|
Июль пожирал Город своей огнедышащей пастью. Его дыхание чувствовалось везде и от этого жара не спасали даже кондиционеры. Их прямоугольные лица на фасадах домов беспрерывно источали слезы. Город плавился и задыхался...
За день на него обрушивался такой поток жары, что казалось - это сами протуберанцы прорвались сквозь абсолютный ноль, и пытаются расплавить каменный Город. А ночью Город отдыхал, потрескивая железобетонными ребрами. Часто жаловался Исети на свою жизнь.
-Ох, - говорил он, - Одна ты меня питаешь и хоть немного даришь прохлады. Одна ты, Исеть, даешь мне отраду.
Исеть игриво журчала :
-Да ты старикашка! Старикашка в новых каменных подтяжках! - хотя сама Исеть была гораздо старше города.
Город трещал, а Исеть журчала - так они часто беседовали на Плотинке.
Я был влюблен... Влюблен в женщину из этого города и в Город, и в Исеть, вобщем, я был влюблен.
Я бродил по нему и слушал его разговор с рекой. Река всегда смеялась - где-то тихо, а где-то фонтанами и переливчато...
Меня завораживало все - медлительность, непостоянство - весь Город и его жители были вычурными кружевами, которые радовали глаз и удивляли.
Исеть была красной нитью.
Теперь, в мой рассказ вступает Его Величество «Однажды»! Все считают, что это такой художественный прием, но это не так. «Однажды» - это просто нежелание рассказчика говорить всю правду о себе... Ах, это «Однажды», как много шуток оно играет с нами...
Например, однажды, я оказался с любимой на Плотинке, была глубокая ночь, и город был пуст. Мы были совершенно одни. Именно там я подслушал разговор Города и Исети.
Главное, что названий у "Однажды" много! Например, «Как-то Раз»...
Как-то раз, я прогуливался вдоль Реки. Утро было умопомрачительно жарким. Лягушки вяло перекликивались, а люди спешили по делам. Тропинка вдоль Реки была в меру загажена, поэтому я не сразу увидел Девочку.
Вытоптанная полянка была похожа на все полянки у всех рек в мире, протекающих по городам - старое кострище, мусор и бревнышко для посиделок.
Вот на этом бревнышке и сидела Девочка, Девочка лет одиннадцати. Она сидела и навзрыд плакала. У бревна лежала початая бутылка водки и нехитрая "закусь", в целлофановом пакете. Бревно лежало всего в нескольких метрах от тихой и мудрой Исети. А у самой кромки воды, стояла пара - дебелый мужик и женщина. Они упоенно целовались, а Девочка рыдала.
Так плакать могут только дети - навзрыд, захлебываясь слезами и обидой. Это была обида брошенного ребенка. Обида человечка, которого ни за что, ни про что оставили самого, и занялись своим "Я". Это страшная обида, она запоминается на всю жизнь.
Я застыл истуканом. В этой сцене все настолько были заняты собой, что даже не заметили меня.
Солнце нагревало мою непокрытую голову и водку, а они целовались...
Наконец, Девочка вскочила и, глотая слезы, бросилась к парочке. Своими кулачками она начала колотить женщину по спине.
"Мама-а-а, ма-а-ма-а, - скулила она, - ма-а-а, ну не надо..."
Лягушки замолчали, но поцелуи продолжались. До Девочки никому не было дела.
Ее штанишки, ее маечка производили тягостное впечатление. Кулачки без силы ударялись в мамину спину и пониже.
Они продолжали целоваться. Девочка отбежала в сторону и села у самой воды. На секунду перестала, и опять заплакала...
Исеть сжалилась и лизнула ее пальчики в дешевых босоножках, а потом сказала:
-Не плачь, Девочка...
И только я услышал это - так тихо сказала Исеть... А Город из-за шума людей, ничего не расслышал...
Вернуться назад
|