Куда полетит орёл с молдавского флага

Куда полетит орёл с молдавского флага

Поэтому власти заинтересованы в том, чтобы не допустить к участию в выборах своих критиков. Полиция и спецслужбы роют носом землю в поисках признаков подготовки «агентами Москвы» местного варианта «кровавого Майдана».

Пока успехи не очень впечатляющие. Обнаружен всего один «схрон» с детонаторами, обрезками арматуры и стеклотарой с «коктейлями Молотова», да задержано несколько выходцев из Чечни и Дагестана. Для хорошего заговора явно маловато, но силовики не отчаиваются. Время ещё есть, а кто ищет, тот всегда найдёт.

С точки зрения кухонной политологии, зажатая между Украиной и Румынией Молдавия представляется каким-то геополитическим недоразумением. Территория небольшая, каких-либо востребованных всемирным сообществом потребителей природных ресурсов не было, нет и не предвидится, кто живёт там – вообще непонятно, ибо, как утверждают некоторые остряки, «молдаване – это не народ, а диагноз».

Такой упрощённый подход глубоко ошибочен. В силу своего геополитического положения Молдавия является естественным мостом, соединяющим Россию с Балканами – регионом, традиционно важным для её интересов. Ситуацию усугубляют бардак в соседней Украине, проблема Приднестровья и наличие там российского военного контингента, небольшого, но вполне боеспособного. Поэтому борьба за влияние в виноградной республике между Москвой, Брюсселем, Бухарестом и Вашингтоном идет уже много лет. По количеству визитов высокопоставленных представителей заинтересованных сторон на душу населения Молдавия является одним из мировых лидеров.

Этот конфликт самым непосредственным образом отражается на внутриполитической ситуации. В отличие от большинства других осколков Советского Союза, Молдавия до сих пор не достигла внутреннего консенсуса по вопросу о путях своего дальнейшего развития. Не имея возможности претендовать на самостоятельную роль в мировой политике, она должна выбрать один из двух возможных вариантов: либо раствориться в общеевропейском компоте, либо присоединиться к интеграционным проектам, патронируемым Россией. Третьего не дано.

Беда в том, что сторонников и той, и другой модели примерно поровну. Это показали и результаты парламентских выборов полугодичной давности: формально на них победили выступающие за союз с Россией социалисты, однако три прозападные партии в сумме набрали больше голосов, что позволило им сохранить доминирование в парламенте. Правда, коррупционные скандалы, ухудшение экономической ситуации и отсутствие обещанных народу бонусов от сближения с Европой серьезно подорвали авторитет власти.

В этих условиях сторонники западного выбора решили реанимировать старый проект проникновения в Евросоюз с чёрного хода. Он предполагает, что республика должна объединиться с Румынией. Логика проста: если ЕС не спешит принимать Молдавию в свои ряды, выставляя массу встречных условий, надо как можно быстрее стать частью страны, уже являющейся членом Евросоюза. И тогда все будет хорошо – молдаване, превратившись в румын, заживут долго и счастливо.

Этот проект всецело поддерживает Бухарест. Поглощение Молдавии укрепит его позиции на международной арене, приблизит мечту о воссоздании «Великой Румынии» и позволит получить дополнительный рынок сбыта собственной продукции.

Созданное при поддержке румынского правительства объединение Actiune 2012 («Действие 2012») организовало в Молдавии мощную информационную кампанию «Объединение означает», призванную разъяснить потенциальным согражданам преимущества единого государства. Снятые в её рамках ролики убеждают молдаван, что после воссоединения вырастут пенсии, зарплаты, стипендии, обновится инфраструктура, модернизируется сельское хозяйство. Всё выглядит правдоподобно, не подкопаешься. Однако печальный опыт других восточноевропейских стран, ранее влившихся в Евросоюз, свидетельствует о том, что номинальное увеличение выплат будет съедено ростом цен, под «обновлением инфраструктуры» понимается ликвидация местного производства, а «модернизация сельского хозяйства» означает разорение крестьянских хозяйств, дешевая продукция которых никому в ЕС не нужна. Впрочем, то, что уже прочувствовали на своей шкуре греки, болгары, латыши, поляки и другие, молдаванам знать не обязательно.

Одними рекламными акциями унионисты не ограничиваются. Недавно та же Actiune 2012 организовала в Кишинёве марш, приуроченный к годовщине присоединения Бессарабии к Российской империи. Участники несли румынские флаги (от молдавского он отличается отсутствием орла с гербовым щитом), плакаты «Хотим объединения», «Восстановим историческую справедливость» и «203 года русской оккупации».

