Понятно, что в истории у нас такие примеры были, есть вопрос эффективности его использования для существующих программ, окупаемости проектов и соотношения цены и эффективности, тех целей, для которых необходимо его использовать. Но технические возможности у нас есть и для челнока.

Но никто вроде бы этим сейчас тоже не занимается — ни США, ни Китай, ни Европа, это направление вроде бы попробовали и отложили в сторону?

Игорь Комаров: Некоторые одноразовые корабли, которые используются для военных целей...

Ну, мы знаем, летал американский непонятный челнок для военных целей. Наблюдали мы за ним, что-то знаем об этом?

Игорь Комаров: Есть данные по использованию этого челнока в достаточно успешных экспериментах. Если не ошибаюсь, это был четвертый корабль, Х-37, который участвовал в этих экспериментах, с наибольшей продолжительностью полета и, наверное, наибольшими программами работ на околоземной орбите.

Мы знаем, что это был военный проект, поэтому дальше дела не совсем гражданские. Теперь посмотрим назад. Вы возглавили российский космос в тот момент, когда он переживал серию обидных неудач, которые даже сформировали определенное реноме, не самое лучшее, а потом занялись повсюду проверкой качества, потому что понятно — космические корабли, даже уже хорошо знакомые исторически, все равно строятся по несколько лет, поэтому все мины взрываются спустя три-четыре года. Вот началась эта большая проверка повсюду, были выявлены нарушения технологий в разных местах, эта работа завершилась, мы можем считать, что мы вернулись к технологическим требованиям, которые на протяжении десятилетий формировали очень хорошую, самую лучшую статистику космических запусков?

Игорь Комаров: Как обычно, тема качества напоминает вопрос: ну теперь-то все уже, все прошло? На самом деле мы знаем и часто забываем, что при разработке новых изделий и испытаний во времена Королева новых ракет и военных ракет, на базе которых строилась вся пилотируемая программа, у нас уровень аварийности был 30-40%, и когда мы испытываем, это одно, а когда идет ухудшение показателей, которые уже были достигнуты — другое.

У нас же падали именно хорошо отработанные корабли, которые раньше не падали…

Игорь Комаров: О чем это свидетельствует? Во многом эти проблемы, которые, в первую очередь были связаны с «Протонами», они, как мы видим, носили системный характер и отражали кризис и на предприятии, и на «смежниках», и в целом в отрасли, которые многие громко называли деградацией производственных процессов и потенциала отрасли. Конечно, это было. Мы знаем, насколько важна эта отрасль, и отдаем себе отчет, какое и политическое, и историческое, и социальное значение имеет космическая промышленность, и военно-стратегическое для нашей страны. И неудачи, мы понимаем, воспринимаются достаточно болезненно. Но надо сказать, что, конечно, мы сделали очень много и болезненных мероприятий, которые касались и административно-дисциплинарного воздействия на руководителей, которых надо было часто просто привести в чувство, а в некоторых случаях и заменить. Это касалось и тех процессов, и процедур, которые во многом были отложены в сторону или просто забыты, но являлись необходимой частью технологического процесса. Это во многом касалось и тех изменений, которые объективно произошли в мире, с точки зрения материалов, технологий, инструментов, которые используются, в том числе инструментов контроля, которые используются во всем мире — автоматизации процессов качества, контроля качества. И в этом плане, конечно, работа была сделана большая. Но вы правильно сказали про длительный цикл производства и изменений. Мы понимаем: то, что сейчас запускается, начало производиться за два, а иногда и три года до этого. Но в целом надо сказать, что ключевые наиболее острые вопросы, часто связанные с остановкой производства и программами пусков, мы, наверное, завершили. Надо сказать также, что часто это приводило к непопулярным мерам. Как Вы знаете, в автопроме никто же не обращает внимания, что Toyota отзывает 300, 500 тысяч автомобилей. Пришлось нам отозвать более 70 двигателей. В принципе, это было болезненно, имело широкий резонанс. Понятно, что люди болезненно относятся и считают: вот, какой же это провал. На самом деле, я хочу сказать, что мы были обязаны это сделать, я считаю это правильной мерой, потому что мы переводим борьбу с аварийностью на Землю, избегая этой аварийности. Ведь что это позволило? Это позволило еще раз проверить один из критических элементов ракетоносителя, двигателя, и благодаря этому избежать аварий. То есть мы заново сейчас начали пусковую кампанию, проверив наиболее рисковый узел, элемент и избежав этих рисков, которые, как мы увидели, были достаточно серьезные.