По всей вероятности, молодые люди, составлявшие большинство демонстрантов, были искренне убеждены в том, что два с лишним века назад их родина была «отжата» злобными русскими у Румынии. Учитывая особенности молдавской системы образования, такое предположение совсем не кажется натянутым. Между тем, по условиям заключенного в мае 1812 года Бухарестского мирного договора территория между Прутом и Днестром, позже названная Бессарабией, перешла к России от… Османской Порты. Так что более логично было выходить на марш с турецкими флагами. Румынии как государства тогда просто не существовало, она возникла только спустя полвека, кстати, во многом благодаря поддержке ненавидимой молдавскими «евроинтеграторами» России.

Не лишне будет напомнить и о том, что Молдавия и Румыния уже были единым государством, и этот опыт у тогдашних бессарабцев, мягко говоря, не вызвал позитивных эмоций. В марте 1918 года Сфатул Цэрий (Совет Края) свежепровозглашённой Молдавской Демократической Республики проголосовал за объединение с Румынией. В трактовке «правильных» историков, процедура прошла с соблюдением демократических норм и без какого-либо давления. Румынские солдаты с пулемётами по периметру здания и вооруженные румынские офицеры в зале лишь обеспечивали безопасность депутатов, совсем не мешая им принимать единственно верное решение путем открытого голосования. Молдаване радостно приветствовали «акт воссоединения» забастовками и восстаниями.

Исходно предполагалось, что Бессарабия будет обладать определённой автономией, но в Бухаресте решили, что это будет слишком жирно. В ноябре румыны опять созвали Сфатул Цэрий, и опять демократично (правда, в отсутствие кворума) подкорректировали мартовский акт. Теперь речь шла не об объединении, а о присоединении. Через два года страны Антанты легализовали аннексию Бессарабии, подписав Парижский протокол.

Долгожданный праздник пришёл на молдавскую улицу. Под властью румынского короля местная промышленность захирела, большинство предприятий закрылось, их оборудование вывезли за Прут. Неуклонно росла безработица. Те, кому удалось сохранить рабочие места, были лишены какой-либо социальной защиты. Не лучше была ситуация в сельском хозяйстве: высокие налоги и низкие цены на продукцию разоряли крестьян, лишавшихся земли за долги; поголовье скота сократилось на треть. В стране, известной давними аграрными традициями, полмиллиона человек (каждый шестой) страдали от голода. Число средних школ уменьшилось вдвое. По состоянию на 1930 год более 70% молдаван были неграмотными (в тогдашнем СССР пропорция была обратной). Высшее образование можно было получить только на теологическом и агрономическом факультетах (Бухаресту в новой колонии были нужны только проповедники, да специалисты по выращиванию сои и кукурузы).

Все это сочеталось с произволом и беспределом, который творили в Бессарабии присланные из Румынии чиновники и силовики. Вот как характеризовал ситуацию депутат румынского парламента Константин Стере:

«В Бессарабии имели место многочисленные проявления вооруженных грабежей, убийств и других преступлений, совершенных разными представителями властей… Три миллиона душ живут вне закона и отданы, что считается нормой, на откуп всем административным агентам от высших до самых низших. Любые гарантии гражданской жизни… отсутствуют. Современное государство немыслимо хотя бы без минимума таких гарантий. Бессарабии незнакома ни одна из них. Любой бессарабец может быть в любой момент арестован любым властным агентом и заключен в тюрьму по его усмотрению…»

И это сказано человеком, в 1918 году искренне выступавшим за объединение с Румынией.

Жители Бессарабии, как могли, сопротивлялись: по всему краю вспыхивали восстания, которые подавлялись самым жестоким образом. В 1923 году ещё не ставший знаменитым Эрнст Хемингуэй писал:

«Теперь Румыния вынуждена содержать самую большую в Европе постоянную армию, чтобы подавлять восстания своих «новоиспеченных» румын, которые желают только одного – перестать быть румынами…»

Не удивительно, что когда летом 1940 года Бессарабия вошла в состав СССР, местное население встретило Красную Армию с ликованием. Узнав об этом, бессарабцы, которые жили и работали в Румынии, устремились на родину. К ним присоединились и многие «коренные» румыны. Даже им жизнь под советской властью казалась более предпочтительной. На новой границе собрались огромные толпы людей, стремившихся в СССР. Власти их не пускали, полиция и армия получили приказ стрелять по мигрантам. Только в Галаце было убито 600 человек…

С тех пор прошло не так уж много времени. По крайней мере, ещё живы те, кто помнит «прелести» пребывания Молдавии в составе Румынии. Тем удивительнее, что сейчас в бывшей Бессарабии неуклонно растет число сторонников новой унии. Возможно, неоднократно наступать на одни и те же грабли – это и есть та самая национальная идея, которую уже четверть века безуспешно ищет Молдавия.



Леонид Маринский