Вот сейчас прошел как раз запуск «Протона», после, по-моему, как раз длительной паузы. Это можно считать точкой отсчета, как говорится…

Игорь Комаров: Мы на это надеемся и верим, что вот те вещи, которые мы увидели и обнаружили, устранены. И сейчас на этом мы не расслабились, мы продолжаем контроль качества по этим элементам. Знаете, ведь нужно не только устранить недостаток, а нужно убедиться, что устранены возможности появления его в будущем. То есть, безусловно, мы будем достаточно серьезное время контролировать те процессы, которые мы поменяли, и то, чтобы не появился этот недостаток в будущем. Параллельно мы подвергаем тотальной ревизии систему качества и основные процессы, проверяя наиболее критические процессы в двигательно-строительном производстве, в первую очередь на Воронежском заводе. Но также и в других производствах, на всех критических этапах.

Воронежский завод в какое-то время попал в новости. Там то ли не доложили золото, то ли переложили, в этом никто не разобрался до конца…

Игорь Комаров: Если интересно, могу более подробно рассказать.

Вы знаете, всем показалось просто по набору слов, что не докладывали драгоценного металла, то бишь себе в карман там что-то спиливали, золотую нано-стружку..

Игорь Комаров: Это как обычно, такая наиболее громкая и воспринимаемая версия, на самом деле, все, конечно, было по-другому. Это были два разных сплава, которые используются для пайки элементов агрегатов, и они имеют разную температуру плавления. И поэтому как раз использовали сплав, содержащий больше драгметаллов, вместо другого, который имел другую температуру плавления, более высокую.

То есть перекладывали золото?

Игорь Комаров: То есть там речь идет буквально о каких-то граммах, там не может идти речь, во-первых, о каких-то серьезных хищениях. Там наоборот использовали более дорогостоящий припой. Мы понимаем, что во многом это не было злонамеренное хищение для получения драгметаллов по своей природе, а потому, что был утрачен контроль за качеством и производственными процессами. Контроль за различными видами, в данном случае припоя, а в целом и материалов, которые поступают в производство. Конечно, это безобразие. Но сейчас эта система налажена, вплоть до маркировки припоев, вплоть до места его хранения, вплоть до оборота, чтобы это не повторилось.

Это все-таки было связано с квалификацией людей?

Игорь Комаров: В принципе, когда с людьми беседуешь, говоришь: «Ну, как же так?», они все понимают, объясняют. Это было во многом связано с организацией работы и отношением к делу. Потому что, знаете, во многих ошибках мы понимаем часто: делать что-то нельзя. Знаете, как улицу переходить в неположенном месте. Все все понимают, только не делают или не делают должным образом.

То есть, грубо говоря, вот этого материала просто под рукой было в данный момент больше?

Игорь Комаров: Немножко не так, потому что просто хранился один и второй материал достаточно близко друг от друга. В какой-то момент при пересменке что-то перепуталось и поменялось. Хотя понятно, что они должны храниться в разных местах, понятно, что они должны маркироваться так, чтобы было заметно, и понятно, какой материал может быть использован. Понятно, что должна проводиться регулярная инвентаризация. Это элементарная дисциплина и порядок на производстве. Поверьте, я в разных отраслях работал, и это во многом беда не только ракетно-космической промышленности. Здесь она очень ярко высвечивается, потому что малейшая ошибка — во многих тысячах узлов и агрегатах, и систем, которые в ракетоносителях существуют, она приводит к непоправимым последствиям. Но вот эта вещь, она, к сожалению, воспитывается достаточно долго и не только вбивается палкой, но она должна иметь и определенные стимулы и культуру производства, которая, к сожалению, во многих местах была в определенном смысле утеряна.

Мы знаем, собственно, почему. Потому что много лет продолжали работать на космических предприятиях ветераны-энтузиасты, которые просто не видели для себя другого продолжения карьеры, кроме как работать, уже независимо от зарплаты. А новых молодых, подготовленных кадров, конечно, за эти деньги трудно было сыскать. Сейчас идет, что называется, экономическая реструктуризация отрасли, это сложный процесс. Самое главное вот на данный момент, удалось ли выйти на уровень зарплат для рабочих и инженеров на наших предприятиях, которые обеспечат приток ответственных, заинтересованных и квалифицированных людей?

Игорь Комаров: Вы знаете, практически на всех предприятиях мы вышли на уровни зарплат, которые, скажем, соответствуют и являются выше, чем средние по регионам. По некоторым предприятиям, конечно, было удручающее состояние. Кстати, наверное, это не совпадение, по наиболее проблемным, как Воронежский механический завод, как Центр Хруничева, по некоторым другим, и там зарплаты повышались достаточно серьезно. Не в процентах инфляции, а гораздо выше. Это один из моментов, который нужно было решить. Второй момент: конечно же, нужно понимать и будущее этих предприятий, потому что по ряду предприятий, где серьезно происходило снижение объемов продукции, где была достаточно высокая аварийность, комплекс взаимосвязанных, на самом деле, вещей выходить из этого круга. И повышение заработной платы — один из моментов. Второй и другие моменты — это, конечно, перспектива и будущее этих предприятий, перспектива работы, мотивация персонала, и не только материальная. И именно ответственное отношение к работе, чтобы люди дорожили местом, где они работают и хотели дальше работать и расти на своих предприятиях. Это непростая задача, но с появлением перспективных проектов, с программами, которые мы проводим и кадровыми, и социальными программами, я думаю, эту проблему в целом мы решили и в ближайший год-два окончательно решим.

Что касается бюджета космической отрасли: я не знаю, насколько раз он меньше, чем бюджет НАСА, а теперь еще мы видим, что, например, в Америке частный бизнес огромные суммы активно инвестирует в разработку и создание новых космических аппаратов, в работу в космосе. Вот как сравнить наши денежные масштабы с их ресурсными масштабами, не только государственными, но еще и частно-капиталистическими?

Игорь Комаров: Это достаточно просто. Мы часто не любим об этом говорить, оно может быть и непопулярно, но надо сказать, что бюджет НАСА этого года — по-моему, 19,5 млрд долларов. Этот бюджет приблизительно равен бюджету нашей федеральной космической программы на десять лет. То есть соотношение приблизительно один к десяти. Когда ставят задачи перед отраслью, то у меня вопрос иногда возникает. Говорят: «А мы правда оцениваем, что мы в десять раз меньше, чем американцы по средствам выведения, космическим аппаратам, тем функциям и задачам, которые мы выполняем?» Конечно же, нет. Мы конкурируем, и больше того, мы проводим больше пусков. Вот был, правда, неудачный прошлый год, но в целом мы больше запускаем.

Мы знаем, почему. Потому что был отзыв двигателей.

Игорь Комаров: Это да. И в этом году, я думаю, вернемся опять на передовые рубежи. Мы, конечно, меньше производим и запускаем космических аппаратов, но точно не в десять раз.

Хорошо, с Америкой мы одну десятую от их объема ресурсов используем. А если с европейцами и с китайцами сравнить?

Игорь Комаров: Я думаю, если с европейцами у нас бюджет больше, конечно же. Если говорить о Китае, то там, конечно, очень серьезные средства тратятся, и очень быстро растут бюджеты. Они обогнали нас, они впереди находятся по составу группировки космических аппаратов и тратят очень серьезные деньги не только на практическую космонавтику на околоземной орбите, на телекоммуникации, навигацию, дистанционное зондирование Земли, но и реализуют программы и работают над полетами на Луну и на Марс.

Раз уж мы вспомнили про Америку, недавно американский сенат принимал санкции, в последний момент очень быстро проголосовал, чтобы изъять из санкционных законодательных текстов, чтобы сотрудничество с Роскосмосом могло продолжаться, потому что Пентагон сказал, что есть зависимость. Какая зависимость у них от нас на данный момент и на ближайшие годы?

Игорь Комаров:

Вы знаете, тема действительно много обсуждается, я бы, честно говоря, не хотел, чтобы она была несколько провокационной, потому что на самом деле традиционно космос — это та сфера, где существует взаимная зависимость многих стран друг от друга. И мы являемся единственными, кто запускает космонавтов и, по всей видимости, останемся такими теперь уже до 2020 года. Мы поставляем уникальные ракетные двигатели в США.

Спутниковая система «Иридиум». Фото: консорциум «Иридиум»/ТАСС

Они до сих пор не готовы заместить это? Это же, как я слышал, сейчас считается не самым вроде бы сложным элементов космических технологий — двигатель…

Игорь Комаров: Я не хотел бы подробно комментировать эту ситуацию. На самом деле, понятно единственное — что благотворительности нет. Мы не собираемся у них что-то покупать, что у нас есть и что мы делаем лучше. Они точно не собираются что-то покупать у нас из целей благотворительности, если они могут сделать это лучше и дешевле, а, на самом деле, часто и дороже. Поэтому контракты — это такая чувствительная тема, которая существует, она обоюдоострая, потому что вводятся ограничения на различные сферы сотрудничества. Но в космосе мы очень тесно работаем, поверьте, очень регулярно общаемся. И с астронавтами по долгу своей работы я просто регулярно общаюсь, поскольку мы являемся лидерами пилотируемых программ. И с американскими астронавтами, и с НАСА все полеты обсуждаются достаточно подробно, также как и все программы. Мы понимаем, что мы во многом зависимы друг от друга, даже не столько технологически, сколько, действительно, такой объем задач стоит в космосе, что лучше эти вопросы решать вместе и с европейцами, и с американцами, потому что мы просто народам своих стран и своим правительствам дадим гораздо больший результат. И традиционно, я не буду говорить громкие слова, но во время «холодной войны» был у нас и «Союз — Аполлон», и во времена карибского кризиса мы общались и беседовали. И как говорят многие космонавты и астронавты, когда находишься на МКС, то видишь, что на Земле-то границ особо нет, и там на высоте 400 километров от Земли в безвоздушном пространстве, в невесомости, действительно, люди несколько по-другому смотрят на вещи и на сотрудничество между нашими странами.

Я уже упомянул, что, конечно, американская космическая отрасль состоит как из государственного агентства, так и из частных компаний, которые финансируют свои разработки сами и достигают результатов, которые, в общем-то, близки к тому, что 40 лет назад могло еще сделать только государство. А у нас?

Игорь Комаров: Мы находимся, скажем так, несколько на другом полюсе этого состояния — участия частных инвесторов, потому что традиционно это была сфера, полностью контролируемая государством и в которой отсутствовали частные инвестиции. И, наверное, сейчас мы видим, что нет такого ажиотажа, и люди, которые заработали многие миллиарды, не сильно стремятся в космическую сферу. Но надо сказать, что появился интерес, и появились первые участники космической деятельности, а может быть, наши прообразы Илонов Масков, почему бы и нет? И этому примером является «Морской старт», который семья Филевых — ( владельцы S7)— приобрела, и мы, на самом деле, очень оптимистично настроены. Хотя мы переживаем непростой период.

Вы в самом начале нашего интервью упомянули «Морской старт».

Игорь Комаров: Там говорил про «Союз-5», что он будет и с «Морского старта», и с Байконура. Но возвращаясь к «Морскому старту», в общем-то, мы видим, что есть большой интерес участия и в высокотехнологичных проектах. Сейчас непростое время, связанное с ситуацией с «Южмашем», который производил средства выведения — «Зениты», но мы рады сказать и им, и на самом деле всем, что одна из наших ключевых задач — это производство ракетоносителя, это именно «Союз-5», который мы обязательно будем адаптировать.

Это тяжелая ракета?

Игорь Комаров: Это ракета среднего класса.

Она заменяет «Зенит»?

Игорь Комаров: Да, и которую мы хотим сделать дешевле, чем американские аналоги, то есть серьезным таким, нашим ключевым ответом. То есть, действительно, мы считаем, что это будет лидер по пусковым услугам. Он обеспечит очень серьезную эффективность и конкурентоспособность пусковых услуг. И мы эту ракету хотим одновременно делать и для запуска на Байконуре, и для «Морского старта». Потому что одна из наших задач — это развивать частную космонавтику и привлекать тех людей, которые могли бы вложить не только деньги, но и свой потенциал. И, может быть, если это было бы делом их жизни, то это было бы вообще идеально. И в этом плане «Морской старт» для нас — очень важный пример, который мы просто не должны упустить и, несмотря на непростой период, поддержать, и помочь в его реализации.

Я знаю про одну у нас компанию, которая изготовила собственный спутник, абсолютно частный, который запускается. Я не помню точно ее название, она, в том числе в «Сколково» была зарегистрирована. Вы знаете ее?

Игорь Комаров: Их несколько, я не знаю, какую вы имеете в виду.

То есть их несколько?

Игорь Комаров: На самом деле, если говорить о компаниях, которые производят, то сейчас очень интересные есть стартапы в «Сколково». Более того, Роскосмос, в частности РКС, вот буквально было совещание, мы обсуждали, что решили инвестировать и участвовать в этих стартапах.

РКС тоже не все знают — Российские космические системы. Это то, что близко к ГЛОНАСС.

Игорь Комаров:

Я, действительно, может быть, увлекаюсь и перехожу на аббревиатуру. Но если говорить в целом по рынку сервисов, то в ближайшее время мы видим очень серьезную перспективу инвесторов. Во-первых, потому что это не требует огромных капитальных вложений, может принести быструю отдачу и, на самом деле, дать очень полезную и нужную информацию как бизнесу, так и органам власти, и просто людям, которые пользуются этими сервисами. Поэтому одно из основных направлений — это будет как раз развитие рынка данного дистанционного зондирования Земли и сервисов, на основании которых будет этот рынок развиваться. И у нас уже есть, например, заявки от, по крайней мере, двух крупнейших сельскохозяйственных холдингов, которые в перспективе готовы работать с нами для получения информации, которая позволит узнать, какие удобрения вносить, когда необходимо поливать или сеять, собирать урожай, какие прогнозы по урожаю. Представьте, что это все можно получать за счет данных из космоса. И более того, в перспективе пяти лет, мы знаем, что это станет частью производственного процесса в сельском хозяйстве, не говоря о том, что с учетом наших пространств и территорий, мы и бизнесмены уверены, что за счет космических данных и высокоточной навигации, введения вот этой системы на основании использования космических данных, рационального такого земледелия, научно обоснованного и, кроме того, роботизированных комплексов, которые позволят обрабатывать и проводить все эти операции, с учетом огромных наших пространств, огромной территории и неосвоенных земель можно не только серьезно поднять выработку и производство сельскохозяйственной продукции, но и снизить себестоимость не менее чем на 20%. Вот это задачи, которые не мы ставим, которые ставят перед собой сельхозпроизводители, но мы понимаем, что нам очень серьезно нужно поработать и свой вклад внести. Наконец-то, произошла смычка, как говорится, космоса и сельского хозяйства.

Напоследок очень короткий вопрос. Мы видим какую-то перспективу вывода на экспорт своих космических сервисов, помимо запусков? Сервисы ГЛОНАСС, зондирование, передача данных?

Игорь Комаров: У вас очень короткий был вопрос, у меня более короткий ответ. Конечно, да, и мы над этим работаем.

Спасибо.

https://www.bfm.ru/